Ульяна Гринь
Серая мышь в большом городе
– Держи, это от Вадима Петровича, за то, что привезла его домой в целости.
Несколько секунд я смотрела на голубенькую бумажку, а в голове крутилась мысль – есть в этой ситуации что-то неправильное, некрасивое. А вот что – кто его знает. Мне вдруг стало противно, и я осознала, что почувствовал мальчишка на остановке, когда не хотел брать мои деньги. Я же не за тысячу рублей старалась! А они не поняли, эти двое. Тьфу!
– Мне бы хватило и простого «спасибо», – с достоинством отвела его руку и в последний раз взглянула в голубые глаза. – Только никто мне его не сказал. Прощайте.
И всё же выскочила из машины, пока Лёня не решил снова меня удержать. Пошла прочь, к дому, так быстро, как только могла, чуть ли не побежала. Хоть бы не погнался за мной! Не хочу я больше их видеть – ни его, ни Вадима Петровича.
В холле я прошла мимо консьержа, с которым уже здоровалась утром, а он только проводил меня взглядом. Что на мне, цветы нарисованы, или что другое? Глянула в зеркало, висевшее сбоку от лестницы. Уж лучше бы цветы, право слово! А так – обычная девчонка, скуластая, глазастая, нос картошкой, рот большой. Коса заплетена до пояса, да слабо, вон – прядки торчат из-за ушей… И главное – невзрачная вся какая-то, губы блёклые, глаза серые, волосы неопределённого светлого цвета. Да уж, красота, хоть стой хоть падай! Врать Лёня не умеет, что даже странно. Все они неискренние здесь, в городе. Думают, что ложь их спасёт или поможет чем-то. А ложь только дальше загоняет душу в ад. Я не превращусь в городскую. Ни за что на свете! Не дождётесь!
Глава 5. Предложение на вес золота
7 сентября
– Я никак не могу понять… Это же надо умудриться быть уволенной с трёх работ за три дня!
Тётя выглядела раздражённой, ковыряясь вилкой в рагу. Катерина поставила перед ней кувшинчик с соусом и заметила вполголоса:
– Смысл обеда состоит в том, чтобы еду доносить до рта.
– Ты хоть не нервируй меня! – вспыхнула тётка. – Васса! Скажи мне, как можно накосячить при уборке холла гостиницы? Как?
Я вжала голову в плечи. Мне было стыдно, очень стыдно. Тётя с Катериной изо всех сил старались пристроить меня на работу, а я только ошибалась, делала всё не так. Ну, перепутала средства для мытья полов. Вместо того, чтобы весело блестеть, как зеркало, они стали блёклыми. А что я, виновата, что ли, что оба средства в одинаковых бутылках и отличаются только мелкими надписями на английском? Да и не учила я английского, откуда мне знать, что такое «mat» и «brilliant»? А в гостинице… Мне дали в руки шланг от пылесоса, сказали всё пропылесосить отсюда и досюда, а, как включать и выключать, не показали. И кнопок там было с десяток. В общем, я по старинке, веничком… Администратор увидала, разоралась громче болотной выпи и выгнала. Зато на третьей работе я не косячила. Просто нас было четверо на одно место, и выбрали не меня.
Но от этого не легче. Тёткин гнев прошёл, но лучше бы она гневалась, а не спрашивала вот так, в пустоту. Что я могу ответить? «Простите, тетя». Так уже говорила. А больше ничего в голову не приходило. Я исправлюсь, честное слово… Я научусь… Кто бы подсказал только. А то они все требуют, а подсказывать не хотят.
– У меня есть для тебя последнее место, – задумчиво произнесла тётка, отправив в рот небольшую порцию овощного рагу. – На этот раз действительно последнее.
Я тут же воспрянула духом, а Катерина съязвила:
– Нет уж, знаю я вас, Аделаида Марковна! Если она и там не подойдёт, приставите её ко мне помогать, а мне один только паркет в гостиной сколько нервов стоил!
– Катерина, молчи. В память о сестре, ушедшей от нас так рано, я обязана позаботиться о племяннице, – твёрдо ответила тётка.
– Тётя Ада, я вам очень благодарна, – пискнула я робко. – Я не подведу вас больше.
– Прошу тебя, Васса, заклинаю, не зови меня так, – неприязненно откликнулась та. – Надеюсь, что не подведёшь. С уборкой не прокатило, попробуем тебя пристроить к животным. Лошадей знаешь?
Я кивнула. С лошадями у меня всегда находился общий язык, как и с собаками. Воодушевлённая предстоящей работой, я быстро расправилась со своей порцией рагу. Тётка промокнула рот белой салфеточкой и велела Катерине:
– Пойду звонить Арнольду с конюшни, а ты мне подай чай в гостиную.
И выплыла из кухни, запахнув просторный домашний халат в огромные красные цветы. Я только вздохнула:
– Ну почему я всё делаю не так, как надо…
– Ладно тебе страдать! – резко громыхнула Катерина. – Иди вон посуду сложи в посудомойку. Этому я тебя уже научила.
Научила, точно. Я собрала тарелки, выскребла остатки пищи в мусорку и принялась расставлять по выемкам в решётке машины. В этот момент и раздался звонок в дверь.
Катерина вытерла руки о полотенечко, пошла в прихожую открывать. Мне это было неинтересно – я как раз пыхтела, пытаясь вместить в маленькую посудомойку семь чашек из-под кофе и чая. Дядя Костя пил очень много чая, поэтому его кружки скапливались на столе кабинета, и два раза в день Катерина на цыпочках прокрадывалась к профессору, чтобы забрать их и вымыть. Но знакомый голос из коридора заставил меня застыть.
– Добрый день, могу я видеть Аделаиду Марковну Рубинштейн?
Я не могла поверить своим ушам. Вадим Петрович? Что он тут делает? Стараясь не шуметь, я закрыла машину и подошла к двери, выглянула в прихожую. Ух ты! Милосердный Боже! Выбритый, выглаженный, весь лощёный и серьёзный, мой недавний алкоголик выглядел, как будто только сейчас его фотографировали на обложку журнала. Костюм с иголочки, галстук, начищенные ботинки, причёска… И лицо – строгое, закрытое ото всех, ничего на нём не разобрать. За его спиной маячил Лёня с бумажным пакетом и букетом длинных белых роз, упакованных в целлофан. Я смотрела на них из своего укрытия, широко раскрыв глаза, а Катерина, видно, сразу приметив, какой важный господин пришёл к ним, вежливо пригласила войти и спросила:
– Как мне о вас доложить?
Вадим Петрович полез в карман пиджака и достал бумажник, из которого вынул прямоугольник из плотной бумаги:
– Вот, пожалуйста.
Катерина кивнула, жестом указав на жёсткое кожаное кресло у стены, которое служило всем обитателям дома для обувания, и поспешила в гостиную. Я же спряталась ещё больше, стараясь не двигаться. Интересно, для чего Вадим Петрович пришёл к тётке? Уж не из-за меня ли? Да нет. Быть того не может. Вон, цветы… Может, он с моей тётей знаком? Может, он даже за ней ухаживает? Он способен. Не знаю, почему, но мне показалось, что он бабник.
– Ты коньяк взял? – отрывисто спросил Вадим Петрович у Лёни. Тот пошевелил пакетом, внутри звякнули бутылки:
– И коньяк, и шампанское. Только не пейте, матом вас прошу.
– Не буду, отвяжись.
Катерина вернулась, и Вадим Петрович поднялся с кресла.
– Можете пройти к Аделаиде Марковне, вот, в гостиную.
– Благодарю, – ответил он, забрал у Лёни цветы с пакетом и пошёл, стуча каблуками туфель по паркету, в указанном направлении.
Лёня же присел на кресло, развалившись, как у себя дома, и шумно выдохнул. Катерина с любопытством окинула его взглядом:
– Это поклонник, что ли?
– Не могу знать, – с ленцой ответил Лёня. – Мне не докладывали.
Катерина явно обиделась. Мне не было видно её лица, но вся поза женщины говорила об этом. Однако предложила, не забывая про правила вежливости:
– Кофе, чай?
– Спасибо, не стоит.
Развернувшись на оборот, Катерина вздёрнула нос и вошла в кухню. Только сейчас заметила меня:
– А ты что тут делаешь? Подслушиваешь?
– Нет, – я смутилась. – Хотела посмотреть, кто пришёл.
– Кто пришёл, тебя не должно волновать. Загрузила машину? Поставила программу?
Я кивнула, хотя никаких программ не ставила. Вернулась к посудомойке, немного подумала и выбрала программу, как меня научила Катерина. Потом нажала на кнопку «Пуск». Машина тихонечко загудела, послышался плеск воды, мигнули лампочки. Всё, готово, теперь пусть работает. А я… А я пойду в туалет.
Мысль, осенившая меня, была воистину гениальной. В самые первые дни моего пребывания в тёткиной квартире я открыла интересный секрет. Когда разговаривают в гостиной, в маленькой уборной между прихожей и коридором всё слышно. Правда, для этого надо присесть под крохотный умывальничек и приблизиться к стене ухом. Обнаружила я это, когда уронила скользкое мыло и пыталась его достать из-за унитаза. Я не собиралась подслушивать секреты, но тут просто стало интересно – для чего Вадим Петрович пришёл к тётке. Просто узнаю это и уйду в свою комнату.
Когда я прошествовала с независимым и отстранённым лицом мимо Лёни, то чуть ли не спиной почувствовала его острый взгляд между лопаток. Представь, что ты идёшь по поляне, а из лесу смотрят на тебя голодные волки… Не показывай, что боишься, не показывай, что тебе неприятно вспоминать вашу последнюю встречу, Васса. Просто иди себе спокойно. Как будто и нет никого в коридоре.
Я юркнула в уборную, задвинула за собой защёлку на двери и прижала руку к сердцу, пытаясь отдышаться. А потом присела под умывальник, согнулась втрое и прислушалась. Голоса доносились, как из погреба, но я их слышала чётко.
– Я предлагаю ей фиктивный брак и всё, прилагающееся по закону. Ни во время, ни после она ни в чём не будет нуждаться. Более того, я позабочусь, чтобы девушка получила хорошее образование или хотя бы востребованную профессию.
– Но почему фиктивный, а не настоящий брак?
Тётка явно растеряна. Кого же тут сватают? Лерочку, что ли?
– Вы же понимаете, Аделаида Марковна… – Вадим Петрович запнулся, а потом в его голосе послышалась улыбка: – Разница в возрасте, к тому же, я не вижу её, как женщину. Конечно, она будет жить в моём доме, все официальные приёмы будет посещать вместе со мной, но… Это только фиктивный брак. Напоказ.
– Брачный договор?
– Это само собой разумеется. У меня есть средства содержать её и достойно отблагодарить за оказанную услугу. Впрочем, я не могу заранее оговорить срок брака. Но не думаю, что это станет проблемой, насколько я понял, Васса – девушка ответственная и честная.
На этом месте я просто застыла, словно жена Лота. Превратилась в живой соляной столп. Это они обо мне, что ли, разговаривают? Фиктивный брак? Это ещё что за штука? Нет, подождите-ка. Вадим Петрович хочет на мне жениться? Ещё чего не хватало! Не для того я из Анциферово сбежала от Сафрона, чтоб тут напороться на те же грабли! Ишь чего удумал…
А тётка, между тем, ответила после недолгого раздумья:
– Я понимаю всё, о чём вы мне говорите, уважаемый Вадим Петрович. Более того. Я даже одобряю ваше участие в судьбе моей племянницы, зная, какими возможностями вы располагаете. Но Васса девушка взрослая и совершеннолетняя, думаю, она вправе принять участие в обсуждении собственной судьбы.
– Да, но… Я считаю, что вы должны подсказать ей с высоты вашего опыта лучшее решение.
В голосе Вадима Петровича снова мелькнула улыбка. Похоже, они с тёткой уже договорились! Что же мне делать? Как быть-то? Тятя, подскажи…
– Я велю позвать её, так вы сможете поговорить.
Я вскочила, спустила воду в туалете, услышав шарканье тёткиных домашних туфель. Ох, не дай Бог, застанет меня за подслушиванием – мало не покажется! Прижав ухо к двери, я услышала, как она зовёт Катерину, а потом тихо говорит той:
– Проследи, чтобы Васса оделась получше, и приведи её в гостиную. Да, и принеси бокалы для шампанского! И цветы, цветы в воду поставь!
– А что случилось-то? Что за шум, а драки нет?
– Потом, всё потом! Вассу давай в гостиную!
Господи Боже, а ведь я попала, как тот кур во щи. Тётя тётей, а она меня отдаст замуж без возражений, чтобы сбагрить с рук и не возиться больше… Но мне от этого не легче. Да и Вадим Петрович… Ну куда он-то лезет? Девчонку молоденькую захотел? Тьфу, пень старый…
Глубоко вздохнув пару раз, чтобы набраться смелости, я вышла из уборной и тут же наткнулась на Катерину. Та всплеснула руками:
– Вот ты где прячешься! А ну, иди одевайся сейчас же!
– Чего? Куда одеваться?
– Вот непонятливая! Иди надень джинсики Лерочкины и серую кофточку, где вырез низкий! Да побыстрее! И в гостиную! Там тебя ждут.
Я схватила женщину за руку и потянула за собой. Катерина зашипела:
– Пусти, дурочка, некогда мне! Сама не оденешься, что ли?
– Подождите! Катерина, что такое фиктивный брак? – спросила я, втащив её в комнату и прикрыв дверь. В ответ получила подозрительный взгляд:
– Это ты где такое услышала?
– Да… они там говорят… – я жарко покраснела, пряча глаза.
– Подслушивала! – обличила меня Катерина, роясь в сложенных на кровати вещах. – На вот, надень это. И поживей, тётя ждёт.
– Я случайно… Только не говорите тёте Аде. Так что это такое, а?
– Ну… свадьба для галочки, для штампа в паспорте.
– Господи Боже… А зачем так-то? – неожиданно испугалась я. Нормальный брак был мне привычен и знаком, а вот для непонятной Галочки… Зачем жениться для Галочки?
– Мало ли, зачем человеку нужно. По работе, может, или ещё зачем. Главное, семьёй жить не придётся, а что тебе ещё надо?!
Я вздохнула. Знать бы, что мне надо… Хочу работать, зарабатывать деньги и жить спокойно. Вот чего мне надо. Джинсы сидели на мне в облипочку, обтягивая бёдра, которые были шире Лериных. Да и в талии слегка жало, но Катерина пихнула меня в живот и велела:
– А ну втяни! Теперь надевай кофточку. Шевелись же!
Оставив меня одеваться, она убежала обратно, если только её передвижение можно было назвать бегом. А я со вздохом натянула кофточку, которая раньше принадлежала Лере. У той была полная грудь, а у меня так себе, поэтому эффектный вырез лёг складками. Огладив кофточку на боках, я взялась переплетать косу, стараясь затянуть потуже. Пальцы сами скользили по волосам, быстро перекидывая прядки туда-сюда, потом привычно завязали резинку на конце. Глянула в зеркало – Господи, ну зачем я ему нужна? Для Галочки какой-то…
У двери в гостиную я топталась не меньше минуты. Зайду и что скажу? «Здрасьте»? «Можно?» или «Вы меня звали?» Глупая какая-то ситуация. Но не глупее, чем тогда, три дня назад, в квартире Вадима Петровича. Вот чего я так его боюсь? До дрожи в коленках…
Я почувствовала на себе ироничный взгляд и обернулась. Лёня, сидя на кресле, заложив ногу на ногу, беззастенчиво разглядывал меня. В груди так и зажглось огнём гнева! Чё пялится? Не видел никогда? Знает небось, зачем его хозяин к тётке приехал, и теперь посмеивается про себя. Тьфу! Я вздёрнула нос, решительно взялась за ручку и, открыв дверь, смело шагнула в гостиную.
Паркет перестлали очень быстро. Буквально за два дня. Молчаливые рабочие сняли старые, покорёженные водой деревянные плашки, потом, стуча резиновыми молоточками, приладили новые, долго циклевали большой шумной машиной, а потом ещё покрывали лаком. Теперь последствия моей самодеятельности стали совершенно незаметны. В гостиной было светло, два мягких дивана и тёткино креслице окружили стеклянный журнальный столик, словно коровы новорождённого телёнка, а цветы в горшках свешивались со стен и потолка, как будто заглядывали через спины.
Вадим Петрович сидел на диване, открывая бутылку шампанского. Тётка при виде меня встала, протянула руки и провозгласила:
– А вот и Васса! Проходи, дорогая моя, поздоровайся с Вадимом Петровичем!
– Здрасьте, – пробормотала я, избегая смотреть ему в глаза. Вместо этого уставилась на узел галстука. Тётка заботливо потрепала меня по плечу, перекинула косу на грудь и подтолкнула к дивану:
– Ну же, ну же, не смущайся! Тебя здесь не съедят, по крайней мере, не сразу, ах-ха-ха!
Смех вышел нервным, а шутка не удалась. Тётя засуетилась – моя тётя! которая всегда была само спокойствие и величие! – и передвинула бокалы на столике:
– Давайте выпьем шампанского за знакомство и за наших будущих новобрачных! Вассочка, Вадим Петрович пришёл ко мне просить твоей руки. Это немного старомодно, но, я считаю, очень правильно! Ведь раньше так и делали – у родителей спрашивали разрешения, а в нашем случае – у ближайшей, единственной родственницы. А кто, кроме старших, может правильно посоветовать молодежи? Никто.
Она всё говорила, говорила, а я смотрела, как Вадим Петрович наливает шампанского из дымящейся бутылки в узкие бокалы, как бегут вверх, словно взбираются по невидимой верёвке, пузырьки, как потеет тонкое стекло… Мне было дурно, так дурно от мысли, что тётка не глядя отдаёт меня этому… этому ехидному и властному алкоголику! Да ещё и старому! Да ещё и для Галочки!
Мне в руку всучили бокал, и я покачала головой:
– Не пью алкоголь…
– Ничего, немного можно, немного можно, – тётка снова успокаивающе погладила меня по плечу. – Ну, вы тут поговорите по душам, а я пойду распоряжусь подать сыра и фруктов!
Она выскользнула из гостиной, прикрыв за собой дверь. Я же осталась стоять у кресла, как пень посреди поляны. Гость поднял на меня взгляд, и серые глаза укололи, словно булавки, пришпилили меня.
– Ну здравствуй, Васса, – медленно сказал он.
– Здравствуйте, Вадим Петрович, – отозвалась я чисто из вежливости. А он поморщился:
– Можешь звать меня Вадим, и давай перейдём на «ты», если не возражаешь.
– Хорошо.
– Ну, садись же, давай выпьем за настоящее знакомство.
– Я правда не пью, – наконец мне удалось отлипнуть от своего места, и я присела на край дивана напротив Вадима. Пусть будет Вадим, раз он так разрешил.
– Я тоже не пью. Чего тут пить-то? – попытался пошутить он, но мне не хотелось смеяться. Вадим нахмурил брови и протянул свой бокал к моему. Мы чокнулись, я чуть пригубила сладкое и терпкое шампанское. Уже смелее глянула в глаза мужчины напротив. Он сказал мягко:
– Ты уже поняла, почему я здесь. Хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. И вижу, что тебе это не слишком по душе…
Я прикусила губу, чтобы не сказать резкость. Он кивнул:
– Вот-вот. Но не спеши отказываться. Для тебя это предложение открывает много возможностей.
– Зачем?
– Что зачем? – не понял Вадим.
– Зачем вам именно я? – развила я свою мысль. Он усмехнулся:
– Милая Васса, я уже был женат. Дважды. По большой и чистой любви. Обеих жён выгнал за измену. Больше жениться не хотел, но… Не знаю, поняла ты или нет, я достаточно влиятельный человек в этом городе. Мне нужна жена и не нужны проблемы. А у богатого холостяка проблемы будут всегда.
Он помолчал, смакуя глоток шампанского во рту, потом продолжил:
– Расклад таков. Ты неглупа, и поймёшь всё, что я хочу сказать. Для тебя начнётся новая жизнь. У меня есть большой дом с участком, ты сможешь делать всё, что захочешь, кроме, естественно, встреч с другими мужчинами и бешеных танцев с алкоголем в клубах. Можешь пойти учиться в любой ВУЗ, можешь брать частные уроки, можешь просто сидеть дома и заниматься им на правах хозяйки. У меня отличный штат прислуги, так что тебе не придётся мыть полы и даже готовить. Я открою счёт на твоё имя, куда каждый месяц будет поступать определённая, заранее оговоренная сумма. Как ты понимаешь, большая сумма. Кроме того, получишь карточку с деньгами на мелкие расходы. В случае развода деньги останутся твоими, как и отступные…
– Сыр в мышеловке, – пробормотала я. Вадим не расслышал:
– Что ты сказала?
– Я спросила, а что взамен?
Собственный голос поразил меня. Он был ровным и спокойным, хотя внутри мне хотелось плакать от бессилия. От такого предложения не отказываются, тётя ясно дала мне это понять. Если я всё же откажусь, она умоет руки и перестанет меня устраивать и содержать…
– Взамен я попрошу самую малость – быть верной мне, быть моим лицом перед журналистами и быть там, где я скажу, когда я скажу и в том наряде, который подберёт для тебя мой стилист.
– А я думала, что брак – это в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности… – тихо сказала я, и во рту появился вкус горечи.
Вадим с усмешкой парировал:
– Сейчас это неактуально, потому что применяется только в одностороннем порядке. В любом случае, я не питаю лишних и ненужных иллюзий. Мы заключим сделку и будем выполнять условия договора.
Снова пауза. И снова мягкий тон:
– Я бы хотел получить ответ как можно скорее. Сколько тебе нужно времени, чтобы принять решение?
Со стороны двери послышался лёгкий шорох. Скосив глаза, я увидела в щёлке двери тётю, которая делала страшные глаза и кивала так, что я испугалась – не оторвётся ли голова. Это как будто мне задали задачку, а снизу написали сразу правильный ответ…
Вдох. Выдох. Ещё вдох. И на выдохе мой ответ:
– Нисколько. Я согласна.
Глава 6. Скромная, скромная свадьба
16 сентября
– Нет, Катерина неправа. Я считаю, что мы выбрали отличное платье!
Тётя самолично поправила последнюю складку на фате и отошла на пару шагов, чтобы полюбоваться мной. Видимо, ей правда нравилось, потому что губы расплылись в умильной улыбке:
– Вассочка, ты просто принцесса!
Прошла неделя с того момента, как я согласилась выйти замуж за Вадима, и тётка вела себя со мной, как с драгоценной вазой, точно боялась разбить или отколоть кусочек. Говорила ласково, улыбалась, ни единым словом не вспоминала мои неудачи на работах. Платье мы выбирали вместе, и именно она платила за него. Остальную часть свадьбы взял на себя жених.
С Вадимом мы виделись лишь один раз, на следующий день. Он приехал за моим паспортом, сказал, что всё уладит, выпил коньяка с тёткой и ушёл. Не то чтобы мне было обидно – скорее неловко. В деревне я бы сама занималась приготовлениями вместе с будущей свекровью да соседками. А тут… Нет, я готовилась, конечно, но совсем не так, как мне представлялось. Молчаливый и предельно вежливый Лёня свозил меня в салон красоты, где мне пришлось позволить вертеть собой во все стороны и заливаться краской, пока деловитые щебечущие, как синички, девушки массировали моё тело, лепили на лицо «очищающие масочки» и делали «депиляцию ног и бикини». Потом ещё был визит к парикмахеру, странному чудаковатому парню с выбеленным ёршиком на голове и заклёпками на бровях. Он вообще напугал меня до коликов – так восхищался моей косой, так прыгал вокруг, заламывая руки и вопя о том, что уже давно не видел подобной красоты. Я еле удрала от него с подровненными кончиками и косой чёлкой, слыша в спину клятвенные обещания изобрести причёску только для меня, которую он даже назовёт моим именем.
В эту неделю мне как никогда пригодилась тятина библия. Я читала её перед сном, разбирая привычные старорусские слова, молилась и думала о том, что Бог знает, что лучше для меня. А ещё думала – одобрил бы тятя жениха? Мама одобрила бы? Хотя она говорила – выйти замуж по любви ещё не всё, вот жить в любви и согласии всю жизнь – это тяжело. Говорила я с ними во снах, пугалась, но говорила. Просила дать мне знак, правильно ли поступаю. Но знака не было. То ли неправильно, то ли решили родители дать мне самой разобраться.
Как бы то ни было, вот она я, стою перед длинным зеркалом в точёной раме. Нас с тёткой и всем семейством привёз сюда всё тот же Лёня с самого утра. Надо мной уже потрудились белобрысый парикмахер и серьёзная женщина с косметикой… как же это называется? А, вот, визажист. Теперь я красивая. Только это не совсем я.
Рукой в ажурной перчатке поправила локон, упавший на лоб. Девушка в зеркале изящно тронула волосы. Мою длинную косу закрутили в крупные локоны, уложили затейливыми завитками по всей голове и пустили свободно на открытые плечи. Светлые волосы оттеняли маленькие сиреневые цветочки, сверченные из ткани. Фата была короткой и пышной, накрахмаленное кружево спадало округлыми складками вокруг моего лица. Платье мы выбрали в одном из дорогих салонов: кипенно-белое, мягкое и даже тёплое, когда его касаешься рукой. Корсет, повторяющий форму груди, был расшит бисером, а сверху украшен ажурной вышивкой. Юбка – пышная от пояса, невесомая и воздушная – была сделана из нескольких слоёв тончайшего шифона. Платье было прекрасным и превращало меня в сказочную принцессу, как сказала тётя, но на этом приятности заканчивались.
Туфли немного жали в пятках, и я с ужасом ждала момента, когда придётся ковылять на этих ходулях к своеобразному алтарю. Чулки с кружевными резинками отчего-то норовили сползти к коленям. Мне хотелось почесать нос, но трогать лицо было строго-настрого запрещено. Причёску, кстати, тоже, но залитые лаком прядки чёлки постоянно лезли в глаза и начинали меня раздражать.
Но всё это я даже не могла высказать. И ещё мне совершенно некуда было девать руки. Даже платье потеребить невозможно – помнётся… Тётя заметила моё состояние и сунула мне в ладони букет – маленькие белые розы, разбавленные фиолетовыми ирисами в обёртке из снежных кружев:
– Держи. Давай-ка сядем.
– Платье помнётся, – незнакомым безжизненным голосом ответила я.
– Да ничего страшного! Садись вот сюда, на диванчик.
Я аккуратненько опустилась на диванчик, один из стоявших во всей комнате. Тётя села рядом и взяла мои пальцы в свою руку:
– Васса, я знаю, что тебе страшно. Выходить замуж за незнакомого тебе человека, да ещё по расчёту, не всегда приятно… Точнее, почти всегда неприятно. Но воспринимай это как работу. Просто-напросто тебя наняли, чтобы исполнять работу жены.
– Работа так себе, – вяло ответила я.
– Зато хорошо оплачиваемая. Ничего, деточка, всё пройдёт отлично! – тётя похлопала меня по руке. – Старайся, делай своё дело на совесть, и через несколько лет станешь свободной, обеспеченной женщиной с образованием и профессией в руках.
– Вам легко говорить, вы замуж по любви вышли.
Тётка усмехнулась как-то странно:
– А что, похоже?
Я взглянула на неё с удивлением. Тётка с улыбкой вздохнула:
– Со временем я полюбила твоего дядю. Но вначале это был самый настоящий брак по расчёту. Константин Алексеевич недавно потерял родителей и жил один в огромной квартире. Он тогда учился в университете, денег постоянно не хватало, и он решил сдавать комнаты. Я пришла первой. Выгребла три телеги грязи, готовила ему еду, работала в театре, подрабатывала в кафе… Ну и закономерно мы поженились через несколько месяцев.
Слушая тётку, я не могла поверить своим ушам. Ведь она обожает дядю Костю, пылинки с него сдувает несмотря на то, что он полностью закопался в свои научные трактаты… Носит чай и ужин прямо в кабинет, всегда бежит по первому зову и шикает на всех, кто шумит и мешает дяде работать. Неужели всё это время она его не любила?
Словно услышав незаданный вопрос, тётка ответила на него:
– Видишь ли… Любовь – это такое дело… Мы в этом вопросе ничего не решаем. Она приходит сама и часто не к тому, к кому надо. Я о своём выборе не жалею. И ты не жалей. Прими эту свадьбу как данность и двигайся вперёд.
Я кивнула. Конечно, так будет лучше для всех, особенно для меня. В конце концов, Вадим же сказал, что я могу делать, что хочу в тех рамках, которые он сам определит. Давай, Васюта! Не робей.
А тут как раз быстрый стук каблучков по коридору. Запыхавшаяся тётенька с замысловатой причёской на голове и папкой бумаг в руках говорила быстро и глотала окончания слов:
– Скоро выход невесты, как только музыку услышите, то ваш выход, а кто поведёт невесту к алтарю, где тот мужчина, что был на репетиции?
– Моему мужу нездоровится, – с достоинством ответила тётя, поднимаясь. – Так что я поведу.
– Ох, это не по сценарию, не по канону, – скривилась женщина, но махнула рукой: – Ладно, пусть так! Не пропустите музыку, вам лучше стать у двери!
И она убежала через коридор обратно на лужайку. Тётка поманила меня:
– Пойдём, Васса, пойдём. Главное, не споткнись, это плохая примета!
Встав, я мрачно подумала, что споткнусь теперь чуть ли не нарочно. Или кольцо уроню… У мамки были такие слова: «Не говори под руку!» Начнёшь предупреждать о чём-то – именно это и случится.
Через стеклянные двери я увидела людей, спешно рассаживавшихся на стульях, рядами расставленных на поляне перед небольшим шатром.
– Господи боже, – забыв о тётке, выдохнула я. – А народу-то собралось! Зачем столько народу, не понимаю…
– Васса, это медийная свадьба! Ты просто не знаешь, сколько здесь известных личностей…
– Лучше бы между родными…
– Послушай, мы в театре делаем так: когда выходим на сцену – выбираем себе одного зрителя и играем только для него. Остальных словно не существует. Так и ты сделай. Не видь никого, кроме, например, меня.
Где-то сбоку икнули скрипки и запели, выводя нежную зовущую мелодию. Тётка встрепенулась:
– Похоже, началось! Ты готова?
Я хотела покачать головой, но вспомнила, что сама согласилась на это, сама подписалась под брачным договором, и крутить носом не имею права. Поэтому кивнула, ухватившись ладонью за тёткин локоть. Букет прижала к животу, поёрзала ногами в туфлях и первой шагнула в открытые для нас двери.
Мы не шли, мы плыли, как две лебеди по озеру. Медленно, чинно, как и девушки в деревне идут к церкви, фатой прикрытые. Только у нас фата поплотнее будет, а тут чисто сеточка, с кружевами правда. И всё же я была ей благодарна, этой сеточке. Хоть попривыкнуть ко взглядам со всех сторон…
Ой-ой-ой, какие все женщины нарядные! Какие у них шляпы! А не шляпы, так причёски! Просто чудеса парикмахерского искусства… И цветы накручены на головах, и кудряшки, и волны из локонов… А мужчины, все, как один в чёрных костюмах, при галстуках, и штиблеты блестят, будто пчелиным воском мазаны. Все на меня пялятся. Ну пусть их, я буду вперёд смотреть. Там стоит Вадим. Улыбается. Арка украшена лентами и вуалями, которые на ветру полощутся, раздуваются… Хоть бы не улетели!
Когда мы подошли, тётка поцеловала меня в щёку, взяв лицо в обе руки, и шепнула:
– Всё будет хорошо.
Я машинально кивнула и взглянула на Вадима. Он протянул мне руку. Поднялась на помост, вложила пальцы в его ладонь. Удивлённо смотрела, как он целует мою кисть, а потом услышала тихий голос:
– Текст выучила?
– Да.
– Смотри, не торопись. Делай паузы, не стишок в школе рассказываешь.
Кивнула. Репетировали мы с тёткой. Правда, она всё повторяла: «Ой, не верю, ой, халтура!» но в конце осталась довольна. Не сбиться бы, слова не забыть…
Вся свадьба потом вспоминалась мне обрывочками. Как будто вместо целой книги подсунули вырванные страницы. Вот я надеваю кольцо на палец Вадима. Лезет тяжело, мешает сустав фаланги. А я пихаю, упрямая. Чувствую, как Вадим нервничает. Но всё же кольцо садится на своё место. А как он мне надевает кольцо – не помню.
Голубя мне дали в руки. Надо бросить в небо, чтобы вспорхнул, полетел… А я слышу ладонями его сердечко – бьётся, что твои старинные часы спешащие, часто-часто. Пёрышки белые, гладенькие, шелковистые. Жалко отпускать птицу. Но надо. С сожалением отпускаю, и голубь хлопает крыльями, радуясь свободе, взмывает вверх, а я смотрю на него, пока не упускаю из вида. Кто-то сбоку пускает других голубей, и мой белый теряется в стае, они кружат, кружат над свадьбой…
