В. И. Лафитский
Миры права в теории и практике сравнительного правоведения. Том 1
§ 2. Линии разлома правового пространства современного мира
Традиции и ценности права, сложившиеся в рамках определенного религиозного или этико-правового мировоззрения, действуют вне зависимости от их признания государством, степени отражения в законодательстве, роли церкви в общественной жизни.
Отречение от родственных уз не отменяет кровного родства. Поэтому и сейчас правовые системы государств Европы, Северной и Южной Америки остаются в русле христианских ценностей свободы; правовые системы большей части государств Западной Азии и Северной Африки сохраняет приверженность исламским ценностям социального единства; право Монголии, Бутана, Шри-Ланки, ряда других государств ориентируется на буддийские ценности праведной жизни; право Китая возрождает конфуцианские ценности гармонии мира и т. д.
Право и религиозные учения на протяжении многих веков развивались как единое целое на основе общих духовных (этических) ценностей[257]. Чтобы убедиться в этом, достаточно раскрыть страницы Библии, Корана, других священных книг, в которых собраны религиозные предания, заветы, пророчества, а также нормы, регулирующие повседневную жизнь.
О первородном единстве религии и права свидетельствуют и древние языки. Так, в латыни слова «религия» и «закон» имели общую корневую основу (религия – religare; закон – lex, leges) и применялись в одном значении: «связывать», «обязывать», «устанавливать».
Между религией и правом всегда существовало кровное родство[258]. Религия обосновывала божественное происхождение права и светской власти. А светская власть огнем и мечом охраняла религию.
Между ними и сейчас сохраняется много общего. Обращаясь к этой теме, один из крупнейших правоведов ХХ века Г. Берман писал: «Подобно религиям, право повсеместно распространяет свои ценности а) через ритуал, иными словами, через формальные процедуры законотворчества, разрешения судебных дел и ведения административных дел… б) через традицию, то есть через определенный правовой язык и практику… в) через силу авторитета… г) через всеобщность… Такие проявления права имеют тенденцию к наделению его качествами святости… Среди тех людей, кто верит в Бога как в высший источник права, особенно среди последователей иудаизма, христианства и ислама, вера в право является частью их религиозной веры»[259].
Основные правовые сообщества
В настоящее время существуют восемь сообществ правовых систем – христианское, мусульманское, индуистское, буддистское, иудейское, конфуцианское, синтоистское и общинно-традиционное, – которые объединены общностью духовных ценностей и в каждом из которых создан свой мир права.
Кроме того, существует еще два сообщества правовых систем, которые строятся на отрицании духовных (этических) ценностей. Это правовые системы тоталитарных и технократических сообществ.
Различны формы воздействия религии на право. В сообществе христианской традиции права связь религии и права не столь заметна, как в большей части других сообществ. Во многом это предопределено требованием самого Евангелия: «Отдайте кесарево кесарю, а Божие Богу»[260]. Осуществив это требование, христианство сделало государство и право свободными. Впрочем, эта свобода не была безусловной, поскольку в своем развитии право следовало как за путеводной звездой за христианскими заповедями свободы, справедливости, равенства, милосердия и любви. Эти заповеди и сейчас определяют дух и основные начала христианской традиции права, несмотря на то что конституции большей части современных государств отрицают связь религии и права.
Впервые отторжение религии от права было закреплено первой поправкой к Конституции США, запретившей Конгрессу издавать законы, устанавливающие религию либо не допускающие ее свободное исповедание. Этой нормой, по словам Томаса Джефферсона, была возведена «стена разделения» между церковью и государством.
Впрочем, в самих Соединенных Штатах она долгое время не препятствовала взаимопроникновению религии и права. Об этом свидетельствуют многие акты, принятые в XVIII и XIX веках. Так, в Ордонансе о Северо-Западных территориях 1787 г. (повторно утвержден в 1791 г., в год принятия первой поправки к Конституции США) содержалась следующая норма: «Религия, мораль и знания необходимы для доброго правления и счастья человечества и должны всегда поощряться, также как школы и образование».
И только с середины XX века в США происходит заметное ослабление роли религии. К ней все реже обращаются политики. Законодательство практически полностью исключает упоминание о ней. В немалой степени этому способствовала позиция Верховного суда США, который потребовал в решении по делу Эверсон против Управления образования (1947 г.) полного отделения религии от государства. На ее долю была отведена сугубо церемониальная роль. Президент Соединенных Штатов, иные высшие должностные лица федерации и штатов при вступлении в должность приносят присягу на Библии[261]. На американских банкнотах имеется надпись «В Бога мы веруем». В каждой из палат Конгресса остались службы капелланов (священнослужителей), созданные в 1791 г.
В наши дни «стена разделения» между религией и правом существует в большей части государств христианской традиции права. И только некоторые из них сохраняют более тесную связь религии и права. Так, в Великобритании монарх является главой англиканской церкви. Конституция Норвегии закрепляет статус евангелическо-лютеранской религии как официального вероисповедания (параграф 2). Конституция Коста-Рики указывает, что Римско-католическая апостольская религия является государственной религией и что «государство оказывает ей поддержку, не препятствуя свободному отправлению в Республике других религиозных культов, не противоречащих общественной морали и добрым нравам» (статья 75).
Более полно связь религии и государства раскрывается в конституциях Греции и Ирландии.
Конституция Греции закрепляет не только «господствующую» роль в государстве православной религии (статья 3), но и особый статус Святой горы Афон, сохраняющей право самоуправления под «духовной юрисдикцией» Вселенской патриархии (статья 105)[262].
Конституция Ирландии провозглашает, что Пресвятая Троица является источником всех властей и что к ней как к «последней надежде должны быть направлены все действия человека и Государства»[263].
Впрочем, такие конституционные нормы для стран христианской традиции права в целом нетипичны. Преобладает тенденция к формальному отрицанию роли религии, что, однако, не мешает ей оказывать глубокое воздействие на развитие права.
Совершенно иным образом дело обстоит в странах исламского мира, где право и религия не теряли кровного родства.
Так, Конституции Ирака прямо указывает, что «ислам – официальная религия государства и основной источник законодательства и что «ни один закон не может быть принят, если он противоречит установленным нормам ислама» (части 1 и 2 статьи 2).
В Конституции Афганистана 2004 г. сказано, что Афганистан является «исламской республикой» (статья 1), что его религией является «священная религия ислама» (статья 2), что ни один закон не должен противоречить ее догматам.
По Конституции Йемена 1994 г. ислам провозглашен государственной религией и источником всего законодательства (статьи 2–3). Такая же формула содержится в Конституции Объединенных Арабских Эмиратов (статья 7).
Наиболее последовательно связь права и религии сохраняется в Саудовской Аравии и Иране, о чем подробно будет рассказано ниже.
Религиозные начала права присущи не только государствам исламской, но и некоторых других традиций.
Так, Конституция Бутана подчеркивает, что «буддизм является духовным наследием Бутана, содействующим принципам и ценностям мирного существования, отказа от насилия, сострадания и терпимости» (статья 3). А Конституция Шри Ланки устанавливает, что буддизм занимает в Республике «ведущее место» и что обязанностью государства являются «защита и содействие учению Будды» (статья 9).
Сохраняется значительна роль иудаизма – в Израиле, синтоизма – в Японии, индуизма – в Индии, языческих (традиционных) верований – в государствах Тропической Африки и Океании.
Можно отметить тенденцию к определенному усилению роли религии в развитии права государств Азии, Африки, Латинской Америки. Такое явление объясняется одним обстоятельством. В условиях глобализации расшатываются основы существующих цивилизаций. Поэтому все чаще обращаются к тем религиям, духовным (этическим) ценностям, которые дали им жизнь, с надеждой обрести в них новые силы.
Семьи и группы правовых систем
В рамках многих сообществ выделяются семьи правовых систем, которые объединяются общими национальными и историческими корнями, едиными целями, структурно-функциональными и стилевыми особенностями права. Это – следующая линия разлома правового пространства мира.
Так, в семье христианской традиции права можно выделить семьи романо-германского или континентального права, англо-саксонского или общего права, скандинавского, латиноамериканского и славянского права.
Между ними много общего, потому что они входят в единое правовое сообщество с единым мировоззрением, общими ценностями и образами права, берущими начало в христианстве. Именно этим предопределено сходство романо-германского (континентального) права и славянского права, а не поглощением первого другим. Отметим в этой связи, что в большей части славянских правовых систем заимствование отдельных чужеродных моделей имело ограниченный характер и не влияло на правовое развитие в целом.
Многие семьи правовых систем разделяются на более дробные группы. Так, в общем праве можно выделить группы правовых систем государств британского Содружества наций, а в нем – более узкие подгруппы правовых систем Австралии и Новой Зеландии, государств Карибского бассейна. В славянском праве обособленно предстают правовые системы западнославянских, восточнославянских и южнославянских государств.
Столь же неоднородной предстает сообщество исламской традиции права. В нем отчетливо различаются правовые семьи суннитской (Египет, Сирия, Иордания и т. д.) и шиитской (Иран, Йемен) традиций права, а в их рамках обособленные правовые группы, формировавшиеся под воздействием различных доктринальных течений и школ (мазхабов).
В буддистской традиции права – два основных течения: тхеравада и махаяна. Тхеравада («Учение старейших») господствует в Шри-Ланке и в государствах Юго-Восточной Азии – Камбодже, Лаосе, Мьянме, Таиланде. Махаяна («Великая колесница») преобладает в тибетских государствах – Бутане и Непале.
Многообразно сообщество языческих традиций права, сохраняющихся, главным образом, в государствах Тропической Африки.
Деление на семьи характерно и для сообществ бездуховной традиции права – технократического и тоталитарного, в том числе социалистического и национал-социалистического (фашистского).
Остальные сообщества правовых систем действуют в основном в границах тех государств, в которых они изначально сформировались: индуистское – в Индии, конфуцианское – в Китае, синтоистское – в Японии, иудейское – в Израиле.
Отнесение национальной правовой системы к той или иной семье или группе зависит от того, какой из факторов либо совокупность факторов преобладает.
Так, группа романо-германского (континентального) права объе-диняет правовые системы государств, образованных романскими и германскими народами Западной, Южной и Центральной Европы. Право в этих государствах формировалось под мощным влиянием древнеримского права. При этом многие из них не только заимствовали его отдельные правовые конструкции, но и признавали прямое действие его норм. Этот феномен исторического развития права подробно описан в классическом труде П. Г. Виноградова «Римское право в средневековой Европе» (М., 1910).
Романо-германское право развивалось не только под влиянием древнеримского права. Глубокое воздействие на него оказывали национальный дух, проявлявшийся в особенностях национального языка, стереотипах мышления, обычаях и традициях. Такие явления, по словам Ф. Савиньи, формируют «истинное право»[264] – море, берегами которого являются писаные законы[265].
Как в зеркале, национальный дух отражен в языке. Поэтому так важно изучать его особенности, выявляя создаваемые им мыслительные образы, определяющие в конечном счете истинное содержание права.
В подтверждение можно привести несколько примеров, раскрывающих особенности другой ветви христианской правовой традиции – славянского права.
В славянских языках право тесным образом связано с такими понятиями, как «справедливость», «правда», «праведность», «правильное». Все они имеют один корень. Такую же семантическую связь можно обнаружить и в других языках. Но, что отличает славянские языки, так это то, что в них право ассоциируется не только с правдой и справедливостью, но и с такими понятиями, как «править», «правитель», «правительство». Как следствие, в сознании формируются устойчивые мыслительные образы, в которых право предстает в основном как продукт воли правительства, народ объектом управления, а справедливость – как то благо, которое дарует правительство.
Еще одна черта, присущая славянским языкам, – они связывают право не только с материальной, но и с духовной жизнью[266]. В нем часто звучат религиозные либо мистические мотивы. Так, корневая основа слова «закон» – «кон» означает рубеж, предел, границу, начало и, вместе с тем, конец. Не случайно на протяжении многих столетий слово «закон» ассоциировалось в основном со Священным писанием – Библией.
Ноты другого мира звучат во многих словах, определяющих природу и пути развития права: «суд» – это судьба, от которой невозможно уйти, «богатство» – это то, что исходит от Бога и что человек не может присвоить себе.
Еще одна важная черта славянских языков – они отражают приоритет общественного над личным. Так, слово «порядок» означает строй, установленный по договору («ряду») между членами общества, а слово – «общество» – такую социальную организацию, основу которой составляют общие экономические, политические и духовные связи. Примечательно, что даже слово «счастье» понимается, как единство части и целого.
Отметим еще одну черту правового языка славян – драматичность и глубину звучания. На это впервые обратила внимание французская исследовательница Шанталь Курильски-Ожвэн. В частности, описывая звучание таких терминов, как «преступление», «наказание», она отмечала, что они звучат очень драматично, напоминают нам о Достоевском, что «эти понятия вызывают моральное осуждение, частота и сила которого удивительны для французского менталитета»[267].
Заметное воздействие на право оказывают национальные обычаи и традиции, что было блистательно показано в классических работах С. Мэна и М. М. Ковалевского, а в наши дни в трудах Н. Рулана, Н. А. Крашенниковой, А. И. Ковлера, ряда других авторов.
Конечно, деление правовых систем на сообщества, семьи и группы во многом условно, поскольку они постоянно трансформируется под мощным воздействием разных факторов, о чем будет сказано ниже.
Национальное право может сочетать в себе признаки различных правовых традиций. Так, во многих федеративных государствах (государствах с автономными образованиями) существуют «анклавы» иных правовых групп и сообществ. Так, в состав Российской Федерации входят республики, в которых сохраняются традиции исламской (Татарстан, Дагестан, Чечня и др.), и буддистской (Калмыкия, Бурятия) традиций права. В американском штате Луизиана, канадской провинции Квебек сохраняются традиции романо-германского права.
Несомненно, что такие «правовые анклавы», а также национальные и местные традиции оказывают мощное влияние на развитие национальных правовых систем. Они препятствуют проникновению общенационального права в те отношения, которые традиционно регулируются ими на протяжении многих веков. Нередко они заполняют вакуум, образованный пробелами в праве. Иногда вытесняют его, обеспечивая то регулирование, которое в большей степени отвечает потребностям экономики и ожиданиям общества.
Такие процессы взаимовлияния разных правовых систем и традиций, безусловно, должны быть предметом исследования как общего, так и «внутреннего» сравнительного правоведения[268].
Формирующиеся правовые системы и сообщества
Границы между сообществами, семьями и группами правовых систем достаточно подвижны. Они меняются в соответствии с законом диалектики о переходе количественных изменений в качественные. Например, рост численности населения иного вероисповедания приводит к трансформации системы права в другое правовое сообщество. Так было, в частности, в Ливане, где численность мусульманского населения возросла с немногим более 40 % в 1920-е годы до 60 % в 1950-е годы. Такая же динамика демографических процессов наблюдается в настоящее время в Нигерии, в которой еще в начале 1960-х годов более 60 % населения было христианским.
Правовые системы могут трансформироваться и насильственно, как это было в период многих религиозных и иных войн.
Такие процессы могут развиваться и под влиянием процессов региональной интеграции.
Самым ярким примером, безусловно, является Европейский Союз. В настоящее время он объединяет 27 государств Западной и Центральной Европы, сочетая в себе признаки как международного, так и государственного образования.
Сходным образом может пойти развитие в Центральной Америке, в Африке, в сообществе арабских и мусульманских государств.
Так, еще в 1907 г. был учрежден Верховный суд Центральной Америки. С декабря 1960 г. действует общий рынок государств региона. В 1991 г. был сформирован Центральноамериканский Парламент. В его состав входят представители шести государств: Гватемалы, Гондураса, Доминиканской Республики, Никарагуа, Панамы и Сальвадора. Представители еще трех государств Латинской Америки – Мексики, Пуэрто-Рико, Венесуэлы, имеют статус постоянных наблюдателей (observadores permanentes)[269].
Учредительный акт от 11 июля 2000 г. преобразовал Организацию Африканского Единства в Африканский Союз. В настоящее время он объединяет 55 государства «черного континента» и имеет разветвленную структуру органов, которая включает: Ассамблею глав государств и правительств, Исполнительный совет, Комитет постоянных представителей, Совет по вопросам мира и безопасности, Комиссию Африканского Союза, Общеафриканский Парламент, Центральный банк развития и т. д[270].
Стремительно развиваются Совет Европы (47 государств), Лига Арабских Государств (22 государства), Организация исламского сотрудничества (57 государств), иные региональные международные объединения.
Иная модель региональной интеграции, в которой не предусмотрено формирование наднациональных органов, сформировалась в Северной Америке в соответствии с Соглашением о североамериканской зоне свободной торговли (North American Free Trade Agreement). Ее основной целью было создание общего рынка: на первом этапе – Соединенных Штатов и Канады (Соглашение 1988 г.), на втором этапе – США, Канады и Мексики (Соглашение 1994 г.).
Новый формат экономического сотрудничества установлен Соглашением между Соединенными Штатами Америки, Мексиканскими Соединенными Штатами и Канадой (Agreement between the United States of America, the United Mexican States and Canada) от 13 декабря 2019 г., вступившем в силу после ратификации Канадой 13 марта 2020 г.[271]
Такие международные организации оказывают значительное влияние на развитие национальных правовых систем. При этом отметим, что конституции не только закрепляют, но нередко, как в Латинской Америке, опережают достигнутый уровень региональной интеграции.
Так, Конституция Бразилии 1988 г. провозглашает, что Бразилия стремится к экономической, политической, социальной и культурной интеграции народов Латинской Америки с целью формирования латиноамериканского сообщества наций (статья 4).
Ту же цель ставит Конституция Венесуэлы 1999 г.: «Республика стимулирует и способствует взаимной интеграции со странами Латинской Америки и Карибского бассейна в целях создания содружества народов и защиты его экономических, социальных, культурных, политических интересов и окружающей среды… В политике интеграции со странами Латинской Америки и Карибского бассейна Республика отдает приоритет отношениям с ибероамериканскими государствами, стремясь к тому, чтобы это стало целью общей политики Латинской Америки. Нормы, принятые в рамках договоров об интеграции, являются неотъемлемой частью действующей правовой системы, имеют прямое действие и верховенство по отношению к внутреннему законодательству» (статья 153).
Аналогичные нормы содержит статья 227 Конституции Колумбии 1991 г.: «Государство содействует экономической, социальной и политической интеграции Колумбии с другими странами, особенно с государствами Латинской Америки и Карибского бассейна, посредством заключения соответствующих договоров, основывающихся на принципах справедливости, равенства и взаимности, а также участвует в учреждении наднациональных организаций, в том числе для поддержания общности, образованной на базе латиноамериканского сообщества наций. Закон может устанавливать порядок проведения прямых выборов в Андский парламент и Латиноамериканский парламент» (статья 227).