И коли суждено, падет с плеч голова,
Но утоми ты негой прежде веки…
Прочь, наважденье! Олоферн, умри!
А вместе с ним погибни сожаленье.
Дух крепче плоти… Но скорей сотри
С лица слезу недавнего сомненья…
Был Олоферн по смерти так же страшен,
Как и при жизни – только не врагам.
Войска его бежали. День был ясен,
Проклятья возносились к небесам…
Манассию любил, как видно, Бог.
Его вдова вдовы честь сохранила.
И много лет жила, перемежая вздох
Молитвой благодарной и унылой.
Любил Иова Бог. Иов был непорочен,
И, Бога возлюбив, богат и знаменит.
Но доказать ему, что божий мир непрочен
Задумал сатана; он был в тот день сердит.
Как сатана прокрался в сердце Бога
И, ревностью дыша, сумел его озлить,
И почему вдруг Бог без всякого залога
Доверил сатане неправый суд вершить,
Не ведает никто; и меньше всех Иов.
Он, праведный, помыслить бы не мог,
Что в споре с сатаной, без лишних слов,
Его судьбу на кон поставил Бог…
Пожар, воры – Иов всего лишился.
Однако всех детей, дома и скот теряя,
Он на коленях день и ночь молился,
Бог дал – Бог взял, упрямо повторяя.
Бог ликовал, а сатана взъярился:
Ведь даже Ева пала, было дело…
Закат как будто кровью обагрился.
Душа крепка, Иов? Ответит тело.
Иов в проказе заживо сгнивает,
А поодаль сидят его друзья:
– Пойми, Иов, такого не бывает,
Чтоб Бог карал людей невинных зря.
Но разве есть невинный между нами?
Все виноваты перед ним всегда…
Ведь даже между божьими сынами
Есть падший ангел. Что же ты тогда?
Смирись, Иов, главу осыпав прахом,
Или умри, коль жить невмоготу…
И лишь тогда, устав жить божьим страхом,
Свою ужасную не пряча наготу,
Иов восстал; он прошептал устало:
– За что караешь, невиновен я!
И сатана скривился – бунта мало,
А Бог узрел, что дальше ждать нельзя.
К Иову Бог сошел; смущение под гневом,
Надежно спрятав, он раба сразил
Своим величием; то плевым было делом.
Иов раскаялся, и Бог его простил…
Преклонных лет достиг Иов, беды не зная.
Бог расстарался, все вернул стократ,
Но с сатаной зарекся спорить, признавая,
Что был не зря тот отлучен от райских врат.