Валентин Никора
Огнем и вином. Хроника третья
Тем временем дом тихо попросил Илью зайти внутрь себя. Илья подчинился.
– Ты что творишь? – прошипел Йог, захлопнув за внуком дверь. – Ты чего удумал? На кой тебе княжья дочка?
– Да ни к чему. – согласился Илья.
– Ой, темнишь! Я не слепой и не дурак.– вздохнул Йог. – Все, блин, приплыли. Вечно все войны из-за баб.
– Да чего ты придираешься? – обиделся Илья.
– Ага. – разозлился Йог. – Иван сейчас сам от своего счастья убежал. Вприпрыжку. Впрочем, по силе язвительности вы с Василисой, точно, два сапога пара!
– За свое счастье нужно бороться. – сказал Илья. – А кто хочет что-то получить, но не прикладывает к этому усилий, тот просто слюнтяй и никогда он ничего не получит.
Дверь скрипнула, и на пороге появился Митрофан:
– Что, раскол в стане союзников на почве бытовой ревности? Это вас боги карают за мою Светлану.
– Еще один влюбленный! – фыркнул дом.
– А, по-моему, так и единственный. – гордо ответил кот и, вздернув хвост, отправился к печке.
Вскоре Иваны вернулись, спустились с горы и Лихо с Горынычем. И, вроде бы, все помирились, да только не было того единения, что возникло у Калинового моста. Вино сближает, объединяет совершенно разных людей, а любовь, как это ни странно, разъединяет и толкает на глупые, а порой и отвратительные поступки.
Лететь к Маре решено было завтра на заре. Пока разбирались, кто прав, кто виноват, незаметно и солнце провалилось за горизонт. Разожгли костер. Оставили у него караульным Песьего сына. Да Горыныч улегся рядом. Остальные отправились ночевать в избу. Йог удивленно крякнул, вместив в себя всех гостей и сел на землю, вытягивая уставшие лапы.
На Марогорье опустилась ночь.
Глава 6
Илью разбудил протяжный волчий вой. И парнем сразу завладели нарастающая, тревога и смутный зов неведомого. Илье даже показалось, что новогодний бред вернулся. Мистический холодок пробежал по спине и на висках выступил холодный пот. И если все предыдущее было сном, то чем же порадует явь?
Илья огляделся. Увы, это была все та же изба бабы Яги. И рядом заливисто храпел Иван Княжий сын. Кухаркин сын чмокал губами. Митрофан свернулся в клубок. Костяная нога Яги свисала с полатей. Лягушки нигде не было видно. Похоже, никто не слышал волчьего воя.
Илья несколько минут сосредоточенно рассматривал собственные руки, словно увидел их впервые. В неверном лунном свете, льющемся сквозь не зашторенное окно, все в избе казалось зыбким и нереальным. «А если это судьба? – подумал Илья. – Вдруг мое предназначенье заключается вовсе не в интригах Яги и Лиха? Ведь что-то это значит. Хотя бы то, что мой слух тоньше. Ну, или, на худой конец, я – шизофреник».
Нужно было на что-то решаться. Илья поднялся, прихватил свою куртку, которой укрывался и осторожно, стараясь не скрипеть, скользнул к выходу. Во дворе, то есть рядом со спящим Йогом, скалил желтые клыки матерый волчара. Его шерсть отливала серебром и переливалась в лунном сиянии.
– Твою мать! – сказал Илья.
– Слухай сюды. – раздался глухой простуженный голос. – Утекать поздно. Обернись! Да шибче. И что ты, как недоваренные клецки? – слова явно слетали с волчьего языка.
Илья уже давно ничему не удивлялся, а только благодарил судьбу, что столкнулся не с голодным хищником, а с говорящим.
– Ну, шо як не родной? – продолжал отчитывать Илью хищник. – Токмо и думаешь: где бы сховаться! А зря. У людей, так же, как и у нас – души от порядка и строгости чернеют, як почищена бульба, и то вовсе замереть могут. Сердцу треба раздолье. Шляхи ему подавай! Ты позвал, вот и пришлось мне явиться. Это же, для меня это какая никакая, а халтура. Сгоняю я с тобой куда треба, а за то нашему племени три месяца удача в охоте будет. Кидай свое барахло мне на спину, и помчали.
– Да ты гонишь. – возмутился Илья. – Не звал я никого.
– Оба на! – удивился серый. – Век сала не видать! Да ты, не местный. Ладно, объясняю. Ты подвиг совершить хотел, о геройствах думал, вот во сне мерина и вызывал. Я такие мысли хорошо чувствую.
– Да? – удивился Илья. – Не помню ничего такого.
– Не ломайся. Ты про дивчину думал, хотел впечатление на нее произвести, а боец – никакой. Что, не так?
– Да ничего я не хотел. – обиделся Илья, но неожиданно поймал себя на мысли, что Василиса, и в самом деле ему понравилась. – Нет, ошибся ты. Есть тут девушка, но она невеста друга.
– Я не моралист. – усмехнулся волк. – А невеста – не жинка. Да и муж не кремль – подвинуть можно. Но все подвиги мы совершаем хотя и во имя кого-то, но всегда именно для себя. Помчались, я знаю, что тебе нужно.
– Что ты можешь знать? – вздохнул Илья. – Сейчас бы «Клинского», общения без пантов, и проснуться дома или, на худой конец, в больнице.
– А как же благородные поединки, погони, любовь и слава? Как жить потом, зная, что все это было в твоих руках, но ты сам упустил свою удачу?
– Как, как? Что ты раскакался? Ладно, поехали, скажи только: куда, и стоит ли оно того?
– Вся жизнь – шлях. – сказал волк. – Одни едут в телеге, другие идут пешком. А есть еще и бурлаки, что сами тянут телегу жизни. Я тебе предлагаю паном прокатиться по судьбе.
– Да понял я, понял. Или пан, или пропан-бутан. Уболтал. – сказал Илья, а сам подумал: «Что, в конце концов, мне в этой Яге? Может, я ей и не внук вовсе. И еще не понятно, зачем она меня при себе держит. Может, откармливает, как поросят перед Новым годом, чтобы потом зажарить и съесть?
Илья надел куртку, сел зверю на спину и вцепился в шерсть подле могучей шеи.
– Ох! – крякнул волк. – Тяжко. Да, совсем забыл представиться: Зализный Вовк из Краю.
– А кто, тебя, Вовка, зализывал?
– Вы что, совсем крайского наречия не знаете?
– Нет, – честно признался Илья, – мы и на родном-то языке в совершенстве разве что материться научены.
– У-у-у… – разочарованно протянул волк. – А еще гутарят: люди мудры. Железный я. Фамилье у меня такой. Семейная кличка по вашему. Зовусь Вовком, то бишь – волк и есть. А живу, стало быть, недалече: на севере Чернолесья. Там когда-то полуне город свой поставили. Ну и какой-то придурок решил, что это место – край света. Не иначе с бодуна был. С тех пор мы всегда крайние. И крепость у нас такая же – у самого океана и народ – крайский.
«Что-то это мне сильно напоминает». – подумал Илья. А волк тем временем встрепенулся и рванулся с места. Его лапы замелькали, сливаясь в серебристое мерцание. Ветер засвистел в ушах. У Ильи сбило дыхание. Пришлось пригибаться и прятать лицо. Скорость была невероятной. Куда там коню тягаться! Разве что птица летит быстрее…
Волк мчался в ночи. Казалось, он несся бешеным вихрем, скользя сквозь мелькающие протуберанцы времени, ныряя в черные колдовские омуты, в которых даже звезды перемигивались непривычным пугающим светом. Перед глазами лишь мелькали белые блики, да плясал лунный свет. В этой пляске теней Илье вдруг почудилось, что в его жизни ничего больше и не было – только эта бесконечная дорога: чарующая, усыпляющая, полная необъяснимого сладостного покоя. А все остальное было сном.
Горы величественно и горделиво возносили свои вершины к небесам, заставляя задуматься о вечном. Их скалистые утесы, изъеденные ветром и дождями, напоминали человеческие лики, причудливые фигуры фантастических зверей, вставших на дыбы и отпугивающих непрошеных гостей. А там, среди хребтов, мерцала широкая лента жидкого пламени – Огненная Река. Она извивалась медной змеею, шипела, оплавляла близлежащие валуны и казалась бесконечно-длинной. Но волк мчался по ее берегу и вовсе не собирался прыгать через огонь. Он не искал удобного места, а уносил Илью все дальше на юг, к темнеющему вдали силуэту неведомых лесов.
– Вовк! – пытаясь перекричать ветер, выдохнул Илья. – Мы уже были у этой реки!
– Не кипешись, парубок: усе идет по плану! – усмехнулся серый на бегу.
И снова ветер хлестал в лицо, а сбоку голодным питоном извивались языки танцующего огня. В голове Ильи все слилось в единый комок противоречивых чувств: страха и упоения скоростью, раздражения, что его, как слепого, водят неведомые силы, и невыносимое желание переложить на плечи других часть своей духовной ноши. Но так продолжалось не долго.
– Все! – наконец-то тяжело вздохнул волк. – Пристал я шибко. Треба трошки покою. – И Зализный рухнул мордой в сугроб.
Илья с удивлением рассматривал, как огненная река с ревом обрывалась в огромный черный кратер, вихрилась в нем, билась в пенисто-кровавом круговороте и уходила в каменный зев. Оказывается, реку можно было обойти! А сколько, наверное, безумцев погибло в горном пламени! Сколько воевод, терзаемых алчностью, понуро стояло на ее берегах, горестно вздыхая о том, что никогда не видать им райских земель где, наверняка, текут молочные реки с кисельными берегами, а вдоль хлебных лесов благоухают медовые топи.
Волк лежал с закрытыми глазами, вывалив язык, и бока его ритмично опадали.
Разминая мышцы и разгоняя кровь, Илья принялся подпрыгивать, нелепо размахивать руками, приседать. Потом попробовал пробежаться трусцой и не заметил, как переступил едва различимую мерцающую границу. Фиолетовое сияние разом озарило ночное небо, подхватило юношу, закружило, подняло в воздух и зашвырнуло куда-то вглубь неведомой страны.
Зализный Вовк, приоткрыв правый глаз, зло сплюнул.
– Ну и хахаль попался: шаровары узки – жмуть, кумекать накладно. – волк мощным прыжком рванул внутрь угасающего колдовского смерча, следом за своим непутевым седоком.
Илью тем временем протащило между горных пиков и шмякнуло об землю. Парень встал и огляделся. Мутная луна заливала погост зловещим зеленоватым светом. На хилых березах, сиротливо свесивших свои ветви под тяжестью выпавшего снега, каменными истуканами застыли вороны, зловеще озиравшие мир с высоты своих дозорных пунктов. Они казались стражами смерти, ее гончими псами – верными и неподкупными.
Мир здесь был подернут дымкой тоски и печали. И даже саван нетронутых птичьими следами сугробов не мог полностью скрыть ровные ряды валунов и изваяний божеств, возвышавшихся над маленькими курганами усопших. Запредельным холодом, совсем не зимним, а другим, отнимающим последнюю надежду, дышало ночное небо.
Илья чувствовал, как неведомая сила тянет его вперед, хотя идти совсем не хотелось. Почва под снежным саваном была на удивление зыбкой, она словно бы и не промерзла, и так и норовила выскользнуть из-под подошв. В этом мире не было устойчивости, надежной опоры. Все было расплывчато и прозрачно.
«Боже правый! Что я делаю?» – отстранено подумал Илья и остановился. Вороны захлопали крыльями, разом поднялись вверх, превращаясь в единую черную массу, и раскашлялись хриплым граем. Илья вздрогнул. Холодок пробежал по спине.
«Не побегу! – упрямо решил он. – Ни за что! Уж если суждено погибнуть, то не трусом».
Земля вокруг дрогнула, затрещала, протяжно застонала. Мир был каким-то болотом, подогреваемым снизу горячими источниками, но снег сверху почему-то не таял. В жизни Ильи так никогда не бывало. Уж если в реку заводы сливали кипящую отработку, то берега становились ядовито-зелеными, а вода даже в жуткие морозы так и не одевалась ледяным панцирем. Но в этом была неумолимая логика. А податливая земля под снегом была страшна именно тем, что своим существованием она нарушала привычные физические законы. Рвануть бы отсюда, да ноги, будто в землю вросли. И уже не сбежать, даже если ужас поглотит целиком.
В образовавшиеся и растущие провалы заструился снег, а оттуда, из адских глубин вырвались клубы пара. Пахнуло серой. Это слегка отрезвило, вернуло к реальности. И, хотя поджилки тряслись, сердце бухало в пятках, а исподняя рубашка вмиг пропиталась потом и прилипла к спине, Илья стоял и смотрел.
Из земляных трещин, похожих на прорехи, с диким хохотом выскочили иссиня-черные рогатые тени, а следом за ними поднялись полуистлевшие скелеты. Последними появились упитанные красавцы, в которых кровь играла с молоком. «Упыри». – Понял Илья и нервно сглотнул.
Нежить принялась носиться вокруг непрошеного гостя: тени начали завывать, словно ветер в трубе; скелеты – отплясывали вприсядку, бренча костями; упыри, взявши друг друга за плечи и, образовав живую цепочку, принялись раскачиваться вправо-влево, а потом, разогревшись, бросились в диковинную яростную пляску, выкрикивая слова дикой песни:
– И нет нам покою —
Умри, но живи!
Дели с нами долю —
Напейся же вволю,
Горячей крови!
И тут, словно из ниоткуда, выскочил Зализный Вовк. Он чуть не сбил Илью с ног и гневно рыкнул:
– Да кто ж так гостей встречает-потчует?!
От крика призраки и скелеты дрогнули и растаяли в воздухе, но упыри остались. Они оказались настоящими. Эти мертвяки недоуменно остановились, переглянулись и выпустили из своих рядов самого старого. Главный упырь, оглаживая свою тощую козлиную бородку и скаля желтые клыки, поклонился волку:
– Здрав буде, боярин! Ты уж нас прости великодушно, но отрок сей закон нарушил, он пересек священную черту.
– Точно. – загомонили мертвяки. – Великий вовколак Степан, шурин многоуважаемого Буки, в таких делах не ошибается.
– Но мы же одной крови! – пошел на хитрость Зализный Вовк. – Не бакланиться же с вами из-за какого-то худосочного недоросля.
По мавению главного нежитя несколько молоденьких упырей выскочили вперед, встали плечо к плечу и, выпирая вперед круглыми животами, разразились грозной балладою:
– От Кащея к нам пришла записка:
Край любимый мятежом объят!
Даже тучи ходят нынче низко —
Всюду стражи грозные стоят!
К нам идут, не ведая испуга,
Говорливой пьяною гурьбой
Три Ивана, три ягинских друга —
Экипаж избушки боевой!
– Тю! – усмехнулся волк. – Так ви шо, не бачите – не три обросших салом богатыря здесь, а один безоружный хлопец. Ему красная цена – три карбованца. Вы ж самостийное Марогорье. Неужто один задрипанной калиновкарь может вас так испужать?
Упыри слегка растерялись, и обратили свои взоры к главарю.
– Да. – важно кивнул головой старик. – Этот тип нам на один зуб. Только аппетит дразнить. Но закон есть закон! Как нарушителей священной границы мы обязаны сопроводить вас в комендатуру. И пусть там уж разбираются, какого черта вы здесь шляетесь.
– Где мы? – прошептал Илья на ухо серому.
– Чи совсем не бачишь: не сховались мы от беды, теперь кулаками трошки поработать придется.
Илья заметно скис. Он надеялся, что махать мечами – удел берградских богатырей. А ему, как внуку самой Яги, приличествует лишь одна благородная магия. Упыри, сверкая налитыми кровью зрачками, построились в две шеренги и принялись чинно вышагивать, сопровождая нарушителей почетным эскортом. Впереди ковылял главный нежить, и что-то ворчал себе под нос. То ли: «Тащись сейчас, среди ночи, к этому придурку», то ли: «И не спится этим молодым, точно у них шило в непотребном месте».
Протопав метров пятьдесят, старикан, хлопнув себя по хилой груди, неожиданно гаркнул:
– Чего молчим, па-а-аразиты?! Чай еще кровушки попьем. На наш век ее хватит. Потерпите еще маленько. Скоро уже и завтрак.
По рядам упырей прокатился вздох сожаления.
И, скрипя по снегу, Илья, волк и нежить уходили вглубь Марогорья, навстречу новой опасности.
Солнце позолотило верхушки гор. Лучи заиграли в ледяных шапках скал, они отражались непоседливыми зайчиками от серых валунов, выглядывающих из-под нависших сугробов. Отполированная ветрами и веками поверхность некоторых камней блестела точно разбитые гигантские зеркала. Мир был напоен радостью бытия, и жизнь казалась бы чудесной, если бы не усталость, и не разбитые ноги.
Упыри ворчали, косились на дневное светило, но по-прежнему бодро чеканили шаг. А вот их предводитель заметно сдал: он стал тяжело дышать, точно его мучила астма, и принялся подволакивать левую ногу. В его глазах так и читалась невысказанная мольба: мне бы кровушки хоть глоток, пусть даже дурной!
Вскоре остановились подле пещеры, из которой поднимался легкий дымок.
– Жирует, сволочь! – зло обронил старший упырь в сторону и, обернувшись к пленникам, добавил. – А мы тут с голоду пухнем…
Зализный Вовк демонстративно зевнул, обнажая пасть, усеянную крепкими клыками, и процедил, обращаясь к растерявшемуся Илье:
– Истекает у нас срок придатности до споживания. Бильше не можно мне нас зберегати. Чего ждешь?
– Да что я могу? – побледнел Илья, мигом сообразивший, что в любой момент может оказаться завтраком у этого пограничного гарнизона упырей.
Тут пришла очередь удивляться волку:
– Да ты ж колдун! Робь шустрее этим марогорям пару бочек кровушки, а то что-то совсем не глянется мне их самостийное настроение…
– Меня этому Яга не учила. – проворчал Илья.
– Тогда из нас изроблют шахове печиво и сховают за здоровеньки булы. – подвел резюме серый.
Времени на раздумья не осталось. Мертвяки столпились вокруг плотным кольцом. Руки Ильи сами взметнулись вверх. Слова слетели с языка, словно кто-то невидимый стоял рядом и подсказывал: «В бочках кровь кипит, как ртуть. Начинаю мага путь!»
С неба с резким свистом шлепнулась бочка.
– Отведайте-ка наших харчей. – елейным голосом пропел Зализный Вовк, скалящий зубы в ехидной усмешке, готовясь подороже продать свою шкуру.
Вожак щелкнул пальцами. Молоденький упырь, с едва пробивающимся пушком под носом, подбежал к нежданному угощению и одним ударом вышиб из бочки крышку:
– Чтоб мне сдохнуть – кровь!!! Еще свежая, дымящаяся, пахнущая страхом… Дозвольте отведать?
Главарь согласно кивнул головой. Юнец опустил морду в деревянное чрево бочки, сглотнул, прислушался к внутренним ощущениям и, не высовываясь на свет божий, крикнул:
– Чистоган! Это вам не сивуха свернувшаяся!
Упыри с радостными визгами кинулись к угощению и вскоре все тринадцать нежитей припали к бочонку, похрюкивая от удовольствия. Некоторые поднимали головы, щурились на солнце и блаженно улыбались. В их глазах светились умиротворение и сытость. Кровь текла по подбородкам, капала на грудь, марая исподние рубахи и тусклые медные доспехи. Начиналась обычная упырья пьянка. Им уже было не до пленников.
Зализный Вовк подмигнул Илье, и они принялись осторожно выбираться из окружения закутившей нечисти. Но едва Илья и волк сделали десяток крадущихся шагов прочь от упырей, как в пещере сверкнули кровавые огоньки глаз и мерзкий, липучий голос злорадно прошептал:
– От Камен’Данта еще ни кто не уходил! Ну-ка, поворачивайте назад свои оглобли!
Вместо того, чтобы рвануть, сломя голову, Илья и Вовк, точно завороженные, развернулись и двинулись обратно к пещере. Их ноги и лапы стали точно чужими, послушными воле невидимого чудовища.
– Э-э-эх! – по пещере эхом прокатился вздох разочарования. – Тоже мне – нарушители-мародеры! И кто вас только откармливал? Да за такие дела руки-ноги поотрывать нужно! Ну, и на кой вы мне такие худосочные нужны? Кожа да кости…
– Отпусти нас, а я тебе песенку спою. – нашелся Зализный. – Хошь – гарнюю, про парубка и панночку, хошь – срамную да веселящую, а хошь – про вошь…
– Да ну вас, гусляров, балалаечников и весь прочий сброд! – усмехнулось чудище. – От ваших воплей сыт не будешь, от вас одна лишь головная боль.
– Ну, вот и гарненько. – отозвался серый. – Тогда мы потопали.
– Э, нет! – хитрюще зашипело существо из недр пещеры. – Раз попались, то путь у вас один – в мой желудок. Сами виноваты.
– Да ты с кем говоришь, падаль?! – наконец смог разомкнуть челюсти Илья, тут же, со страху, принявшийся хамить. – Да я сам – великий колдун! А со мной не волк вовсе, а заговоренный от сглазу и мечей конь вороной! Ну-ка, ослабь хватку, а то вмиг разорву, и пойдут клочки по закоулочкам милостыню просить!
– Да брешешь ты все. – уверенно заявили из темноты. – Люди всегда сначала набедокурят, а уж потом выясняют, стоило ли вообще горячиться. А колдуны, которые десять раз подумают о нарушении гармонии, хода истории, о совести и душе, наконец, – это уже пророки. И их вечные колебания, непротивление злу насилием – делают из них трепачей и пьяниц. Такие, как ты, никогда не посмеют первыми поднять оружие. Вот и весь сказ.
– Да я… да мы… – растерялся юноша, чувствуя под сердцем холодок отчаянья, не зная, что бы соврать повесомее. – Да мы за этими упырями-полудурками специально увязались, чтобы тебя, мерзкое семя, побороть и вернуть человечеству волшебный меч!
– От оно даже как! – глумливо изумилось чудовище.
Совершенно случайно Илья угадал: магическое оружие у Камен’Данта имелось. Оно досталось ему совершенно случайно и никто, даже вездесущий Кащей со своими шпионами, не знал об этом!
Через пару секунд на свет появился гигантский паук. Размерами он превышал деревенскую избу, и его мохнатые лапы, чем-то напоминающие клоунские ходули, слегка пружинили при каждом шаге, выдавая невероятную силу и прыткость. Тело, покрытое шерстью, вселяло отвращение, но больше всего притягивали взгляд челюсти-присоски, в которых и зубов-то не было, но эти хитиновые причиндалы постоянно двигались, увлажнялись ядовитой слюной. И хоть мерзостно смотреть на это, но только отвернись – мигом распрощаешься с жизнью!
Упыри, упившись кровушки, плюхались в снег, икали, оглаживали животы руками и тянули вразнобой:
– День последний растреклятого поста —
Все расставит, наконец-то, по местам.
Жить без крови нам так было не легко —
Как в зубах навязло козье молоко!
День Упитья, как он был от нас далек,
Но в душе не гас надежды огонек —
Были ночи, что казалось – волком вой —
Но дождались – день пришел святой!
Казалось, нежити не было никакого дела ни до людей, ни до Камен’Данта, ни до солнечных лучей.
Илья же снова уловил давно знакомые мелодии, и эта пародийность волшебного мира раздражала его все больше. От того, что песни были явно переделанными местными шутниками, все происходящее казалось фарсом, дурацким спектаклем, словно Илью по башке-то перед Новым годом стукнули, но потом на съемочную площадку отправили, а все эти пауки, упыри, волки – все они – лишь чудо анимационной голографии. Трехмерные изображения, сделанные на компьютере. И только вроде поверишь, что вокруг реальность, обязательно кто-нибудь бездарно споет. И сразу выть волком хочется. Сбежать бы и из этого дурдома, да знать бы: как?
– Меч, говорите, понадобился. – хохотнул мохнатый кровосос, стараясь перекричать пьяных пограничников. – В любом случае, вы уже совершили все глупости, которые могли. Что ж, ради Лютобора, попытайте судьбинушку. Авось, удача вам и улыбнется. А ежели нет – не обессудьте: придется вас закоптить на черный день, уж больно вы тощие: и есть-то противно, и отпускать жалко… И потом, ум-то у меня хозяйственный, державный. Я обо всем Марогорье радею, ночей не сплю, все лазутчиков поджидаю да супостатов. А раз вы еще и за мечом моим явились, стало быть, первые наши враги и есть… Но я – воплощенная справедливость. Давайте условимся: загадаю вам три загадки и, ежели хоть одну из них не угадаете, – добровольно отправитесь в коптильню, да еще и гербовую бумагу об этом подпишете, что, мол, шпионы проклятые и каетесь. Ну, как, идет?
– Задавай свои ребусы. – вздохнул Илья. – С нами правда!
– Гм, – хмыкнул паук, – ну, значится, так: отец лежит в повитью, а сын шов по свету?
– Огонь и дым. – догадался Илья.
– Ладно. – проворчало чудище. – Слушайте вторую загадку. Черне як крук, беле, як снег, просте, як стрела, кривле, як коса?
– Сорока. – выпалил внук Яги.
– Правильно, Велес вас подери! – зашипел монстр и стал подавать признаки явного недовольства. – Вот и последняя загадка. Питалася швидка сверка, чи е хапко дома?
– Вот гад, – пробурчал себе под нос Зализный Вовк, – по нашему, по закраински чешет, хоть и бачит, что люди из Чернолесья. Но вслух добавил:
– Да це ж мышь и кит.
– А-а-а!!! – закричал паук. – Так не честно! Всюду обман! Волкам слова не давали! Требуется контрольная загадка! – и, переходя на речитатив, дабы его не успели перебить правильными ответами, запричитал, давясь собственными словами:
– Ты послухай мене, красен панн!
Загадаю я тебе три загадочки:
Коли ты вгадаешь – я до дома пущу,
А як не вгадаешь – я до сибе возьму.
Ой, що расте да без корня?
Ой, що бежит да без повода?
Ой, що росте без всякого цвету?
Камень росте без корня,
Вода бежит без повода,
Папороть росте без всякого цвету!
Хлопец загадочки не вгадал
Камен’Данту себя отдал!
Едва закончив свой монолог, паук выкинул вперед пару мохнатых лап, сграбастал Илью и опрометью кинулся в свое убежище. У волка от удивления распахнулась пасть. Зализный только успел промычать что-то невнятное, как вероломный обманщик скрылся в своей пещере.
