Вадим Иванович Кучеренко
Ветер странствий. Сборник рассказов
– После этого я зарекся проходить Проливом смерти, – повторил старый моряк. Он сжал свой невесомый сухонький кулачок и погрозил кому-то неведомому. – Будь он проклят! Сколько морских душ загубил… Нет, лучше обойти его стороной, потерять время и деньги, но дойти до порта назначения.
– Верно, – коротко подтвердил Антон.
Но что-то в его голосе заставило старика насторожиться. Уже давно старческая немощь научила его распознавать истинные помыслы людей, которые они пытались скрыть за лживыми словами.
– Антон, мальчишка, – голос старика дрогнул. – Что ты задумал?
– Ничего, старина, – скупо улыбнулся тот. – Просто мне интересно было поговорить с тобой о море. Мне никогда не узнать его так, как знаешь ты. По-настоящему.
– Когда ты идешь в рейс? – спросил старик и даже повернулся к нему тем ухом, что лучше слышало, опасаясь не расслышать ответ.
– Скорее всего, завтра. Осенние шторма и так порядком задержали меня в порту, а на борту скоропортящийся груз. Не бывало еще такого, чтобы я не выполнил контракт и не доставил груза в срок.
– Ты пойдешь через Пролив смерти? – старик даже охрип от внезапной догадки.
Антон постарался улыбнуться как можно убедительнее, когда отрицательно качал головой. Но старый моряк не видел его улыбку, а услышав его скупое «нет», догадался верно.
– Антон, мальчишка, – старик вдруг поперхнулся от волнения и, превозмогая кашель, прохрипел: – Ты должен взять меня с собой, слышишь? Ты должен!
Голос старика был почти умоляющим. Антон опустил голову, чтобы скрыть невольно подступившие к глазам слезы. Горло ему сдавила невидимая властная рука, и он какое-то время не мог произнести ни слова.
– Мальчик мой! – продолжал взволнованной скороговоркой, словно опасаясь не успеть сказать все, что хотел, старый моряк. – Я помогу тебе, слышишь? Я помню все, будто это было вчера. Мы прошли Проливом смерти дальше всех, кто пытался когда-либо его пройти в сезон ураганов. Я потому тогда и сумел выкарабкаться, что пролив уже почти выпустил нашу шхуну из своих смертоносных лап.
Голос старика дрогнул и совсем стих. Договаривал он почти шепотом.
– Я должен еще раз попробовать. В последний раз выйти в море…
Голова дяди Егора бессильно откинулась на спинку кресла, и незрячие глаза устремились в дощатый потолок террасы. Но не покрытые известкой доски видел старый слепой моряк – а бескрайнее море, и вздымающиеся на его поверхности валы, похожие на женскую грудь, взволнованно и глубоко вздыхающую в приливе чувств…
Слеза капнула на руку Антона и обожгла ее, будто была раскаленной. Он резко поднял голову, одним решительным жестом вытер глаза ладонью и сказал:
– Хорошо, старина. Готовься! Завтра, в крайнем случае, через два дня, мы выходим в море.
Он легко поднялся с жалобно заскрипевшего стула и, не слушая благодарных слов старика, ласково погладил дядю Егора по сухонькому плечу, не решаясь поцеловать его в жесткую и впалую небритую щеку, так как тот не любил подобного проявления чувств, называя их «бабскими» и недостойными моряка. Быстро пошел с террасы. Только ступив на лестницу, ведущую с террасы вниз, к подножию холма, на котором был построен дом, оглянулся на миг – и если бы старый моряк мог видеть, то он угадал бы по его дрогнувшим губам невысказанное слово «прощай». Но он не видел, и тем более не смог расслышать того, что не было произнесено вслух.
Не видел старик и того, что через два часа корабль с красивыми и гордыми обводами выходил из порта, единственный из множества судов, замерших у причалов в ожидании хорошей погоды. Старый моряк спал. И снилось ему море, которое на всем побережье по-настоящему знал он один.
ИВАН-ДА-МАРЬЯ КОСМИЧЕСКОЙ ЭРЫ
Они сидели в больших и удобных вольтеровских креслах на открытой веранде пансионата, расположенного на самой вершине горы, загорали под жарким южным солнцем и, как обычно, спорили.
– Послушай, Иван, а если там… нет разума? Для чего ты тогда живешь?
– А какой смысл в твоей жизни, Мария?
– Я космический разведчик. Отыскиваю и осваиваю планеты, богатые природными ресурсами. Это надо, даже необходимо для всех землян, учитывая, что Земля уже почти истощена предыдущими поколениями. Но Международный совет по контактам и взаимоотношениям с внеземными цивилизациями… Длинно-то как, а нужно ли?
– Мария, ты слишком практична. Но еще много тысяч лет назад древним людям было известно – не хлебом единым жив человек. Человечеству точно так же, как полезные ископаемые, необходим и контакт с инопланетными разумными существами. Даже сама мысль об одиночестве землян во Вселенной нестерпима. Мы должны найти Разум. Каждый уходящий день приближает Апокалипсис. Однажды Земля умрет, и это неизбежно, но раса землян должна выжить. А для этого ей надо встретить…
– Стоп! – предостерегающе подняла руку Мария.
Иван осекся на полуслове, невольно и почему-то охотно подчиняясь повелительному жесту девушки. В наступившей тишине они услышали рокот бьющихся о скалы морских волн, который иногда перекрывал крик чаек. Чайки летали над водой, предвещая непогоду и, может быть, даже шторм.
– Ты поднял слишком много проблем, Иван, – сказала Мария. – Все это верно, я не спорю. Но вообще-то я задала тебе не тот вопрос. Ты не понял. Представь, что мы, то есть земляне, одиноки во Вселенной…
– Что ты такое говоришь! – чуть ли не с ужасом перебил ее Иван и даже сделал попытку подняться на ноги. Стоя он чувствовал себя более уверенно. Отстаивать свою точку зрения полулежа было непросто и по-своему даже смешно.
Но Мария укоризненно покачала головой, и он сник, снова опустился в кресло. Тогда она, улыбнувшись, продолжила:
– Или… Пойми, это тоже только гипотетическое предположение! Имей мужество его выслушать, не перебивая… Или наша Земля настолько отдалена от другой планеты с населяющими ее разумными существами, что нам с ними будет просто невозможно встретиться, поскольку космическое путешествие может продлиться миллионы лет. Ведь Вселенная бесконечна, с этим не поспоришь даже ты…
– С этим я не спорю, – буркнул Иван. – Однако…
– Но тогда…, – неумолимо прервала его опять Мария. – Извини, но тогда твой Институт исследований внеземных цивилизаций не нужен, он просто бесполезен. И, выходит, дело всей твоей жизни – чепуха на постном масле, как говорили наши древние предки. В таком случае – тебе не страшно?
Иван протянул руку и взял со столика, стоявшего между ними, бокал с холодной водой, жадно выпил его до дна. Вытер губы ладонью. Насупился. Опустил глаза, чтобы не встречаться с обычно проницательным, а сейчас еще и сочувственным взглядом Марии, подумал и сказал:
– Страшно? Да, признаюсь, иногда бывает. Ведь даже в том случае, что контакт с внеземным разумом будет возможен, лично я едва ли смогу дожить до него – жизнь человеческая слишком коротка. Но я верю в то, что это произойдет, со мной или без меня. И эта вера помогает мне. Я живу этой верой.
Раскаленное солнце, достигнув зенита, яростно обжигало море, песок и скалы, и постепенно все, кто загорал на пляже, не выдержав зноя, перебрались в прохладу садов и комнат пансионата. Пансионат наполнился голосами и смехом. Уже лишенные юношеского задора, но еще не нуждающиеся в старческом покое, населяющие его люди жили дружно и весело, находя радость в человеческом общении. Ведь многим из них вскоре предстояло надолго уйти в космос, а другим – ждать их возвращения и надеяться. Но сколько бы ни длилась разлука, она всегда кажется очень долгой, если ей сопутствует одиночество. Еще и поэтому здесь так легко заводили дружбу. Незнакомцы знакомились, обменивались адресами и телефонами, а более всего – своими мыслями и замыслами.
Еще месяц назад Иван и Мария не знали друг друга. Сейчас же их удивляло, как такое могло быть. Все-таки велика старушка Земля, если люди впервые встретились, прожив без малого четверть века. Впрочем, это было не так уж и удивительно, учитывая, кто эти люди. Мария – так называемый космический волк, и на Земле бывала не каждый год, возвращаясь из межпланетных экспедиций, да и тогда месяц-другой кряду, не больше. А Иван – ученый, целиком поглощенный своей работой, зачастую даже выходные дни проводил в стенах своего Института исследований внеземных цивилизаций. Тут не до знакомств.
Однако судьба свела их в пансионате, в котором отдыхали люди, так или иначе связавшие свою жизнь с космосом. Совершенно случайно, поскольку для каждого из них это был первый отпуск в их жизни. Он мог и не состояться, или быть в другое время, или – в другом месте…
Но судьба есть судьба, и, как известно, она с насмешкой отвергает всяческие «или». Видимо, им было суждено встретиться именно сейчас и именно в этом пансионате. И они встретились.
А встретившись, они уже через несколько дней поняли, что не смогут расстаться. Невозможно было, после того, как закончится отдых в пансионате, проститься и разойтись, каждый своей дорогой, и жить, как жили до этого, каждый сам по себе. Потому что они нашли то, что так долго искали, что ищут все люди на Земле, пока не встретят, от рождения и до самой смерти. Они нашли друг друга.
Несмотря на то, что они были такие разные – Иван, ученый-теоретик, во многом педант и сухарь, так называемый кабинетный червь, и Мария, практик и экспериментатор, не терпящая догм и общепринятых мнений, – у них нашлось и много общего. Они, и больше всего на свете, любили ночное звездное небо и скромные полевые цветы Иван-да-Марья. Легенда о бессмертной любви юноши и девушки, которые превратились в желто-синий цветок, чтобы никогда не расставаться, казалась им прекрасной и пророческой.
За тот месяц, что длился отпуск Ивана и Марии, их беседы день ото дня становились все продолжительнее и откровеннее. Возможно, они не стали бы лукавить сами с собой, и уже в пансионате признались бы, что их дружба есть не что иное, как любовь, но этому мешало одно обстоятельство, изменить которое они не могли, даже если бы очень захотели. Вскоре им предстояло расстаться, и надолго.
Уже через неделю после отдыха в пансионате Мария отправлялась в космическую экспедицию в созвездие Волосы Вероники, удаленное на расстояние почти тринадцати миллиардов световых лет от Земли. Обнаруженное астрономами еще в двадцать первом веке, одно из самых далеких от их планеты скопление галактик во Вселенной всегда привлекало землян. Эти звезды возникли вскоре после Большого взрыва, который дал начало всей Вселенной. Именно на их планетах могли храниться такие гигантские запасы полезных ископаемых, которые были способны обеспечить потребности Земли на все время ее существования. И вот пришло время узнать это.
Мария не могла отказаться от участия в этой экспедиции, к которой она готовилась много лет. А Иван не мог ни требовать, ни даже просить ее об этом. Для каждого из них это значило бы изменить себе.
Они простились через два дня.
– До свидания, Мария!
– Будь счастлив, Иван!
Крепкое дружеское рукопожатие. А в глазах – грусть, которую им не удается скрыть.
– Ты надолго, Мария?
– Полет туда и обратно рассчитан на семь лет. По земному времени.
– Я буду ждать тебя. Через семь лет. На вершине нашей скалы. Ты ее не забудешь?
– Нет, – ответила Мария. – Никогда.
– И я никогда.
И это «никогда» было их единственным признанием в любви.
Взревел мощными моторами гидроплан. Мгновенно набрав скорость и почти не оставляя брызг, он взлетел над поверхностью моря и вскоре скрылся из глаз. Только растревоженные чайки еще долго носились над морем, печально и тревожно крича.
Иван улетел на следующее утро…
– И все же на этот контакт должен пойти я, – решительно стукнул ладонью о письменный стол, за которым сидел, Иван. – Я имею на это право. Не так ли?
Чуть раскосые глаза президента Международного совета по контактам и взаимоотношениям с внеземными цивилизациями смотрели на него по-доброму и одновременно укоряюще со стереоэкрана, занимавшего почти всю стену кабинета.
– Разумеется, Иван, – сказал он. – Ты потратил столько времени и сил на эту работу. Но стоит ли рисковать? Сигналы, полученные нами из космоса, очень уж странные. Да и непонятно, кто их подает, быть может, это всего лишь шутка Вселенной. Нам известно только то, что галактика, откуда приходят сигналы, находится в северном направлении от звездного скопления Плеяды, на расстоянии восьми миллиардов световых лет от Земли. Слишком далеко для праздного любопытства. Мы должны быть уверены.
– Конечно, было бы лучше, приди сигнал из самого близкого к Земле рассеянного звездного скопления Гиад в созвездии Тельца, – хмыкнул Иван. – Но что имеем.
– В любом случае, мы до сих пор не можем дешифровать эти сигналы и не знаем, о чем они говорят.
– Я знаю, – упрямо произнес Иван. – Они просят о помощи. И мы должны отправить туда корабль. Мы не можем пренебрегать возможностью контакта с внеземным разумом, которого человечество ждало так долго.
– Пусть так. Но лететь тебе… Что за неразумная прихоть? Это дело рядовых ученых да космических разведчиков. А ты, если не забыл, являешься директором Института исследований внеземных цивилизаций.
– Видимо, это вы забыли, что все мы земляне, – нахмурился Иван. Голос его дрожал от волнения, которое ему с трудом удавалось скрывать. – Среди нас нет рядовых, нет генералов, как это было в доисторическом прошлом. И я ничуть не значимее любого космического разведчика.
– Разумеется, ты прав, – президент был умен и неуязвим. – Но ведь это – их профессия. Твое же дело – разрабатывать теории и анализировать факты.
– Знаете, что мне пять лет тому назад сказала… один мой друг? Она спросила меня: «А если дело всей твоей жизни чепуха?» А еще она считала, что лишь преодолев себя, свою слабость, человек вправе называться человеком. Так вот, я хочу доказать этому человеку, которого я очень люблю, что моя жизнь была не напрасной. А другого шанса может и не быть.
– О чем это ты, Иван? – удивленно спросил президента Международного совета по контактам и взаимоотношениям с внеземными цивилизациями. Он тоже начал хмуриться, недовольный бессмысленным, как ему казалось, упорством собеседника. – Я не понимаю, зачем примешивать к делу эмоции? Это может иметь пагубные последствия.
– Хорошо. Тогда скажу кратко и без эмоций. Я должен лететь. Я имею на это право.
– Вот упрямый мальчишка! – не сдержался президент. Когда-то он был учителем Ивана, относился к нему как к сыну, и мог позволить себе такую вольность в обращении с ним. Однако вспышка тут же погасла, он овладел собой и сухо произнес: – Будь по-твоему, ты полетишь. Через пять дней жду тебя в Звездном городке.
Экран стереовизора, недовольно вспыхнув, погас. Иван облегченно вздохнул. Затем он громко, от всей души, рассмеялся и исполнил несколько па какого-то совершенно невообразимого танца, в сравнении с которым постороннему наблюдателю пляски первобытных людей вокруг костра могли бы показаться образцом изящества и гармонии. Однако Иван был один в своем кабинете, и мог себе позволить подобное проявление чувств. Он был счастлив.
Но вскоре Иван стал серьезен и даже загрустил. Он вспомнил об одном важном деле, которое должен был успеть выполнить до своего отлета.
Заказать аэроэкспресс на этот вечер удалось быстро и просто.
И уже через несколько часов отдыхающие в пансионате могли бы увидеть на высокой скале, далеко врезавшейся в море в сотне метров от пляжа, одинокого мужчину. Он стоял, устремив неподвижный взгляд в одну точку на небе, как будто пытался рассмотреть самые яркие звезды на видимом небосклоне – Денеб из созвездия Лебедь или Ригель из созвездия Орион. Костер, который он разжег, отбрасывал нервные блики на его лицо, волосы, руки, окрашивая их в багряный цвет. Человек был молчалив, словно каменный идол, и так же печален.
Но его никто не увидел. Ночь была слишком прохладной, чтобы гулять по берегу моря и тем более карабкаться на скалы. Наверное, этот незнакомец был единственный, кто встретил в это утро восход солнца.
А когда солнце, оторвавшись от горизонта, всплыло над морем и согрело землю, на скале уже никого не было. И только букетик скромных желто-синих цветов Иван-да-Марья одиноко лежал на камне, как будто был оставлен здесь нарочно, словно послание кому-то, кто должен был сюда однажды прийти…
ЧУЖЕЗЕМКА
Раскаленный диск солнца завис над пустыней, роняя тяжелые расплавленные лучи на прах былых тысячелетий. Караван двугорбых верблюдов медленно плыл по отливающим медью песчаным водам. Меж их горбами сидели смуглые воины в белых накидках. Глаза их были полузакрыты в дреме. За последним в караване верблюдом шли, увязая в песке, люди в разорванных одеждах, связанные одной длинной веревкой. Порой они, обессилев, опускались на песок, и тогда их поднимали ударами плетей. Среди них было много женщин. Но плеть не щадила никого.
Один из верблюдов в караване выделялся своим богатым украшением. Попона с золотой вышивкой, накинутая на его горбы, слепила глаза отражением солнечных лучей, подвязанные к шее, позвякивали серебряные колокольчики. Между горбов, укутанная для защиты от солнца в черный хаик, сидела молодая женщина. Кожа ее была белоснежна, а волосы того редко встречающегося в природе пепельного оттенка, который ценится на Востоке ценителями женской красоты превыше золота и пряностей.
Это была чужеземка, захваченная в грабительском набеге кочевого пустынного племени на далекие земли. Везли ее в дар самому могущественному вождю пустыни. Сейчас она тоже была рабыней, как и те несчастные, что плелись за караваном. Но она была рабыней, предназначенной властелину. И еще неизвестно было, что мог своенравно пожелать великий вождь. Она могла стать его любимой наложницей. Поэтому обращались с ней бережно. Ее не били, не заставляли идти пешком, вдоволь поили водой. Это были почти царские почести. Но женщина не могла или не хотела оценить их и безмолвно страдала.
Ее верблюда вел погонщик, почти юноша, который впервые принимал участие в набеге. Лицо его не успели изуродовать сабельные удары и морщины, и выглядел он не таким свирепым, как прочие его соплеменники. В пути он часто оборачивался к женщине, словно безмолвно испрашивая приказа, словом или жестом, но все было напрасно. Чужеземка молчала. Из глаз ее струились слезы, они падали в кувшин с водой, из которого ей давали напиться, и вода казалась ей горькой, а будущее – черным, как те люди, которые окружали ее.
– Зачем ты плачешь? – иногда осмеливался заговорить с ней погонщик. – Ты не знаешь, как велик и богат наш вождь. Ты будешь довольна своей судьбой.
Но только однажды она ответила.
– А ты смог бы быть счастлив в чужой земле и рабом?
Юноша не нашелся, что ответить. И уже ни одного слова в тот день не слышал он от чужеземки.
День за днем шел караван, отмечая свой путь вехами тел мертвых пленников. Долог был переход вглубь пустыни, и это была обычная плата за него. По ночам тишину песков раздирали визг и рычание следовавших за караваном гиен и шакалов, они обгладывали мясо с человеческих костей и дрались друг с другом за лучший кусок. Иногда, не насытившись, звери пытались подобраться к стоянке, где, дождавшись ночной прохлады, пировали черные погонщики верблюдов, но их отпугивали огнем и криками.
Воины ели мясо и пили вино из кожаных бурдюков, а насытившись, били в бубны и пели, издавая гортанные протяжные звуки, схожие с воем гиен, или заставляли плясать рабынь. Кончалось все удовлетворением похоти, пьяной и разнузданной, здесь же, возле костров. И долго еще после не могли встать вмятые в песок рабыни, а некоторые не вставали уже никогда. Наутро караван уходил, доверив диким зверям позаботиться о мертвых.
Белокожую женщину никто не трогал, и даже не заговаривал с ней. Воины, бесстрашные в бою, страшились гнева великого вождя. Ведь всего одной ночи любви хватило бы, чтобы их головы слетели с плеч, если красавица окажется злопамятной.
Долгими ночами чужеземка сидела у костра, который разжигал и заботливо поддерживал погонщик ее верблюда. Огонь был для нее последним другом в ее жизни – он утешал ее, возвращал в прошлое. Будущего, она знала, у нее нет.
Молодой погонщик подбрасывал засохшие ветки саксаула в огонь и при свете ярко вспыхивающего пламени разглядывал ее лицо, которое женщина, задумавшись, забывала скрывать под накидкой. Никогда еще в своей жизни не видел он таких печальных глаз. Да и откуда? В глаза рабов он не смотрел, на войне убивал без раздумий и сомнений, даже не успевая разглядеть лица своей жертвы и не слушая ее мольбы о пощаде, а искать несчастных среди своих земляков счел бы напрасной тратой времени. Их вождь был могущественнее других предводителей пустынных племен, удача сопутствовала им во всех набегах, у каждого воина было много награбленного добра, верблюдов, жен. Его соплеменники были довольны своей жизнью.
Но почему чужеземка страдала, юноша искренне не понимал. Любая девушка из тех, кого он знал, была бы счастлива честью принадлежать великому вождю. Неужели она опечалена неволей? Но в пустыне не может быть иначе. Сама жизнь здесь зависит от воды. А источниками владеют вожди. И это правильно. Иначе люди пили бы всегда вдоволь и без меры. И скоро все колодцы иссякли бы…
Юноша пытался объяснить все это чужеземке. Она молча слушала его, как слушала и шум ветра, и треск костра. Его слова не могли отвлечь ее от собственных мыслей. Как-то она тихо произнесла, скорее отвечая своим раздумьям, нежели ему:
– Нет на свете ничего дороже свободы. Несчастный юноша, он не понимает этого!
– Мы – свободное племя! – гордо возразил юноша.
Она с удивлением взглянула на него.
– Да, вы свободны в выборе: идти на поклон к вождю, чтобы он пустил вас к колодцу, либо уйти умирать без воды в пустыню. Но из вас еще никто не выбрал смерть. Вы все – рабы!
Юноша в бешенстве вскочил на ноги и едва не вырвал из ножен, висевших на поясе, свой ханджар, тонкий обоюдоострый кинжал. Но только кровь из прокушенной губы стекла по его подбородку, а кровь чужеземки не пролилась в песок. Не страх перед гневом великого вождя удержал его руку, но что – он не знал.
Он ушел прочь от костра, прилег рядом со своим верблюдом, смотрел на темное, усеянное яркими вечными звездами, небо, чувствуя, как постепенно остывает кровь. Разумом он признавал правоту чужеземки. Но прав был и его отец, когда говорил, что человек, не испытывающий трепета перед вождем, уже не может жить в племени. Его изгоняют в пустыню, и он обречен…
В раздумьях и сомнениях прошла ночь. Днем можно было ни о чем не думать, если только о шакалах, которые, насытившись за ночь, неторопливо бежали вслед за караваном, разжиревшие и настолько обнаглевшие, что уже почти не боялись людей.
