Ульяна Гринь
Хозяйка «Волшебной флейты»
Глава 1. Завязываю
– Нет, всё! – сказала я громко сама себе. – Завязываю!
Икнув, прижала руку к животу. Там мутило. В голове тоже крутили вертолёты. Хорошо, что я села на скамеечку! Иначе на своих шпильках не прошла бы и десяти метров. Нет, надо завязывать, серьёзно. Долго я так не продержусь.
Ещё и клиент пошёл нервный – то ли приток наркотиков в городе, то ли фазы Луны сбились… Вот сегодняшний, например, вообще какой-то фрик. Думала, живой от него не уйду. Но обошлось, слава богу. Разве что ангел-хранитель окончательно поседел.
– Завязываю, – твёрдо повторила вслух, чтобы зафиксировать своё искреннее желание. Я всегда верила в магию слов.
Чёрт, не надо было полировать шампанское пивом…
Утро. Я никогда не думала, что в моём городе ранние утра такие красивые. Нежные пастельные тона неба, шорох листьев под лаской ветра, острый запах мокрого асфальта и тягучий аромат цветущих лип – всё это я научилась ценить только в такие моменты, когда шла домой, в свою маленькую каморку на последнем высоком этаже старого дома на Тверской. И никого, кроме дворников – сосредоточенных на своей метле маленьких людей с восточными лицами. А ещё моими спутниками были птицы – голуби, воробьи, славки. Как раз в то время, когда я топала через парк, они рыскали по аллеям или распевались на деревьях, невидимые глазу.
Сейчас на ветке надо мной пела не славка. Я вытащила из сумочки телефон, нашла приложение и запустила его на запись. Приложение бесстрастно анализировало звуки города и выдало: «Дрозд обыкновенный». Надо же! Я никогда не думала, что так поют дрозды – с присвистом, как будто флейтист проверяет свой инструмент…
Вздохнув, упаковала обратно смартфон, растрепала волосы привычным жестом – я так делала часто, чтобы заполнить паузу в разговоре. А что? Внимание приковывает, рот раскрывается, слюни текут… Надо завязывать, правда, а то у меня уже все мысли только о том, поможет мне данный жест или данное слово в соблазнении очередного клиента или помешает…
– Разрешите присесть, мадемуазель?
Услышав такое, я медленно подняла голову, чтобы взглянуть на женщину, которая задала этот вопрос. Моргнула, ибо подумала, что мне чудится. Такие дамы по скверу на Тверской не гуляют в пять утра!
У неё были завитые кудряшками седые волосы, пронзительные глаза ярко-голубого цвета на морщинистом лице и брошь, приколотая на воротнике розовой блузки. Да, строгая розовая блузка с рукавами-буфами и прямая юбка-карандаш длиной до середины икры, а ещё туфли на низком каблуке – похожие носила моя прабабушка в последний раз, когда я её видела. Дама показалась мне сном или видением, поэтому я ещё раз моргнула. Но она не исчезла. Более того: не дожидаясь ответа, села на лавочку рядом и, чинно сложив руки на обтянутых юбкой коленях, спросила:
– Есть ли у вас время побеседовать?
– О боге нашем всемогущем? – съязвила я, глядя во все глаза на это чудо. Таких я ещё не видала, но теперь можно сказать, что видала я всё. Дама лишь улыбнулась на мою дерзость, ответила мягко, но тоном, не оставляющим места для сомнений:
– Абсолютно не о нём.
– А о чём тогда можно трепаться в парке в это время?
– Если я не ошибаюсь, вы пожелали расстаться с чем-то.
– Допустим, – грубо ответила я. – Тебе какое дело?
Бабка божий одуванчик. Таких не подозревают ни в чём. Тихушницы…
– Допустим, у меня к вам деловое предложение.
– Дурь не употребляю и не собираюсь, – я даже отсела чуть дальше. Желудок снова замутило. Надо побыстрее домой и выпить таблетку… Или освободить желудок. На месте разберусь, что лучше.
– Я не предлагаю вам никакого товара под названием «дурь», – ласково, но с ноткой твёрдости в голосе отказалась дама. – У меня действительно деловое предложение. Извольте выслушать.
– Да отвали ты уже, карга старая, – устало сказала я, поднимаясь. – Не изволю я ничего.
– От таких предложений не отказываются, – предупредила дама и добавила: – Танечка.
– Какого чёрта? Откуда вы знаете моё имя?
– Видите ли, мадемуазель, я стараюсь всегда собрать сведенья, прежде чем заговорить с кем-нибудь… отсюда.
– Откуда это отсюда?
Если бы я могла, припустила бы бегом от этой старушенции, только пятки сверкали бы! Но я не могла – чулки порву, а они двадцать баксов стоят. А на шпильках далеко я не убегу. Поэтому ещё дальше отодвинулась и опасливо глянула на старуху. Та кокетливым движением руки поправила свои букли на висках и с достоинством ответила:
– Сначала я должна убедиться, что вы примете моё предложение. Уверяю вас, мадемуазель, для вас оно не менее выгодно, чем для меня. К тому же вы несколько минут назад решили завя… завершить деятельность, которой занимаетесь в настоящий момент.
– Бла-бла-бла… – отмахнулась я. – Ладно, валяйте ваше предложение. Только… Аспиринчика не найдётся?
– Вам не нужен аспирин, – авторитетно заявила бабка. – Слушайте. Моё имя мадам Корнелия.
– Аж мада-ам! – ехидно протянула я, но получила по колену перчатками:
– Не перебивайте меня, это невежливо! Так вот, я владею сетью коммерций на восточном побережье.
На побережье чего?
– Но я уже немолода и желаю удалиться на покой. Знаете ли, у меня есть домик в курортном городке на водах, увитый диким виноградом, со служанкой и кучером, с коляской и четвёркой лошадей…
Зачем мне вся эта информация?
– И можете себе вообразить, мадемуазель, я пристроила все мои заведения в надёжные руки! – неожиданно громко воскликнула старушка, и я вздрогнула. – Кроме одного.
– И-и-и? – я сделала скучающее лицо. Тоже умею тянуть время и играть в покер. И вообще, это я ей зачем-то понадобилась, а вот она мне совсем не нужна. Мне нужен мой душ за треснувшей стеклянной перегородкой, мой шампунь с шелковицей и моя кроватка с твёрдой подушкой и мягким одеялком…
– И я предлагаю вам, Танечка, стать управляющей заведением в Мишеле! – торжественно заключила розово-седая дама с брошью.
Как будто оказала мне великую честь и неоценимую услугу, ей-богу!
Танечка, то бишь я, отсела на самый край скамейки и сказала мадам Корнелии как можно более спокойным голосом:
– Конечно, конечно. Заведением. Да.
Как бы сбежать от этой сумасшедшей?
– Но, знаете, я в кофейнях – как свинья в жемчуге. Наверное, вам стоит поискать кого-то другого.
– Кто вам сказал, что у меня кофейня? – кокетливо рассмеялась дама. – Нет, заведение отнюдь не кофейня и даже не чайный салон.
– Ну, мне в общем-то глубоко фиолетово, какой у вас там салон, – уже грубее ответила я. – Из меня никакой управленец, я ненавижу математику и вообще…
– Послушайте, мадемуазель! – старуха начала слегка раздражаться. – Я не предлагаю вам стать счетоводом! Всего лишь разумно управлять полдюжиной человек и получать прибыль! Деньги считать вы умеете? Ничего другого делать вам не придётся, кроме как быть ухоженной, красивой и одеваться в роскошные платья.
– Ну да, ну да. А подвох-то в чём?
– Для чего вам искать подвох?
– По опыту знаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – усмехнулась, вспомнив последствия самых заманчивых предложений в моей жизни. Их было немного, так что будем считать, что я прилежно училась на своих ошибках.
Как же отвязаться от приставучей бабки?
Я поморщилась от нового приступа головной боли, спросила без особой надежды:
– Аспиринчика не найдётся у вас всё-таки?
– Ох, наказание богини, – мадам Корнелия покачала головой и, щёлкнув замочком, раскрыла свой стильный ридикюль из фальшивого крокодила. Мода циклична, неужели эти мини-саквояжики опять входят в моду? Из сумочки появилась на свет кожаная же круглая коробочка с застёжкой. Я терпеливо ждала свою таблетку. Дама поймала на браслете левого запястья цепочку с крохотным ключиком, открыла замочек и откинула крышечку.
На бархате в специально сделанных углублениях лежали матовые камешки-голыши каждый размером с пятирублёвую монету. Мадам Корнелия окинула меня оценивающим взглядом и поинтересовалась:
– Голова и живот?
Я кивнула, заинтересовавшись против воли:
– А это что, литотерапия?
– Некоторые ваши слова, душечка, – она достала камень приятного фиолетового цвета в чуть более светлые разводы, – вводят меня в прострацию.
Я отшатнулась, когда она занесла руку надо мной, но старуха с укоризной посмотрела мне в глаза:
– Мадемуазель, сидите спокойно!
Камень лёг мне на лоб почти между бровей. Я замерла, боясь, что он упадёт, но голыш держался как приклеенный. Он был тёплым, но дарил прохладу. А дама вынула из углубления ещё один камешек – на этот раз приторно-розового цвета – и приложила к солнечному сплетению, быстро и точно сунув руку мне в декольте. Я старалась не шевелиться и не отсвечивать, но ситуация была настолько неестественной и чудной, что мне захотелось хорошенько проржаться. А прохлада приятно разлилась по телу, стало легко. Потом я поняла, что голова больше не болит.
– Как вы это сделали? – удивилась я, прислушиваясь к желудку. Шторм успокоился, блевать не тянуло.
– Сидите мирно, Танечка, – любезно посоветовала старуха. – Пусть действие камней вылечит вас окончательно.
– Это что, какой-то развод? – снова усомнилась. – Они натёрты наркотиком?
– Во имя чёрной богини, какая же вы недоверчивая! – восхитилась мадам Корнелия. – Вы именно тот человек, что мне нужен для управления заведением!
– Уфти, – выдохнула устало. – Ладно, рассказывайте, что там у вас за предложение.
– Так я уже всё вам рассказала, мадемуазель. Я нанимаю вас, вы получаете прибыль и половину прибыли отправляете в мой банк каждый месяц. Вот и всё!
– А сейчас, конечно же, ваше хм-хм заведение убыточно?
– Что вы, упаси богиня! Есть некоторые нюансы, если не вдаваться в подробности, но я уверена, что вы справитесь с любыми трудностями, Танечка.
Так, начинается. Трудности, нюансы… Нет, это всё-таки развод, я уверена! Надо смываться. Тем более, что я уже вылечилась от птичьей болезни.
– Спасибо, конечно, за доверие, так сказать… Но не думаю, что мне сейчас нужны трудности. Я, пожалуй, пойду.
И даже начала подниматься со скамейки, но мадам Корнелия сказала спокойно и твёрдо:
– Сидеть!
Я замерла. Не то чтобы послушалась… Но её тона невозможно было ослушаться. Вот уж точно – мадам. Спохватившись, отлепила будто намагниченные камни от кожи и протянула старухе:
– Видите ли… Я хотела накопить немного денег, чтобы пойти на курсы маникюра… А не вот это вот всё.
– Душечка, как только вы сможете воспитать достойную хозяйку из смены, вы сможете прекрасным образом вернуться и пройти ваши курсы… э-э-э чего вы там хотите?
Я пошевелила поднятыми пальцами:
– Ноготки!
– А! Ну да, хотя бы это. Так вот, я предпочитаю складывать яйца во много разных корзин, поэтому в вашем мире у меня тоже есть некоторые вклады. По окончанию контракта, по выполнению всех условий вы получите достойную сумму в ваших деньгах.
– Сколько? – практично спросила я.
– Сколько стоят ваши э-э-э курсы?
– Тысяча баксов, – ответила быстро. Ладно, чутка завысила, но надо всегда просить больше, тогда дадут, сколько надо.
Мадам Корнелия прищурилась и кивнула:
– По рукам.
И ладонь протянула. Я тоже прищурилась. Нет, подвох точно есть, слишком быстро она согласилась. И вообще, я даже не знаю, где эта Мишель. Может, в Турции какой-нибудь или в Египте, а там надо держать ухо востро! Живо паспорт отберут и рабыней сделают…
Но, глядя в голубые старушечьи глаза, я отчего-то послушно вложила руку в её ладонь и пожала.
– Что ж, Танечка, по рукам ударили, теперь самое время отправляться на место, – довольно сообщила мадам Корнелия. Она вынула из ридикюля ещё одну коробочку, открыла её ещё одним ключиком и набрала в щепоть мелкого серого порошка. Дунула, осыпав нас обеих, улыбнулась и сказала:
– Мишель.
Как будто из ниоткуда поднялся ветер, зашумели липы над нами, а дрозды спрятали флейты и сами спрятались. Я испуганно вскрикнула:
– Что это? Прекратите немедленно!
– Ля демуазель не должна бояться магии, – наставительным тоном заметила мадам Корнелия. – Она должна подчинять её себе.
И после этой шикарной философской мысли ветер превратился в ураган, поднял нас обеих – спокойную, как сова, старуху и орущую от ужаса меня – и закрутил в сумасшедшей польке.
Когда танец завершился, я, не в силах устоять на ногах, повалилась на пол.
На пол?
Мы оказались в большой комнате с балками под белёным потолком, с камином, холодный зев которого смердел сажей, с деревянным полом, и не выровненные половицы создавали впечатление, что дом этот – в деревне. У бабушки такие полы были…
– Ну что же, перенос прошёл удачно, – сказала мадам Корнелия настолько беспечным тоном, будто говорила о покупке пирожного в кафе. – Поднимайтесь же, Танечка.
– Вам хорошо, – проворчала я, пытаясь собраться в кучку и заставить мышцы повиноваться. – А я ничего не поняла…
– Вы в Мишеле, дорогуша, и нам нужно осуществить ещё много важных дел! Подписать договор, приодеть вас согласно этикету, передать вам некоторую сумму в качестве подъёмного капитала…
– Делайте, как знаете, – буркнула я вяло, оглядываясь.
Дом производил впечатление старинного поместья. Кроме балок и камина на это указывали простые одинарные окна без стеклопакетов и жалюзи. За окнами раскинулся цветущий сад, и я подошла поближе, чтобы разглядеть, что именно цветёт. Показалось, что вишни, хотя ведь уже не сезон!
– Простите, а где именно находится Мишель? – спросила отвлечённо. Мадам Корнелия так же отвлечённо сказала:
– А, в другом, отличном от вашего, мире. Пойдёмте же в кабинет, надо подписать договор.
– В каком ещё другом мире? О чём вы вообще говорите?!
Вишни, это точно вишни! Но они не цветут в одно время с липами. А в парке цвели липы… Как такое возможно? Как вообще возможно то, что я оказалась здесь после того, как ураган унёс нас со скамейки?
Мадам Корнелия коснулась моей руки, и я вздрогнула, дико посмотрела на старуху. Та улыбнулась мягко и сказала:
– Просто примите в голове тот факт, что вы оказались в совершенно другом месте. А остальное приложится. Быть может, чаю с бергамотом? Лесси! Лесси, где ты, глупая девчонка?
Была бы я Лесси, я бы фыркнула и отчитала старую дуру за «глупую девчонку». Но на зов прибежала одетая совершенно невообразимым образом молоденькая девушка. На вид ей было лет пятнадцать, не больше. Чёрное платье в пол с белым передником, как у советских школьниц, только гораздо длиннее, придавало девушке вид старинной горничной. Но самое главное – её волосы прикрывал охренительный белый чепчик с кружевами, завязанный ленточками под горлом!
Лесси коротко присела в книксене и встала, сложив руки на переднике:
– Слушаю вас, барыня.
– Живо сервируй чай с бергамотом в кабинете и не забудь несколько кусочков сахару, – распорядилась мадам Корнелия. Я же закрыла рот и просто смотрела на Лесси большими глазами. Та бросила на меня любопытный взгляд, снова присела и убежала в коридор. Повернувшись к мадам Корнелии, я спросила:
– А это?
– Моя служанка Лесси. Весьма нерасторопна и медлительна, но при должной муштре из неё может выйти толк. Я оставлю её в вашем услужении. Она сможет и причесать, и накрыть на стол. Идёмте, Танечка.
Пришлось последовать за ней. По узкому и длинному коридору мы свернули налево, потом прошли через большую красиво обставленную комнату, стены которой украшали огромные портреты в стиле ампир, в другую – более строгую, без безделушек и картин, но с большой библиотекой. Я подошла к ближайшему шкафу, тронула корешки – такие пыльные! Их никто не брал в руки уже много времени. Эх, было бы у меня столько книг…
– Мадемуазель, договор! – напомнила старуха от стола.
– Иду, иду.
Она подвинула мне несколько исписанных от руки листов желтоватой бумаги, и я попыталась вчитаться в текст, но не поняла ни слова. Буквы были знакомые, не то кириллица, не то латиница, но в слова не складывались. Отодвинув бумаги, решительно заявила:
– Я не буду это подписывать. Я тут ничего не разбираю. Написано не по-русски.
– Ох, да не беспокойтесь, эта проблема решаема. Лесси! Саквояж!
Буквально через пару секунд прибежала Лесси с крокодиловым ридикюлем и почтительно поставила его на стол. Мадам Корнелия достала коробочку с камнями и вынула из неё полупрозрачный камень с редкими серыми разводами. Встав, подошла ко мне и приложила его к моей макушке:
– Вот так, а теперь попробуйте прочитать договор!
Я смотрела на бумагу, смотрела, смотрела… И вдруг разобрала слово «заведение», а за ним – слово «пользование», и название «Пакотилья». Хм, симпатичное название для ресторанчика… Или всё же это кофейня? Похоже на паэлью…
– Итак?
– Читаю, – сказала, разбирая остальные слова. Обычный витиевато составленный договор передачи в аренду. Дом и заведение, а также коляска и кобыла. Кобыла эта меня отчего-то так поразила, что я, пробегая взглядом текст, всё время возвращалась к ней. Кобыла, с ума сойти…
– Подписывайте, мадемуазель, и ваше полное имя внизу не забудьте.
Ещё раз глянув на слово «кобыла», я взяла перо, с сомнением обмакнула его в чернильницу и, поставив на договоре жирную кляксу, расчеркнулась в низу страницы. Светлеющими чернилами вывела «Татьяна Ивановна Кленовская».
– Ну вот и прекрасно! – воскликнула мадам Корнелия, прихлопнув бумаги ладонью. А я стояла, как оглушённая, только и думая о том, что, кажется, совершила самую большую глупость в своей жизни.
– Лесси! Сноси мои баулы в карету, я уезжаю немедленно!
– А как же я? – спросила глупо.
– А вы, душечка, управляйте! – рассмеялась мадам Корнелия, взмахнув рукой. И ушла.
Так-так… Пакотилья, значит. Ну что ж, я хотела завязать – я завязала. Теперь надо осмотреть выданное мне в аренду заведение и решить, с чего начать управление им.
Лесси проводила бывшую хозяйку и вернулась, встав передо мной, как и прежде – со сложенными на переднике руками. Спросила тоненьким голоском:
– Барыня, что прикажете?
– Лесси, ну… покажите мне тут всё, что ли.
– Барыня делают мне слишком много чести, обращаясь, как к равной, – скромно хлопнув ресницами, ответила девушка. – Думаю, вам не терпится осмотреть в первую очередь спальню и гардеробную?
– Ага, давай спальню и гардеробную, – согласилась я. Как они тут разговаривают такими сложными конструкциями? Можно же проще сказать, зачем наверчивать?
Мы поднялись по узкой скрипучей лестнице на второй этаж мимо развешенных по стене картин с сельскими пейзажами, и Лесси открыла дверь, присела в книксене:
– Прошу барыню зайти. Я приготовлю мятные обтирания. Мадам Корнелия купила для вас платье, я разложила его на кровати, если желаете посмотреть.
– Обтирания? Мне бы в душ, – я оглянулась. – Тут есть ванная?
– Простите? Барыня желают в баню? Но сегодня не воскресный день! – испуганно воскликнула Лесси.
– Ох ты боже мой… – вздохнула я. – Ладно, давай обтирания.
Глава 2. Осматриваюсь
Лесси принесла в спальню бадью воды, от которой поднимался пар. К ней прилагались мешочки, простые холщовые мешочки, от которых пахло травами. Лесси положила их на столик перед кроватью, и я схватилась за один из них. Мята! В мешочке сушёная мята. Вдохнула, закрыла глаза. Боже, как дома…
– Барыня соизволят снять своё платье, или позволят это сделать мне?
– Чего?
Я обернулась к девушке. Та стояла передо мной с губкой в руках – большие глазки, добрая улыбка. Милая, няшная, но умываться я привыкла сама. Поправилась:
– Я соизволю. А ты… Сходи принеси чай, который в кабинете.
– Быть может, барыня прикажут заварить новый чай? Тот уже остыл.
– Остыл, так кипяточка добавь. Давай свою мочалку. Иди.
На лице Лесси отразилась вся гамма чувств – от недоверия до ужаса. Как это добавить кипяточка? Этот вопрос не был озвучен, я чётко услышала его по выражению бровей и губ. Сказала с нажимом:
– Иди, Лесси, принеси чай, который ты сервировала в кабинете.
Служанка приняла абсолютно оскорблённый вид и, аккуратно положив губку возле бадьи, вышла из комнаты, не забыв присесть на прощание.
Мать моя женщина, какой Версаль!
Выдохнув шумно, как утюг на функции отпариватель, я стащила через голову своё минималистическое платьишко и взялась за мокрую губку. Она приятно пахла мятой, и я с удовольствием обтёрлась где смогла. Трусики тоже сбросила и осталась голышом. Глянула на платье – оно было очень старомодное. Я такое не надену. Точно-точно, никогда в жизни. А что есть ещё?
В шкафу, который вонял нафталином, было пусто. Неужели мадам Корнелия мне купила только одно платьишко? Вот это, желто-коричневое, с оборочками, с длинным рукавом? Пока Лесси несла чай, я обыскала всю комнату. Больше никакой одежды не было. Только одно платье.
Плохо.
Но выполнимо.
Я прикинула платье на себя, глянула в зеркало. А ничего такое, возможно даже мне пойдёт. Если рукава убрать, а застёжку эту горловую расстегнуть…
Процесс одевания в платье оказался непростым. Я никак не могла всучиться в него. Просто совсем не налезало в талии! Я и так, и сяк, но напялить на себя это кукольное платье не смогла. И, когда Лесси вошла в комнату, сказала:
– Оно слишком маленькое!
– Барыня, – вздохнула служанка. – Вы забыли надеть корсет.
– Что? Нет, только не это! Корсет… Лесси, а если без него?
– Барыня не смогут втиснуть талию в платье, сделанное для сорока сантиметров!
– Барыня не хочет себя ограничивать в сорок сантиметров!
– У барыни нет выбора.
Её улыбочка сказала мне, что фиг я выйду из дома без платья, а в платье – фиг я выйду без корсета. Один ноль в пользу служанки. Три ноль в пользу корсета! Я скривилась, но выдохнула:
– Ладно, давай корсет.
В следующие двадцать минут мы усиленно пытались втиснуть мои худенькие телеса в сорок сантиметров корсета. Я орала, выдыхала, задерживала дыхание, ругалась матом. Но в конце концов всё получилось. Правда, у меня сложилось ощущение, что я больше никогда не смогу ни вдохнуть, ни съесть кусочек. Зато талия стала действительно тоненькой!
– Лесси… Я смогу… дышать? – спросила безнадежно. Служанка окинула мою фигуру довольным взглядом и огладила руками передник:
– Барыня очень красивая с тонкой талией.
– Можешь вылить чай в унитаз, – сказала я мстительно. – Мне некуда его пить.
– Как барыня прикажут, – присела в книксене Лесси. Я попыталась вздохнуть, но не смогла. Я вообще не могла дышать, но организм требовал, поэтому, пробуя размеры корсета, вдохнула, выдохнула. Потом ещё. И ещё. В принципе, жить можно, хоть и сложно. Зато ничего лишнего не съем и не потолстею.
– Ладно, теперь платье, – сказала обречённо. Лесси тут же схватила произведение местной «от кутюр» цвета детской неожиданности и представила передо мной в раскрытом виде. Стараясь не двигаться больше, чем необходимо, я вступила ногами в юбку и подняла голову, пока Лесси натягивала её на бёдра, потом рукава на руки, потом застёгивала вдоль спины длинный ряд бесконечных пуговок, обтянутых той же тканью. Я ещё подумала: боже, это же так неудобно! Самой ни снять, ни надеть!
Лесси отряхнула, поправила, разгладила и отступила:
– Вам так идёт, барыня! Горчичный цвет всё-таки очень благородный.
– Ужасно, да, – я долго разглядывала себя в тусклое зеркало, стоявшее на трёх ножках в углу спальни, потом сказала: – Хорошо, теперь я хочу посмотреть на… заведение.
– Барыне необходимо причесаться, – деликатно заметила девочка.
– Ну дай расчёску, – я пожала плечами, чувствуя, как давит на рёбра корсет.
– Если барыня позволят, я уложу волосы.
– Мне что, и чепчик нацепить, как у тебя? – фыркнула почти безнадёжно. Да, удружила старая мадам! Корсет, причёска… Это полный абзац.
– Что вы, чепец надевают, только отходя ко сну, барыня, – покладисто сообщила Лесси.
– Чтоб я сдохла, если надену чепец, отходя ко сну, – сказала я, будто пообещала. – Причёсывай давай, я вообще уже нифига не понимаю, что делать.
Через каких-нибудь полчаса я стала обладательницей шикарной причёски из собранных наверх и уложенных при помощи миллиона шпилек волос. Нет, конечно, я преувеличиваю, не миллион их было, но что не меньше тысячи – это точно. Голова лишилась привычной лёгкости, а я ощутила себя настоящей дамой. С ума сойти, и всего-то надо корсет и причёску, чтобы из ночной бабочки превратиться в мадам.
Надеюсь, в кофейне меня не вычислят.
– Что теперь, Лесси? – спросила я у служанки, когда та закончила возиться с волосами. Девушка присела на согнутых ногах и сказала милым тоном:
– Если барыня желают отправиться в «Пакотилью», я велю кучеру подогнать коляску к парадному входу.
– Боже ж ты мой, – пробормотала я. – Ну, вели. А я пока прогуляюсь по дому, посмотрю, что тут у вас где.
Она явно хотела что-то сказать, но передумала, только изобразила книксен и вышла.
А я вдруг вспомнила о своей сумочке. Надо куда-то её спрятать. Там мой паспорт, мои деньги, моё всё. Огляделась. В спальне, конечно, много мест, но надо найти такое, чтобы уж точно никто не догадался заглянуть. Точно, надо найти место, где много пыли. Значит, даже Лесси туда не лазит. А где у нас самые труднодоступные места?
На шкафу было чисто. За зеркалом не нашлось даже паутины. Под кроватью можно было есть с пола. Чёрт, вот же чистоплотная девка! Зря её ругала мадам Корнелия. Но это не решает моей проблемы.
В конце концов, я засунула сумочку под матрас – далеко на середину кровати. И, успокоенная, вышла из спальни, спустилась по лестнице на первый этаж. Так, тут у нас кабинет, это я помню. Тут у нас гостиная. А что тут?
Открыв дверь между этими двумя, я вошла в кокетливо обставленную комнату. Тут были картины, голые статуи, всё, как в старинных кино. Парчовые диванчики. Креслица. Камин с широкой полкой. На полке стояли портреты молодой женщины в корсете. Да-да, не в платье, а в корсете с оголёнными плечами. И волосы у неё были распущены по плечам. Красивая, очень эффектная женщина… Хозяйка дома? Присмотревшись, я угадала черты мадам Корнелии и хмыкнула. А она была ничего в юности! Почти модель! Были бы тут фотографы – с руками бы оторвали для съёмок! Конечно, образ милой старушки с седыми буклями никак не вязался с образом этой роковой красотки, но кто их нас не грешил в юности? Усмехнувшись, сказала сама себе: не мне бросать камень. А салончик симпатичный. Видимо, для приёма гостей.
Закрыв дверь, я прошла дальше по коридору, миновав гостиную. Свернула в узкий проход, где даже потолок стал ниже, спустилась по каменным ступеням на полметра и вдруг попала на кухню. О том, что это именно кухня, я поняла по огромной русской печи, занимавшей почти половину всего пространства. Она была откровенно закопчённой и выглядела, как плохо отмытая базарная баба.
Печь заговорила со мной низким, сиплым, но приятным женским голосом:
– Куда это вы, барыня? Леську б послали, я б всё сделала!
– Да я так просто, уважаемая печь, я ничего не хочу, – растерянно пробормотала.
Печь разродилась круглой, как большой, распаренный колобок из перестоявшего теста, тёткой. Та заклокотала, прикрывая пухлой ладошкой рот, и я поняла – смеётся. Обиженно вздёрнула нос и добавила:
– Посмотреть хотела, что сегодня на ужин. А вы кто? Повариха?
– Кухарка я, барыня, а звать меня Акулина, – и баба поклонилась в пояс, заставив меня удивлённо вскинуть брови. Как у неё получается сгибаться пополам? А вот получается же… Бадьи тяжёлые таскает, наверное, вон какая корзина с… что это там? Свекла? Блёклая какая-то…
– Очень приятно, Акулина, так что у нас на ужин?
Кухарка даже отступила на два шага. Мне показалось, что она испугалась. Крестным знамением себя осенила, меленько, не так, как наши звёзды в церкви, не широко и размашисто. Я пожала плечами. Акулина махнула рукой:
– Простите, барыня, я и забыла… Говорила барыня, что приведёт кого-то оттуда… А я и забыла.
– Откуда оттуда?
– Ну, нам знать не положено, – кухарка взяла нож, свёклину, принялась скрести, не глядя на меня. – Мы люди маленькие, наше дело вона: готовка. Парную свеколку сготовлю вам, барыня, да с куропаткой томлёной. Идите уж, идите с кухни, а то одежда вон пропахнет дымом, Леська потом замахается проветривать!
– Иду я, иду, – сказала с неожиданной обидой. – Ухожу.
– Барыня! – позвал меня тонкий голосок Лесси из коридора. – Барыня, где вы? Кучер уже подогнал коляску!
– Иду. Я уже пришла, – сообщила я служанке, поднимаясь по ступенькам обратно. – Спасибо.
– Шляпку, барыня, – с лёгкой укоризной она подала мне соломенное нечто с завязками. Я запротестовала:
– Нет, это не моё. Я такое не ношу!
– Негоже барыне с непокрытой головой по улице раскатывать, – уже твёрже сказала девушка и, встав на цыпочки, нахлобучила шляпку мне на причёску. Я даже пикнуть не успела, как Лесси завязала элегантный бант под подбородком. Боже, кошмар какой-то! Придётся спрятаться в карете и не отсвечивать!
Но только я собралась вырваться из цепких лапок служанки, как она снова меня огорошила:
– Перчатки, барыня!
– Р-р-ры, – вырвалось у меня, и Лесси странно глянула, но решила не обращать внимания и подала мне пару тонких замшевых бежевых перчаток, вышитых по тыльной стороне нежными цветочками почти такого же оттенка, как и моё платье. Натянула и перчатки. Посмотрела на Лесси, поджав губы:
– Ещё что-нибудь? Трость? Сапоги? Сумку?
– А, да! Барыня в точности правы! Ридикюльчик!
Она метнулась в гостиную и принесла мне кожаную сумочку в форме сердца с петелькой наверху. Протянула с книксеном, я продела запястье в петельку и вздохнула:
– Как же тут всё сложно…
Лесси проворно открыла входную дверь, и я шагнула наружу, в новый незнакомый мир.
Он пах вишнями и свежестью прохладного ветерка. Облака на небе спешили, догоняя друг друга, отчего солнце мигало, то скрываясь за ними, то светя холодно. Я поёжилась, но платье неожиданно отлично грело. Шерстяное, что ли?
За дверью оказался маленький садик, усыпанный опадающими розовыми лепестками. Трава была ещё жухлой, зимней, скованной в тисках крохотных оградок, которые тянулись вдоль песчаной дорожки до самой ограды – кованной, монументальной, с калиткой, с впечатанными между прутьев фигурками птиц и цветов. Кучер – здоровый бородатый мужик в тёмной ливрее и высоком, с широкой тульей цилиндре – почтительно согнулся, распахнув калитку, и ждал, пока я дойду до коляски, запряжённой красивой, серой в яблоки лошадкой.
– Добрый день, – сказала я кучеру. – Как вас зовут? Меня Татьяна.
– Доброго денёчка барыне, – удивлённо прогудел мужик. – Порфирий я, ваше благородие.
– Очень приятно, отвезите меня, пожалуйста, в заведение. «Пакотилья», да?
Он протянул мне руку, и я догадалась опереться на неё, чтобы забраться в коляску. До этого момента мне казалось, что самое ненадёжное средство передвижения – это коляска старого советского мотоцикла. Теперь коляска с лошадью стала первым номером в моём рейтинге кошмарной «техники». Лошадь постоянно двигалась, перебирая ногами, а я возблагодарила небеса, кармические силы и личную удачу за то, что мне не предложили сесть верхом!
