Вадим Иванович Кучеренко
Жизнь бесконечна
– Скрепя сердце, вынуждена сказать – да, это будет честно.
– Хорошо, папа, – не стал продолжать спор мальчик. – Я принимаю твое условие. А теперь, если никто не возражает, я иду готовиться к олимпиаде по астрономии. Времени осталось мало.
Глеб ушел, радостно насвистывая. И вид у него был чрезвычайно довольный, как будто он одержал победу с такими минимальными потерями, на которые не рассчитывал.
Какое-то время никто не нарушал тишины. Затем женщина почти робко произнесла:
– Ты простишь меня?
– За что, дорогая? – с искренним удивлением спросил мужчина. Он явно ждал других слов от жены, несомненно, разочарованной в своих мечтах.
Но то, что он услышал, привело его в настоящее изумление.
– За то, что я когда-то не пустила тебя в космос.
Он долго молчал, словно обдумывая это внезапное признание.
– Странно! – произнес он наконец. – А мне всегда казалось, что ты, наоборот, дала мне крылья. И только благодаря им я смог взлететь.
– Но это здесь, на Земле.
– И с Земли хорошо видно звездное небо. Мне довольно этого.
Она подошла и присела к нему на колени. И прошептала на ухо:
– Ты очень, очень, очень хороший. Ты знаешь это?
Не то, чтобы он был не согласен с этим заявлением, но научная объективность заставила его запротестовать.
– Просто я очень люблю тебя, моя дорогая жена. Намного больше, чем звезды. В этом все дело. Так что мне не за что тебя прощать. Когда-то я сделал свой выбор. И не жалею о нем.
– Это правда?
– Клянусь Великим Космосом! – торжественно заявил он. – И всеми звездами, какие только в нем существовали, существуют и будут существовать во веки веков.
И, чтобы быть более убедительным, скрепил свою клятву долгим поцелуем…
Прошло много лет. Ближе к вечеру море затихло, и обитатели небольшого домика, напоминавшего огромную раковину, выброшенную волной на берег, вышли полюбоваться заходящим солнцем, уже коснувшимся краем горизонта. Старики удобно устроились возле дома в легких плетеных креслах и, укутав ноги одеялами, сидели в задумчивости, изредка перебрасываясь скупыми фразами и понимая недосказанное с такой же легкостью, с какой поэт несколькими словами создает образ или дает описание природы.
– Сегодня он должен вернуться, наш сын, – произнес мужчина, когда привычные темы для разговора иссякли, и стало невозможным скрывать терзающее их уже с утра нетерпение.
– Каким он стал? – откликнулась женщина, выдавая свои затаенные мысли. – Космический полет длился несколько лет.
– Будем надеяться, что ничуть не изменился и по-прежнему похож на меня, – не сумев скрыть легкой нотки тщеславия, сказал старик. – Разумеется, не нынешнего, а на того, каким я был в юности.
– Да, ты был очень красивым и мужественным, – снисходительно заметила его жена. А потом с мечтательной улыбкой добавила: – И любил делать подарки. Однажды ты даже подарил мне звездное ожерелье.
– Но ты отказалась от него, взбалмошная девчонка, танцующая фламенко и мечтающая о театральной сцене, – также улыбнулся своим воспоминаниям он. – Тогда я подарил тебе себя и уже не мог дарить звезд.
Они помолчали, думая каждый о своем. Потом она, словно в оправдание себе, тихо произнесла:
– Но мы любили и, я надеюсь, все еще любим друг друга.
– Поэтому я никогда не пожалею об утраченных звездах, – сказал он.
Она недоверчиво посмотрела на него, и он ответил ей успокаивающим взглядом. Невольные слезы выступили на ее глазах, и она вытерла их, что-то бурча о свежем бризе, порывами налетающим с моря.
– Неужели жизнь прошла? – вырвалось у нее, когда слезы высохли. – Как быстро!
– Слышишь? – спросил ее старик, к чему-то прислушиваясь. – Кажется, кто-то идет!
– Глебушка! – воскликнула она раньше, чем увидела сына.
И это действительно был он. Высокий, с пробивающейся сединой в густых черных волосах, смеющийся от радости долгожданной встречи. Он долго обнимал отца и мать, и прятал слезы радости, немного стыдясь их.
Когда все успокоились, и эмоции схлынули, и сердца перестали биться в безумном ритме, и вернулась возможность говорить связно, а не отрывистыми фразами, Глеб, заметно волнуясь, торжественно сказал:
– Отец! Твой двигатель сумел свернуть время и пространство. И вместо нескольких тысяч лет, которые потребовались бы раньше, нашему кораблю удалось достичь звезды Проксима Центавра в считанные годы. И вернуться обратно. Как ты и мечтал.
Глеб повернулся к матери и уже совсем другим тоном произнес:
– И вот что я привез тебе, мама, из этого космического путешествия. – Он достал из кармана ожерелье, вспыхнувшее, словно звезда, под лучами заходящего солнца. – Эти драгоценные камни с планеты, похожей на нашу Землю, совершающей свои обороты вокруг Проксимы Центавра. Я собрал их и сделал из них ожерелье. Позволь, я одену его на тебя!
Он надел ожерелье на хрупкую шею матери, и она не почувствовала его тяжести. Крупные драгоценные камни казались ей легкими, словно потеряли свой вес в невесомости по пути на Землю.
– Как оно прекрасно! И от него пахнет космосом…, – прошептала она.
– Но это еще не все, что я хотел вам сказать, – проговорил Глеб, с нежностью глядя на своих родителей. Они значительно постарели за те годы, что он провел в космическом путешествии, а он остался почти прежним. Время в космосе и на Земле течет по-разному. – Далекая звезда, другая планета – это не главное, что произошло со мной с того дня, когда мы расстались… В полете я познакомился с одной девушкой… Она была членом экспедиции, как и я. У нас было время. Мы много разговаривали, обо всем… Мы полюбили друг друга.
Он говорил, делая паузы между фразами, как будто тщательно подбирал слова. Он говорил самым любимым для него людям о том, что было для него дороже всего в жизни, и очень боялся, что его могут не понять.
