Все это Игорь рассказал девушке.
– Ну, я-то ладно, закрою глаза, – сказал он. – Но через вахту тебе с ним не пройти.
– А мы его спрячем, – ответила она со своей улыбкой Моны Лизы, и участь Истребителя была решена.
– Лучше дождаться, когда вахтер отойдет с поста по своим человеческим нуждам, и выйти незамеченными, – посоветовал Игорь. – А пока я достану сумку для Истребителя.
Однако в большой спортивной сумке, которую принес из своей комнаты Игорь, кот сидеть не захотел. Он так мяукал и бесновался, словно его пытались заживо замуровать. И тогда Игорь спрятал его на груди, под летной курткой, наполовину застегнув молнию и каждую минуту ожидая, что Истребитель вонзит свои когти в его сердце. Но тому неожиданно понравилось. Он лежал, мягко перебирая лапками, лишь изредка высовывая голову и с любопытством взирая на падающий снег. Для него, узника всю свою недолгую жизнь, снег был в диковинку. Снежинки ложились на его черную шерстяную мордочку, кот брезгливо фыркал и прятался обратно под куртку.
Они шли и разговаривали о дальнейшей судьбе Истребителя. Им было ничуть не хуже, чем коту в теплом меховом уюте куртки, в этот ясный снежный вечер.
– Ему будет у нас хорошо, – заверяла девушка, и почему-то Игорь верил ей.
Когда тема кота иссякла, Игорь вспомнил о том, что если тринадцатого декабря идет снег, то он пролежит сто десять дней. Это была народная примета, одна из многих, о которых ему рассказала в свое время бабушка. Ее родовые корни уходили в глубины русской деревни. Все предки бабушки были крестьянами, но революция изменила ее собственную судьбу. В смутные тридцатые годы, когда деревня вымирала от голода, она переехала в город, где начинали строить авиационный завод, и нужны были рабочие руки – копать котлован, возить тачки с землей, класть кирпичи. Она прижилась, вышла замуж, обзавелась детьми и внуками, но до самой своей смерти мечтала вернуться в родное село. Игорь любил бабушку и помнил ее мягкие теплые руки и неторопливый окающий говор, рассказывающий ему перед сном сказки, которые обильно перемежались с фактами из жизни самой бабушки. Она умерла, когда ему было всего семь лет. С течением времени все перемешалось в его памяти, и бабушка как будто сама превратилась в сказочный персонаж – старую добрую волшебницу.
– А мы с мамой всегда жили только вдвоем, – сказала Галина, когда Игорь закончил свой рассказ. – Мама моя ведь из детского дома, никого из родных у нее не было. Там и родила меня в пятнадцать лет. Я о своем отце ничего не знаю. Мама говорит, его и не было никогда, а меня она родила от святого духа. Так что имей это в виду! Не простая я девушка.
– Я это знаю, – ответил Игорь.
Они какое-то время молчали. Девушка сняла вязаную варежку, вытянула руку, и снежинка упала на ее ладонь. Долго не таяла, поражая своими правильными геометрическими формами. Лишь когда Игорь осторожно дотронулся до нее, она исчезла.
– А еще мне бабушка рассказывала, что в этот день на Руси девушки молились о хороших женихах и гадали на суженого.
Игорь сказал и смутился, подумав, что девушка может по-своему истолковать его слова и посмеяться над ним. Но та улыбнулась и взглядом поощрила его. Она не надела варежку, и Игорь, тоже сняв перчатку, согревал ее холодную ладонь своей теплой.
– За вечерней трапезой юные крестьянки отламывали кусок от своего ломтя хлеба, а перед сном клали его под подушку и приговаривали: «Суженый, ряженый, приходи ко мне ужинать». И будущий жених обязательно должен был им присниться. – Игорь видел, что девушка слушает с интересом, и это вдохновляло его. Он редко бывал таким разговорчивым, и в глубине души сам себе удивлялся сейчас. – А еще в этот день можно было сорвать ветку с яблони и поставить ее в воду. Если на Рождество ветка зеленела, это означало, что в этом году девушка выйдет замуж.
– Жаль, что в нашем городе не растут яблони, – произнесла девушка, так загадочно улыбнувшись, будто она вложила в свои простые слова какой-то иной, тайный смысл, непонятный всем остальным 4 миллиардам 830 миллионам 978 жителям Земли, населяющим планету в 1985 году от рождества Христова.
– Ты хоть помнишь меня? – спросил Игорь, когда они дошли и остановились перед входом в общежитие медицинского училища, где она жила. – Мы встречались в прошлую субботу.
Она тихо рассмеялась.
– Еще бы. В основном, конечно, мне запомнился Истребитель, о котором в вашем общежитии рассказывают легенды, но и ты тоже. Ты так смущался и краснел, когда приглашал меня на танец. Ты что, всегда такой трусливый с девушками?
– Не всегда, – ответил он и привлек ее к себе. И долго жадно вдыхал запах ее волос, забыв обо всем на свете.
Девушка, не отстраняясь, недоуменно подняла на него глаза – они были зеленые и, в свете тусклого фонаря, висевшего над дверью общежития, очень печальные. И в самом деле, русалка, подумал Игорь.
– У нас с тобой будут красивые дети, – не сумел он скрыть того, о чем думал в эту минуту.
От неожиданности она громко рассмеялась.
– Ты что говоришь? Ты глуп или прикидываешься?
– Глуп, – успокоил он ее. – Полюбить с первого взгляда может только глупец.
Девушке это понравилось, и она сказала:
– Ты можешь зайти ко мне как-нибудь, проведать Истребителя.
У нее было красивое имя, которое она произнесла, словно открыв ему великую тайну – Галина. Игорь шел и повторял его по складам. Га-ли-на. Будто камешки перекатывались во рту, крошечные, заласканные морем голыши.
Ему было так хорошо, что он решил пройти через городской парк, чтобы иметь возможность лишних полчаса думать о Галине, прежде чем вернется в свою комнату в общежитии. Парк, занимавший несколько гектаров земли, был запущен и мрачен, словно настоящий лес. Но в этом и была его прелесть, особенно для любовных парочек, ищущих уединения и находящих его почти в центре города. Как только Игорь вошел за ограду, сразу же стих рев машин, только снег, скованный декабрьским морозом, сочно хрустел под ногами. Фонарей было мало, их тусклый свет почти не освещал аллей, и совсем пропадал, стоило свернуть в сторону. Вдоль протоптанной в снегу тропинки замерли ели в белых шапках, над ними высоко в небе светили звезды, и если бы одна из них вдруг начала падать, то Игорь знал, какое желание ему загадать…
– Не трогайте меня, пожалуйста!
В чуткой морозной тишине парка испуганный женский голос казался чуждым и грубым, он нарушал обаяние вечера. Затем кто-то, уже мужчина, выругался, раздался звук пощечины и короткий захлебнувшийся вскрик. Метрах в пятидесяти перед собой Игорь разглядел несколько теней. Он мог бы еще свернуть в боковую аллею или повернуть назад, никто его не видел. Но мысль, что этой явно попавшей в беду женщиной могла быть Марина, заставила его броситься вперед.
Один, низкорослый и широкоплечий, стоял за спиной женщины и держал ее за локти, другой ладонью прикрывал ей рот и торопливо расстегивал на ней пальто. Третий их приятель нетерпеливо переминался чуть поодаль, поигрывая фонариком. Когда появился Игорь, он коротко свистнул и направил свет фонаря ему в лицо. Ослепил и расчетливо ударил ногой в низ живота. Но поспешил, промахнулся и попал в бедро. Все же было очень больно. Но терпимо. Ногой Игорь вышиб фонарик у него из рук и с разворота, как учили в армии, ударил тыльной стороной ладони по затылку. Второй не успел даже поднять руки, только закричал, пронзительно и тонко, но сразу же голос его точно осип. Он упал на снег, потемневший под его разбитым в кровь лицом. Коротышка оказался проворнее всех. Он толкнул почти потерявшую от страха сознание женщину на Игоря, и тому пришлось подхватить ее, чтобы она не упала. Пользуясь замешательством, коротышка нырнул под нижние лапы ближней ели. Те качнулись несколько раз, освободившись от тяжести снега, и снова застыли, подобно изваяниям.
Беззвучно плачущая женщина в наполовину расстегнутом пальто уткнулась лицом в плечо Игоря и часто вздрагивала, словно в сильном ознобе. Он удивленно рассматривал свои руки – они были в крови, неприятной, липкой, медленно застывающей на морозе.
– Тихо как, – вслух сказал Игорь, лишь бы нарушить окружающую их гнетущую тишину. Голос его дрогнул, он откашлялся. – Надеюсь, я их не убил.
Он склонился над одним, затем над другим – те дышали, но были без сознания.
– Послушайте, как вы? – Игорь осторожно взял женщину за плечи, встряхнул ее. Она подняла заплаканное лицо, взглянула на него бессмысленными глазами. – Вам плохо?
– Все в порядке, – произнесла женщина почему-то шепотом, облизывая разбитые губы. Вдруг ухватила его за рукав и с неожиданной силой потянула за собой. – Идемте отсюда, что же вы?
– А эти? – кивнул он.
– Что эти? – не поняла она.
– Так и будут насиловать и грабить?
– Я уже никогда не пойду через парк!
– А если пойдет Ма… Другая женщина? – Игоря разозлил ее бестолковый эгоизм, и он почти кричал. – Нельзя так!
– Что же делать? – не понимала женщина.
– Вызвать милицию. Я знаю, сразу за парком есть телефонная будка. Я быстро, до нее и обратно. Вы подождите меня здесь.
– Я боюсь, – испуганно прижалась к нему женщина. Из-под вязаного берета у нее выбилась прядь светлых волос, легла на лоб. – А вдруг они очнутся? Или вернется третий…
– Вы правы, – согласился Игорь. – Но позвонить-то вы можете?
– Наверное, да.
– Тогда идите. И возвращайтесь, пожалуйста, – попросил он. – Лучше всего с милицией. Я вас буду ждать.
– Хорошо, – торопливо согласилась она и пошла по аллее. Сначала медленно, потом убыстряя шаг и, наконец, побежала. Игорь смотрел ей вслед и уже жалел, что отпустил ее, но было поздно. Женщина скрылась в сумраке зимнего вечера. Только заснеженный фонарь немного рассеивал темноту в отдалении.
Тот, что был с фонариком, лежал молча. Другой постанывал. Игорь нагнулся, перевернул его лицом вверх и увидел испуганные, налитые кровью глаза. Они покорно ждали новой боли.
Внезапно послышались шаги нескольких человек, на снег и ели легли длинные лучи мощных фонарей. Игорь не успел обернуться, как его схватили за руки и грубо заломили их назад, до боли в плечах. Теперь он видел лишь полу форменного полушубка и сапоги, смазанные до блеска. Это были милиционеры.
– Ребята, спокойнее, – примирительно прохрипел Игорь. Говорить в такой позе было неудобно. – Ошибка вышла.
– Заткнись, – услышал он в ответ, и ночь вспыхнула искрами. Глаз сразу же заплыл.
– Прекратить, Филипчук! – раздался строгий голос. – Без рукоприкладства! В отделении разберутся.
– А что разбираться-то, лейтенант? – возмутился первый, видимо, Филипчук. – И так все понятно.
– Отставить! – приказали ему, а затем чуть мягче: – Подожди, протокол прежде составим, а то тебе же и попадет сдуру от начальства.
– Ну, если только, – неохотно согласился невидимый Филипчук. – А с этими двумя что делать будем? Не на себе же тащить. Да и не поместятся они все в нашем «Газике».
– С пострадавшими останется сержант Кольчугин. Дождется скорую помощь, оформит все, как положено. Приказ ясен?
– Яснее ясного, – недовольно пробурчал кто-то третий. – Только когда она приедет, эта скорая? Позамерзают все к такой-то матери!
– А ты прояви инициативу, – ехидно посоветовал Филипчук. – Разотри им ноги водкой, они и отогреются.
– А водку где взять? – не понял шутки сержант Кольчугин. – Всю же выпили.
– Отставить! – опять вмешался лейтенант. Судя по тону, он не так давно служил в милиции и предпочитал уставные отношения между начальником и подчиненными. – Всем выполнять приказ!
Филипчук незаметно от лейтенанта сильно ударил Игоря по ребрам.
– Пошли, падаль, и не вздумай дергаться!
Игоря торопливо вели по аллее, придерживая с обеих сторон. Мимо проплывали заснеженные деревья, фонари, какие-то люди. Он с трудом переставлял ноги и ничего не слышал, словно оглох, только видел мелькающие вокруг тени, точно все происходило во сне. В страшном сне, какой только и может привидеться в черную пятницу…
Домой Игорь вернулся почти через сутки. Общежитие казалось вымершим – семейные сидели у телевизоров, одинокие разошлись по городу. Только тетя Нина с потерянным видом бродила по этажам в поисках пропавшего Истребителя. Она тоненьким надорванным голосом повторяла: «Кис-кис-кис!» и держала в руках здоровенный кусок колбасы. Но Игорь даже не смог почувствовать к ней жалости. Он поднялся в свою комнату. Здесь все было, как вчера: сумерки за окном, календарь на стене, телевизор, две кровати, стол, холодильник. Но его не покидало ощущение, будто он со вчерашнего вечера потерял право на все, что было у него в прошлом, включая эту комнату и даже личные вещи в шкафу. И потому ему было неуютно здесь. Хотелось лечь, спрятать голову под подушку и заплакать.