Валентина Шабалина
Третий не лишний
У Мухтара есть отрада
Убежать с утра с ограды.
Он по сучкам носится
К тебе домой не просится!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА.
Ах ты, Коля-Николай,
Сиди дома, не гуляй!
За Мухтаром не угнаться,
Лучше книжку почитай!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну, вот и поговорили, Катерина!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ох, Коленька, года как быстро пролетели, я и не заметила! Вот и Пашка, сынок наш, вроде, недавно школу, институт закончил, женился…
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. И успел 150 килограммчиков набрать!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ну и пусть, было бы здоровье!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да какое здоровье с таким пузом!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. И пузо нужно! Куда же без пуза? Он же при должности. А Люська, невестка, наверное, хорошо готовит!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да знаю я, как она готовит! Одни бутерброды да чай! Я у них два дня жил, кроме колбасы да яичницы ничего не видел. Это ты у меня стряпуха! А Люська, как живёт, так и готовит! Мишка сосед дня через два в город едет, запчасти к машине какие-то покупать. Надо Пашке куль картошки набрать, да моркови со свёклой. Собери там ещё соленья-варенья свои. Мишка Павлу завезёт, я договорился с ним.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Соберу завтра, соберу.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ (играет на балалайке, поёт).
По деревне я пройду
В красненькой рубашке:
Не для девок, не для баб –
Для своей милашки!
Много-много звёзд на небе,
Но одна ярчее всех.
Много девушек на свете,
Катерина лучше всех!
Свет гаснет.
Картина 2
Зажигается свет. Та же комната.
Екатерина Романовна сидит в кресле, смотрит телевизор, слышны голоса артистов. В дом входит Николай Макарович. Раздевается, заходит в комнату.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Это ты, Коленька?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Я.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Что-то ты быстро сегодня дрова сбросал.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Мишка сосед помог. А ты что, меня не ждала, что ли?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Как не ждала? Ужин готов. Я сейчас досмотрю фильм и покормлю тебя.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Опять мексиканский сериал? Что там смотреть? Одни слёзы и сопли – больше ничего.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Погоди, Николай Макарович! Не мешай. Уже заканчивается.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ладно, смотри, я пока газеты почитаю.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Почитай.
Николай Макарович садится на табурет, разворачивает газету, Екатерина Романовна смотрит сериал, вытирает слёзы. Выключает телевизор.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Какая же у них, Коленька, любовь красивая!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну, что там красивого? Обычная любовь, как у всех.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Не скажи. У них там все красиво, и любят они не по-нашему…
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну, что там не по-нашему? У них что, дети рождаются не так как у нас? Мужики что ль рожают?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да что ты такое говоришь, Коля!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А что? Я читал, в Америке миллион долларов дадут тому мужику, который родить сможет.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да я же не про это. Ухаживают они красиво, цветы дарят. Вот ты мне, за всю нашу жизнь, ни разу цветочка не подарил.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Зачем они тебе? У тебя и так все подоконники цветами заставлены. Куда ещё?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Любят они так друг друга. Вот он принёс ей букет, может ничего и не говорить, а ей уже ясно, что он любит её.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ А я получается, тебя никогда не любил, раз цветов не дарил?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Так вот оно так и получается.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Вот, оно, значит, как! Куда не посмотри, везде клин! Я же и виноват! Они там цветы дарят, а я, выходит, виноват. Интересно, а когда она его ужином не кормит, он что о ней думает? А?
Николай Макарович от расстройства свернул газеты и бросил на кровать.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да ты что, Николай Макарович, так близко к сердцу-то всё принял? Это же кино и всё.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Кино! А я не мексиканец, я русский мужик – вот и принял всё близко к сердцу! Они может там бесчувственные – цветы сунут в руку, а чувств никаких! Зато, ах, ах, как красиво цветы вручил!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да ты чего, Коленька?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да ничего! Есть хочу и всё!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ой, как же я забыла-то! Я же хотела… Как же это я…Вот память-то…
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Что хотела? Ты же сказала – ужин готов.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да готов, готов. Я не про то. Не слушай меня, иди ручки свои трудовые помой. А я тебе пока полотенце чистое достану.
Николай Макарович с удивлением смотрит на свои руки, идёт к умывальнику.
Екатерина Романовна достаёт новое полотенце.
.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Вот тебе полотенце.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А чего новое-то? Там же старые полотенца есть.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ничего, ничего, бери. Чего их жалеть-то. Нас не станет – куда это добро девать? Годами копилось… Люська, небось, побрезгует взять – на помойку выбросит! Не модное – скажет!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ничего. Хорошее добро и на помойке люди найдут. (Смеётся.) Вот кому-то счастье привалит! А, мать?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да ну, тебя, Коля! Всё хихоньки, да хахоньки! Ничего святого!
Пока Николай Макарович моет руки, Екатерина Романовна стелет новую скатерть.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Скатерть, зачем новую достала? На клеёнке бы поел.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А чего не на скатерти? Ведь всё приятнее на ней есть.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Так стирать потом.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Постираю. Ты, главное, кушай. Устал, дров-то сколько перекидал.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Наверное, скатерти тоже на помойку готовятся? А?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Вот, что за язык?! Тьфу, на тебя! (Испугавшись.) Ой, прости, Коленька! Брякнула, не подумавши!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Бывает!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Это что ты сейчас имел в виду? Что я, часто не подумавши говорю?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да не чего я не имел в виду! Вас баб сразу не поймёшь, когда вы думайте, когда говорите!
Екатерина Романовна удивлённо смотрит на мужа.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Катя! Кормить будешь?
Екатерина Романовна наливает в тарелку суп, и аккуратно, с полупоклоном, как дорогому гостю, ставит её перед мужем.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА (ласково). Кушай на здоровье, Коленька. Приятного аппетита!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Спасибо, Катя.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А вот салатик с грибами, как ты любишь. Кушай.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Салатик это хорошо! Так я помню, ты маслята оставила для родственников, говорила, чтобы на стол было, что поставить, когда они приедут. Чего вдруг свой НЗ истратила?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Для родственников! Вот вспомнил! Ты у меня самый первый родственник и есть!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Так ведь для людей оставляли….
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А мы не люди, что ли? Мы не можем по-человечески поужинать?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Можем.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Вот сиди и ешь.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Про помойку уж и не спрашиваю… Всё! Молчу, молчу!
Екатерина Романовна села и стала смотреть, как муж ест.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А ты чего себе не наливаешь супу?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Приятно смотреть, как ты ешь. Прямо как бог!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну, ну. Скажешь тоже – как бог!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ой, как же я забыла-то, Коленька.
Вскакивает, достает бутылку водки, наливает рюмку, ставит перед мужем.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Катя, что случилось-то?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да ничего не случилось.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А вот рюмка?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А что рюмка? Муж наработался, устал, могу я ему рюмочку поднести.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Можешь. Да только раньше что-то не подносила.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Времена меняются, и я меняюсь.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Катя, может, правда, что случилось?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да ешь ты, горе моё! (Спохватившись, говорит ласковым голосом.) Кушай, Коленька, кушай. Что у нас может случиться, всё одно и то же, как всегда. Кушай суп, салатик. У меня и курочка запечённая есть в духовке.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Курочка? Праздник, может сегодня какой, а я не знаю?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ну, какой праздник, Коля? Был бы праздник, я бы сказала. А ты выпей с устатку, что рюмка-то на столе отдыхает?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Что-то не хочется, уже наелся. Спасибо. Пойду, отдохну.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А курочку-то, курочку, забыл попробовать?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Попозже, Катя.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Так у меня компот из сухофруктов есть ещё. Может, попьёшь?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ещё и компот? Что за почести такие? Правда, ничего не случилось?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Правда, ничего.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ладно, сосну часок.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Поспи. Дай-ка я тебе подушечку собью. Новое одеяло достану.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Катя!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Что, Коленька?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Отвечай, Катерина, что натворила?! Опять мою дрель без спроса брала? Сверло, наверное, сломала? Свёрла-то нынче дорогие, да и в город за ними ехать надо.
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да не брала я дрель. Ты же на прошлой неделе мне сам на кухне под полотенца крючочки приделал. Что её брать-то?
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Та-ак… Значит удочки запрятала, чтобы я с Михалычем завтра на рыбалку не пошёл? Хотя с таким обедом, не запрятала – сломала! Тут уж одним супчиком не отделаешься, пришлось курицу жарить! Так или не так?!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Не так!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. А как? Что это за финты такие с новым полотенцем, с новой скатертью? А? Отвечай, Катерина, как на духу! (Тревожно.) А может с Пашкой с сыном, что случилось? А ты меня к чему-то готовишь, задабриваешь?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да ничего не случилось, хорошо у них всё! Если бы что случилось, невестка бы написала, денег попросила. Раз молчат, значит всё хорошо, на заграницу хватает. Мы им не нужны. Им уж под пятьдесят, детей нет, живут для себя. Шарик вон вместо внука бегает. А мы для них кто? Копилка пенсионная.
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну да, ну да…. Значит, говори, Катерина, как перед Богом, всю правду! Ничего не скрывай!
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Так, Коленька, это же Клавка, дочка Ольги, что на птицеферме со мной работала, меня на это подвигла. Ты Ольгу-то помнишь? Такая чернявая, худая, у неё ещё муж пил. Ой, пил-то как! Как не захлебнулся этой гадостью! Да ты его помнишь – Федька-тракторист!
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Да помню я! Ты мне зубы не заговаривай! Федька к обеду какое имеет дело, он же помер давно?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. А причём тут Федька? Федька тут ни при чём. Царство ему Небесное! (Крестится.)
НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Тогда Ольга?
ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. И не Ольга! Я же тебе всё по порядку рассказываю! Это Клавка.
