Вацлав Воровский
Спор о Макаре

Отсюда вытекают два следствия: во-первых, Макар отказывается их есть, хотя это весьма рекомендуется ему отечественными политико-экономами и гигиенистами; во-вторых, от недостаточного (вследствие этого странного отказа) питания, он совершенно не проявляет наклонности изучать вопрос о законах падения шишек исключительно на него, Макара.

За эту непростительную неподвижность ума и сердца Макар удостоился от г. Мих. Энгельгардта прозвища «фефела»^[1].

Впрочем, вы, может быть, не знаете г. Мих. Энгельгардта? О, тогда вы многого не знаете…

Господин Энгельгардт – это необходимое дополнение к Макару, так сказать, отрицательное дополнение. Вроде как крыловская муха является дополнением к волу; вол тащил поклажу, а муха сидела на рогах его и громко жужжала. Вол застрял в болоте и – ни с места. Он предложил мухе впрячься в телегу и вместе тащить. Но муха перелетела на какой-то понедельничный цветок и, обтирая лапкой пот, начала причитать:

– И что я за несчастная. И зачем я с этим фефелой сказалась. Вот теперь сиди и жди, пока этот большой идиот наберется сил, и мы сможем поехать дальше. Да и сможем ли? И т. д.

Так говорил г. Энгельгардт, с ненавистью глядя на запыхавшегося Макара. А Макар покорно и виновато молчал, пыхтя надсаженной грудью.

Тогда за Макара вступился г. Плеханов в недавней статье «Заметки публициста»^[2]. Он старался убедить г. Энгельгардта, что он напрасно считает Макара созданным для вытаскивания его, Энгельгардта, из болота.

Здесь господа Энгельгардты проявляют психологию, сходную с психологией еловых шишек. Шишки думали, что Макар только и существует для того, чтобы им было мягко падать; гг. Энгельгардты думают, что природа создала Макара исключительно для того, чтобы он вытаскивал их из болота.