Валера Нематрос
Трое из офиса (пособие по разгильдяйству)
Стук в дверь вывел его из страны грез, можно даже сказать, из Лаймы.
– Да! – гаркнул он. Без предупреждения секретарши на аудиенции мог бывать только Пися.
Писанко вошел в кабинет.
– Доброе утро, Эдуард Геннадьевич!
– Здорово, Альберт! По делу или так? А то я занят.
Единственным делом, объединявшим двух этих людей было стукачество Писи.
– По делу, Эдуард Геннадьевич, – кивнул тот, – по важному делу.
«Эх, прощай, Лайма» – мысленно вздохнул Жидкий, – выкладывай!
– Пренеприятные вещи творятся, – начал Пися, – краем уха слышал планерку в проектном отделе, так они кричали «Слава «ГовноГазу»! Героям слава!»
– И чо?
– Так ни слова про нефть!
Все знали, что руководить золотодобывающим филиалом «ГовноГазНефти» Жидкий пришел из нефтяной отрасли.
– А такое поведение – недопустимо! – продолжил лизоблюдствовать Пися, – это как хуй вам о пальто вытереть…
– Ты пизди-пизди, да меру знай! – психанул Жидкий, – еще что-то?
– Ну, еще юрист с аналитиком шушукались о чем-то в курилке.
– Ну, этим только бухать и трахаться, – махнул рукой Жидкий, – все, пиздуй работать. Ну, и это, слушай, там, дальше. Чего, как, кто и в кого. Ясно?
– Понял! – ответил Пися своим мерзким сопрано и просочился за дверь.
* * *
– И тут она распахивает халат, – Валера активно жестикулировал, что в довольно тесном лифте причиняло некоторое неудобство женщинам из бухгалтерии, – а под халатом – ничего. Почти. Только хуй болтается.
– Фу, блядь! – Антон Сергеевич скривился, – а ты?
– А я проверять не стал, мне тактильные доказательства нахуй не нужны, – Валера повернулся к бухгалтершам, – извините.
Тетки не первый раз ехали с ними в лифте на обед, так что слышали много познавательных историй.
«Лифт – территория хуёв!» – даже говорили они между собой в бухгалтерии.
Первый этаж наступил неминуемо, и холл встретил их башнями покрышек и охуевшим Михалычем.
– Борис, че за хуйня? – поинтересовался Антон.
– Для Хуева привезли, – пожал плечами тот.
– А кто такой Хуев? – уточнил Валера.
Михалычу ничего не оставалось делать, как снова пожать плечами.
На улице было душно, и без веских причин друзья никогда не пошли бы туда, однако предстоял серьезный разговор, а в столовой «ГовноГазНефти» было не только много ртов, но и в два раза больше ушей.
Для этих целей существовала милая и уютная кофейня «Три пизды» на соседней улице. Откуда появилось название доподлинно неизвестно – то ли учредителей было три, и все они имели пелотки, не будучи моряками, то ли по какой-то другой причине. Но интерьер доставлял, а кухня была приемлемой, и столики находились далеко друг от друга.
– Смотри! – Валера ткнул пальцем в припаркованный Гольф, – это ж Витина тачка.
– Ну да, – согласился Антон Сергеевич, – а хуле он шкерится?
Валера еще раз набрал номер сисадмина, но абонент по-прежнему был недоступен.
* * *
Виктор Андреевич добрался до офиса за полчаса до обеда. Нашел свободное место на парковке, ибо на его штатном месте стоял фургончик службы доставки «Шины и диски». По дороге заскочил в сотовую контору и восстановил сим-карту, мало ли что. Запасной огрызок сисадмин всегда держал в сейфе на рабочем месте, ибо слишком хорошо знал себя пьяного.
На заднем дворе огромный мусоровоз перегородил все пространство. Витя удовлетворенно кивнул и направился к центральному входу.
В холле было прохладно и пахло новенькой резиной.
– Привет, Михалыч, – бросил он Борису, – че за хуйня?
– Здрасьте, Виктор Андреич! – тот отсалютовал двумя пальцами, начиная движение, конечно же, от усов, – да это Хуев затарился. Только у меня к вам просьба будет.
– Валяй! – остановился Витя, – денег не дам.
– Да не, – отмахнулся чоп-профи, – другое. Тут утром еще одна доставка была. Привезли фикусы в горшках. Двадцать штук. Все разобрали уже, а Масленников, который начальник отдела нефтяной пенки, позвонил, заболел, говорит. Не заберете его цветок? Вы же на одном этаже сидите…
– Фикусы-хуикусы, – неопределенно пробормотал Витя, что могло означать как «да», так и «нет», – ладно, давай свои насаждения.
Сисадмин взял цветок, мысленно негодуя по поводу щедрости того, кто посадил такой маленький фикус в такой большой горшок. Зашел в лифт, изловчившись, нажал какой-то частью тела на кнопку четырнадцатого этажа и погрузился в ничегонеделание.
Удивительно, но в лифте он был один, хотя обычно всякая пиздотня шныряла туда-сюда между этажами в предвкушении обеда. В коридоре четырнадцатого этажа тоже никого. Кабинет Масленникова пятый справа, можно поставить охуенный фикус ему на стол. Обрадуется шопестдетс.
Витя прислонил карточку к считывателю, контроллер пискнул и дверь открылась. Сисадмин шагнул в темноту кабинета, но вместо того, чтобы просто донести фикус до стола и поставить его, решил получить по ебалу и упасть.
– На, пидарюга! – кто-то пинал его и комментировал. Дверь закрылась. Горшок разбился. Планы поспать несколько часов в своей коморке тоже рухнули.
– Вяжи эту суку! – второй голос, но такой же неприятный, как и первый.
– Суй кляп, штоб на помощь не звал! – опять первый. Инициативный, сцуко.
Между очередными пинками по ребрам Витя дал зарок в дальнейшем посылать Михалыча нахуй с его просьбами.
* * *
Клавдия Ильинична еще вчера была королевой швабры, а сегодня ее карьера сделала головокружительный взлет. Баба Клава, как называли ее сотрудники ГовноГазНефти, последние годы боролась с пылью и грязью в офисе, а также с черными риэлторами дома. Лет десять назад она начала выпивать как бы промежду прочим, но потом ей так понравилось, что выпивать вылезло на первый план. В свои сорок восемь она выглядела на триста пятьдесят, в общем немолодо. Но это до вчерашнего дня.
Теперь она Клавдия ДАрк, не меньше. Вчера вечером по дороге домой, где-то между ларьком и клумбой ее перехватил незнакомец в балаклаве. Дал денег, сказал, чтоб привела себя в порядок. Какие-то инструкции в письменном виде. Денег было чуть больше, чем дохуя. Клава посетила парикмахерскую, заплела себе косу, которую аккуратно повязала вокруг головы, купила шмоток, и бутылку вдовы Клико. Сначала ей предлагали вдову Кличко, но этикетка показалась паленой, а предводительнице восстания несолидно разрабатывать операции под паленое спиртное.
Сегодня Клава излучала спокойствие, секс и первобытный дух революции.
– Сюда иди, хуйло! – приказала она Лапинскому, менеджеру креативного отдела, занимающемуся продвижением бренда. Он был из тех, кто мало ценил чужой труд, за глаза называл Клавдию Ильиничну «старуха», «эта» или просто «пизда», придирался к качеству ее труда, находя изъяны в казалось бы безукоризненно выполненной работе. Клаве периодически приходилось перемывать пол, заново вытирать подоконники и выносить мусор, который Лапинский успевал набросать в считанные минуты. И вот теперь настал час расплаты.
– А вы собственно, кто? – креативщик немного охуел от неофициального обращения, – и по какому праву обзываете меня?
– Неважно, кто я, – Клава сама не ожидала, что у нее такой властный голос, – важно, что ты – никто, и звать тебя – никак! На колени!
– Да пошла ты! – Лапинский попытался было отмахнуться, но крепкие мужские руки подхватили его с двух сторон и опустили на колени.
Незнакомец не соврал. Сегодня в девять утра, когда Клавдия пришла на работу, у входа ее ждали двадцать крепких молодцев в униформе клининговой компании. Теперь они переоделись в жилетки «евросеть», но сути дела это не меняло. Может, конспирация.
Четверо из них постоянно находились с Клавдией Ильиничной, остальные разбрелись по зданию – устранять руководителей, лояльных к Жидкому. Чтоб не спутать, каждому из них утром был презентован фикус в большом синем горшке. Незнакомец хорошо подготовился. И она, Клавдия, будет на гребне фикусной революции.
– Старая? – удивился Лапинский с пола.
«Хорошо хоть не пизда, – подумала Клава, – а то сейчас совсем не кстати терять авторитет».
К тому же теперь она вовсе не выглядела старой – косметика, утягивающее белье, новые шмотки. Будто сразу скинула лет триста. И даже сиськи, которые у нее всегда были немаленькими, перешли из висячего положения в стоячее.
– Лижи пол отсюда и до лифта! – небрежно махнула рукой она, – и можешь быть свободен.
* * *
– Будьте добры, счет! – Валерий Робертович вытер салфеткой рот и продолжил рассказывать Антону план, – поэтому проблем не должно быть никаких. Вопрос со спонсированием тоже решен – Голутвин дает полтора миллиона. Я его обработал как следует, думаю, уже у бати клянчит деньги. Для него пустяки, а нам на производственные нужды в самый раз. Революция – дело недешевое.
– Неужели он не попросил ничего взамен? – Антон засомневался, – ну, допустим, вылезать в большие начальники он не хочет, не его это дело, там работать придется. Но неужели совсем ничего?
– Есть еще одна мелочь, – Валера отмахнулся, – пустяки.
– Говори уже.
– Ему секретарша не дает. Попросил организовать.
– Сводники сгорят в аду! – напомнил Антон Сергеевич.
– Да помню-помню. Нам бы деньги получить, а там уже как получится. В конце концов, он даст полтора ляма, я вычту из нужд революции пару штук на премию его секретарше за безудержный секс или хотя бы фееричный минет.
– Тоже дело, – согласился Антон.
* * *
– Татьяна, а я опять к вам! – Валера, само обаяние, приоткрыл дверь и всунул голову в помещение.
– Я вас слушаю, – Таня подняла голову, оторвавшись от монитора.
– А я на вас смотрю! – парировал нежданный гость, – и мне очень нравится то, что я вижу.
– А мне то, что я слышу – не очень, если честно, – чуть сжала губы, что можно было интерпретировать по-разному – от «продолжай, настырный» до «минет точно не светит».
– А шеф ваш не на месте? – решил перевести тему разговора Валера, заодно переходя чуть ближе к делу.
– Нет. Ушел обедать час назад и не возвращался пока. Судя по всему, порции большие попались.
– Отлично! – аналитик втиснулся в кабинет целиком, – это очень хорошо.
– Что порции большие? Что мой руководитель пренебрегает распорядком дня? Или что вы мешаете мне работать?
Валера вытащил руку с заранее спизженными цветами из-за спины.
– Это вам маленькая компенсация за мое назойливое общество. Сам выращивал. Ночами.
– Это чертовски познавательная история, – не поднимая глаз, ответила Таня, – но у меня аллергия на… как вы говорите, они называются?
– Да хуй его знает, – вырвалось у Валеры, – то есть, там, на семенах какая-то хуйня латинская была написана. А я мужик – я на внешность смотрю, а не в паспорт. Понравились – вырастил.
Валера неожиданно понял две вещи. Во-первых – развести эту тетю на секс будет не так просто, тем более на секс с ее же руководителем. А во-вторых – Таня ему понравилась. И как он раньше не обращал на нее внимания? Да пошел он нахуй, этот Голутвин. В такую тетю лучше собственный хуй пристроить.
– Я тут подумал, – начал он издалека, – а не согласитесь ли вы…
– Нет, пожалуй! – эта красивая сучка даже не дослушала предложение. Валера начал терять уверенность.
– Мне кажется, – пошел он ва-банк, – я бы смог вас удивить.
– Вы? – она вновь подняла глаза. Валере похуевело. Как же она хороша. Эти длинные ресницы, изгиб бровей, пухлые, зовущие губы. Не смотри ей в глаза, сцуко!
– Угу! – получилось сухо.
– Меня заинтересовать? Чем, интересно?
В голове вертелись варианты, но каждый из них был недостаточно хорош. Да еще эта ее блуза с вырезом. Внезапно в голову пришел способ, одна из разновидностей которого уже работала в отпуске на юге.
– У меня залупа красивая, – произнес он и улыбнулся.
– Вы серьезно? – прыснула она. Трудно сказать, была она восхищена этим фактом или нет, но хотя бы смеялась.
– Ну, я не то, чтобы знаток залуп, но мне кажется, она… хм… миленькая.
– Ваша залупа – миленькая? – Таня ржала в голос, чертовски заразительно и сексуально. Хуй встал, пути назад не было.
– Хотите посмотреть? – Валера принялся расстегивать ширинку.
– Ну уж нет, увольте! – Таня отпрянула, по-прежнему смеясь, – мой мир и без вашей залупы прекрасен.
– Может, тогда закроете глаза и потрогаете? Лучше ртом.
– Фу, как отвратительно! – всплеснула руками она, но смеяться не прекращала.
«Это истерика, – подумал Валера, – надо ее успокоить. Например, пощечиной».
Внезапно двери распахнулись от мощного пинка и в кабинет ворвались двое молодцев в фуфайках «евросети».
– Ты – Голутвин? – спросил один.
– Нет. Она! – Валера показал пальцем на Таню.
Та мгновенно перестала смеяться. Сработало.
– Кто вы такие? – Таня взяла себя в руки, – почему врываетесь сюда, как к себе домой?
– Ты – Голутвин? – повторил свой вопрос «евросеть», обращаясь к Тане.
– Дебилы, – развела руками она.
– Так, ты съебись, – это адресовано уже Валере, – а мы с девочкой поговорим.
– Ага, уже ухожу, – Валерий Робертович не помнил, когда в последний раз дрался из-за женщины, – только сейчас двух дебилов воспитаю.
Дебилы были крупными, а воспитатель – нет. Но за него был фактор внезапности и бронзовый бюст Толстого на столе. Два килограмма Льва Николаевича летели недолго, но точно. Один из гостей согнулся пополам. Второй, вместо того, чтоб растеряться, заохать и дать шанс Валере, кинулся на аналитика с кулаками. От первого удара тот увернулся, от второго – не совсем, третий пришелся в печень. Не таких ощущений Валера ждал от визита к Тане.
– Ах ты, скотина! – это уже девушка переебала чем-то его обидчика, и тот отвлекся. Валере этого и надо было. Он схватил первое, что попалось под руку (простите, граф), и уебал этим по спине нападавшего.
– Сука! – выругался тот, обращаясь к неопределенным материям.
– Бежим! – Валера схватил Таню за руку. Она была не против.
* * *
Антон добрался до своего кабинета и нехотя плюхнулся в кресло. Жара, будь она неладна.
– Антон Сергеевич, – Марина Капустина, упругая жопа, маленькие сиськи и способность быстро печатать, – совсем забыла. Вам утром фикус принесли, но пока вас не было, мы его Баранову на стол поставили. Вы, кстати, не видели его, а то он как утром пошел поссать, так и не возвращался?
– Фикус – нахуй, с Баранова – объяснительная, – разрулил Антон, – и выдайте ему план этажа с отмеченным на ней туалетом. Ко мне Виктор Андреевич не заходил, пока я обедал?
– Нет, – покачала головой Капустина, – тоже пропал?
– Пропал… – то ли ей, то ли себе ответил Антон, задумчиво барабаня пальцами по столу, – пропал.
* * *
Клавдия Ильинична уже созрела для того, чтоб наказать Жидкого, возможно даже анально, но незнакомец оставил на этот счет ясные инструкции – до сигнала ни-ни. Придется развлекаться с клерками.
– Ах ты, пизда! – звонкая пощечина и не так посмотревшая Алла, секретарь офиса и мерзкая шмоточница в одном флаконе, держится за покрасневшую щеку.
Юридический отдел. Дверь с ноги, во взгляде молнии. Адепты юриспруденции в легкой прострации. А вот и руководитель, Антон, хороший мальчик, вежливый, к нему претензий Клавдия Ильинична не имела, но у революции бывают и случайные жертвы.
– Долой Жидкого! – выкрикнула она.
– Долой Жидкого!! – поддержали ее «евросети» за спиной.
– Вот нихуя себе! – удивился Антон, – ай да Валера, ай да сукин сын.
– Чего? – смутилась Клава.
– Клавдия Ильинична?? – теперь уже по-настоящему удивился Антон. Клава заметила бугор на его брюках в районе ширинки, и это ей польстило.
– Называй меня Леди Фикус, мальчишка! – Клава хищно прищурилась и слегка перданула. Вышло не очень возбуждающе, но весьма естественно.
Антон попытался сказать что-то про позвонить Валере, но Клава была непреклонна. Она аккуратно взяла его за ворот и потащила в гардероб. Два на два метра, темный и прохладный, он как нельзя лучше подходил для конфиденциальных бесед. Юристы, немного охуев, смотрели на происходящее, пытаясь оценить, все ли происходит в рамках правового поля.
Брюки слетели с Антона мгновенно. Клава работала оперативнее, чем механики на пит-стопе в Формуле-1.
– У-у-ух, – успел выдохнуть юрист, когда его хуй потерялся в недрах рта немолодой революционерки, – а-а-ах, хорошо!
Клавдия Ильинична сосала неистово, честно и пламенно. Это не было простым минетом, это был настоящий революционный отсос. И верхи могли, и низы хотели.
Зазвонил мобильник. Валерий Робертович.
– Антоха! – заорал аналитик в трубку, – меня отпиздили немного. Надо выбираться отсюда.
– Слушай, а мне сосут! – ответил другу юрист и подумал, как же много граней у революции, – кстати, как тебе так быстро удалось собрать недовольных и организовать мероприятия?
– Бля, это не мои недовольные! – пыхтел в трубку Валера, – и они преследуют какие-то другие цели!
– Клава-а-а!! – стонал Антон, насаживая голову Леди Фикус на свой хуй, – только не останавливайся!
– Какая Клава?? – Валере на том конце явно было не так хорошо, – ты слышишь, что я говорю?? Кто-то нас опередил!
Судя по мастерству Клавдии Ильиничны Антон был точно уверен, что в ее рту его опередило большое количество людей, но глядя на остервенение, с которым она заглатывала по самые яйца его весьма внушительный хуй, юрист не сомневался, что все эти люди либо уже умерли, либо сильно состарились.
– Слушай, старик, – он с трудом мог говорить, дыхание сперло, – сейчас не самое лучшее время для диалога. Я бы хотел сосредоточиться на минете.
* * *
Виктор Андреевич пришел в себя и осмотрелся. С пола вид открывался довольно хуевый, к тому же связанные за спиной руки не добавляли пространства для маневра. Да и кляп этот во рту.
Он в холле на первом этаже. Какие-то незнакомые люди в жилетках ходили и раздавали указания. Другие жгли покрышки. Вонь стояла неимоверная, а противопожарку кто-то отключил. Бля, да тут же и своих полно – вон проектный отдел в полном составе, орут «Слава ГовноГазу!», а вот девчонки из службы репродукции говна вторят им «Героям слава!».
Рядом с Витей лежали еще человек десять, а может, больше. Связанные, с кляпами. Начальники отделов, вон Баранов, помощник Антона.
– Бля, вы слышали новость? – Петрова из репродукции говна, обращаясь к своим подругам, – там начальник юротдела набросился на Леди Фикус и давай ее ебать. Прямо при всех. Орал «Это тебе за революцию! Страдай, сука, за идеалы!»
– Вот нихуя себе! – удивлялись те.
– Ага, – это уже Монахова, кадровичка, – а ведь Клавдия Ильинична юная совсем, ей и восемнадцати нет…
– Ох ты ж бля! – возмущались присутствующие, – ребенка ебать. Ужас!
– Ага, – не унималась Петрова, – как схватил за уши и давай в голову трахать! А потом отрезал голову и в мертвую тыкал своим огромным хуем.
– Да, – кивала Монахова, – а потом съел!
Витя немного охуел от таких новостей и попытался промычать в поддержку друга.
– Заткнись, шпион проклятый! – вскрикнул Петухов, планировщик и мразь, – прихвостень Жидкого! Сисадминское отродье!
И пнул Витю ногой. Пинал он, как и планировал, хуево.
* * *
– Это информационно-аналитическая программа «Говновости», и мы передаем с места событий! – надрывался в камеру корреспондент. – Только что, на наших глазах один из лидеров старого режима, беспредельщик по прозвищу «юрист», зверски надругался над ребенком, сначала изнасиловал, потом отрезал голову и съел ее! Давайте послушаем комментарии очевидцев…
* * *
Валера бежал по коридору, крепко сжимая Танину руку. Та, давно скинув туфли на каблуках, босиком с трудом поспевала за ним. Коридор заканчивался перегородкой, за которой находился отдел нефтяной пенки. Дверь всегда была открыта, но не в этот раз.
– Откройте, блядь! – закричал Валера, барабаня кулаками.
– Кто там? – неожиданный вопрос с той стороны. Кто-то из клерков, чьего имени аналитик не знал.
– Валерий Робертович, – вспылил он, – не узнаете что ли?
– А вы случаем, не революционная мразь? – уточнил голос.
– Да ты охуел, гнида! – заорал Валера, – нас тут эти революционеры чуть не убили, а ты меня под измену подписываешь??
Этот аргумент подействовал, и дверь открылась. Валера втащил запыхавшуюся Таню внутрь и укоризненно посмотрел на «привратника».
– Извините, – пожал плечами тот, – меры предосторожности. Сейчас никому нельзя доверять…
– Валера, друг! – в коридор выглянул заместитель начальника отдела Вася Втырченко, хороший парень по жизни, но в компанию попавший про протекции Жидкого.
– Что происходит? – аналитик ответил на рукопожатие, – на нас какие-то скоты набросились, и если бы не Танечка, отхуярили бы ни за что.
– Революция, – развел руками Втырченко, – неизвестные уроды решили свергнуть Эдуарда Геннадьевича. Жгут покрышки внизу, в холле, хуярят всех неугодных. Какие-то боевики в жилетках «евросети», явные провокаторы, координируют действия Говна и Газа. Но мы, Нефть, будем до последнего бороться за независимость. Мы отделились. Суверенный отдел Нефтяной пенки сможет противостоять захватчикам!
Звучало патриотично, но не очень достоверно.
– Василий Муслимович! – из охваченного боями коридора в мирный уголок отдела ворвался пиздюк с испуганными глазами, – там такое творится! У-у-ух, какое творится!
– Выкладывай! – лидер сопротивления был спокоен, нельзя предаваться панике.
– Там начальника юридического отдела насилуют!
– Что?? – Валера удивился, вклиниваясь в разговор.
– Говорю, там Антона Сергеевича насилуют, – продолжил пиздюк, – набросились на него десять старух, размахивают революционными фикусами, и сосут ему хуй. Боюсь, до смерти засосут. И еще орали, что так будет с каждым. Что каждый хуй будет высосан и откушен. А потом и Антону Сергеевичу откусили хуй, и страшная Леди Фикус, размахивая этим хуем, уселась на истекающего кровью юриста и выкрикивала непонятные лозунги.
* * *
– С вами я, Надежда Пукина, и это вечерний выпуск «Сгустков нефти», – милая девушка-корреспондент сделала ужасно жалостливое лицо, – как нам только что стало известно, беспринципные революционеры совершили очередной акт устрашения. Взвод отлично подготовленных старух, вооруженных острыми зубами, провел карательную операцию в юридическом отделе. Двадцать пять человек остались без хуев, в том числе и начальник отдела, Антон Сергеевич, пацифист, который помогал оказывать помощь раненым, и вообще является послом Нефти в развивающихся и не очень африканских странах. Лидер революционного движения, известная больше, как Леди Фикус, заплела все двадцать пять откушенных хуев себе в косу. Мы продолжаем следить за развитием событий, ждите дальнейшие прямые включения.
* * *
Антон кончил бурно, обильно и достаточно метко. Клава хотела было выразить протест, но сперма залила ей глаза. Юрист потрусил хуем над ее головой, стряхивая последние капли в нос и уши.
– Народ вас не забудет! – продекларировал он, – наше дело правое! Мы победим!
И пока Клавдия Ильинична безуспешно боролась с миллионами сперматозоидов, Антон спрятал хуй в брюки и вышел из гардероба.
– Все в порядке, ребята, – это адресовано «евросетям», – дайте вашему лидеру минуту. Встреча без галстуков сильно выматывает.
И пока эти хлопцы не очухались, шмыгнул в коридор. Надо было найти друзей, становилось и вправду небезопасно.
* * *
Витя сумел освободить руки и работал над планом действий. Остальных освобождать не было ни сил, ни желания. Заботы много, толку – ноль. Надо было пробираться на третий этаж, иначе будет поздно. Сисадмин неторопливыми размашистыми движениями червяка проталкивал свое тело к лифту. На него несколько раз наступили, но это тот дискомфорт, с которым можно мириться. Главное – выбраться из этого пекла.
* * *
Клавдия Ильинична вытерла сперму и поправила блузу. Сиськи растрепались, как и волосы, как и чувства престарелой революционерки. У нее есть деньги, вторая молодость и интересное занятие. А что? Революция – совсем не скучное дело.
Завибрировал телефон. Смс от неизвестного организатора. «Пора».
Клава вышла из гардероба.
– За мной, на третий! Будем брать Жидкого!
«Евросети», не задавая лишних вопросов, сомкнули строй и направились к выходу.
* * *
– Эдуард Геннадьевич! – в кабинет ворвался запыхавшийся Пися. Это было просто хамством, даже без стука! Жидкий спрятал хуй в брюки, второй рукой почесывая подбородок и не вставая из-за стола.
– Ты совсем охуел? – спросил он, – а вдруг я тут не один? Вдруг у меня встреча?
– Виноват, – понурил голову Пися, – можете наказать меня, как вам будет угодно. Но позже. Сейчас весьма пренеприятные новости – там настоящий бунт, люди жгут резину и бьют других людей. Если точнее, то ваши противники пиздят ваших сторонников, которых мало. Если сейчас не выйти к ним и не успокоить, потом может быть поздно. Даже через несколько минут может быть уже поздно…
– Может, вызывать полицию? – уверенность Жидкого куда-то подевалась. Одно дело – материть почем свет стоит бесправных подчиненных на подведении итогов, и совсем другое – выступать перед беснующейся толпой. Пусть даже это одни и те же люди.
– Вы – авторитет! – неожиданно твердо заявил Пися. – Люди слушают вас. Люди верят вам. Да, они немного запутались, но это стадо, им нужен пастух. Образумьте их, кроме вас сделать такое не под силу ни одному человеку в этом здании.
Жидкий не сомневался в своем авторитете. А вот в своем мужестве – весьма и весьма.
– Ладно, – согласился он, – пошли со мной.
Честный, справедливый руководитель и его верный подхалим отправились навстречу судьбе.
* * *
Иннокентий Валерианович Взлохмоченный был интеллигентом. Давно, кончено, ведь последние лет десять он был бомжом, известным в узком кругу, как Сиплый, за специфический тембр голоса, но вежливых манер не растерял, за что регулярно отгребал пиздюлей от быдловатых коллег. Одно Иннокентий так и не смог пробухать – свой пытливый ум, склонный к размышлениям, выводам и нестандартным умозаключениям. Несложный статистический анализ подсказал ему, что каждую пятницу мусорные баки на заднем дворе ГовноГазНефти ломятся от ништяков, поэтому именно здесь он встречал окончание трудной рабочей недели. Обычно просторный задний двор в этот раз был почти перекрыт – огромный мусоровоз уже несколько часов занимал почти всю территорию, доставляя неудобство Иннокентию.
«Кабриолет бля» – подумал Сиплый, глядя на открытый кузов мусоровоза. Захотелось поссать, и он задумался, тратить ли силы на то, чтоб доставать хуй, или как обычно сбрызнуть в штаны. В этот момент сверху в кузов мусоровоза что-то упало. Проблема была решена – Сиплый обоссался. В этот момент за первым шлепком раздался еще один – снова что-то упало. Бомж поднял голову – из окна третьего этажа полетел еще один мешок. Черный, в каком отлично транспортировать расчлененные трупы. Затем четвертый, пятый.
Такой расклад не очень понравился Сиплому, и тот ретировался, не дожидаясь, что его тоже заметят и как свидетеля упакуют в такой же мешок.
* * *
Двери лифта открылись, и Клавдия Ильинична стремительной революционной походкой вышла из него, чуть не столкнувшись лбами с сисадмином. Как же его звали? Виктор или что-то вроде того. «Евросети» за ее спиной ждали команды.
– Слава ГовноГазу! – бодро отрапортовал сисадмин.
– Героям слава! – ответила Клава. Хороший парнишка, надо будет и ему отсосать. Но после, сейчас есть одно незаконченное дело. Жидкий, мразь, сейчас получит по заслугам.
Все так же бодро чеканя шаг, она направилась к дверям директора филиала, приятной музыкой в ушах поддерживаемая топотом «евросетей» в берцах.
Сисадмин шмыгнул в освободившийся лифт и нажал кнопку первого этажа.
– Ломайте! – бросила Клава «евросетям», показывая на двери в кабинет руководителя. Ясен хуй, они и так были открыты, но все должно быть эффектно. Берцы вошли в физических контакт со створками, и те сорвались с петель.
В кабинете никого не было. Ни Жидкого, ни Твердого, ни Газообразного. Никого.
Это не стало неожиданностью для Леди Фикус, по всей видимости, у нее были четкие инструкции на этот счет.
– Там, за картиной, сейф! – показала она помощникам. На полотне почти во всю стену был изображен мальчик с баклажанами, смесь раннего Моне и позднего Мане. Художественной ценности в ней было не больше, чем в моче Сиплого, но свою миссию она выполняла исправно.
– Код – два, семь, пять, восемь, один, четыре, – эту комбинацию Клава выучила наизусть, чтоб не оставлять улик на случай непредвиденных обстоятельств. Круглоголовый «евросеть», смышленый, как щенок лайки, набрал нужную комбинацию, и с помощью второго коллеги открыл массивную дверцу. Сейф был большой, прохладный и пустой. Ну просто пиздец, какой пустой. Вообще ничего внутри, если не считать покачивающего резинового хуя.
«В сейфе только резиновый хуй! Его выносить через черный ход?» – написала она смс таинственному организатору революции. Инструкции гласили, что там будут мешки, которые с помощью «евросетей» необходимо перетащить в фургон «шины и диски». А с таким резиновым грузом она и сама бы справилась, без помощников. Или что-то пошло не так…
* * *
– Коллеги! – раздался голос сверху и все замерли. На мгновение, но этого хватило Жидкому, чтобы продолжить. – Друзья! Братья!
За революционными хлопотами никто не заметил, как директор филиала и его верный сподручный лох вышли из лифта и пробрались в балкон на втором этаже. Идти прямо в разгоряченную толпу Эдуард Геннадьевич побоялся, да к тому же ему положено чуть возвышаться над холопами.
– В этот трудный час, – продолжил он, – я с вами, и готов разделить все ваши трудности. Только вместе мы сможем преодолеть разногласия, стать сильнее, и плечом к плечу шагнуть в светлое «завтра»!
– Да пошел ты нахуй! – выкрикнула Монахова. Обычно в отделе кадров не матерились, но общая эйфория передалась и ей, – Мудила! Полижи мой клитор!
Толпа отреагировала не так, как хотелось бы Жидкому, но он нашел в себе силы продолжить:
– Да, это справедливое требование. Но я хотел бы предложить вам сесть за стол переговоров и обсудить накопившиеся проблемы. Они есть, не отрицаю, но их можно решить. Мирным путем. Завтра. А сегодня предлагаю разойтись по домам. Каждому двойная премия по итогам месяца. Мы все равны – и говно, и газ, и нефть!
Толпа замерла, ведь двойные премиальные – это серьезно. И Монаховой стало неудобно за клитор.
В этот животрепещущий момент всеобщего единения Писе пришло смс. «В сейфе только резиновый хуй! Его выносить через черный ход?».
Альберту Сергеевичу Писанко поплохело. Нахлынуло то ли давление то ли температура. Ноги отказывались держать его, но надо отдать должное Писе – он был достаточно волевым человеком, и, взяв себя в руки, накинулся на Жидкого.
– Гондон, где деньги блядь? Где они, хуйло ты толстое??
Руководитель филиала не просто не ожидал такого развития событий – он охуел, окончательно и безвозвратно.
– Ты что себе позволяешь? – попытался освободиться он, но Пися был жилистым и не выпускал ворот рубашки шефа из рук, – какие деньги?
– Которые за мальчиком с баклажанами! – орал тот. План Писи летел в тартарары, и он окончательно потерял контроль над собой.
