Василий Сиповский
Родная старина
Северные монастыри
И прежде, до татарского погрома, монастырская жизнь считалась на Руси образцом праведной жизни, а в XIII и XIV вв., когда страшные бедствия обрушились на Русскую землю, монастырская жизнь получила в глазах наших предков еще большую цену. Страшно карал Бог в глазах богочестивых людей Русскую землю за греховную жизнь в «миру»; надо было думать о душе, жить жизнью духовною в святой «обители».
– Не для того мы созданы, – говорит один проповедник, – чтобы есть, пить, одеваться в различные одежды, а для того, чтобы угодить Богу и наследовать будущие блага.
Понятно, что число монастырей во времена татарского владычества очень увеличилось, особенно много их было основано начиная с XIV в. В этом столетии несколько раз опустошали Русскую землю страшные заразительные болезни; ужас и уныние распространились всюду от этой новой Божьей кары. И прежде был обычай на Руси, что благочестивый человек, готовясь умереть, старался загладить грехи свои, постригался в монахи, принимал схиму, а теперь, когда лютая смерть грозила всякому, многие в молодых даже летах поступали в иноки и отдавали все имущество монастырям. До двухсот монастырей во времена татарщины возникло преимущественно в северных лесах. Дикий, суровый Север с его непроходимыми дебрями заселялся пустынножителями, около которых потом собиралась братия и возникали новые монастыри.
Из северных монастырей особенно замечателен Троице-Сергиевский. Основателем его был св. Сергий Радонежский. Варфоломей (мирское имя св. Сергия) был боярского происхождения. Родители его, когда он был еще ребенком, переселились из Ростова в местечко Радонеж. Уже с детства Варфоломей выказывал склонность к строгой подвижнической жизни. До двенадцатилетнего возраста он удручал себя постом: в постные дни недели не ел ничего, а в другие питался только хлебом да водою. Большую часть ночи проводил без сна, в молитве.
– Дитя мое, – увещевала его мать, – не сокрушай тела своего многим воздержанием! Ты слишком еще молод – впадешь в болезнь. Тело твое растет и цветет. Никто в годы твои такому посту не предается.
Увещания эти не действовали на благочестивого ребенка.
С трудом ему давалась сначала грамота; но потом чудесным образом открылась у него способность к ней, и он стал бойко читать и помогать при церковной службе. Рано почувствовал он и призвание к отшельничеству. Кротость, благочестие, доброта и любовь ко всем – вот свойства, которыми отличался он от своих сверстников.
Когда достиг он юношеского возраста, стал он проситься у родителей в «пустынь».
– Потерпи немного, – просили его родители, – мы стары и немощны. Братья твои женились и заботятся о своих женах. У тебя же одна забота – как бы угодить Богу. Твоя благая часть не отнимется у тебя. Послужи нам еще немного, а когда проводишь нас до могилы и землей покроешь, тогда твори, что желаешь.
Когда почувствовали родители Варфоломея приближение смерти, они постриглись. По смерти их Варфоломей отдал свою часть наследства женатому брату и пошел искать в окрестностях места для пустынного житья. С ним пошел и старший брат его Стефан: он после смерти жены хотел тоже посвятить себя Богу. В 12 верстах от Радонежа, в глухом лесу, срубили они себе келейки и маленькую церковь (на том самом месте, где ныне стоит богатый Троицкий собор Сергиевой лавры). По просьбе Стефана митрополит послал священников освятить церковь Св. Троицы, как желал Варфоломей.
Недолго пожили вместе братья!.. Не вынес Стефан скорбного житья среди глухого леса и тяжких лишений, какие приходилось переносить отшельнику, ушел он в общежительскую обитель, в Москву. Варфоломей принял пострижение от игумена одного из монастырей, ближайшего к его «пустыни», и наречен был Сергием. Ему было тогда всего двадцать три года.
Прожил Сергий около двух лет в своей пустыни, в полном одиночестве среди глухого, непроглядного леса. Подкреплял он себя непрестанной молитвой. Не раз в ночное время, когда бушевал ветер, стонал лес, когда стаи голодных волков выли подле его кельи, жутко ему становилось, ужас одолевал его, слышались ему чьи-то страшные слова:
– Беги отсюда! Чего здесь ищешь? Разве не боишься умереть с голода? Душегубцы-разбойники убьют тебя или звери плотоядные растерзают тебя!
Но Сергий превозмог все эти страхи… Непрестанная молитва и твердая надежда на Бога давали ему несокрушимую твердость, перестал он даже бояться и лютых зверей: спокойно встречался с ними, и они не трогали его. Раз, говорится в житии, увидел он пред своей кельей медведя. Заметив, что зверь голоден, Сергий вынес кусок хлеба и положил ему на пне. Медведь стал часто приходить за пищей, и пустынник делил с голодным зверем свою скудную трапезу; бывали случаи, что Сергий отдавал ему последний кусок хлеба, а сам голодал.
Когда стало известно, что в лесу, близ Радонежа, спасается отшельник, начали приходить к нему монахи один за другим и строили подле его хижины свои кельи. Скоро собралось 12 человек. Они служили сами в деревянной церкви заутреню, вечерню и часы, а для литургии призывали по временам соседнего священника. Через несколько времени с большим трудом уговорили самого Сергия принять игуменство. Он был рукоположен в священники и сделался игуменом.
Таково было начало Троице-Сергиевского монастыря.
Сначала эта обитель была очень бедна. Братии было всего двенадцать человек. Скудость во всем была такая, что богослужение совершалось при свете березовой лучины, богослужебные книги были писаны на березовой коре, священные сосуды были деревянные, священнические ризы сделаны были из простой крашенины. Случалось, что по нескольку дней хлеба не было и братия голодала… Сам игумен одевался так бедно, что его принимали иногда за нищего, однако он постановил строгим правилом для братии жить своим трудом, а просить милостыню было строго запрещено, позволялось принимать только добровольные, невыпрошенные даяния. Св. Сергий подобно св. Феодосию подавал братии пример строгой жизни и трудолюбия: сам пек хлебы, шил обувь, носил воду, рубил дрова. Никогда не видели его праздным. Питался он только хлебом и водою; но крепкое его здоровье помогало ему выносить все страшные лишения и труды. Денно и нощно наблюдал он, чтобы все в его обители строго выполняли все монашеские обеты.
«Преподобный Сергий Радонежский с житием». Икона. XVII в.
Молва о святой жизни Сергия и его обители разносилась все шире и шире. Являлись новые ревнители святой жизни, и число братии стало расти. Сергий не иначе постригал новых лиц, как после долгого и строгого испытания. Много богомольцев стало посещать обитель: приходили сюда толпами и нищие странники, и немощные, нуждавшиеся в помощи монастыря; приезжали и богатые люди, бояре, князья, и делали щедрые пожертвования в пользу монастыря. Обитель стала богатеть. О Сергии шла молва, что он обладает даром предвидения, что молитва его имеет чудесную силу. Но смиренный подвижник ни в чем не изменился: по-прежнему вел суровую жизнь, полную всевозможных лишении и тяжких трудов, по-прежнему был он прост и добродушен в обхождении с другими, с тою же добротою обращался он как с нищими, питавшимися за счет монастыря, так и с князьями и боярами, делавшими богатые вклады.
Леса падали кругом обители, раскинулись около нее пажити и луга, вырастали починки и села. Крестьяне охотно шли работать на монастырь. Дорога к святой обители прорубалась сквозь лесную чащу все шире и шире. Молва о подвижнической жизни Сергия дошла до Константинопольского патриарха. Предложил он подвижнику ввести в его монастырь общежительский устав. Митрополит св. Алексий любил Сергия, навещал его, советовался с ним. Чувствуя близость смерти своей, митрополит очень желал сделать его преемником своим; лучшего блюстителя Русской церкви, по мнению Алексия, нельзя было найти. Сергий решительно отказался, даже не хотел принять золотого креста.
– Прости, владыка, – сказал он, – от юности моей я не был златоносцем, а в старости тем паче хочу в нищете остаться.
Смирение было главным свойством св. Сергия: ему страшны были блеск и величие земное. Но и в смиренном звании игумена он принес, как увидим, большую пользу Русской земле.
Дивилась братия строгости жизни своего игумена, его необыкновенной выносливости, его способности в глубокой старости неустанно трудиться.
– Ищите прежде всего царствия Божия, – говорил он своей братии, – и все это дастся вам.
Св. Сергий скончался в 1397 г. Основанная им обитель имела такое же важное значение для Северной Руси, как Киево-Печерская лавра для Южной.
В настоящее время Троицкая лавра – один из самых богатых русских монастырей. Много святыни, драгоценной для русского человека хранится в ней; много дорогих и сторических воспоминаний связано с нею.
И при жизни св. Сергия, по его благословению, и по его смерти ученики его основывали новые обители. Особенно замечателен был впоследствии Кирилло-Белозерский монастырь, основанный учеником св. Сергия св. Кириллом. Ученики последнего в свою очередь распространяли монашество…
Великую службу сослужили Русской земле святые подвижники. В годы тяжелой неволи, рабского унижения, злобы, горькой нищеты, голода, повальных болезней легко человеку упасть духом, опуститься, зажить грубою, животною жизнью. И вот в такую тяжкую пору в разных концах Русской земли, в глухих местах, где не бывала человеческая нога, где ютились только дикие звери, являются один за другим пустынники. Почет, богатство, семейные радости – все, что так дорого людям на земле, – все презрели эти подвижники; все это в их глазах ничто в сравнении с иною жизнью, жизнью вечною, духовною. Проведают о подвижнике люди, дивятся ему: старик один-одинешенек живет в безлюдной глуши, ни хищного зверя не страшится, ни лихого человека не пугается; боится только одного греха – боится его пуще лютой смерти. Тяжкие труды несет он, голод, холод добровольно терпит и все Богу молится. Рассказывают те, кому доводилось видеть пустынножителя, что приветлив он, светел душою, что готов утешить всякого скорбного, что сладко слушать слова его.
– Сам Бог, – говорит он, – претерпел всякие лишения, нужду и страдания за грехи людей, а нам, грешным людям, не великое дело – потерпеть нужду и лишения за свои грехи, которых паче меры… Ничтожна эта земля с ее кратковременными страданиями и горестями в сравнении с царством небесным, где жизнь вечная, красота неизреченная и радость без конца.
Троице-Сергиева лавра. Вид конца XIX в.
Светлее становилось на душе у несчастного, подавленного горем человека от таких речей, вера в лучшую будущую жизнь согревала душу его. Учился он у старца немощного телом, но крепкого духом, добровольно терпевшего всякие лишения и нужды, терпеливо сносить свою горькую долю, не падать духом.
…Недоступны были простому, темному люду священные книги, не приходилось слышать ему церковную проповедь: в тяжкое время татарщины и в больших городах на Руси все реже и реже раздавалась она, наконец, и совсем смолкла. Но сильнее книг и проповедей действовал на простых смертных людей живой пример подвижников и их простое задушевное слово. Молва об их подвигах широко расходилась и повсюду проникала в самые глухие уголки и поддерживала у темных людей веру в Бога и в будущую лучшую жизнь.
Симеон Гордый, Иоанн II и Димитрий Донской
Всякими способами – честными и нечестными – Калита усилил Московскую область, прибрал к рукам удельных князей, управился с Тверью, с Новгорода брал откупы, а в случае отказа посылал рать на Новгородские земли. Тягаться с Москвою уже было не под силу удельным князьям. Хотя Калита и поделил землю между тремя сыновьями и женою своей, но все же по смерти его (1341) никто не мог соперничать с его сыновьями: доверие и милость хана от него перешли к ним. Хан признал старшего из них, Симеона, великим князем, и, по словам летописи, «все князья русские даны были под руку его». Держал себя он с подручными князьями властно и гордо, за что и прозван был «Гордым»; но, несмотря на свою гордость, подобно отцу, он, как видно, умел и смиряться, где нужно было: пять раз ездил в Орду и возвращался оттуда с большою честью и ханской милостью. Зато татары никакого зла не причиняли московскому люду, хан даже помог Москве выйти из беды, когда литовский князь напал на нее.
Ловко пользуясь милостью ханов, всячески ублажая их, Калита и сын его спасали землю свою от татарских насилий и исподволь увеличивали свою область и силу.
Хитро усыпляя подозрительность ханов, смиренно кланяясь им, они взрастили Московскую землю, и она мало-помалу после них вошла в такую силу, что сбросила с себя татарское иго. Вот почему, несмотря на многое зло, какое творили они своим соперникам, в конце концов их внешняя политика оказалась выгодной не только для них самих и их потомков, но и для всего русского народа.
Симеон умер от моровой язвы (1353), которая свирепствовала тогда на Руси.
После его смерти пытался было суздальский князь Константин захватить великое княжение, да не удалось, несмотря на то что Иван II, брат Симеона, не походил на него, – был, по словам летописи, кроткий, тихий и милостивый князь; как видно, оказался он богаче и щедрее своего соперника – ярлык на великое княжение достался ему. При нем сказалась в Московской области сила бояр, которые после прекращения княжеских переходов из одной земли в другую стали обзаводиться поместьями и сделались богатыми землевладельцами.
Они начали даже выходить из повиновения князю и поднимать смуты; особенным значением из них пользовался «тысяцкий» – воевода, начальник военных сил, который порою мог передать свою власть, словно наследство, сыну. После смерти Ивана II (1359) остался десятилетний Димитрий. Трудное время наступило тогда для Москвы: суздальский князь Димитрий Константинович пытался удержать за собою великокняжеское достоинство, но московские бояре вступились за своего малолетнего князя: для них самих важно было, чтобы за Москвою осталось первенство, чтобы князь, которому они служили, был великим князем, а не подручным.
Бояре при поддержке митрополита св. Алексия добились того, что великокняжеское достоинство осталось за малолетним московским князем. Началась было усобица, но суздальский князь скоро примирился с московским, уступил ему и даже породнился с ним – выдал за него свою дочь.
У суздальского князя шла в это время усобица с братом Борисом за Нижний Новгород, и помощь Москвы была ему нужна. По просьбе Димитрия Ивановича митрополит послал в Нижний Новгород преподобного Сергия – требовать Бориса Константиновича на суд в Москву. Борис не послушался; тогда пр. Сергий по приказу митрополита и великого князя запер все церкви в Нижнем Новгороде, и дело кончилось в пользу Димитрия Суздальского.
Более тяжелую борьбу пришлось вести Москве с Тверью. Тверской князь Михаил Александрович, князь властолюбивый и решительный, вовсе не желал быть подручником московского князя и не терпел вмешательства его в дела своей области.
Митрополит Алексий. Икона. XVI в.
Ему было не под силу одному тягаться с Москвою, но была у него сильная подмога: в соседней Литве княжил в это время Ольгерд, женатый на сестре Михаила Александровича.
Два раза он приводил литовского князя на Москву.
В обычае хитрого Ольгерда было не говорить никому заранее о том, куда направляет он войско, походы совершать чрезвычайно быстро и нападать неожиданно. Димитрий Иванович не успевал и рати собрать, как Ольгерд являлся под стенами Москвы. Взять город, впрочем, ему не удавалось: в это время вместо прежних деревянных стен Димитрий Иванович построил здесь крепкий каменный кремль (1367); но литовцы страшно разоряли Московскую землю, жгли села, грабили пожитки, угоняли скот, избивали или уводили в плен людей, не успевших бежать и скрыться в лесах. Димитрий по уходе Ольгерда мстил тверскому князю тем же – беспощадно опустошал его землю и добычею, взятою в Тверской области, вознаграждал убытки Московской. Пробовал Михаил Тверской другим путем осилить своего соперника, ездил в Орду, добыл ярлык на великое княжение; но из этого тоже ничего не вышло. Вести татарскую рать на Русскую землю, предать ее на разорение хищникам Михаила не хватало духу, а своей силой ему было не совладать с Москвою. Тем временем Димитрий Иванович успел задобрить хана подарками и оставался великим князем. В конце концов пришлось Михаилу, чтобы избежать полного разорения своей земли, примириться с противником своим и заключить договор, по которому он обязывался за себя и своих наследников подчиняться московскому князю, по приказу его ходить на войну самому или посылать своих воевод, не искать и не принимать от хана великокняжеского достоинства, отказаться от союза с Литвою. Особенно важно было условие о союзе против татар.
«Будем ли мы в мире с татарами, – говорится в договоре от имени московского князя, – дадим ли выход (дань) или не дадим, – это наше дело. Если татары пойдут на нас или на тебя, то нам биться вместе; если мы пойдем на них, то и тебе идти с нами вместе».
Из этих слов видно, что Димитрий Иванович считал себя уже в силах бороться с татарами и предвидел, что скоро наступит время борьбы с ними.
Орда в это время уже слабела и распадалась на части; сразу являлось по нескольку ханов, которые свергали один другого. Случалось, что сыновья убивали отцов, чтобы скорее завладеть престолом, – и ханы беспрестанно менялись, во второй половине XIV в. было десятилетие, в которое переменилось их пятнадцать.
Некоторые вожди стремились отложиться и сделаться самостоятельными ханами. Трудно было в это время московскому князю и ладить с Ордою: ему приходилось сразу у двух враждебных ханов добывать себе ярлык на великое княжение.
Когда являлось несколько ханов, враждовавших между собою, как было знать, кому угождать, кто из них возьмет верх, да и одаривать сразу нескольких ханов было не под силу даже и богатому московскому князю. Казалось, настала удобная пора для русских покончить с тяжелым и постыдным для них владычеством татар.
После долгих смут в Орде овладел ханской властью воевода Мамай. Злобился он сильно на Димитрия Ивановича за то, что тот не обращал большого внимания на его требования, не хотел платить ему той дани, какую прежде платили московские князья ханам. К тому же в Нижнем Новгороде была избита татарская дружина, пришедшая с ханским послом и творившая всякие насилия. Убит был и посол. Никто из русских князей не поехал оправдываться и смягчать ханский гнев.
Ясно было, что русские князья выходили из повиновения. Мамай еще не собрался с силами, чтобы идти самому, а стал для острастки посылать небольшие орды на земли подручных Москве князей.
В 1376 г. напала с дозволения Мамая Орда, под предводительством какого-то Арапши, на Нижний Новгород. Русская рать пошла навстречу. Русские думали, что татары еще далеко, и расположились у реки Пьяны отдыхать. День (2 августа) был очень знойный. Доспехи, копья, сулицы и рогатины были на возах. Воины не ожидали близкой опасности, прохлаждались в одних охабнях (плащах), попивали себе мед, пиво и вино. Многие хвастались своею силою и удалью и не чаяли близкой беды.
Тем временем татары, разделившись на пять отрядов, кинулись вдруг с пяти сторон на безоружных русских так, что те не успели и оружия вынуть из телег. Много тут пало русских воинов напрасною смертью; многие кидались в реку Пьяну, думая спастись, и перетонули.
В следующем году опять Мамай послал свою Орду на Русь. Татары напали на Нижний, взяли его и разорили; а другое татарское войско пошло на великого князя.
Князь сам вышел навстречу ему. На реке Воже произошла битва. Москвичи выждали, чтобы татары переправились, а затем ударили на них разом с трех сторон. Татары не выдержали напора и побежали. Множество их перетонуло.
Русские переправились и погнались за татарами. Множество шатров, телег, кибиток и всякого добра досталось русским.
Радовались русские, когда увидели, что и они могут бить татар. Сильнее стала надежда на полное освобождение от лютых врагов. Победа эта должна была, конечно, повести к большой войне. Мамай пришел в ярость. И задумал он нагнать на русских такого страху, чтобы навсегда отбить у них охоту противиться ханской воле, – понял он, что иначе владычеству татар придет конец. Стал собирать Мамай огромное войско. Кроме татар, в ополчении этом были черкесы, ясы и разные наемные иностранцы. Он хотел повторить времена Батыя, разгромить Русскую землю.
Великая пора настала. Решался вопрос: быть ли Москве и Русской земле или окончательно погибнуть под ударами татар?..
Мамай, по словам одного сказания, говорил своим сановникам:
– Возьму Русскую землю, разрушу церкви русских, веру их на свою переложу, прикажу им поклоняться Магомету. Где были христианские церкви, там велю поставить мечети, посажу своих баскаков по всем русским городам, а князей русских перебью!
Олег Рязанский, который еще раньше вел борьбу с Димитрием Ивановичем, изменил русскому делу, вступил в тайные переговоры с Мамаем, – боялся, что Рязань пострадает больше всех, так как через нее лежал путь татарам. Уверен был Олег, что Москве пришел конец: в это время Мамай заключил союз с литовским князем, – можно было думать, что Москве не выдержать удара двух таких противников.
В исходе лета 1380 г. узнал Димитрий Иванович, какая гроза собирается над его головой. Рязанский князь, желая скрыть свою измену, извещал его об опасности.
«Но еще наша рука высока, – писал он Димитрию Ивановичу, – бодрствуй и мужайся».
