– Не плачь! Почему ты плачешь?
– Я выплакиваю свое будущее горе, – ответила девушка, когда внезапный приступ отчаяния прошел, и она снова могла говорить. Ее голос дрожал, выдавая сдерживаемые чувства. – Всегда, когда на меня наваливаются неприятности, я просто плачу, и это помогает мне.
– Горе? – искренне недоумевал юноша. – О чем ты?
Она зябко поежилась и присела к костру, чтобы согреться. Не сводя глаз с огня, едва слышно начала говорить, словно разговаривая сама с собой.
– Я хотела бы, чтобы в жизни не было многих вещей. Злобных собак. Мяча, летящего в лицо. Гвоздей, лежащих на дороге. – Она помолчала, а затем продолжила: – Но иногда я думаю, что все к лучшему. Даже если случается что-то очень плохое – все равно потом это приведет к хорошему.
– О каком горе в нашей будущей жизни ты говоришь? – настойчиво спросил ее юноша. У него был несчастный вид.
– Во Вселенной, я знаю, кроме звезд есть еще черные дыры. И однажды может так случиться, что ты и наш сын… – В ее голосе сквозил явный страх, когда она произнесла: – Вы не вернетесь ко мне!
Юноша с облегчением рассмеялся, начиная понимать, что происходит.
– Но этого не будет, пока ты будешь нас ждать на Земле! – сказал он, сам веря в свои слова.
– Это не зависит ни от меня, ни от тебя, – покачала она головой, не сводя глаз с огня и стараясь не смотреть на него, чтобы снова не заплакать. – Моя бабушка говорит, что судьба человека зависит только от бога, которого он рано или поздно находит в своей душе.
– А ты?
Помолчав, она задумчиво ответила:
– Я? Наверное, я еще не нашла своего бога. Я не религиозна, но если я вижу распятие, то обязательно перекрещусь.
Она отвела взгляд от огня и посмотрела в глаза юноши, как будто хотела, чтобы ее слова прозвучали более убедительно.
– Но одно я знаю точно. Еще раньше, чем случится горе, и вы с нашим сыном не вернетесь ко мне, ожидание беды сломит меня. И однажды уже никто не встретит вас на Земле.
На ее глазах снова показались слезы. Юноша обнял ее и, ласково гладя по голове, словно утешая ребенка, прошептал:
– Не плачь, я прошу тебя.
– Нет, нет, не верь мне! – внезапно снова вскрикнула она, но на этот раз почти беззвучно, словно это кричала ее душа. – Я всегда буду ждать тебя. Ведь правда? Скажи мне, что это так, и я рассмеюсь над своим страхом.
– Разумеется, – заверил он ее. – Мы любим друг друга, и нас не испугает разлука.
– Не надо, – прижимаясь к нему всем телом, словно пытаясь согреться, попросила она. – Не уходи от меня никогда. Ни в небо, ни в океан, ни под землю, никуда. Хорошо?
– Пусть будет по-твоему, – глубоко вздохнув, словно беря на свои плечи слишком тяжелую ношу, покорно ответил юноша. Он был готов на любые жертвы, лишь бы она не плакала и была счастлива. Он взглянул на небо и грустно сказал: – Но нам пора возвращаться, а то нас будут искать. Видишь, уже и звезды погасли…
И действительно, на побледневшем перед рассветом небе звезды были уже не видны…
Прошло несколько лет. Май в этом году, вопреки тревожным метеопрогнозам, выдался на удивление теплым и ясным, и уже с рассвета в открытое окно кухни доносилось радостное щебетание птиц, прославляющих жизнь. За небольшим столиком, накрытым для троих, сидели мужчина и женщина средних лет и завтракали. Он был чуть полноват, уже с пробивающейся сединой в поредевших волосах, но из-под толстых линз очков на мир смотрели задорные молодые глаза. Она была грациозна и прелестна той женственностью, которая приобретается после тридцати лет, при условии, что женщина тщательно заботится о своей внешности.
– А где Глеб? – спросил мужчина, намазывая ножом масло на хлеб. – Неужели все еще спит?
– Этот несносный мальчишка опять полночи провел у своего телескопа, – стараясь казаться сердитой, сказала женщина. – Наблюдал за звездным небом и теперь отсыпается. Ты должен его отругать!
– Анастасия Леонидовна, позвольте вас спросить, а почему я, а не вы? – с деланным удивлением спросил мужчина. – Ты же знаешь, что я…
– Хотя бы потому, Дмитрий Иванович, что это вы подарили ему телескоп на день рождения, – не дослушав, ответила женщина, подавая ему чашку чая. – Так что теперь расхлебывай кашу, которую сам и заварил.
– Ну да, лучше было бы, если бы я подарил ему балетные тапочки…
– Что ты сказал? – строго спросила женщина, но глаза ее улыбались. – Извини, я не расслышала из-за крика этих несносных птиц. И чего они так истошно орут с раннего утра?
– Я сказал: хорошо, дорогая! – поспешно ответил мужчина, уловив зарождающиеся гневные нотки в тоне жены и не став дожидаться своей очереди после ни в чем не повинных птиц. – Я обязательно поговорю с нашим сыном о недопустимости ночных бдений у телескопа.
– Я рада, что здравый смысл все-таки восторжествует в нашей семье, – сухо заметила женщина. И неожиданно улыбнулась, сразу значительно помолодев и став похожей на озорную девчонку. – И, кстати, балетные тапочки называются пуанты.
– Буду знать, – с облегчением вздохнул мужчина, радуясь тому, что гроза прошла стороной. – А птицы этим утром поют просто замечательно!
– В этом я с тобой согласна, дорогой.
– А в чем моя любимая жена со мной не согласна? – уловив нотки недосказанности в голосе жены, спросил мужчина. Как все ученые, он был любознателен, иногда даже во вред себе.
– Во взгляде на будущее нашего сына, – с удивлением посмотрев на мужа, как будто поражаясь его непониманию, сказала она. – Ему не стоит забивать себе голову космосом. А тебе не стоило бы потакать ему в этом.
– А ты не находишь, что мальчик имеет право сам выбрать свое будущее? – как можно мягче спросил он.
– Разумеется. Но…