Валентина Кострова
Внеплановая беременность

Глава 9

Аня

– Анька, давай тащи сюда эту кастрюлю с водой! – громыхает на всю кухню властный голос Зинаиды Петровны, от которого вздрагиваю не только я, но и стены.

Прикусываю изнутри щеку, тащу нужную кастрюлю. Работа оказалась не такой, как я думала: меня тут использовали как «принеси, убери, помой, отвали». Ни о какой готовке речи и не шло. И все из-за того, что я не успела договориться с Еленой Антоновной по поводу медосмотра для санитарной книжки. Рашид (забавно, что заведение, называющееся «У Саньки», принадлежит человеку, далеко не похожему на Саню) закрыл глаза на отсутствие книжки, но не допустил меня к плите.

– Что ты возишься, как черепаха, толку от тебя ноль,

Зинаида Петровна раздраженно отнимает у меня кастрюлю, а я рада от нее избавиться. Присаживаюсь сразу на ближайший стул. Живот тянет уже несколько дней, сегодня утром обнаружила красные пятна на трусах. От страха, что с малышом что-то может случиться, выпила две таблетки но-шпы и одну магния В6. Деньги, что у меня были в запасе, таяли на глазах. Часть я отправила матери, кое-что оставила себе. У меня внезапно проснулся зверский аппетит, я постоянно хотела есть, чувство голода не покидало, даже если я только что позавтракала. Впереди маячила осень, из теплых вещей у меня только свитер, а там зима… В общем, паника накрыла меня сегодня утром конкретно. Проблемы всем весом легли мне на плечи и придавили своей тяжестью. Полине Сергеевне ничего не рассказываю, спасибо ей за то, что не требует плату за жилье. Никита куда-то уехал, неделю его не вижу, наверное, нарисовалась очередная командировка.

– Ань, иди вымой пол возле раковин, – дают мне очередное задание. Устало вздыхаю, плетусь за шваброй и ведром. Работа выматывает физически, каждый день у меня только одно желание – прийти домой, завалиться спать и не просыпаться по будильнику.

С работы выхожу одна из последних. Вяло иду к остановке, сил идти пешком нет. Внезапно возле меня останавливается черная незнакомая машина. Я вздрагиваю, настороженно смотрю на нее и потихонечку начинаю обходить ее стороной. Страх стискивает меня, оглядываюсь по сторонам. Уже стемнело, прохожих мало, может, если закричать, кто-то и придет на помощь, но я уже уяснила одно: людям наплевать на постороннего человека. В Москве даже не улыбаются просто так. С нарастающей паникой наблюдаю, как открывается дверь со стороны водителя и появляется… Никита.

– Вы меня напугали! – тихо возмущаюсь, запахиваясь сильнее в тоненькую кофту. Утром и вечером уже прохладно, днем еще сохраняется летнее тепло.

– Извини, не хотел. Садись, подвезу до дома, – кивает мне в сторону пассажирской двери. Некоторое время топчусь на месте, но усталость берет свое, и я иду в указанном направлении. В салоне машины тепло, пахнет искусственной кожей, хвоей. Еще никогда я не была с Никитой в столь тесном замкнутом пространстве.

– У вас машина? – лишь бы не молчать, потому что пока мы едем, меня может разморить и я усну.

– Да.

– Я раньше не видела ее возле дома.

– Она стояла там, где у меня квартира.

– Вы переехали, поэтому я вас не видела неделю? – Никита мельком бросается на меня ничего не выражающий взгляд, крепче сжимает руль. – Вас Полина Сергеевна попросила меня встретить?

– Да, – один ответ на два моих вопроса, без пояснений.

Все же Полина Сергеевна добилась своего, сын переехал. Мне становится неловко, я отвожу глаза в сторону. Не скажу, что присутствие Никиты как-то напрягало, но спорить с пожилой женщиной я не собиралась.

– Выглядишь усталой. Тяжелая работа?

– Нормальная работа, главное, чтобы платили, все остальное можно пережить, – улыбаюсь, украдкой рассматривая профиль мужчины. У него вновь отросла борода, не такая, как в нашу первую встречу, но и щетиной сложно назвать. На нем сейчас рубашка с расстегнутым воротом, темные брюки, значит, приехал с работы. От него веет спокойствием и уверенностью. В нем сосредоточено все то, чего бы я хотела для себя, для своего будущего.

– Вы больше не будете уезжать в командировки?

–Пока ничего интересного не предлагают, как только поступит что-то стоящее, сразу же уеду.

– Вам нравится путешествовать?

– Мне нравится моя работа. Я не люблю проводить время в душных офисах и видеть природу только из окна кабинета или машины.

– У вас отец был геологом? Полина Сергеевна не похожа на человека, которому интересны походы и природа, – мое замечание вызывает у Никиты теплую улыбку.

– Да, мама далека от этого, ее раздражает писк комара в квартире, какие уж походы. И отец далек от походов, он режиссер, руководитель театра в провинции.

– Тогда как в такой театральной семье родился ребенок с тягой к походам, если не секрет?

– Секрета нет. Когда мне было года полтора, мои родители разошлись, мама в поисках лучшей жизни уехала на Север. Там познакомилась с отчимом, который был как раз геологом. Пока мама покоряла театральные подмостки, мы с ним покоряли тундру, горы. Благодаря отчиму я стал тем, кем являюсь.

– Но потом отец вас забрал?

– Нет. Отец до сих пор где-то в своей провинции, я с ним встреч не искал, он тоже. Отчим по состоянию здоровья вынужден был осесть в городе, потом его пригласили в Москву преподавать в одном университете, куда я впоследствии и поступил после школы.

– Хороший человек был у вас отчим.

– Да. Мне его порой не хватает, – с грустью признается Никита, но, поняв, что проговорился о личном, поджимает губы.

Я понимающе улыбаюсь, отворачиваюсь к окну и задумываюсь. Может, и мне с малышом повезет встретить хорошего человека, который станет моему ребенку настоящим отцом. Ведь отец не тот, кто зачал, а тот, кто воспитал. Я понимаю, что Дима уже забыл о нашем существовании, строит свою жизнь с красоткой, которую я увидела рядом с ним, но в глубине душе безнадежно верю в чудо. Мне хочется верить, что иногда он все же вспоминает обо мне.

У меня неприлично громко на весь салон урчит желудок. Я сегодня не успела ни пообедать, ни поужинать, наспех съеденный пирожок едой не считается. Никита поворачивает голову в мою сторону, смотрит сначала на живот, потом на мое лицо.

– Заедем в магазин, – коротко бросает, не спросив меня ни о чем. Опускаю голову, прячу свое красное лицо в волосах. Куплю только молока и булочку, мне нужно быть экономной.

Машина останавливается возле магазина. Я отстегиваю ремень безопасности, беру с собой только кошелек. Никита выходит первым.

– Зайдем сначала в кафе, тут кормят вкусно, – он неожиданно берет меня под локоть, я испуганно вскидываю на него глаза. Тепло его пальцев растекается по моей руке и распространяется по всему телу. Неожиданно понимаю: мне нравится его прикосновение.

– Зачем?

– Ты хочешь есть, – лаконично отвечает, и спорить не о чем, но я все же делаю попытку отказаться от похода с ним в кафе, у меня все строго по бюджету.

– Спасибо, но, думаю, дома будет дешевле поесть. Давайте только в магазин заглянем и поедем, не надо никакого кафе.

– Я тоже голоден, Аня. Я угощаю, – обезоруживающе улыбается, сердце непривычно екает. Мне ничего не остается, как согласиться. В кафе Никита выбирает столик возле большого аквариума, я завороженно рассматриваю рыбок, пока не подходит официант с меню. Смотрю на цены, а желудок от прочитанных названий урчит все громче, сжимается в голодном спазме.

– Заказывай, что тебе хочется именно сейчас.

– Боюсь, что мои вкусы меняются со скоростью звука, – прикусываю кончик языка, смотрю на Никиту, но он, наверное, не услышал или не обратил внимания на мою реплику. Я не знаю, в курсе ли он моего положения, думаю, Полина Сергеевна не стала ему раскрывать мой секрет. Скрепя сердце, заказываю горячее, салат и стакан сока. Когда нас оставляют одних, нервно кусаю нижнюю губу, смотрю по сторонам, ощущая на себе пристальный взгляд Никиты.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Устаю, работа физическая, много энергии уходит.

– Какая зарплата?

– Мне хватает, – опускаю глаза, рассматриваю скатерть.

На большую зарплату я не рассчитываю, надеюсь, что и с этой сумею что-то отложить для малыша на первое время. Цены в интернете меня пугают, поэтому я уже не первый день присматриваю кроватку, коляску на «Авито». Официант приносит наш заказ, какое-то время я занята едой. Когда ловлю на себе внимательный взгляд Никиты, шумно сглатываю.

– Я правда очень голодна.

– Ничего страшного. Обычно при мне с таким аппетитом девушки не едят, вечно ковыряются в тарелках.

– Вы просто не с теми общаетесь, – прикусываю щеку изнутри. – Извините.

– Бывает. Как тебе Москва?

– Шумная, вечно в движении, но я толком ничего не видела.

– В сентябре будет день города, сходите на гуляние с подругами и друзьями.

– У меня нет здесь подруг, – карие глаза удивленно на меня смотрят. – Мне некогда знакомиться с кем-то.

– А на работе?

– На работе все женщины в возрасте, я самая молодая. У меня даже нет времени, как у моих сверстников, посидеть в интернете просто так.

– А «личное дело»? – темная бровь вопросительно изгибается, я усмехаюсь над формулировкой его вопроса.

– «Личное дело» теперь уже не личное. Спасибо за поздний ужин, очень вкусно, – отодвигаю от себя пустую тарелку, беру стакан. Никита жестом руки подзывает официанта, просит принести счет. Когда он рассчитывается, мы не спеша покидаем кафе. Я, сытая и довольная, готова была сейчас заснуть прямо в машине.

Не разговаривая, доезжаем до дома. Ощущаю затылком взгляд Никиты, пока поднимаюсь по лестнице к лифту, в самом лифте вжимаюсь в стену, блуждаю взглядом, ни на чем конкретно не останавливаясь. Когда голод утолен, проблемы немного отодвинулись в сторону, я внезапно в полной мере осознаю присутствие Никиты как мужчины. Неожиданно цепляюсь взглядом за расстегнутый ворот рубашки. Взгляд поднимается выше, останавливается на его губах. Шумно выдыхаю, непроизвольно увлажняю языком уголки губ. Лифт замирает, и створки, к моей радости, раздвигаются в разные стороны. Сначала выхожу я, следом Никита. На площадке свет идет только с верхнего этажа, потому что на нашем лампочка перегорела еще утром. Пульс учащается, спина напрягается. Никита стоит очень близко, я чувствую его присутствие, мне даже оглядываться нет смысла. Как на зло, в сумочке никак не найду ключ, а найдя, не сразу попадаю в замочную скважину. Меня бьет крупная дрожь. Вздрагиваю, когда мою руку с ключом перехватывают, ключ уверенно входит в замочную скважину. Мы не двигаемся, а рука Никиты все еще сжимает мою руку. Немного поворачиваю голову в его сторону. Он слишком близко, настолько близко, что улавливаю ненавязчивый аромат его парфюма. Немигающим взглядом смотрю на его губы. Сердце ухает во мне филином, мне кажется, что его уханье в пустом подъезде очень хорошо слышно. Вдруг Никита резко убирает руку и отстраняется. Я растерянно оборачиваюсь.

– Открывай дверь, – его голос звучит глухо. Киваю, но он не видит кивка, открываю дверь. Вхожу и не закрываю ее за собой, думая, что Никита зайдет следом, слышу за спиной щелчок. Оглядываюсь через плечо и чувствую странное разочарование: Никиты сзади нет.

Глава 10

Несколько секунд смотрю на красное пятно, прикусываю губу. Елена Антоновна сказала, если «мазня» не прекратится, то она меня положит в больницу на сохранение. Выписала кучу лекарств, которые я исправно принимаю каждый день, и через некоторое время пугающая кровь прекратилась. Я выдохнула с облегчением. Накануне весь день провела на ногах, не было и минутки присесть. Люди толпами шли в кафе, чтобы посидеть в теплой компании. Вчера был день города. Вчера моей крошке исполнилось полноценных одиннадцать недель.

– Аня, завтрак уже остывает, – громко через дверь сообщает Полина Сергеевна.

– Иду, – торопливо умываюсь, расчесываюсь, убираю после себя все следы своего присутствия. Хоть мы и живем вдвоем с Полиной Сергеевной, я не исключаю возможность, что однажды у матери задержится Никита. Он, после того как проводил меня до дома, когда возникла во мне вот эта странная дрожь, редко появлялся перед моими глазами. Привозил продукты матери, наспех выпивал предложенный чай и уходил. Точнее, сбегал, как только я появлялась на пороге. Даже избегал смотреть мне в глаза.

Я не один раз прокручивала наш совместный вечер в кафе, позволяла своей фантазии зайти дальше – представляла, что он мой мужчина. Один раз воображение завело меня так далеко, что я реально ощутила, что у меня горят губы от воображаемого поцелуя. Больше на эту тему старалась не думать.

– У меня есть подруга, Ольга Викторовна, она работает в театре. Я с ней вчера переговорила, есть возможность устроить тебя билетным кассиром, – передо мной возникает тарелка блинчиков с творогом, чашка с чаем. Мои протесты по поводу чрезмерной заботы и опеки до пожилой женщины не доходили, она их пропускала мимо ушей и все делала по-своему. Вот и работа. Ей не нравилось, что я работаю на кухне, прихожу уставшей и выходные просто сплю, иногда гуляю вокруг дома.

– Полина Сергеевна, я вам очень благодарна, но меня все устраивает в моей жизни.

– Зато меня не устраивает! – резко и недовольно высказывается Полина Сергеевна. – Пока ты доработаешь до декрета, от тебя останутся кожа да кости, удивительно, что ты еще не валишься с ног от усталости.

Опускаю глаза в чашку. На самом деле пару раз на работе мне было плохо. Перед глазами летали мушки, в уши словно набили ваты, и горизонт стал резко шататься. Мне давали несколько минут передохнуть. Вздыхаю. Сегодня должны выдать мою первую зарплату. Я на нее очень рассчитываю. Впереди уже прохладные вечера, нужно купить какую-то куртку и ботинки, что-то отправить маме, кое-что оставить для малыша. Денег катастрофически не хватает.

– О, Никита пришел, – Полина Сергеевна встает из-за стола, я обращаюсь в слух. Действительно, щелкнул замок, слышится возня, через минуту на кухне появляется Никита. Я вскидываю на него глаза, и против воли губы широко растягиваются в улыбку. Он сдержанно улыбается мне в ответ.

– Я забрал твой заказ на почте, коробка в коридоре. И фотографии, – протягивает матери белый конверт.

Я знаю, о каких фотографиях идет речь. Накануне первого сентября Полина Сергеевна жутко волновалась, подбирала наряды для очень важного дня: единственный внук шел в первый класс. Она все никак не могла поверить, что Никита нашел компромисс с бывшей женой, та разрешила родственникам присутствовать на торжественной линейке. Я тоже порадовалась, что лед между Мариной и Никитой тронулся, что, возможно, теперь Полина Сергеевна чаще будет видеть внука.

– Какой хорошенький. Любо-дорого смотреть на Пашу. Никит, на тебя похож. Такой же серьезный. Смотри, Анют, – протягивает мне несколько фотографий. На первой мальчик в школьной форме с красивым букетом цветов. У него русые волосы, карие глаза, очаровательная улыбка, от которой хочется улыбнуться в ответ. Не могу сказать, что он действительно похож на Никиту, но какие-то черты есть. Следующая фотография: Никита, Паша и женщина. Теперь я понимаю, что мальчик наполовину похож на мать, наполовину – на Никиту. Женщина рядом с Никитой очень яркая, эффектная. Такую увидишь раз, всю жизнь будешь вспоминать. Ее уверенный взгляд в объектив говорит о том, что она знает, что взять от жизни и кого.

– Очень красивая у вас семья, Полина Сергеевна, – отдают фотографии, Никита все это время стоит возле окна с большой кружкой. Судя по одежде – темные брюки, бежевая рубашка, – он потом отправится на работу.

– Никит, ты потом на работу?

– Да.

– Подвези Аню до ее работы, – я сжимаюсь от этой просьбы, мне кажется, что Никита сейчас откажет, но он согласно кивает головой. – Вот и славно. А с тобой я еще вечером поговорю, – Полина Сергеевна устремляет на меня серьезный взгляд, теперь я киваю. Разговора не избежать. Встаю со стула, меня шатает, хватаюсь за край стола. Морщусь от резкой боли внизу живота.

– Я сейчас кофту возьму и поедем, – скованно улыбаюсь Никите, он смотрит, не мигая. Его отстраненность нервирует. Медленно, по стеночке иду в свою комнату.

– У тебя кровь, – слышу тихий голос Никиты, замираю на полпути. Полина Сергеевна ахает, а я хватаюсь за живот. Нет! Нет! Пожалуйста, только не выкидыш. Я боюсь пошевелиться, мне кажется, от одного моего движения случится непоправимое. Вновь ощущаю болевые спазмы внизу живота.

– Звони в «скорую», – спокойно командует мужской голос, чувствую, как Никита подходит ко мне. – Дыши. Что болит?

– Живот, – с тревогой смотрю на серьезное выражение лица Никиты. – Все будет хорошо, правда? – почему-то мне важно сейчас услышать именно от него слова поддержки, уверенности в том, что ничего не случится.

– Никита, они не отвечают. Что делать? – от паники в голосе Полины Сергеевне мне самой становится страшно, ищу в глазах Никиты успокоение.

– Где документы: паспорт, снилс, полис, карта беременности? – мне некогда удивляться его осведомленности, сейчас на первом месте мой малыш. Боль отступила, но я все еще боюсь сдвинуться с места.

– В моей комнате, в первом ящике комода.

– Я все принесу, – спохватывается Полина Сергеевна, Никита подходит ко мне вплотную.

– Я тебя отнесу на руках, поедем на моей машине в больницу. Боюсь, если будем ждать «скорую», спасать будет некого, – от его жестоких слов у меня на глазах выступают слезы, прикусываю губу. Он осторожно меня подхватывает, я рефлекторно обнимаю его за шею, утыкаясь ему в плечо. В ноздри ударяет его запах, согреваюсь его теплом.

Никита не торопится, не совершает каких-то резких движений, ощущение, что спасать беременных – это его основная профессия. Помогает удобно расположиться на заднем сиденье, захлопывает дверь. Я приподнимаюсь, вижу, как он забирает у Полины Сергеевны мою папку с документами, возвращается к машине. Садится за руль, хватает мобильник и плавно трогается с места.

– Вань, привет. Ты сегодня работаешь? Отлично. У тебя есть в гинекологии хорошие знакомые? Обязательно все расскажу, давай не по телефону. Минут через двадцать буду возле твоей больницы, благо, дороги пустые. Да. Кровотечение. Хорошо, – откладывает в сторону мобильный телефон, смотрит на меня в зеркало заднего вида. Я опускаю глаза, чувствуя себя виноватой.

Наглаживаю свой живот. Все будет хорошо, мой маленький. Больше не буду подвергать тебя опасности, только не оставляй свою маму одну. Слезы стекают к подбородку, капают мне на грудь. Все будет хорошо, как мантру, повторяю, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

– Приехали, – неожиданно подает голос Никита, я вздрагиваю и открываю глаза. Кажется, в своей попытке «поймать дзен» отключилась от реальности. Приподнимаюсь, Никита открывает дверь, подает мне руку. Я не обращаю внимание на легкое покалывание в пальцах, возможно, они от страха онемели.

– Девушку на каталку, – раздается рядом командный мужской голос. Руки Никиты меня подхватывают, переносят из машины на каталку.

– Иван Петрович, в гинекологию? – задает вопрос молодой парень, наверное медбрат.

– Да, к Ефремову. Давай документы и не уезжай, я из тебя душу вытрясу, – Иван Петрович показывает Никите кулак, трясет им, видимо, показывает, как будет вытрясать душу. Если бы я не переживала за малыша, я бы рассмеялась над этой дружеской угрозой.

– Я останусь, не переживай.

– В буфет иди, вернусь минут через десять. Сдам твою принцессу в надежные руки и приду, – теперь Иван Петрович заинтересовано смотрит на меня, идя рядом с каталкой. – Красивая, голубоглазая. Как зовут?

– Аня.

– Ну, Аня, как мы докатились до такой жизни? Или Никита виноват?

– Не виноват он, – кидаюсь на защиту Никиты, недовольно смотрю на Ивана Петровича. Он усмехается, смотрит куда-то вперед.

– Аркадий Владимирович, вот ваша очень дорогая пациентка, прошу любить и жаловать. Дите нужно сохранить, а то папка разнесет к чертям нашу скромную больницу, – вроде все сказано в шутливом тоне, а понимаю, что, на самом деле, говорят серьезно. Я открываю рот, чтобы запротестовать по поводу отцовства Никиты, но ко мне подходит мужчина в возрасте с доброй улыбкой.

– Все будет хорошо, – он сжимает мою прохладную ладонь, я зачарованно смотрю в его светлые глаза и согласно киваю головой: я ему верю всем сердцем, такие люди не буду лгать.

Глава 11

Смотрю на капельницу, на то, как по прозрачной трубке медленно движется капелька. Глаза все еще на мокром месте, а ком в горле до сих пор не дает нормально вздохнуть. Можно себя бесконечно ругать, но ситуация от этого не изменится. Мозги надо включать сразу, а не после, когда счет идет уже на секунды. Спасибо Никите за его оперативность, за то, что не позволил случиться беде. После суток в больнице, после контрольного УЗИ, после того, как меня всю искололи кровоостанавливающими препаратами, при утреннем обходе Аркадий Владимирович сообщил, что динамика положительная. Потом, уходя, добавил: если бы мы промедлили еще час-два, сейчас бы я плакала не от облегчения и радости, а от своей безответственности, от того, что не уберегла ребенка.

Дверь палаты открывается, я с удивлением смотрю, как в белом халате, в бахилах входит Никита. В руках он держит синий пакет. Сдержанно мне улыбается, оглядывается по сторонам, берет стул и идет ко мне. Я нахожусь в одноместной палате, но знаю, что посещения в отделении запрещены.

– Привет, – садится на стул, поправляет халат, который вот-вот сползет с его плеч.

– Здравствуйте, – смущенно улыбаюсь. Мне неловко лежать перед ним в одной ночнушке, считай, почти голой. Карие глаза серьезно и придирчиво меня рассматривают.

– Как ты?

– Все хорошо. Спасибо вам, – Никита на секунду позволяет уголкам губ дернуться в подобии улыбки, но тут же себя одергивает.

– Я принес твой телефон, зарядку. Мама тут еще что-то положила, – кивает на пакет в своих руках.

– Спасибо. Я вчера обо всем забыла от страха.

– Неудивительно. Любая бы испугалась. Ваня сказал, что тебя могут из больницы выписать через неделю.

– Да, Аркадий Владимирович тоже самое сказал, будет смотреть по самочувствию и анализам. Никита, я могу вас кое о чем попросить? – он кивает головой. – Мне неудобно напрягать вас своими делами, но больше некого. Не могли бы вы съездить ко мне на работу и забрать мою зарплату, ее вчера выдать должны были.

– Ты уверена, что мне отдадут ее?

– Я позвоню Зинаиде Петровне, она предупредит Рашида.

– Рашид? – темные брови удивленно взлетают вверх.

– Это хозяин кафе, понимаю, что смешно, но такая вот ирония судьбы: кафе называется «У Саньки», а владелец Рашид.

– Хорошо, я съезжу. Что-то еще?

– Только это.

– Ань, конечно, не мое это дело, но мне любопытно, а где второй участник счастливого события? – судя по тону, Никита явно осуждает Диму, потому что тот не топчется под окнами и не переживает за меня и ребенка. Я отвожу глаза в сторону. Мое молчание длится больше минуты, Никита тяжело вздыхает.

– Кто-то может о тебе позаботиться? Родители, тетя, дядя, сестры?

– У меня никого нет, я сама помогаю маме, ведь папа стал инвалидом. Я справлюсь.

– Я вижу, как ты справляешься. Ты же понимаешь, что если хочешь родить здорового ребенка, то тебе нужно себя беречь.

– Еще скажите, что женитесь на мне, – со смешком смотрю на Никиту, он усмехается.

– Нет, но советую тебе прислушаться к моей матери. Она действительно желает тебе добра, беспокоится, как о родной дочери. Ты ее вчера напугала.

– Я прошу прощения, я не хотела, чтобы мои проблемы касались еще кого-то, кроме меня.

– Но так получилось, что твои проблемы стали нашими. Так бывает, приходишь в чужой дом, ничего не ищешь, а получается, что встречаешь людей, которые неравнодушны к твоей беде. Значит так, Аня, – Никита достает свой телефон из кармана халата, снимает блокировку. – Диктуй свой номер телефона, сделаю дозвон, – послушно называю свой номер телефона, в пакете вибрирует мой мобильник.

– Звони в любое время. Я завтра уезжаю в экспедицию на месяц, связи может и не быть, но сообщения с задержкой доходят.

– Мне так неудобно перед вами. И спасибо, что привезли в больницу, если бы не вы, то… – ком в горле перекрывает дыхание, глаза наполняются слезами. Я еще не скоро приду в себя от потрясения, теперь к моему страху перед будущим, прибавился страх за ребенка.

– Не надо плакать, все же обошлось, – протягивает руку и смахивает с моих щек скатившиеся слезы. Я напрягаюсь, Никита тоже застывает, смотрит в глаза темным взглядом. Сложно объяснить, что сейчас между нами происходит, но что-то есть. Что-то такое, чему я не могу подобрать название. Интерес? Возможно. Не знаю и знать не хочу, я не готова к новым чувствам. Сейчас, когда угроза потери ребенка миновала, приняла для себя четкое решение: мне никто не нужен рядом, кроме моего малыша. Я буду внимательно теперь прислушиваться к тому, что мне говорят, и принимать решения, которые принесут пользу ребенку. Никита не входит в мои планы на жизнь.

– Никит, – в палату заходит Иван Петрович, показательно отворачивается, давя улыбку. Никита одергивает руку от моей щеки, как от огня, сжимает кулак.

– Звони, если что, – сдержанно улыбается, встает. Мы смотрим друг другу в глаза. Первая не выдерживаю я, смотрю на терпеливо ждущего Ивана Петровича.

– Никита, я пропустил тебя в виде исключения после твоих слезных обещаний, но сейчас должен приехать главный, и полетит моя головушка за нарушение правил.

– Я услышал. Ань, поправляйся, береги себя и ребенка.

– Спасибо. До свидания.

– Ник, пошли, ничего с твоей принцессой не случится, пока ты будешь лазить по горам да лесам. Будем за ней внимательно присматривать, наблюдать. Даю честное пионерское слово, сам лично отвезу девушку к твоей матери, – я краснею, Иван Петрович подмигивает, Никита уже стоит ко мне спиной, поэтому я не вижу его реакцию.

Что же он сказал своего другу? Что я его девушка? Что ребенок от него? Уверена, что не случайно оказалась в одноместной палате, что не просто так ко мне повышенное внимание со стороны персонала. Медсестра очень часто заглядывает ко мне, интересуется самочувствием и моими пожеланиями. С одной стороны, мне приятна забота, ведь всем хочется чувствовать себя кому-то нужными. С другой стороны, это ни к чему, мы чужие друг другу, он не обязан за меня просить и хлопотать. Об этом я с ним поговорю, когда он вернется из командировки, а я уже буду дома.