Вадим Иванович Кучеренко
Дракон с христианскими добродетелями
Действие 2
Комната, в которой в доме живет Любовь. Она обставлена скромно, но с изысканным вкусом. Кровать, пара кресел, столик с лампой под зеленым абажуром на нем создают общую картину уюта. На стене зеркало, занавешенное черной тканью. Любовь вешает рядом с ним портрет Кичатова с траурной лентой, который она принесла ранее из гостиной и положила на кровать. Затем отодвигает с зеркала ткань и поправляет прическу. Раздается стук в дверь.
Любовь. Входите! Прошу вас, Иосиф Аристархович!
Заманский. (Входит). Я уже садился в машину, когда Петр сказал мне, что вы хотите меня видеть.
Любовь. Мне нужно переговорить с вами по очень важному делу.
Заманский. Вероятно, вас интересует, когда и каким образом вы можете вступить в права наследования?
Любовь. Это я знаю.
Заманский. Тогда что же? Думаю, при сложившихся обстоятельствах других тем для разговора между нами пока быть не может. Тем более в стенах этого дома.
Любовь. (От волнения или желания, чтобы ее лучше понимали, говорит с небольшими паузами). Иосиф Аристархович… Кичатов говорил мне, что если с ним… Случится непоправимое… Я всегда могу обратиться за советом и помощью к вам… Его другу и поверенному в делах.
Заманский. (Сухо). Кичатов выдал слишком много авансов при своей жизни. Он не подумал, что кому-то придется их оплачивать после его смерти.
Любовь. (Подходит и берет собеседника за руку). Но мне не к кому идти, кроме вас, Иосиф Аристархович. Я всего лишь слабая женщина, волею обстоятельств и Кичатова вынужденная бороться против всего остального мира. И этот мир беспощаден ко мне.
Заманский. (Убирая свою руку, но уже намного мягче). Позвольте вам заметить, что этот беспощадный мир в настоящий момент представляют три такие же слабые женщины и двое никчемных мужчин. Так что если бы мне пришлось делать ставки, я бы еще подумал, на кого ставить.
Любовь. Но явное численное превосходство! Вы не можете отрицать.
Заманский. В пятом веке до нашей эры триста спартанцев в битве при Фермопилах остановили стотысячную персидскую армию.
Любовь. И погибли. Чтобы избежать их участи, мне нужен союзник. И кто, как не вы, старый друг Кичатова, будет мне лучшей опорой?
Заманский. Я сегодня нарасхват, прямо таки как уличная девка. К сожалению, в очередной раз вынужден отказаться. В любой битве я предпочитаю сохранять нейтралитет.
Любовь. Но вы не можете мне отказать!
Заманский. Почему? Назовите хотя бы одну вескую причину.
Любовь. Легко. Присаживайтесь вот в это кресло, Иосиф Аристархович. Вам будет удобнее меня слушать.
Заманский. Благодарю. (Садится на краешек кресла). Но напоминаю, я весьма ограничен во времени.
Любовь. Я не задержу вас надолго. Скажите, что вы знаете о христианских добродетелях?
Заманский. Если мне не изменяет память, главные христианские добродетели – это вера, надежда и любовь? В честь них на Руси издревле называли новорожденных девочек. И эти имена очень распространены по сей день.
Любовь. Настолько, что даже в этом доме встретились Вера, Надежда и Любовь. И это можно было бы считать простым совпадением, если бы здесь же не было еще одной женщины – по имени Софья.
Заманский. Вы хотите напомнить мне легенду о святых мученицах Вере, Надежде, Любови и матери их Софии?
Любовь. Это не легенда, эти женщины жили на самом деле во втором веке нашей эры, в Италии. Мать семейства была благочестивой вдовой. Она воспитывала своих дочерей в христианской вере. Напомню вам, Иосиф Аристархович, что это происходило во времена язычества, когда исповедовать христианство было смертельно опасно. Считалось, что христиане угрожают государственной целостности Римской империи. Их преследовали, судили и казнили. Однако эта семья не скрывала своей веры. И однажды их всех взяли под стражу и привели на допрос к римскому императору Адриану. Вере было всего двенадцать лет, Надежде – десять, а Любови – девять. Адриан оказал им великую честь и допрашивал лично, предлагая девочкам принести жертву богине Артемиде. Но юные христианки отказались. И тогда император приказал жестоко истязать их.
Заманский. Надеюсь, вы не будете живописать их мучения? Предупреждаю, я очень сентиментален, как все старые евреи, и могу расплакаться.
Любовь. Девочек бросали в раскаленную печь и в котел с кипящей смолой, привязывали к колесу и били палками, превращая их крошечные тела в сплошную кровавую рану. И, наконец, обезглавили.
Заманский. (Достает платок и промокает глаза). А что же их мать?
Любовь. Саму Софию, подвергли не менее ужасной пытке. Ее заставили смотреть на страдания своих дочерей. Она умерла от горя через три дня после казни девочек, похоронив их останки в какой-то яме за городом.
Заманский. Я не засну всю ночь. Зачем вы мне это рассказали?
Любовь. Затем, чтобы обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Несмотря на пытки, превозмогая страх мученической смерти, ни девочки, ни их мать не отреклись от своей веры, от своего Бога. А теперь сопоставьте эту историю с тем, что происходит в этом доме. С некоторыми поправками, разумеется.
Заманский. Не нахожу ничего общего.
Любовь. Может быть, моя аналогия слишком дерзкая, но я вижу общее. В этом доме был свой бог – это Андрей Олегович Кичатов. И ему молились Вера, Надежда, Любовь и София. Он давал им пропитание и прочие блага, не говоря уже о том, что кому-то даровал саму жизнь. Однако София, Вера и даже блаженная Надежда отреклись от Кичатова, перестали воздавать ему хвалу и начали курить фимиам другим богам. Только Любовь осталась ему верна. И она готова перенести любые испытания ради своего бога – Кичатова. Если понадобится, даже пойти на казнь. И вы по-прежнему считаете, что это не достаточно веская причина для вас, чтобы прийти ей на помощь? Ведь вы, Иосиф Аристархович, лучше других видите и понимаете, что ее ждет, какая мученическая кончина ей уготованы теми, кто предал свою веру. Своего бога.
Заманский. (Незаметно для себя принял удобную позу в кресле). Вы умеете быть очень убедительной. И если бы я не был старым другом не только Кичатова, но и всей его семьи, возможно, вам бы удалось склонить меня на свою сторону. Но я не хуже вас знаю, что происходило все эти годы в этом доме. И не могу полностью согласиться с вашей версией событий.
Любовь. Но если вы все знаете… Тогда вы должны знать и то, как сам Кичатов называл свою жену.
Заманский. «Мой домашний дракон в юбке». Но что это доказывает?
Любовь. Дракон – такое прозвище на флоте получает боцман. За то, что он любыми, даже самыми жестокими, драконовскими, мерами поддерживает порядок на судне и дисциплину среди членов команды. Как вы думаете, почему Кичатов так нарек свою жену?
Заманский. Уверяю вас, это прозвище он дал Софье Алексеевне в шутку.
Любовь. А разные спальни для мужа и жены – это тоже шутка?
Заманский. Такое случается в семейной жизни.
Любовь. Кичатов – здоровый мужчина, с нормальными мужскими потребностями. Но он предпочитал спать один, и знаете почему? Потому что опасался, что «дракон в юбке» однажды ночью придушит его подушкой. И выдаст его насильственную смерть за сердечный приступ.
Заманский. Вы случайно не пишите по ночам детективных романов?
Любовь. Нет, ночи я предпочитала проводить в спальне Кичатова. Я спасала его от одиночества и страха перед своей законной женой. А там, как вы сами понимаете, было не до писательского ремесла.
Заманский. (Не сдержав улыбки). Несмотря ни на что, вы мне нравитесь. Мне импонирует ваша откровенность. И то, что вы слишком умны для обычной домработницы.
Любовь. Я закончила с отличием исторический институт. А почему работаю здесь, спросите вы? Не в школу же мне было идти! В наше время прислуге в богатых домах платят намного больше, чем учителю.
Заманский. О, времена, о нравы! (Встает). Вы меня убедили, Любовь Игоревна. Я буду вашим союзником. Но тайным. И выйду на поле боя только тогда, когда вам действительно будет угрожать смертельная опасность. Это единственное, что я могу вам обещать.
Любовь. (Снова берет его руку). Это больше, чем я надеялась. Но пообещайте мне еще только одно.
Заманский. Что еще?!
Любовь. (Опять говорит с небольшими паузами). Когда все это закончится… И я вступлю в права наследования империей Кичатова… Вы будете работать на меня… И поскольку вы мне вдвое нужнее, чем были нужны Кичатову… То я удвою жалованье, которое он вам выплачивал.
Заманский. Поберегитесь давать такие обещания. Кичатов платил мне очень много.
Любовь. Может быть, я даже утрою ваше жалованье. Вы стоите любых денег. И, я думаю, что отработаете их сполна.
Заманский. Благодарю. Возможно, я соглашусь. А теперь, чтобы не вызывать лишних вопросов, разрешите мне откланяться, Любовь Игоревна. (Целует ее руку).
Любовь. До свидания, Иосиф Аристархович!
Заманский выходит.
Любовь. До новой встречи, Иосиф Аристархович! Думаю, что она произойдет очень скоро. (Звонит по мобильному телефону). Петр! Ты за дверью, как я тебе говорила? Зайди ко мне!
Оглоблин. (Входит). Все хорошо?
Любовь. Более чем. Теперь, когда я вырвала у «дракона в юбке» зуб мудрости, он уже не настолько страшен.
Оглоблин. Может быть, ты мне все-таки объяснишь, что происходит? Я ничего не понимаю и чувствую себя круглым дураком!
Любовь. Обязательно, Петенька, но только позже. (Целует его). Сейчас нам дорога каждая минута. У дракона еще полон рот зубов. И мы должны успеть их все вырвать до того, как он начнет кусаться. Будь добр, разыщи и пригласи ко мне Веру. Но очень вежливо!
Оглоблин. А если она не пойдет?
Любовь. Тогда принеси ее. Или забыл, как женщин носят на руках? Тоже мне, современный мужчина!
Оглоблин. Как скажешь. Я весь в твоей власти. Только, чур, потом не ревновать!
Любовь. Петенька, потом будет видно. А сейчас иди и выполни то, о чем я тебе попросила.
Оглоблин выходит. Любовь подходит к портрету Кичатова и поправляет на нем траурную ленту.
Любовь. Надежда умирает последней. Поэтому Вера у нас будет первой. Помоги мне, Андрей! Ради нашего будущего сына. Я знаю, ты меня слышишь сейчас.
Входит Вера. Ее почти подталкивает в спину Петр. По знаку Любови он скрывается за дверью и закрывает ее за собой. Вера несколько раз дергает за ручку двери, пытаясь открыть, но безуспешно.
Вера. Что за глупости! Эй, Любочка, скажи своей безмозглой горилле, чтобы выпустила меня отсюда. (Оглядывает комнату). Он заманил меня сюда хитростью. Сказал, что зовет Надя. Но, как я вижу, Нади здесь нет. И мне делать нечего.
Любовь. Мне надо с тобой поговорить, Вера!
Вера. Тебе надо, мне без надобности.
Любовь. Все-таки я мать твоего будущего сводного брата. И даже только поэтому могу рассчитывать на какое-то уважение с твоей стороны.
Вера. Брата? Это надо еще доказать. Слыхала о генетической экспертизе по установлению отцовства?
Любовь. Не принимай меня за дуру или мошенницу. Я не блефую. Это сын твоего отца, и это подтвердит любой генетический анализ ДНК. Спроси еще, откуда я знаю, что меня будет сын. Слыхала об ультразвуковом исследовании? Впрочем, возможно, что и нет. Ведь ты никогда не была беременной.
Вера. Не оскорбляй меня!
Любовь. Я сочувствую тебе. Ты достойна лучшей участи, чем та, на которую обрек тебя твой отец. Что у тебя за жизнь? Пьяница-муж, от которого невозможно даже забеременеть и родить ребенка. Скучная нелюбимая и утомительная работа. Это кого угодно может превратить в человеконенавистника. И ты уже почти превратилась.
Вера. Что ты знаешь о моей жизни?!
Любовь. Да все. Не забывай, я уже много лет живу в этом доме.
Вера. Подслушивала и подглядывала?
Любовь. Сочувствовала и переживала. Твой отец, когда мы с ним… Он много говорил о тебе. Кичатов искренне раскаивался, что исковеркал твою жизнь. Утверждал, что только сейчас понял смысл выражения: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».
Вера. Врешь!
Любовь. Ей-богу, не вру!
Вера подходит к портрету Кичатова и обращается к нему.
Вера. Старый лицемер.
Любовь. Зачем ты так о родном отце!
Вера. Ты думаешь, я вышла за Алексея из-за того, что боялась остаться старой девой? Вот еще! Просто я хотела убраться из этого дома, где сам воздух пропитан ложью. (Поворачивается к портрету спиной, и, словно обессилев, опускается в кресло). Ты не представляешь, Люба, насколько это невыносимо! Каждый день одна и та же картина: хмурое лицо отца и презрительная, словно приклеенная к губам, улыбка матери. А знать, что они ненавидят друг друга так же сильно, как когда-то любили?! И заодно нас, своих детей – то единственное, что еще связывает их.
Любовь. Но это невозможно! Пусть они разлюбили друг друга. Но ненавидеть из-за этого своих детей?!
Вера. Для моего отца и моей матери это было возможно. Или мне так казалось. Не все ли равно?
Любовь. Тогда это обыкновенная паранойя.
Вера. Пускай. Ты слышала такое: не верь, не бойся, не проси?
Любовь. Одно время глупая песенка с таким названием не сходила с экранов телевизоров. Мне всегда казалось, что именно этими словами дьявол мог бы убеждать человека отречься от Бога.
Вера. Для меня эти три отрицания стали девизом всей моей жизни. Знаешь, когда я перестала верить своему отцу и своей матери? Как только подросла и поняла, что они обманывают нас с сестрой, утверждая, что любят друг друга. И я перестала просить что-либо у судьбы, когда вышла замуж. Вот со страхом было не так просто. С детских лет животный ужас перед гневом отца пророс во мне, как сорняк, и выкорчевать его мне долго не удавалось. Но теперь, когда он умер, я уже ничего не боюсь.
Любовь. (Подходит и гладит ее по руке). Бедная ты моя!
Вера. Я? Вот еще! Советую и тебе – никому не верь, ничего не бойся и никогда ничего и ни у кого не проси. И твоя жизнь сразу изменится к лучшему. Из нее уйдет разочарование. Ты будешь все воспринимать так, как оно есть на самом деле, без прикрас и розовых очков.
Любовь. В черно-белых тонах? Почему-то мне не нравится такая монотонная жизнь.
Вера. Мне она тоже не сразу пришлась по душе. А теперь другая и не нужна.
Любовь. Так-таки и не нужна? А хотела бы ты, к примеру, сыграть в телевизионном сериале?
Вера. Что сыграть? В каком сериале?
Любовь. Сериал выберешь сама. Имя им – легион. А роль тебе подберет один мой хороший знакомый. Он работает продюсером на телевидении. И в память о нашей старой дружбе не откажет мне в такой пустяковой просьбе.
Вера. О чем ты говоришь, Люба? Я тебя не понимаю.
Любовь. О том, что когда-то давно ты мечтала стать актрисой. Но, выполняя волю отца, окончила юридический институт. Однако Надя права, у тебя несомненный талант, от природы. Пора его употребить в дело. Или сейчас, или никогда. И что тебе мешает? Отец? Даже будь он жив, то благословил бы, поверь мне. Муж? Так ему все равно, где ты и с кем проводишь свое время. Лишь бы не мешала ему пить и болтать с твоей сестрой о высоких духовных материях.
Вера. А моя работа? На что я буду жить?
Любовь. Исполнительницам главных ролей в сериалах платят столько, что любой честный юрист позавидует. А ты ведь честный юрист?
Вера. Я? (После паузы). В профессиональном смысле совесть моя чиста.
Любовь. Ну, вот видишь! Какие аргументы тебе еще нужны?
Вера. А этот твой… хороший знакомый… Он ничего от меня не потребует взамен? Ну, ты понимаешь, о чем это я. Говорят, что в мире кино актрисе, чтобы получить роль, надо сначала широко раздвинуть ноги.
Любовь. Не переживай. Если и потребует, то от меня. А я сейчас так выгляжу, что он и сам не захочет ничего. В крайнем случае, напугаю его – разденусь догола.
Вера. (Смеется). Перестань, как тебе не стыдно! Для беременной женщины ты выглядишь великолепно. На каком месяце?
Любовь подходит к зеркалу, отодвигает ткань и смотрит на свое отражение.
Любовь. На шестом. Скорее бы уж родить! Иногда так изнутри лягнет – словно конь копытом двинул. По ночам просыпаюсь. А все равно приятно. Глажу себя по животу и говорю: подожди, сынок, недолго еще тебе лежать в темноте и скучать…
Вера. Как сына назовешь, уже решила?
Любовь. Андрей Олегович просил, чтобы назвала в честь его отца, а твоего, значит, деда – Олегом. Он был счастлив, что род Кичатовых не прервется на нем. Ты не думай, он вас любил, но вы – девочки. Вышли замуж и сменили фамилии. А мой сын всегда будет – Кичатов. Олег Андреевич Кичатов. Как тебе, нравится?
Вера. Вроде бы да. Но надо еще подумать. Привыкнуть.
Любовь. Привыкай к мысли, что скоро у тебя будет брат. И он будет тебя любить. Ведь ты же его родная сестра, плоть от плоти! Семья – вот самое ценное в этой жизни. Ради нее только и стоит жить. А все остальное – это от лукавого. Деньги, квартиры, машины – грош им цена.
Вера. Славная ты женщина, Люба. Почему я раньше этого не понимала? Ну да ладно. У нас еще будет время лучше узнать друг друга. Ведь правда?
Любовь. Святая истинная правда. Ведь мы будем родственниками, почти сестрами. С некоторыми оговорками.
Вера. (Встает). А теперь я пойду и хорошенечко обдумаю твое предложение насчет сериала. (Тоже смотрит в зеркало). Актриса! Чудеса… Постой! Но ведь тогда мне придется перебираться в Москву?
Любовь. И что с того? Что или кто тебя удерживает здесь?
Вера. Да, в общем-то, ничто и никто.
Вера подходит к двери и пытается ее открыть, но безуспешно.
Вера. Скажи Петру, чтобы выпустил меня. Ты его так очаровала, что он безропотно выполняет любые твои приказы?
Любовь. Честное слово, я здесь не при чем. Это его собственная инициатива. (Подходит к двери). Петр! Отвори! Отвори, кому сказала! Странно, молчит. (Нажимает на ручку и дверь распахивается). Наверное, ушел, когда услышал, что мы перестали ссориться.
Вера. А мы и не сорились. Вот еще!
Вера уходит. Любовь достает мобильный телефон и набирает номер.
Любовь. (Говорит в трубку). Петенька, спасибо тебе!.. Как за что? За то, что не выпустил Веру… Как не ты? Сразу ушел, как я велела? А почему тогда дверь не открывалась?.. Заедает язычок английского замка?.. Может быть… Хочешь поговорить со мной? У тебя что-то важное?.. А в другое время нельзя?.. Ну, ладно, ладно, сейчас так сейчас.
Любовь подходит к портрету Кичатова и задумчиво смотрит на него.
Любовь. Спасибо, Андрей!
В комнату входит Оглоблин.
Оглоблин. Люба!
Любовь. Зубы в пасти дракона значительно поредели. Я выбила еще один.
Оглоблин. Хватит нести всякую ерунду! Ты меня действительно за дурака держишь? Дракон, зубы… Я требую сказать мне правду!
Любовь. Это ты о чем, Петенька?
Оглоблин. Я хочу знать, кто отец твоего будущего ребенка.
Любовь. Ты прекрасно знаешь кто. Что за глупый вопрос!
Оглоблин. Не увиливай, а отвечай.
Любовь. Да это прямо таки допрос с пристрастием. Что это вдруг на тебя нашло?
Оглоблин. Я тебя в последний раз спрашиваю по-хорошему – кто отец твоего ребенка?
Любовь. Разумеется, ты, Петр.
Оглоблин. Тогда почему Юрков говорит, что ты забеременела от Кичатова? Он утверждает, что ты призналась сегодня в этом перед всей семьей. Это правда?
Любовь. Это была святая ложь.
Оглоблин. (Хватает ее за плечи). Поклянись! Поклянись в этом немедленно нашим с тобой сыном!
Любовь. Да отпусти, больно ведь! (Пытается освободиться от его рук). Синяки останутся.
Оглоблин. Клянись!
Любовь. Легко. Но прежде ответь мне на один вопрос. Только хорошо подумай, прежде чем отвечать. Что бы ты выбрал, предложи тебе выбор. Чтобы наш сын носил гордую фамилию Оглоблин и рос в нищете? Или чтобы его называли Кичатов, и он с младенчества купался в роскоши?
Оглоблин. Постой, ты меня совсем запутала. При чем здесь все это?
Любовь. Петенька, ты можешь дать нашему ребенку достойную жизнь? Возможность жить в шикарном доме, учиться в престижной школе, лечить зубы у самых дорогих стоматологов, поступить в МГУ, Гарвард или Кембридж, получить лучшее в мире образование? Иначе говоря, у тебя достаточно денег, чтобы оплачивать все это, пока он не сможет начать сам зарабатывать себе на жизнь?
Оглоблин. Я? (Отпускает ее).
Любовь. Можешь не отвечать… (Осматривает себя в зеркале). Так и есть, синяк будет… Я и сама знаю, что ты гол, как сокол. Единственное, чем ты богат, так это глупостью.
Оглоблин. Люба моя!
Любовь. Кичатов даст нашему сыну все, о чем только могут мечтать любящие родители. Даже из гроба. Если наш сын будет признан сыном Кичатова, он получит по наследству все его состояние. И весь мир будет у его ног. Ты хочешь лишить нашего сына целого мира только ради удовлетворения своего жалкого самолюбия?
Оглоблин. Но это мой сын! Мой!
Любовь. И мой тоже, кстати. Но я приношу эту жертву ради его будущего. Пусть мой сын будет не Оглоблин, а Кичатов. Но зато он будет богат, а не беден.
Оглоблин. Но как же так, Люба: мой сын и вдруг – Кичатов?
Любовь. Ах, да, я и забыла, ты же мужчина. Будь ты женщиной, ты не воспринимал бы смену фамилии настолько болезненно.
Оглоблин. Вот именно. Для вас, женщин, это привычно. Меняете фамилии, как шляпки.
Любовь. Но тогда положи на другую чашу весов еще одно обстоятельство. Богат будет не только наш сын, но и мы с тобой. Быть у воды да не напиться – где это видано? Или ты хочешь всю жизнь прослужить лакеем в чужом доме? А когда уже не сможешь работать, то передать эту должность по наследству своему сыну?
Оглоблин. Я не лакей!
Любовь. Лакей, Петенька, обычный лакей. И я тоже всего лишь прислуга в господском доме. Мы во всем зависим от прихотей наших хозяев. Выбор невелик – или смириться, или уйти с гордо поднятой головой. И пополнить собой армию нищих.
Оглоблин. Я всегда могу найти работу.
Любовь. И зарабатывать гроши. Их едва будет хватать на оплату коммунальных услуг, хлеб и воду. Я это знаю, пережила. Поэтому и решилась на такой шаг. Нет, Петенька, мой сын получит фамилию Кичатов, а не Оглоблин. И ты будешь мне в этом помогать, нравится тебе это или нет.
