– Охъ, какая шарлатанка эта женщина! замѣтилъ честный Вилльямъ другу своему Джорджу, по возвращеніи изъ ребеккиной ложи, куда онъ проводилъ ее въ глубокомъ молчаніи, угрюмый и мрачный, какъ могильщикъ: она вьется и кружится, какъ змѣя. Замѣтилъ ли ты, Джорджъ, какъ она все это время старалась, говоря съ нами, бѣсить этого милорда?
– Фи! что это у тебя за понятія, Вилльямъ! Вздумалъ видѣть шарлатанку въ женщинѣ, которая безъ сомнѣгія будетъ служить лучшимъ укршеніемъ всякаго благороднаго круга! отвѣчалъ съ негодованіемъ Джорджъ Осборнъ, выставляя на показъ свои бѣлоснѣжные зубы, и закручивая свои надушенные усы. Ты не жилъ въ свѣтѣ, Доббинъ, и ничего не смыслишь въ этихъ дѣлахъ. Посмотри вотъ, какъ она весело теперь разговариваетъ съ этимъ Тюфто! Смотри, смотри, онъ покатывастся со смѣху. Какая шейка, какія чудныя плечики! Эмми, отчего у тебя нѣтъ букета? Здѣсь у всѣхъ букеты.
– Отчего жь вы сами, голубчикъ, не догадались купить ей букетъ? сказала брюзгливымъ тономъ мистриссъ майорша Одаудъ.
Мистриссъ Эмми и честный Вилльямъ Доббинъ поблагодарили ее отъ чистаго сердца за это простодушное замѣчаніе, сказанное во-время и кстати. Но съ этой минуты, обѣ леди, повидимому, потеряли веселое расположеніе духа. Амелія уничтожилась подъ вліяніемъ пышности, блеска и свѣтской болтовни ея блистательной соперницы, и даже мистриссъ Одаудъ, пораженная этимъ внезапнымъ появленіемъ великосвѣтской леди, утратила способность изливать свои чувства въ краснорѣчивой бесѣдѣ. Во весь остальной вечеръ она не проговорила уже ни одного слова насчетъ рѣдкостей и чудесъ въ своей родимой сторонѣ.
– Когда ты перестанешь играть въ карты, Джорджъ? сказалъ мистеръ Доббинъ своему другу черезъ нѣсколько дней послѣ замѣчательнаго вечера въ Оперномъ театрѣ, – вѣдь ты мнѣ обѣщалъ больше сотни разъ…
– А когда ты перестанешь давать мнѣ свои отеческія наставленія? сказалъ мистеръ Джорджъ Осборнъ; неужели ты еще думаешь по сю пору, что я могу имѣть въ нихъ нужду?
– Да, я воображалъ, что дружба даетъ мнѣ право предостерегать тебя, Джорджъ, по крайней мѣрѣ въ тѣхъ случаяхъ, которые могутъ подвергать опасности твой кошелекъ.
– Кто жь тебѣ сказалъ, что я самъ менѣе тебя забочусь о своемъ кошелькѣ? Мы играемъ по маленькой, и вчера я выигралъ. Неужели ты считаешь мистера Кроли способнымъ къ безсовѣстному обману? При честной игрѣ, проигрышъ всегда прочти равенъ выигрышу въ концѣ года.
– Однакожь, я не думаю, что Кроли всостояніи платить свой проигрышъ, возразилъ честный Вилльямъ Доббинъ.
Нѣтъ никакой надобности распространяться, что дружескіе совѣты теперь, какъ и всегда, имѣли одинъ и тотъ же успѣхъ. Осборнъ и Кроли были почти неразлучны. Милордъ Тюфто весьма рѣдко обѣдалъ дома. Джорджъ всегда радушно былъ принятъ въ комнатахъ (смежныхъ съ квартирой сэра Тюфто), занимаемыхъ въ гостинницѣ Родономъ и его женой.
Когда Джорджъ и его супруга навѣстили первый разъ молодыхъ Кроли въ ихъ квартирѣ, обращеніе мистриссъ Эмми приняло характеръ такого рода, что милые супруги даже побранились по возвращеніи домой, то-есть, другими словами: мистеръ Джорджъ сдѣлалъ строжайшій выговоръ своей женѣ за высокомѣрный и надменный тонъ, какой она позволила принять себѣ въ отношеніи къ своей бывшей подругѣ, несравненной мистриссъ Кроли. Амелія не извинялась, не оправдывалась, и даже ничего не проговорила въ отвѣтъ раздраженному супругу; но когда они отправились во второй разъ къ своимъ пріятелямъ въ гостинницу, поведеніе ея сдѣлалось еще страннѣе, и она какъ-будто совершенно растерялась, вообразивъ, конечно, ни съ того, ни съ сего, что Ребекка смѣется ей въ глаза.
Этого совсѣмъ не было. Напротивъ, мистриссъ Бекки удвоила нѣжныя ласки къ своей подругѣ, и рѣшительно не обращала никакого вниманія на ея холодность.
– Знаете ли что? сказала мистриссъ Бекки на ухо Осборну. Эмми кажется ужасно загордилась, банкр… то-есть, я хочу сказать, несчастія мистера Седли увеличили гордость бѣдной моей подруги.
Мистеръ Джорджъ нахмурилъ брови.
– Когда мы были въ Брайтонѣ, продолжала Ребекка сладенькимъ голосомъ, – Амелія, мнѣ казалось, удостоивала меня чести ревновать къ вамъ; но теперь, и увѣрена, мистриссъ Эмми находитъ неприличнымъ, что Родонъ, генералъ и я живемъ вмѣстѣ. Elle est scandalisée de ma conduite, chиre petite! Посудите, однакожь, можемъ ли мы жить одни, не раздѣляя расходовъ съ своими друзьями? И думаете ли вы, что Родонъ не всостояніи защищать мою честь? Впрочемъ, я благодарна вашей супругѣ, заключила мистриссъ Родонъ.
– Все это отъ ревности, повѣрьте, мистриссъ Кроли, сказалъ Джорджъ. Всѣ женщины ревнивы.
– Такъ же, вѣроятно, какъ всѣ мужчины. Развѣ недавно, въ театрѣ, вы не ревновали меня къ милорду Тюфто, такъ же какъ и онъ къ вамъ? Вы оба были черезъ-чуръ смѣшны и забавны. Милордъ хотѣлъ, казалось, съѣсть меня, когда я вышла съ вами навѣстить эту малютку Эмми, какъ-будто въ самомъ дѣлѣ нужда мнѣ заботиться о васъ или о немъ! заключила мистриссъ Родонъ, величаво забросивъ свою головку назадъ. Хотите вы обѣдать у меня? Мой мужъ сегодня у главнокомандующаго. Получены военныя новости. Говорятъ, что Французы перешли границу. Мы можемъ обѣдать съ большимъ комфортомъ.
Джорджъ охотно согласился на приглашеніе, хотя его жена страдала головною болью. Прошло только шесть недѣль со времени ихъ свадьбы. Посторонняя жеицина смѣялась и шутила надъ ней въ присутствіи мужа, и мужъ не думалъ сердиться. Онъ даже не сердился на самого себя, по незрѣченной добротѣ своего мягкаго сердца.
– Оно, если признаться, немножко стыдно передъ совѣстью, разсуждалъ онъ самъ съ собою, да что прикажете дѣлать, если тутъ на дорогѣ попадается хорошенькая женщина, предметъ зависти и соревнованія для всякаго мужчины со вкусомъ? Я вѣдь не деревянный.
– Вообще, господа, я позволяю себѣ много свободы въ обращеніи съ прекраснымъ поломъ, говорилъ онъ въ дружеской бесѣдѣ Стобблю и Спуни, когда они обѣдали за общимъ столомъ. Зато могу похвастать, что и женщины ко мнѣ довольно благосклонны.
И этого было довольно, чтобъ заслужить уваженіе всѣхъ безъ изъятія господъ Спуни и Стоббль. Кому не извѣстно, что, послѣ бранныхъ подвиговъ, любовные побѣды составляютъ главнѣйшій источникъ гордости для свѣтскихъ героевъ на базарѣ житейской суеты? Вѣдь еще въ школѣ ребятишки хвастаютъ амурными продѣлками, и не даромъ дон-Жуанъ, отвратительнѣйшее и гнуснѣйшее созданіе безнравственнаго міра, пріобрѣлъ такую громкую извѣстность на рынкѣ житейскихъ треволненій.
Такимъ-образомъ, мистеръ Джорджъ, глубоко убѣжденный въ своей душѣ, что ему предназначено выигрывать блистательныя побѣды надъ женскими сердцами, не только не думалъ идти наперекоръ своей судьбѣ, но даже покорился ей съ поэтическимъ наслаждениемъ человѣка, проникнутаго сознаніемъ своихъ собственныхъ достоинствъ. Мистриссъ Эмми сдѣлалась, конечно, несчастнѣшимъ созданіемъ въ мірѣ, но она тосковала втихомолку, и не думала въ присутствіи супруга жаловаться на свою горемычную долю. Поэтому Джорджъ, не чувствуя лишней тяжести на своей душѣ, заблагоразсудилъ вообразить, что глупенькая его жена совершенно не подозрѣваетъ сокровенныхъ вещей, извѣстныхъ впрочемъ всѣмъ его знакомымъ, и не догадывается, что онъ волочится неутомимо за мистриссъ Кроли. Онъ ѣздилъ съ нею за городъ и на всѣ публичныя гулянья, расказывая Амеліи, что служебныя дѣла поглощаютъ все его время отъ ранняго утра до поздней ночи; Амелія знала все, и молчала: ей ли мучить своего Джорджа безполезнымъ выраженіемъ ревниваго чувства? И оставляя свою жену бесѣдовать наединѣ съ братцемъ Джозомъ, мистеръ Осборнъ проводилъ всѣ вечера въ обществѣ Родона Кроли, проигрывая ему свои деньги, и обольщая себя плѣнительною увѣренностью, что Ребекка умираетъ отъ любви къ нему. Думать надобно, что между этими достойными супругами никргда не происходило консультаціи въ родѣ слѣдующей: «любезничать женѣ съ молодымъ джентльменомъ, и мужу наповалъ обыгрывать его въ карты»; но они въ совершенствѣ понимали другъ друга безъ всякихъ предварительныхъ консультацій, и на этомъ основаніи Родонъ Кроли принималъ и провожалъ мистера Осборна, какъ одного изъ самыхъ задушевныхъ друзей.
При такихъ обстоятельствахъ, честный Вилльямъ Доббинъ уже рѣдко имѣлъ случай видѣть своего друга. Джорджъ, посвятившій все время своимъ новымъ знакомцамъ, тщательно избѣгалъ его въ публичныхъ мѣстахъ, потому что, какъ мы видѣли, онъ терпѣть не могъ принимать отъ кого бы то ни было нравоученія и совѣты. Само-собою разумѣется, что кептенъ Доббинъ былъ чрезвычайно недоволенъ поведеніемъ мистера Джорджа; но могъ ли онъ образумить этого юнаго джентльмена? Съ какой стати вздумалъ бы онъ доказывать, что мистеръ Джорджъ былъ легкомысленъ и зеленъ какъ безпутный мальчишка, еще не оставившій школьной скамейки? Можно ли было увѣрять, что онъ играетъ для Родона несчастную роль глупѣйшей жертвы, и что онъ броситъ его съ презрѣніемъ, какъ-скоро вытянетъ послѣдній шиллингъ изъ его кармана? Джорджъ, нѣтъ сомнѣнія, не сталъ бы слушать всѣхъ этихъ наговоровъ, хотя зналъ онъ и самъ, что мистеръ Кроли обыгралъ уже многихъ молодыхъ людей. Такимъ-образомъ, между старинными друзьями уже не происходило больше непріятныхъ и безполезныхъ объясненій, хотя Доббинъ продолжалъ каждый день навѣщать мистриссъ Осборнъ, скучавшую въ обществѣ брата. Мистеръ Джорджъ, между тѣмъ, не связанный ничѣмъ, летѣлъ, очертя голову, по широкому раздолью житейскихъ треволненій.
Никогда, со временъ Дарія, историческій міръ не видѣлъ и, быть-можетъ, не увидитъ такой блестящей свиты, какая въ тысячу восемъ-сотъ-пятнадцатомъ году слѣдовала въ Нидерланды за войскомъ герцога Веллингтона. Праздники и увеселенія, сопровождаемые танцами, игрою, продолжались безпрерывно, на самомъ краю битвы, если позволено такъ выразиться скромному романисту, извѣстный балъ, данный въ Брюсселѣ благородною герцогинею пятнадцатаго іюня выше упомянутаго года, заслуживаетъ быть историческимъ въ строжайшемъ смыслѣ слова. Столица Бельгіи была въ состояніи неописаннаго восторга, и многія дамы, бывшія тогда въ Брюсселѣ, увѣряли меня лично, что весь прекрасный полъ интересовался судьбою этого бала гораздо болѣе, чѣмъ судьбою будущаго сраженія, которое, такъ сказать, у всѣхъ висѣло на носу. Происки, интриги и просьбы достать билеты, имѣли самый шумный, бурный, энергический характеръ, свойственный только англійскимъ леди, которыя, въ извѣстномъ случаѣ, хотятъ во что бы ни стало, втереться въ общество великихъ людей своей знаменитой отчизны.
Джозъ и мистриссъ Одаудъ, пламенѣвшіе желаніемъ быть на балѣ, тщетно употребляли всѣ возможныя усилія достать вожделѣнный билетъ, но другіе наши пріятели были, въ этомъ отношеніи, счастливѣе Джоза и майорши. Такъ, благодаря могущественному ходатайству лорда Барикриса, помнившаго сытный обѣдъ въ ресторанѣ, Джорджъ Осборнъ получилъ пригласительную карточку для себя и своей супруги, что, естественнымъ образомъ, польстило какъ нельзя больше его джентльменскимъ чувствамъ. Вилльямъ Доббинъ, пользовавшійся особеннымъ расположеніемъ дивизіоннаго генерала, пришелъ однажды къ мистриссъ Осборнъ, и, улыбаясь, представилъ ея вниманію свой пригласительный билетъ, что, естественнымъ, образомъ пробудило сильнѣйшее чувство зависти въ сердцѣ мистера Джоза, между-тѣмъ какъ Джорджъ не могъ надивиться, какими судьбами неуклюжій его пріятель попалъ въ высшій кругъ. Наконецъ, ужь само-собою разумѣется, были также приглашены мистеръ и мистриссъ Родонъ, какъ пріятели генерала, командовавшаго кавалерійской дивизіей.
Въ назначенный вечеръ, мистеръ Джорджъ, заказавшій новые наряды и украшенія всякаго рода для своей супруги, отправился на знаменитый балъ, гдѣ Амелія буквально не знала ни одной души. Леди Барикрисъ не удостоила и взглядомъ мистриссъ Осборнъ, какъ будто не видала ея ни разу въ своей жизни. Усадивъ свою супругу на скамьѣ, Джорджъ немедленно оставилъ ее на произволъ судьбы, въ добычу собственныхъ размышленій, воображая, что сдѣлалъ все съ своей стороны, если купилъ для нея новое платье, и привезъ ее на балъ, гдѣ она могла веселиться какъ ей было угодно. Размышленія мистриссъ Эмми приняли самый печальный характеръ, и никто въ этой огромной залѣ, кромѣ мистера Доббина, не потрудился развлечь и утѣшить бѣдную леди, вздумавшую такъ некстати появиться въ кругу неизвѣстныхъ ей людей. Будь она брошена одна въ дремучемъ лѣсу, положеніе ея едва-ли могло быть хуже.
И между-тѣмъ какъ она, къ великому бѣшенству озадаченнаго супруга, сидѣла пригорюнившись и съ поникнувшей головой на своей скамейкѣ, мистриссъ Родонъ Кроли выступала блистательно въ своей первой роли на торжественной ярмаркѣ житейской суеты. Она пріѣхала очень поздно. Ея лицо сіяло радужнымъ блескомъ, и вся ея фигура, украшенная съ величайшимъ изяществомъ всѣми изобрѣтеніями послѣдней европейской моды, казалась верхомъ совершенства среди всѣхъ этихъ особъ, собравшихся здѣсь выставить свой физическія и нравственныя достоинства на парадномъ рынкѣ житейскихъ треволненій. Всѣ лорнеты устремились на это новое чудо, еще невиданное въ большомъ свѣтѣ. Ребекка была холодна, спокойна, сосредоточена въ себѣ, точь-въ-точь какъ встарину, въ пансіонѣ у старухи Пинкертонъ, когда ей приходилось, въ качествѣ титулярной гувернантки, сопровождать молодыхъ дѣвицъ на гулянье или въ церковь. Она знала уже множество мужчинъ, и блистательные денди подобострастно увивались вокругъ мистриссъ Кроли. Между знатными леди, съ быстротою вдохновенной мысли, сочинилась на ея счетъ интересная исторія весьма поэтическаго свойства, и въ короткое время всѣмъ было извѣстно, что капитанъ Родонъ увезъ изъ какого-то замка свою невѣсту, и что Ребекка состояла въ родственной связи съ фамиліей Монморанси. Французскій языкъ, которымъ она владѣла въ совершенствѣ, служилъ подтвержденіемъ этой молвы. Всѣ безъ исключенія, каждый и каждая, согласились единодушно, qu'elle à un air distingué, и что ея манеры превосходны въ великосвѣтскомъ смыслѣ слова. Пятьдесятъ отборныхъ кавалеровъ столпились вокругъ нея, добиваясь наперерывъ завидной чести танцовать съ мистриссъ Кроли. Ребекка объявила всѣмъ и каждому, что ее ангажировали, и, на этомъ основаніи, сдѣлавъ крутой поворотъ, она отправилась прямо къ-тому мѣсту, гдѣ сидѣла бѣдная Эмми, незамѣченная никѣмъ и волнуемая печальной мыслью. Довершить ея страданія было, для нашей героини, дѣломъ одной минуты. Мистриссъ Родонъ привѣтствовала свою милую подругу съ величайшимъ радушіемъ, и немедленно вызвалась покровительствовать ее на этомъ базарѣ житейской суеты. Оказалось, по ея мнѣнію, что платье сидитъ на ней мѣшкомъ, что sa coiffure ne lui va pas, и что непостижимо, наконецъ, отчего она si mal chaussée. Въ довершеніе эффекта, мистриссъ Бекки обѣщала прислать ей на другой день свою corsetоére. Она увѣряла, что балъ очарователенъ, что здѣсь сгруппировалась вся лондонская знать, и что во всей залѣ весьма немнаго ничтожныхь лицъ, неизвѣстныхъ большому свѣту. Всѣхъ она знала, и всѣ, повидимому, знали мистриссъ Родонъ Кроли. Не больше какъ въ четырнадцать дней, эта молодая особа, послѣ трехъ обѣдовъ въ большомъ свѣтѣ, изучила всѣ оттѣнки свѣтской болтовни съ такимъ совершенствомъ, какъ-будто она родилась и выросла въ блистательной семьѣ какого-нибудь ларда Бумбумбумъ. Одинъ только французскій языкъ могъ еще, въ нѣкоторой степени, служить обличительнымъ признакомъ, что мистриссъ Бекки не принадлежала къ британской аристократіи, которая, какъ всему міру извѣстно, объясняется прескверно на европейскихъ діалектахъ.
Джорджъ, оставившій свою Эмми на скамейкѣ при самомъ входѣ въ бальную залу, поспѣшилъ къ ней воротиться, какъ-скоро увидѣлъ, что Ребекка заняла мѣсто подлѣ своей милой подруги. Бекки, между-тѣмъ, въ назиданіе мистриссъ Осборнъ, расказывала съ большимъ одушевленіемъ о неисправимыхъ шалостяхъ ея супруга.
– Ради Бога, ma chére, говорила мистриссъ Кроли, удержите его отъ игры, или онъ совсѣмъ разорится. Онъ и Родонъ играютъ въ карты каждый вечеръ, а вы знаете, что мужъ вашъ очень бѣдемъ; если вы его не остановите, легко станется, что Родонъ выиграетъ у него послѣдній шиллингъ. Отчего бы вамъ не уговорить его быть поосторожнѣе въ обществѣ друзей? Удивляюсь, какъ вы безпечны, мой ангелъ. Почему бы вамъ не навѣщать насъ по вечерамъ, вмѣсто того, чтобы сидѣть дома и скучать съ этимъ капитаномъ Доббиномъ? Можетъ-быть онъ очень милъ и любезенъ, но, согласитесь, можно ли любить неуклюжаго мужчину съ такими огромными ногами? Совсѣмъ другое дѣло – ножки вашего мужа… да вотъ онъ идетъ. Гдѣ вы пропадали, жестокій человѣкъ? Малютка Эмми выплакала изъ-за васъ всѣ свои глазки. Что, вы пришли звать меня на кадриль? Идемъ.
И мистриссъ Кроли, бросивъ свою шаль и букетъ подлѣ Амеліи, понеслась танцовать съ Джорджемъ. Женщины только умѣютъ низвергать своихъ ближнихъ съ такимъ утонченнымъ искуствомъ. Ихъ маленькія стрѣлы всегда пропитаны ядомъ, который поражаетъ въ тысячу разъ сильнѣе, чѣмъ тупое оружіе мужчины. Бѣдняжка Эмми, не знавшая никогда что такое мстить и ненавидѣть, была безсильна въ рукахъ своего безжалостнаго врага.
Джорджъ танцовалъ съ Ребеккой два… три… неизвѣстно сколько разъ, потому-что Амелія потеряла счетъ. Она сидѣла одиноко въ своемъ углу, и никто ея не замѣчалъ. Разъ только Родонъ Кроли перебросилъ съ нею нѣсколько безсвязныхъ словъ, да еще, подъ-конецъ вечера, кептенъ Доббинъ принесъ ей порцію мороженаго, и осмѣлился присѣсть подлѣ нея. Кептенъ Доббинъ не любилъ и не хотѣлъ распрашивать, о чемъ груститъ мистриссъ Осборнъ; но желая чемъ-нибудь объяснить причину своихъ слезъ, Амелія сказала, что ее слишкомъ растревожило извѣстіе о привязанности Джорджа къ картежной игрѣ.
– Удивительная вещь, сказалъ мистеръ Доббинъ, въ видѣ общаго замѣчанія касательно странностей человѣческой природы, – стоитъ толька получить пристрастіе къ игрѣ, и васъ будетъ безъ церемоніи обманывать всякій негодяй.
– Вотъ что! откликнуласъ мистриссъ Эмми.
И больше ничего. Другія мысли, поважнѣе безполезной траты денегь, были у нея на умѣ.
Мистеръ Джорджъ воротился, наконецъ, за шалью и цвѣтами Ребекки. Она уѣзжала и, передъ отъѣздомъ, не считала даже нужнымъ сказать своей подругѣ прощальное слово. Джорджъ пришелъ, повернулся, взялъ что нужно и ушелъ опять. Амелія склонила свою голову на грудь, и въ глазахъ ея опять заструились слезы. Доббинъ былъ отозванъ и шептался о чемъ-то въ сторонѣ съ дивизионнымъ генераломъ. Онъ былъ свидѣтелемъ этой послѣдней разлуки. Джорджъ, между-тѣмъ, выпорхнулъ съ букетомъ на парадную лѣстницу, и когда онъ отдавалъ его по принадлежности, въ букетѣ была записка, обвивавшаяся змѣйкой между цвѣтами. Опытный взоръ Ребекки мгновенно открылъ эту вещицу. Ей уже не первый разъ приходилось получать записочки мистическаго свойства. Она протянула руку и взяла букетъ. Джорджъ увидѣлъ по глазамъ, что она понимала, чего должно ей искать. Родонъ Кроли, углубленный въ свои собственныя мысли, казалось, не хотѣлъ обращать вниманія на то, что происходило въ эту минуту между пріятелелъ и женой. Впрочемъ – ничего особеннаго. Бросивъ таинственный взглядъ, Ребекка еще разъ подала мистеру Джорджу свою миньятюрную ручку, сдѣлала книксенъ и ушла. Мистеръ Кроли сдѣлалъ какое-то замѣчаніе; но Джорджъ неслыхалъ ни чего: упоенный своимъ тріумфомъ, онъ раскланялся съ друзьями и молча пошелъ въ залу.
Амелія видѣла хорошо послѣднюю часть букетной сцены. Было въ порядкѣ вещей, если Джорджъ, по просьбѣ мистриссъ Кроли, отправился за ея шарфомъ и цвѣтами – это онъ дѣлалъ тысячу разъ впродолженіе послѣдимхъ двухъ недѣль; но теперь услужливость его рѣшительно выступила изъ границъ, и Амелія не выдержала.
– Вилльямъ… Вилльямъ, сказала она, вдругъ ухватившись за руку Доббина, который стоялъ подлѣ – вы всегда… вы всегда были такъ добры ко мнѣ и… и… у меня болитъ голова. Я не здорова. Отведите меня домой.
Встревоженная и отуманенная происшествіями этоro вечера, она не знала и не помнила, что назвала его по-дружески, просто Вилльямомъ, какъ это обыкновенно дѣлалъ Джорджъ.
Мистеръ Доббинъ взялъ ее подъ руку и поспѣшно вышелъ изъ залы. Ея квартира была недалеко. Вилльямъ и Амелія не безъ труда протѣснились черезъ уличную толпу, которая тутъ, подлѣ иллюминованнаго дома, волновалась и шумѣла чуть-ли еще не больше, чѣмъ веселые гости на балѣ.
Джорджъ, по обыкновенію, сердился всякій разъ, когда, по возвращеніи домой изъ гостей, находилъ, что жена его не спитъ. Поэтому мистриссъ Эмми, дойдя до своей квартиры, раздѣлась на скорую руку и легла. Но нечего и говорить, что сонъ бѣжалъ отъ ея глазъ. Крикъ, толкотня и топотъ лошадей передъ окнами спальни мистриссъ Осборнъ не умолкали ни на одну минуту; но Амелія не слыхала этого шума. Были другія обстоятельства, поважнѣе уличной суматохи, которыя не давали ей уснуть.
Осборнъ между-тѣмъ, совершенно опьяненный отъ восторженныхъ впечатіѣній, побѣжалъ къ карточному столу и принялся играть очертя голову. На этотъ разъ онъ выигрывалъ безпрестанно.
– О-го! вотъ какъ везетъ мнѣ въ этотъ вечеръ! говорилъ мистеръ Осборнъ, продолжая закладывать огромныя суммы, – есть отчего потерять голову.
И дѣйствительно, голова его была потеряна. Сосчитавъ свой выигрышъ, и положивъ въ карманъ, онъ бросился въ буфетъ и выпилъ сряду нѣсколько стакановъ вина.
Здѣсь-то, когда онъ кричалъ на окружающую толпу, и смѣялся, и кривлялся какъ съумасшедшій, нашелъ его мистеръ Вилльямъ Доббинъ, искавшій его сначала у карточныхъ столовъ. Доббинъ былъ угрюмъ, мраченъ и суровъ, представляя, во всѣхъ отношеніяхъ, разительную противоположность съ своимъ товарищемъ, безпечнымъ и необузданно-веселымъ.
– Ты ли это, другъ? Давай пьянствовать, старичина. Чудесное вино! Эй, человѣкъ! Пару стакановъ мадеры!
И онъ протянулъ дрожащую руку, чтобы принять свой стаканъ.
– Джорджъ, остановись! сказалъ мистеръ Доббинъ весьна серьёзнымъ тономъ. Не пей!
– А почему, старый др-р-ругъ? Все трынъ-трава, кромѣ хорошаго вина. Увидишь самъ, если выпьешь. Чокнемся и царапнемъ вмѣстѣ. Ну, Доббъ!
Доббинъ подошелъ къ нему ближе и шепнулъ что-то на ухо. Джорджъ отпрянулъ назадъ, закричалъ «ура», бросилъ порожній стаканъ со всего размаха и поспѣшно вышелъ изъ буфета, опираясь на плечо своего друга.
– Непріятель перешелъ Самбръ, сказалъ мистеръ Доббинъ, – и нашъ лѣвый флангъ уже въ дѣлѣ. Ступай покамѣстъ домой. Черезъ три часа мы выступаемъ.
Быстро пошелъ Джорджъ въ свою квартиру, и еще быстрѣе зароились мысли въ его головѣ, пробужденной къ дѣятельности роковою вѣстью о встрѣчѣ съ непріятелемъ, котораго, впрочемъ, и безъ того ожидали съ часу на часъ, давнымъ-давно. Кчему онъ волочился, и что теперь значила вся эта интрига? Тысячи разнородныхъ предметовъ, одинъ за другимъ, мелькали въ его разгоряченномъ мозгу. Кчему онъ жилъ до сихъ поръ, и какая судьба ожидала его впереди? Вотъ у него жена, молодая и прекрасная, младенецъ, можетъ-быть, котораго не суждено ему увидѣть никогда, никогда!.. О, какъ-бы онъ желалъ воротить назадъ гибельныя событія этой несчастной ночи! Какъ бы хотѣлъ онъ съ чистою совѣстью сказать послѣднсе прости этому нѣжному и невинному созданію, которому онъ такъ дурно отплатилъ за его безпредѣльную любовъ!
Его мысли сосредоточились, наконецъ, исключительно надъ его супружескою жизнью. Въ эти три недѣли онъ страшно проматывалъ свое материнское наслѣдство. Какъ онъ былъ вѣтренъ, безуменъ и безпеченъ! Случись теперь роковое несчастіе – что можетъ онъ оставить своей бѣдной Эмми? О, какъ онъ былъ теперь недостоинъ въ ея глазахъ!.. Да и зачѣмъ онъ женился на ней? Онъ неспособенъ къ супружеской жизни. Зачѣмъ онъ не послушалъ своего отца, который всегда былъ къ нему, болѣе или менѣе, великодушенъ? Надежда, угрызенін, честолюбіе, нѣжность и своекорыстные расчеты поперемѣнго наполняли его сердце.
Джорджъ Осборнъ сѣлъ за столъ и написалъ письмо къ своему отцу. Уже свѣтало, и заря прокрадывалась черезъ опущенныя сторы, когда онъ положилъ перо. Онъ запечаталъ конвертъ и набожно поцаловалъ сдѣланную надпись. Ему пришли въ голову тысячи трогательныхъ и нѣжныхъ сценъ, происходившихъ нѣкогда между нимъ и отцомъ, и онъ съ огорченіемъ припомнилъ свой послѣдній разрывъ съ мистеромъ Осборномъ-старшимъ.
Кончивъ письмо, Джорджъ заглянулъ и вошелъ въ спальню своей жены. Амелія лежала спокойно, съ закрытыми глазами, и онъ былъ радъ, что она спитъ. По возвращеніи съ бала домой, онъ увидѣлъ, что его деньщикъ уже дѣлаетъ приготовленія къ отъѣзду: деньщикъ понялъ сдѣланный ему сигналъ – быть какъ можно осторожнѣе, и продолжалъ всѣ эти приготовленія съ таинственною важностью, быстро, тихо и безмолвно.
– Что жь теперь? думалъ мистеръ Джорджъ, разбудить ли Амелію, или ограничиться запиской къ ея брату, который поутру извѣститъ ее о моемъ отъѣздѣ.
Задавъ себѣ этотъ вопросъ, онъ пріотворилъ дверь спальни, взглянулъ на жену, и потомъ, воротившись въ свой кабинетъ, написалъ письмо. Но теперь онъ опять былъ въ спальнѣ.
Амелія не спала, когда онъ первый разъ вошелъ въ ея комнату, но она смежила свои глаза изъ опасенія, чтобы мужъ не разсердился. Но когда онъ воротился въ другой разъ, ея робкое сердце успокоилось мало-по-малу, и она осмѣлилась поворотиться къ нему лицомъ, притворяясь на всякой случай, что дѣлаетъ это во снѣ. Джорджъ на цыпочкахъ подошелъ къ постели, и, притаивъ дыханье, началъ пристально наблюдать ея кроткое, нѣжное и блѣдное лицо, при слабомъ мерцаніи ночной лампы. Ея темныя, густыя рѣсницы сомкнулись, и одна рука, бѣлая и нѣжная, выставилась изъ-подъ одѣяла.
Великій Боже! Какъ она была невинна, чиста, плѣнительна, нѣжна, благородна, и какою безпріютною казалась она въ этомъ мірѣ! А онъ? Праведное небо! Онъ былъ неблагодаренъ, низокъ, пустъ и глупъ!
Пораженный стыдомъ и угрызеніями совѣсти, Джорджъ Осборнъ стоялъ у изголовья постели и смотрѣлъ на спящую жену. Ему ли, зачерствѣлому эгоисту, молиться объ этомъ невинномъ созданіи? Онъ не смѣлъ и думать о молитвѣ; однакожь, уста его невольно шевелились и, казалось, онъ произносилъ: «Благослови ее Богъ! Благослови ее Богъ!» Онъ подвинулся еще ближе и молча склонился надъ ея блѣднымъ лицомъ.
И когда онъ нагнулся такимъ-образомъ, двѣ нѣжныя ручки тихо обвились вокругъ его шеи.
– Я не сплю, Джорджъ, пролепетала бѣдная женщина, давая теперь полную волю слезамъ, отъ которыхъ надрывалось ея собственное сердце.
Отчего же ты не спала, беззащитное дитя? Кому и для чего понадобилось твое безвременное пробуждеиіе?
Звуки военной трубы огласили брюссельскую площадь передъ ратушей, и быстро распространились отъ нея по всѣмъ концамъ. Загудѣлъ пронзительный шотландскій рожокъ, барабаны загремѣли и весь городъ встрепенулся.