ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да мало ли что! Люська у Павла ушлая, как бы не оставила тебя на улице. Поэтому, пока я лежу… на этом… забываю всё…Коленька, на чём я лежу?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. На кровати.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да нет! На смертном… как его?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Одре?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ну да! Пока я ещё жива и на нём лежу, надо подписать, что здесь всё твоё, Коленька! И я претензий не имею! В район тебе надо ехать.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Зачем в район?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Как зачем, Коля?! За нотариусом!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Насмотрелась, ты, Катенька, фильмов! В голове мексиканская каша.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Так все сейчас так делают, Николай Макарович!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ох, Катя, Катя! Не о том думаешь! А вот самое важное для меня и забыла!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Что забыла, Коленька? Что?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Мне-то ты собрала на похороны?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А… Так нет, Коленька… А ведь и впрямь, забыла! Как же это я о тебе-то… А ты живи, Николай Макарович, живи…
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ты только о себе и думаешь, Катенька! А я что буду делать? Вот умру я один без тебя – туда-сюда, а трусов с майкой нет! Где я себе в такой ответственный момент их достану? Потом тебя же все бабы и обвинят, что плохо за мужем смотрела, не собрала ничего. А Мухтару ты припасла на его похороны новый ошейник?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА (села на кровати). Как же это я, Николай Макарович, о тебе с Шариком не подумала? Как же это я?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (укладывает жену на кровать). Этот бред, Катенька, у тебя от большой температуры. Ты ложись. Я за фельдшером сбегаю. Только ты не умирай, пока нас с Мухтаром в дорогу не соберёшь. Ты мне слово дай. Даешь слово-то?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Даю, Коленька…Николай Макарович…
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. То-то. Я скоро. Ты жди меня, Катя. Мухтарка! Иди сюда. Смотри в оба! Если что, голос подай.
МУХТАР. Гав! Гав!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Вот так. Молодец!
Николай Макарович уходит. Мухтар подходит к кровати и кладёт морду на руку Екатерины Романовны.
Свет гаснет.
Загорается свет. Та же комната.
Екатерина Романовна лежит на кровати на высоко поднятых подушках. Рядом с кроватью стоит табуретка, покрытая чистым полотенцем, на которой лежат лекарства.
Входит Николай Макарович с авоськой, в которой видна банка с молоком, и с огромным цветком алоэ в горшке. Оставляет всё на кухне.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА (слабым голосом). Это ты, Николай Макарович?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Я, Катя. В магазин ходил, а там пусто – одна водка. Сказали, послезавтра продукты привезут.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Что в посёлке нового?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А что там может быть нового? Все о твоём здоровье спрашивают, говорят, пусть выздоравливает скорее, а то поболтать не с кем.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Так уж и не с кем?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Насчёт «поболтать», это я пошутил, а всё остальное, правда. Баба Аня тебе молочка налила. Пить будешь?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Позже.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А я тебе вот что принёс. (Приносит с кухни куст алоэ.) Принимай, Катерина, подарок. Я подумал, что тебе ни разу цветов-то не дарил, а тут оказия подвернулась. Срезанные цветы сразу, раз, и завянут, а этот сто лет простоит, тебе обо мне напоминать будет
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Батюшки! Где ж ты его взял?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Баба Аня дала.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Как там баба Аня живёт?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ничего, живёт. На прошлой неделе 98 лет исполнилось. Так она ещё за своей козой на верёвочке бегает. Да резво так! Коза ей засидеться, видать, не даёт – коза бегает, и она за ней.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Молодец. Пусть живет, хороший она человек. А чего цветок отдала?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Говорит, что до ста не доживёт, хочет все свои цветы в хорошие руки отдать, а то помрёт, поливать некому, и они вместе с ней умрут. Она этим столетником все свои болячки лечит, говорит, и тебе поможет.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Поможет. Передай ей от меня большое спасибо. А как погода на улице?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Погода как погода, ветер да дождь, не погуляешь, так что лежи, выздоравливай.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Залежалась я, Коленька. Надоело лежать.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А ты как хотела? Воспаление лёгких это тебе не шутки. Сейчас кормить буду. Есть-то, хочешь? А то всё морс да морс, похудела вся.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да и не знаю: хочу или не хочу есть.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Это как это: хочу, не хочу? Человек либо хочет кушать, либо не хочет. Другого не дано!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ну, тогда, наверное, что-нибудь съела.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну вот, другой разговор, а то: хочу – не хочу. Раз есть запросила, значит, на поправку идёшь. Говори, чтобы ты поела?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Блинчик бы съела.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ Блинчик? Вот и хорошо! Мы его сейчас сделаем.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Спасибо тебе, Коленька, хоть день пожила, как в сериале – и цветы тебе и блинчики! Посплю немного, устала что-то, пока с тобой говорила.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Поспи, ни о чём не тревожься. Мухтар, пошли на кухню.
Николай Макарович и Мухтар заходят на кухню.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну что, дружище, ты когда-нибудь блины делал?
МУХТАР. Гав!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Вот и я «гав». Раньше-то мне без надобности было знать, как их делают, я только ел. Мука там точно есть, потому как блины. Вода должна быть – если логически рассуждать – муку же сухую не жарят. Ты как думаешь?
МУХТАР. Гав!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Правильно думаешь. Но может книга, какая есть или записи, давай-ка поищем.
Николай Макарович открывает ящики, смотрит на полках.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ничего нет. Неужели все рецепты у неё в голове? Надо будет, Мухтар, ей на 8 Марта кулинарную книгу подарить. И как я раньше-то ничего не подарил, сейчас бы что-то, глядишь, и приготовили. Читать-то мы умеем.
МУХТАР. Гав!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ты читать не умеешь? Видишь, ещё одно упущение. Пойдём к хозяйке, поинтересуемся, как готовить блины.
МУХТАР. Гав! Гав!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ты это брось! Признаться в том, что ты что-то не умеешь, это не порок, а достоинство!
Николай Макарович и Мухтар заходят в комнату.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Катенька, ты не спишь?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Дремлю.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну-ну… Ты мне напомни, ты в блины, что первое кладешь? Муку или что другое?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Коленька, ты сначала яйцо разбей, соли, сахару добавь, соду не забудь. Потом молочка налей, да муки добавь. А потом уж на сковородочке пожарь.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. И всё?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. И всё. Погоди, маслица туда плесни растительного, чтоб каждый раз сковороду не мазать.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. (Мухтару.) Видишь, какие тонкости. (Екатерине Романовне) Ну вот, теперь всё ясно. Скоро мы тебя накормим.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Вы-то сами, что едите без меня?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Лапшу китайскую заваривали.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. И как?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Я-то уже наелся, а Мухтар ещё ест, куда ему деться – голод не тётка.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Подниматься мне надо, а то зачахнете с голоду.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Лежи, сами всё сделаем. Мужики или не мужики мы! Пойдем Мухтар.
Замешивает блины.
Мухтар запрыгнув на табурет, наблюдает за работой.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (говорит громко). Катя, а соли с сахаром сколько сыпать?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. По вкусу, Коленька.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. По-вкусу… Насыпал…(пробует на вкус). Странно, со вкусом у меня что-то сегодня не в порядке… Сыплю, сыплю, вроде всё насыпал…, а что-то не хватает…или перебор…
МУХТАР. Гав!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Считаешь, что всё хватает? Ну, смотри, под твою ответственность.
Мухтар спрыгнул с табурета и спрятался под стол.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Значит, ответственность на себя брать не хочешь? А зря! Мы уже подошли к кульминации – начинаем жарить. Можно, сказать, полдела сделано.
Ставит сковородку и наливает тесто.
Мухтар вылезает из-под стола, и садиться рядом с печкой.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Что, есть хочешь? Мы сейчас такой пир устроим! А, Мухтар?
МУХТАР. Гав!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (пытается перевернуть блин). Не переворачивается. Да… получилось…непонятно что. А знаешь? Это ведь нормально! Первый блин комом! Так русская пословица говорит. Наши предки были умными мужиками, всё подмечали! Наверное, не первый мужик такой блин испёк! А потом – раз! – и пословица появилась! Во как! Как там дальше? Блин второй знакомым. Посмотрим, что для знакомых получится. (Наливает новое тесто на сковороду.) Для знакомых тоже не получился… Ну и не надо! На то они и знакомые, в глаза им часто смотреть не будем. Дальше как? (Вспоминает.) Первый блин комом, блин второй знакомым, третий дальней родне… Значит тебе. Раз мы от обезьян произошли, то являемся с тобой дальними родственниками. Вроде как, одной крови! Вот смотри, пока блины жаришь, сколько мыслей интересных приходит – можно диссертацию написать. Какое это интересное занятие – кулинария! Опять не получился! Может сковорода не та? Может! Мы этого пока не знаем, а Катенька прилегла, отдыхает! Спросить не у кого. Надо полагаться только на себя. Но главное не форма, главное ведь содержание! А содержание мы ещё не пробовали. (Пробует на вкус. Морщится.) Н-да-а… Может не в сковородке дело, а во вкусе? Мухтар, на, пробуй.
Мухтар всё съедает.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Что? Вкусно? Ты после недельной лапши и не такое съешь. На, ешь всё, можно и не жарить. Что-то мне расхотелось стряпать. Да и долго это! И ты голодный! Ешь!
Поставил чашку с тестом на пол перед Мухтаром,
налил стакан молока и пошёл в комнату.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Катя, ты уже не спишь? На, молочка попей. Полезное молоко-то.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Давай, попью. А блины как? Получились?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Получились. Мухтар всё съел, наголодался, видать. Как ни крути, русские блины, хоть и не печёные, лучше китайской лапши.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Вот и хорошо, пусть ест. Я что-то расхотела блины. А мне, Коленька, последнее время мама с бабушкой снятся. Только глаза закрою, а они тут как тут. Стоят, смотрят, будто что сказать хотят.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Это к непогоде, видишь, ветер какой.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. К непогоде… да, наверное, к непогоде. Знаешь, я в детстве очень любила свою бабушку. Кто-то сказал, что если подойти ночью к кровати, когда человек спит, и если из твоих глаз покажутся слёзы, нужно считать, сколько выкатилось слезинок. Значит, столько лет этот человек ещё проживёт. А я тогда еще девчонкой была. Вот встану ночью, подойду к кровати бабушки, стою, смотрю на неё, а слёзы из глаз ручьями льются. Постою, поплачу, и опять в свою кровать.