Василий Сиповский
Родная старина
Василий Дмитриевич Сиповский и «Родная старина»
В конце XIX – начале XX в. мало кому из образованных русских людей были неизвестны труды и имя Василия Дмитриевича Сиповского (1844–1895), выдающегося педагога и популяризатора исторических знаний. Их читали дети и родители, учителя и гимназисты, члены императорской фамилии и люди без чинов и званий – словом, все интересовавшиеся историей. Не одно поколение россиян начинало систематически знакомиться с прошлым родной страны по популярным книгам В. Д. Сиповского и лишь потом бралось за более академичных С. М. Соловьева, Н. И. Костомарова, В. О. Ключевского. К сожалению, эти книги, выдержавшие множество прижизненных и посмертных изданий, были в советское время преданы незаслуженному забвению. Та же участь постигла и память об их авторе. Лишь в 1990-е гг. в России вновь вспомнили о В. Д. Сиповском, и был переиздан его основной труд – «Родная старина».
Владимир Дмитриевич родился в Умани (ныне Черкасская обл. Украины). Окончив гимназию с золотой медалью, он поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, где успешно завершил образование в 1868 г. Подающий большие надежды как ученый, Владимир Дмитриевич тем не менее вернулся на родину и работал простым учителем истории и русской словесности. В 1874 г. он перебрался из Киева в Петербург, приглашенный преподавать в столичную женскую гимназию. В столице он активно включился в педагогическую и общественную деятельность. С 1876 г. Сиповский издавал журнал «Женское образование» (с 1892 г. переименованный в «Образование»), а с 1878 г. преподавал историю и словесность на Высших женских курсах профессора К. Н. Бестужева-Рюмина. Помимо множества статей в собственном журнале, Сиповский часто публиковался и в других педагогических изданиях («Семья и Школа», «Русская Школа» и др.). А вскоре возникла идея книги, в которой бы популярно была изложена отечественная история, с широким использованием памятников древнерусской литературы. Во время подготовки книги не обошлось без непредвиденных неприятностей: в апреле 1879 г. квартира Сиповского была подвергнута обыску, а он сам – аресту по подозрению в хранении запрещенных изданий. Однако в бумагах Сиповского полиция не нашла ничего предосудительного, и Василий Дмитриевич смог вернуться к работе. В результате была написана трехтомная «Родная старина. Отечественная история в рассказах и картинах». Первый том (выпуск) был посвящен событиям российской истории с IX по XIV в. (до смерти Дмитрия Донского), второй – с XIV по XVI в. (до смерти Ивана Грозного), третий – с царствования Федора Ивановича до царствования Федора Алексеевича (т. е. до 1682 г., начала Петровской эпохи).
С момента выхода в свет первого тома (1879) «Родная старина» выдержала еще девять переизданий – настолько была велика популярность этой книги. Причем в прижизненные переиздания «Родной старины» автор вносил изменения и дополнения, в том числе очень существенные. Так, по сравнению с первоначальным вариантом, книга пополнилась вступительным рассказом об источниках знаний о прошлом, были существенно расширены рассказы о древнейших обитателях Восточной Европы, о древних литовцах и образовании Литовского княжества, о Западной Руси и Украине под властью Польши. Автор старался наполнить выпуски «Родной старины» иллюстративным материалом, чтобы сделать прошлое России для читателей более наглядным и доступным для понимания. В этом и состояла особенность метода преподавания истории Сиповским – благодаря доходчивому языку и увлекательному повествованию сделать прошлое понятным и интересным, чтобы перед читателем открывались не нудные перечни сухо изложенных фактов, дат и названий, а живые картины предыдущих эпох, слагающиеся из ярких запоминающихся образов. Кроме того, Василий Дмитриевич стремился не загромождать свои книги экономическими и социологическими концепциями, столь модными в его время, а сосредоточить внимание на том, что близко и доступно пониманию массового молодого читателя – на повседневной жизни людей, на взаимоотношениях между ними, на том, что их беспокоило или радовало. Читатели «Родной старины» постигали историю народа через знакомство с культурой, бытом и нравами, а историю государства – через мысли и поступки правителей и окружавших их деятелей. Для Сиповского было важно донести до современников живое слово людей ушедших поколений. Всюду, где только возможно, он пересказывает или цитирует отрывки изустных и письменных литературных памятников – летописей, народных сказаний, былин, преданий и песен, эпических поэм и повестей, житий святых, посланий (в некоторых новейших переизданиях «Родной старины» многие из этих отрывков были, к сожалению, опущены). Особая ценность «Родной старины» заключается именно в насыщенности ее текста фрагментами исторических источников, большинство из которых осталось бы неизвестно неискушенному читателю. Это особенность не только этого произведения, но и других трудов Сиповского («История Древней Греции в рассказах и картинах» и «Сократ и его время»).
Работу над популярными книгами для народного чтения Сиповский совмещал с преподаванием и изданием журнала, а в 1885 г. Василий Дмитриевич был назначен директором училища для глухонемых. На этом посту он проработал до самой смерти. Педагогический талант В. Д. Сиповского был оценен императором Александром III, пригласившим автора «Родной старины» преподавать историю своим детям – великой княгине Ксении и великому князю Михаилу.
На титульных листах «Родной старины» Василий Дмитриевич скромно фигурировал в качестве составителя, тем самым подчеркивая, что он лишь добросовестно и популярно излагает либо результаты открытий других историков (их труды, использованные при подготовке книги, Сиповский перечислял в предисловиях к каждому из «выпусков»), либо содержание древних художественных памятников. И может показаться, что в «Родной старине» не отражены собственные взгляды Сиповского-исследователя. Но это не так. Автор «Родной старины» имел личные представления об историческом прогрессе, считал его главной силой просвещение. И недостаток просвещения он полагал одной из главных причин тех бед, которые постигли в прошлом Русь. Обычно избегая категоричных суждений, Сиповский все же делал однозначные выводы при оценке нравов той или иной эпохи, основываясь на мере просвещенности людей, их способности самостоятельно мыслить и свободно творить.
Даже в началеXXI в. книга В. Д.Сиповского сохраняет интерес для всех интересующихся историей. Конечно, нынешнему читателю «Родной старины» нужно всегда помнить, что автор адресовал свой текст юному поколению конца XIX в., а потому, проводя параллели с «современностью», он имел в виду реалии позапрошлого столетия. Нужно помнить, что «Родная старина» при всех ее достоинствах – не историческое исследование в современном смысле слова. Для автора важнее не реконструировать исторические события и процессы в том виде, в каком они происходили в реальности, а в том, в каком они остались в исторической памяти народа, превратившись в легенды и предания, отразившись в песнях и поговорках, оставив отпечаток в письменных литературных памятниках. Конечно, автор не слепо доверял этим источникам; нередко на страницах «Родной старины» он иронизировал над народной фантазией и прямо называл отдельные сообщения летописей и исторических преданий «баснословными». В то же время современная историческая наука подвергла справедливым сомнениям многие из тех фактов, которые для
В. Д. Сиповского и современных ему историков были бесспорными. Впрочем, выводы современной науки тоже не истина в последней инстанции. Поэтому поправлять и комментировать «Родную старину» – дело неблагодарное и не всегда нужное. Ведь к труду Сиповского сегодня следует относиться не как к справочнику по отечественной истории, а как к талантливому литературно-историческому произведению, посвященному прошлому нашей родины. Тем не менее ряд мест в книге, трудных для понимания современного читателя или содержащих заведомые ошибки (в которых повинен не столько автор, сколько используемые им источники), пришлось снабдить примечаниями – либо в конце книги, либо в самом тексте [в квадратных скобках].
Из предисловия к первому изданию
Преподавание отечественной истории в наших мужских и женских учебных заведениях начинается обыкновенно в средних классах. Учащимся лет 13–15 дается в руки учебник, который и представляет основу преподавания. Учитель должен позаботиться, чтобы учащиеся вполне поняли и усвоили учебник. Учебники истории, даже и наилучшие, представляют по самой сущности своей сжатое и сухое изложение фактов, усвоить которые надо памятью. Объяснения учителя касаются смысла событий, значения их, причинной связи между ними и пр. и действуют преимущественно на рассудочную способность. Воображению и чувству учащихся уроки истории, особенно отечественной, дают обыкновенно слишком мало пищи. Даже и в тех случаях, когда учитель хороший рассказчик и мог бы своими рассказами вызвать у учащихся живые представления исторических событий и лиц, он очень редко бывает в состоянии это сделать: времени на уроки отечественной истории отводится обыкновенно немного, да притом половина его уходит на необходимое спрашивание уроков. Сухое же изложение фактов, не затрагивая воображения и чувства, плохо держится в памяти; частые и притом скучные повторения одного и того же мало помогают беде. Особенно же печально то, что при этом нередко гибнет у учащихся интерес к родной истории.
Если примем во внимание, что только крайне незначительному меньшинству удается слышать профессорские лекции по русской истории, что научные сочинения малодоступны для обыкновенного читателя, то поймем, почему знание родной истории не процветает у нашего юношества.
А между тем отечественная история и словесность считаются краеугольными камнями национального воспитания. И действительно, только тот из образованных людей может понимать свой народ – не говорим уже – жить одним сердцем с ним, – кто хорошо знает пережитое и передуманное им.
Школа, если она хотя сколько-нибудь претендует на национальное воспитание, должна в своих питомцах возбуждать интерес к отечественной истории и давать им навык к чтению научных и исторических сочинений.
Более заботливые преподаватели обыкновенно и не ограничиваются только уроками, а мало-помалу вводят своих учеников в чтение исторических сочинений, советуя им иногда прочесть известные главы или страницы из сочинений Карамзина, Соловьева, Костомарова и др. (Подспорьем в этом отношении может служить «Хрестоматия по русской истории» Гуревича и Павловича, представляющая хороший подбор статей из научной литературы по русской истории.) Но чтение исторических сочинений и научных статей возможно лишь для старшего возраста. Притом чтение это может принести действительную пользу только при двух условиях: во-первых, необходим большой такт со стороны преподавателя при выборе статей для чтения и, во-вторых, необходимо, чтобы у учащихся был сильный интерес к отечественной истории. А для того, чтобы этот интерес был пробужден у них, надо, чтобы с первых же шагов изучения родная история не ложилась только тяжелым бременем на память, но производила бы впечатление на чувства учащихся, давала бы пищу и воображению их. Для этого необходимо, кроме учебника, кроме объяснений учителя – подспорье в самостоятельном чтении учащихся.
Вполне подходящего для этого и законченного труда нет в нашей учебной литературе; мы делаем попытку восполнить этот пробел. Мы задались целью пересказать все важнейшие события русской истории, строго придерживаясь источников и научной разработки их, – пересказать так, чтобы у читающих получилось сколько-нибудь живое представление о минувших событиях, лицах и древнем строе жизни. Для верного понимания исторических лиц и дел их важно знать, как смотрели на них современники или ближайшие потомки. В этом отношении взгляд летописца, слова древнего проповедника, старинное суеверное предание, простодушное сказание современника и т. п. получают высокую цену. Всюду, где можно было, мы и старались показать, как события и дела исторических деятелей отражались в сознании современников. Хотя мы и пользовались научными трудами, но всегда старались держаться как можно ближе к источникам; некоторые памятники («Поучение» Владимира Мономаха, Слово о полку Игореве, места из Жития св. Феодосия и пр.) переданы нами почти дословно. Личная жизнь, как известно, мало проявлялась в древние времена нашей истории. Мало потому и биографического материала дают наши исторические источники, но все-таки по ним, хотя и в общих чертах, можно представить несколько типов, порожденных складом древней жизни и историческими обстоятельствами. С типом князя – сурового и беспощадного воителя – читатели нашей книги познакомятся из преданий о первых князьях: Олеге, Игоре и Святославе; с типом воителя, смягченным и просветленным христианским учением, – из рассказа о Владимире Мономахе; с непоседливым князем-удальцом удельно-вечевого периода – из рассказа о Мстиславе Удалом. Типы монахов-подвижников представлены в рассказах о св. Феодосии и св. Сергии. В XIV в. начинает выясняться тип князя-политика, скопидома, изворотливого и дальновидного – в рассказах о Юрии и Иване Даниловичах.
Особенное внимание обращено нами на изложение. Мы старались довести язык до возможной чистоты и простоты, старались в то же время избежать сухости.
Вступление
Откуда узнаем мы наше прошлое
Более тысячи лет минуло с той поры, как положено начало Русскому государству. Много за это время свершилось на Руси крупных дел, и хороших и дурных; немало бед и горя пережил русский народ; были у него и светлые дни радости; были и люди, память о которых дорога всякому русскому сердцу. Есть о чем порассказать, есть что и послушать.
Откуда же узнать нам о том, что было за несколько веков до нас? Откуда проведать о стародавних временах?
Жизнь народов обыкновенно не проходит бесследно. Устные рассказы о давно минувших событиях, древние письменные памятники, здания, утварь, оружие и другие вещи, уцелевшие от прежних времен, – все это следы минувшей жизни народа. Чем образованнее становятся люди, тем больше они дорожат этими остатками старины: понимают, что нельзя разумно жить среди народа, не зная его нравов, обычаев, учреждения; а узнать и вполне понять их только и можно, уяснив себе, как складывались они в многовековой жизни народа. Разъяснить это и изобразить былую жизнь народа есть задача истории, а всевозможные остатки старины служат источником, откуда историк черпает сведения о былом.
Как отдельному человеку, так и целому народу врожденно помнить свое прошлое и дорожить им. Кому не приходилось замечать, как любят рассказывать о минувших днях люди старые да бывалые, как говорится, видавшие виды на своем веку? Рассказывают они порой так хорошо, подробно да складно, что и заслушаться их можно. Память у стариков бывает нередко и богата, и торовата – были бы только желающие слушать их, а за охотой рассказывать дело у них не станет.
Такая охота у старых людей была во все времена. Рассказывают старики про былое своим детям и внукам, и глубоко им в память да в сердце западают эти рассказы. Пройдет десятка два-три лет – деды уже в могилу сошли, внуки их и дети сами стали отцами и дедами; рассказывают и они своим детям о старой дедовской были и о том, что сами на своем веку видали. Так из рода в род и передаются рассказы о былом, потому и называют их преданиями. Века проходят, а сказания о старине, словно наследство заповедное, наряду с дедовскими обычаями, переходят от поколения к поколению.
Хоть и крепка бывает память у стариков на прошлое, а все-таки ей не удержать всего, что они сами видывали и от других слыхивали: ускользают имена, путаются события, забываются порой место и время, где и когда что случилось. Притом ведь не все, что знаешь, и рассказывать хочется; что глубже врезалось в память да к сердцу ближе, только то и на язык просится. Лихие беды, подвиги молодецкие, лютое горе и светлые радости – вот что больше всего сказывается в народных преданиях. На беду, когда сердце слишком уж сильно заговорит, то ум порой молчит… Иной рассказчик говорит о силе дивной могучего богатыря, о чудесных подвигах его, да невольно от полноты души и прикинет от себя словцо-другое, – где преувеличит, где приукрасит; смотришь, с былью уже и сплелась небылица. Прошел такой рассказ через уста нескольких поколений, предание уж и в сказку обратилось, и трудно в ней отличить быль от небылицы. А то найдутся в народе и такие досужие да умелые люди, что иные сказания в песни переложат: в песне они выходят складнее, и слушать их приятнее.
Жизнь не стоит: года идут за годами; совершаются новые дела; у каждого поколения свои печали, свои радости, свои заботы; зарождаются новые сказания, новые песни складываются. Они мало-помалу смешиваются между собой в народной памяти, новое сплетается со старым или вытесняет его. Много древних преданий и старых песен затерялось, забыто народом прежде, чем ученые стали у нас собирать, записывать и изучать их; но все же немало их хранится и до сих пор в народной памяти. Давным-давно уж нет на свете тех, про кого говорится в иной песне, даже и от могил их давно уж и следа нет, а живая песня все еще говорит про их дела; сотни лет проходят, а горе и радости их все живут в этих песнях…
Народные песни, сказки, предания служат историку драгоценным устным источником. Не станет он черпать из них сведений о событиях и лицах, но узнает отсюда, во что верил народ, на что надеялся, что любил он и что из пережитого и передуманного им особенно глубоко врезалось в его память. Вот чем дороги для истории устные народные произведения.
В древности, когда у наших предков и в помине еще не было письменности, в наши края заходили грамотные иноземцы или узнавали о нашей земле от бывалых людей и разносили известия о ней, порой вели записи, описывали нравы, обычаи, быт наших предков. Из этого источника можно почерпнуть много любопытных подробностей о старинном житье-бытье русских; притом отсюда узнаем мы, как смотрели на них иноземцы в ту или другую пору.
Когда письменность стала распространяться на Руси, у нас нашлись грамотные монахи, которые стали вести записи о событиях в родной земле. Делалось это сначала очень просто: выставляли года и под ними коротко отмечали, что случилось в это время; а ничего особенного не было, то ничего и не писали – год пустым оставался. Эти отрывочные записи и называются летописями.
Таких начальных записей до нашего времени не сохранилось. Самый древний летописный труд, дошедший до нас, Повесть временных лет (полное ее заглавие: «Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первые княжити и откуду Русская земля стала есть»). Этот труд относится к XII в. Составитель летописи – был ли он инок Киево-Печерской лавры Нестор, как думали прежде, или Сильвестр, игумен Выдубицкого монастыря, как полагают теперь, – потрудился немало над своей книгой.
«Нестор-летописец». Скульптура работы М. М. Антокольского. 1890 г.
Жил он в конце XI и начале XII в., а задумал начать книгу по примеру греческих летописцев со времен Всемирного потопа. Пришлось ему собирать сведения из греческих летописей, из разных сказаний и преданий, особенно же из древнейших русских летописных заметок; пришлось все это сводить в одно целое, потому и называют труд его летописным сводом. Темное предание о первых князьях, благочестивое сказание о первых христианских подвижниках на Руси, отрывочные заметки о походе князя или нападении хищных врагов, сказочный рассказ бывалого человека о каких-либо диковинах Русской земли – все дорого для него, все старательно заносит в свою книгу простодушный составитель: только позднейшие события мог он описывать, как очевидец. Отрекся он от света, хочет думать только о Боге, о спасении душевном, да не вырвать ему из сердца своего привязанности к родной земле, сильно хочется ему знать, что на ней творится и творилось, хочется и другим поведать о том, что сам знает. И вот, помолясь Богу, берется он усердно за свой труд: скорбно повествует о неурядицах на Руси, о злодеяниях, о княжеских усобицах, с умилением сердечным заносит сказания о подвигах христианского благочестия, приводит из Святого Писания подходящие места. На труд свой смотрит он, как на дело богоугодное: будут читать летопись князья, бояре, монахи – узнают, сколько зла творилось на земле, как Бог карал за это нечестивых, узнают и хорошие дела, подвиги лучших русских людей – и легче будет добрым людям избирать правые пути в жизни и от зла сторониться. Нелегко было написать целую книгу, когда приходилось букву за буквой вырисовывать. Но летописец усердно трудится – он надеется «от Бога милости прияти», надеется, что и люди прочтут его книгу и добрым словом помянут его.
Великое дело свершил трудолюбивый составитель Повести временных лет: из нее более всего мы и узнаем о древнейших событиях на Руси до 1110 г., которым заканчивается эта летопись.
Вслед за нею стали вести летописные сказания и в других городах, по монастырям (Новгородские летописи, Псковская, Суздальская и др.). Позднейшие летописцы обыкновенно списывали сначала Повесть временных лет, а затем уже сами продолжали – отмечали больше события тех областей и городов, где сами жили. Летописи велись у нас до XVII в. Множество рукописных летописей дошло до нашего времени; но, к сожалению, самые древние из дошедших до нас писаны не раньше конца XIV – начала XV в. (Лаврентьевский и Ипатьевский списки); стало быть, Повесть временных лет сохранилась лишь в позднейших списках.
H. М. Карамзин. Портрет работы Е. И. Гейтмана. 1820-е гг.
Кроме летописей, от древней письменности уцелело много отдельных сказаний о достопамятных событиях, житий святых, записок современников, посланий; сохранились также древние договоры, княжеские грамоты, указы, постановления правительства, уставы, законы. Все это драгоценные для истории письменные источники.
С течением времени все больше и больше копилось разных рукописей. Целые груды их сотни лет таились в полной неизвестности в монастырских и других древних книгохранилищах. С XVI в. началось в Москве книгопечатание, но долго никто и не думал печатать драгоценные для истории рукописи. Чтобы разобраться в грудах их, отделить важные от неважных, нужны были не только труд и усердие, но и знание и умение, а их-то и недоставало у наших предков. Не умели они беречь дорогих рукописей: много затерялось, немало погибло не только от пожаров, но и от небрежности и невежества владельцев.
Только с XVIII в. в нашем отечестве зародилась настоящая наука. По мысли Петра Великого возникло в Петербурге ученое учреждение, Академия наук, куда призваны были ученые, за неимением русских, из Германии. Между ними нашлись люди, знавшие цену древним рукописям, – стали их старательно собирать, изучать, печатать. Начиная с М. В. Ломоносова, первого русского ученого, и русские люди принимаются за науку. Многие стали усердно трудиться и над разными вопросами русской истории; иные пытались изложить ее последовательно и связно с древнейших времен. В начале нашего века [автор имеет в виду XIX в.] является знаменитый труд Карамзина: «История государства Российского» (доведена до 1613 г.). С этого времени любовь к старине все растет и растет: является все больше и больше исследователей, учреждаются целые общества любителей древностей, общими силами работают над источниками русской истории. Дорога родная старина всякому, но дороже всего она тому, кто всю жизнь кладет на изучение ее. Усердно роются ученые в грудах старинных рукописей, изучают древние сказания, темные предания, сказки, песни, обычаи, поверья, язык народа, раскапывают древние могилы (курганы), отыскивают древнее оружие, утварь и пр.; всюду ищут остатки старины, как золотоискатели золота.
И не напрасен их труд: все больше и больше набирается сведений о старине, все яснее и яснее возникает прошлое пред нами, словно оживает. Учреждаются новые ученые общества, работающие над русской стариной. Возникает у нас целая наука древностей (археология) со многими отделами, охватывающими все стороны древнего быта (старинные здания, иконы, древние письмена, утварь, оружие, одежды, монеты и пр.). Кроме больших государственных собраний и хранилищ древностей, как, например, Оружейная палата в Москве и Эрмитаж в Петербурге, изучению старины способствуют и частные собрания древних вещей у некоторых богатых любителей древностей. Издаются благодаря помощи правительства и частных лиц летописи, государственные грамоты, изображения древних зданий, вещей, одежд. Являются богатые собрания устных, народных произведений (песен, сказок, пословиц и пр.), издаются научные исследования народных обычаев, поверий. Правительство открывает свои собрания древних документов и бумаг (архивы) для любознательных ученых. Частные лица, владеющие важными для истории записками или письмами, обнародуют их. Возникает несколько исторических журналов («Русская старина», «Русский архив», «Исторический вестник» и др.), которые издаются в течение многих лет и не могут исчерпать всего нашего «исторического богатства», накопленного в минувшие годы.
Много даровитых и высокоталантливых ученых, много и скромных тружеников работало над русской стариной. Не одну страницу пришлось бы исписать их именами, если бы мы вздумали всех их назвать. Всем им скажет сердечное спасибо всякий русский, кому дорога родная старина; скажет большое спасибо и историк, которому и подумать нельзя было бы об изложении истории, не будь подготовлено для нее источников. А собрать их и подготовить, как говорится, материалы для истории – дело очень нелегкое. Доверчивый летописец спокойно заносил в свой труд всякие известия, предания, рассказы, не задумываясь долго над тем, верны ли они или нет; а настоящий ученый может пользоваться ими лишь после строгой, разумной проверки (критики) источников. Откроет ли ученый какое-либо неизвестное раньше древнее сказание, он, прежде всего, если не помечен год, когда оно написано, постарается разведать по начертанию письмен, по языку, какому времени принадлежит рукопись. Если в ней рассказано о каком-либо событии, то исследователь задумывается, мог ли писавший и хотел ли сказать правду; найдет ли ученый исследователь старины древнюю монету, он еще проверит, так ли стара она, как кажется, не поддельна ли она и т. д. Только после осторожных критических изысканий, порою очень долгих и кропотливых, указана будет настоящая цена памятника для истории.
С. М. Соловьев. Гравюра Л. А. Серякова. 1881 г.
После такой разработки, после изданий источников можно вернее и полнее излагать русскую историю, чем прежде. С пятидесятых годов [XIX в.] Соловьев начал свой огромный труд (теперь 29 томов); затем появились многочисленные труды Костомарова – они усилили в русском обществе любовь к историческому чтению. Наконец, в наше время [имеются в виду 1880-е гг.] начато несколько новых больших работ по русской истории (Бестужева-Рюмина, Забелина и Иловайского), которые стараются решить некоторые темные вопросы нашей истории и осветить полнее древнерусскую жизнь.
Над разъяснением ее много еще придется поработать и теперешним нашим историкам, и будущим. Нелегко разобраться в грудах письменных, вещевых и устных источников, еще труднее добыть из них то, что составляет главную задачу всякой науки – правду, ту правду, которую и народ наш высоко ценит, говорит о которой в своих пословицах: «Правда светлее солнца, дороже золота», «Без правды не живут люди, а только маются».
Образованные люди могут узнавать эту правду о родной старине из трудов ученых; грамотному простолюдину кое-что скажут о ней доступные ему книжки; неграмотный же человек узнает о ней от грамотных, а в глухих уголках нашей земли – тем же способом, как предки наши тысячу лет назад, – из рассказов стариков, из преданий да песен. Все реже и реже слышатся в наших деревнях старинные песни: они мало-помалу вытесняются новыми, книжными. Былины о старых богатырях сказываются только кое-где у нас на севере уже немногими умелыми стариками; на юге России былин этих народ уже не знает – их заменили песни (думы) о казацких временах. Здесь встречаются еще, хотя и редко, народные певцы (кобзари), большею частью нищие-слепцы. Еще и до сих пор можно видеть, какое великое значение имели они для народа. Ходят они за своими поводырями (вожаками) из села в село. Везде кобзарь – желанный гость. Куда ни придет, вокруг него скоро собирается толпа и старого, и юного люда: всякому хочется послушать песни о старине. Играет кобзарь на своей кобзе (род гитары) и под звуки ее струн поет свою песню: поет он о том, как попадали казаки в татарскую или турецкую неволю, о муках нестерпимых, какие выносили они в руках басурман. Уныло звучит старческий голос певца, жалобно стонут струны. Стоят кругом слушатели, стоят недвижно с опущенными головами, словно слышат они стоны предков своих, – слышат, а помочь не могут… Кончил свою песню кобзарь. Смутно у всех на душе. Но вот он снова запел, и запел иную песню: поет он про степь широкую, вольную, поет о том, как по ней развивалась удаль казацкая, поет про лихие подвиги прадедов, про силу их могучую. Звонче гудят живые струны; крепнет голос старого певца, будто молодость вернулась к нему. Поднимаются опущенные головы слушателей, расправляют свои согнутые спины старые казаки, а у молодых и глаза блещут – почуяли они, что и в их жилах течет казацкая прадедовская кровь…
