Вацлав Воровский
Надоедливый квартирант
– Ну, я вам решетки велю вставить в окна, – уговаривал пристав, – все сделаю, как в настоящей тюрьме.
Но г. Езерский был неумолим. Он опять поехал к Камышанскому.
– Помилуйте, – волновался он, – какой-нибудь эсдек[7], эсер… а я, член…
– Ну, хорошо, ну, хорошо, – успокаивал его Камышанский. – Господин пристав, потрудись узнать по участкам.
И опять помчался экипаж из части в часть, из участка в участок. Три раза пришлось сменить взмыленных лошадей. С утра ничего не ели. Пристав пожелтел и осунулся. И везде слышался тот же ответ: нету местов. А г. Езерский все время кипятился и кричал: хочу по закону!
Наконец, в 2 часа ночи, экипаж опять остановился у квартиры Камышанского. Хозяин уже спал; пришлось разбудить его. Он вышел в халате, встрепанный, протирая слипающиеся глаза.
– Помилуйте, – кричал Езерский, – какой-нибудь эсдек или эсер, а я член партии…
– Хорошо, хорошо, – успокоил его Камышанский, – мы эго устроим.
И решили так. Одна из камер предварилки будет освобождена для г. Езерского. Сидящий в ней будет послан в Москву. Вытесненный им москвич поедет в Нижний-Новгород. Там освободят ему место, послав человека в Саратов, и т. д. – замкнутая цепь, передвижение которой займет три месяца, необходимые для выдержки г. Езерскога. Так и покончили.
– Ну, и фрукт, – говорил, отирая пот, пристав, когда в семь часов утра возвращался из предварилки домой. – С адмиралом Небогатовым меньше хлопот было![8]
Но на этом дело не окончилось. Едва разместился г. Езерский в своей камере и начал разбирать изящный дорожный чемодан, как к нему явился помощник начальника.
– Очень приятно познакомиться, – сказал он и замялся. – Видите ли, г. Езерский, у меня к вам большая прасьба. Не будете ли так любезны, пожалуйста, не в службу, а в дружбу…
