Ну как, Петручио, поладили вы с дочкой?
Могло ли быть иначе?
Не понапрасну тут я торопился.
Что ж, дочка Катарина, вы грустны?
Зовете дочерью – и в самом деле
Вы, как родитель, обо мне печетесь,
За полоумного меня просватав.
Головорез какой-то и дурак,
Что думает нахальством победить!
Вот, батюшка, в чем дело: вы и все,
Болтавшие о ней, болтали зря.
Она упряма для отвода глаз,
На деле ж незлобива, как голубка,
Не горяча, прохладна, словно утро.
Терпением она равна Гризельде,
А чистотой Лукреции подобна.
В конце концов, мы так сошлись друг с другом,
Что в воскресенье уж сыграем свадьбу.
Тебя повесят раньше.
Петручио, слышал ты: тебя повесят раньше.
Вот как у вас! Так наше дело – дрянь.
Спокойней, господа. Мной выбор сделан.
Коль оба мы довольны, вам-то что?
Мы с ней между собой уговорились,
Что на людях, как прежде, злючкой будет.
Я уверяю вас: нельзя представить,
Как влюблена она в меня. О прелесть!
На шее так и виснет, поцелуи
Без перерыва, клятвы так и сыплет, –
И в миг один любовь во мне зажгла.
Вы новички! Когда б вы только знали,
Как может быстро усмирить чертовку
Любой тихоня, с ней вдвоем оставшись!
Дай руку, Кет. В Венецию поеду,
Куплю там подвенечные уборы. –
О пире и гостях, отец, заботьтесь;
Милее всех, уверен, будет Кет.
Слов не найду. Давайте ваши руки.
Дай бог вам счастья! Дело решено.
Аминь! А мы свидетелями будем.
Отец, жена, синьоры, до свиданья.
В Венецию я еду. Срок короток.
Куплю колец, безделок, украшений.
Ну, Кет, целуй! Ведь свадьба в воскресенье.
Уходят в разные стороны Петручио и Катарина.
Ударили как скоро по рукам!
Мне роль купца досталася в придачу,
Что свой товар пускает наудачу.
Лежал у вас да портился товар;
Теперь вас ждет барыш, – коль не потонет.
Чтоб кончилось все ладно – вот барыш.
К тому идет все, как ни поглядишь.
Но как же с дочерью меньшой, Баптиста?
Давно желанный день для нас настал.
Я ваш сосед и первый в женихах.
А я так Бьянку обожаю больше,
Чем словом выскажешь, умом представишь.
Откуда юность нежность чувств возьмет?
У старцев мерзнет страсть.
Твоя печет.
Прочь, ветрогон! За стариком сытнее.
Но молодежь для женских глаз милее.
Синьоры, стойте: я решу ваш спор.
Награда по делам. Кто больше долю
На случай смерти Бьянке завещает,
Тот дочку и получит.
Что, Гремио, вы согласитесь дать?
Известно вам, мой здешний дом снабжен
Серебряной и золотой посудой;
Тазы, кувшины для прелестных рук;
Висят повсюду тирские ковры;
Ларцы из кости деньгами набиты;
А в кипарисных сундуках наряды,
Одежды, пологи, белье, завесы,
Турецкие подушки с жемчугами,
Венецианское шитье, вязанье;
Из меди утварь – все, что надлежит
Для доброго хозяйства. А на мызе
Коров удойных сотня наберется,
Быков сто двадцать в стойлах у меня, –
И прочее в количестве не меньшем.
Признаться, мне уже немало лет.
Умри я завтра – будет все ее,
Если захочет быть моей при жизни.
Все дело в этом «если». Речь за мною.
Я у отца единственный наследник;
Коль дочь вы отдадите за меня,
Я завещаю ей четыре дома
В богатой Пизе, – каждый не уступит
Тому, что Гремио в Падуе имеет;
К тому ж две тысячи дукатов в год
С моих земель ей будет вдовьей частью.
Что, Гремио, ловко я вас уколол?
Две тысячи дукатов ежегодно?
Нет, столько земли не дадут мои.
Но я могу в придачу дать корабль,
Что у меня стоит в порту Марсельском.
Что, ловко я вас срезал кораблем?
Ты знаешь, Гремио, что у отца
Три корабля, к тому же две галеры
Да плоскодонок дюжина. Всё дам.
Удвою все, что только ты предложишь.
Все предложил. Нет больше ничего;
Дать не могу того, что не имею.
Коль подошел, себя и все отдам.
Ну, девушка моя пред целым светом.
Вы обещали. Гремио побит.
Да. Выгоднее ваше предложенье,
И если б ваш родитель поручился,
За вас бы отдал; нет – так извините.
Умри вы раньше, что она получит?
Вы придираетесь. Он стар, я молод.
А молодые, что ж, не умирают?
Ну, вот, синьоры,
Я так решил: наступит воскресенье –
Дочь Катарину замуж выдам я;
Через неделю ровно выдам Бьянку
За вас, коли поручится родитель,
А нет, – тогда за Гремио.
Благодарю обоих. До свиданья.
Прощай, соседушка.
Уходит Баптиста.
Ты мне не страшен,
Мальчишка глупый! Твой отец не спятил;
Чтоб, все тебе отдав, на склоне лет
Плестись к тебе в нахлебники. Вот вздор!
Знай, итальянский старый лис хитер!
Уходит.
Черт бы тебя побрал, проклятый хрыч!
Хоть козыри я лучшие растратил,
Я знаю, как хозяину помочь.
Причины нет поддельному Люченцио
Не взять в отцы поддельного Винченцио.
Вот удивительно! Отцы обычно
Детей рожают, я ж рожу отца,
Чтоб заслужить прозванье молодца.
Уходит.
Падуя. Дом Баптисты. Входят Люченцио, Гортензио и Бьянка.
Довольно, музыкант, не будьте дерзким.
Уже забыли вы про угощенье,
Какое поднесла вам Катарина?
Смотри, педант задорный,
Сама богиня музыки пред нами.
Она мне преимущество дает.
Сперва часок мы музыкой займемся,
Потом часок вы посвятите чтенью.
Все у осла наоборот выходит!
Зачем нам музыка дана, не знаешь?
Не для того ль, чтоб ум нам освежать
После занятий и трудов вседневных?
Наукой предоставьте нам заняться,
Чтоб вам потом гармонии предаться.
Я наглости такой не потерплю.
Вы оба обижаете меня,
О том бранясь, что мне решить пристало.
Не школьник я, которого секут;
Я не хочу стесненной быть часами,
А по желанию хочу учиться.
Чтоб пререканья прекратить, мы сядем.
А вы, взяв инструмент, сыграйте нам.
Вы не настроите, как чтенье кончим.
Вы кончите, как только я настрою?
Как бы не так. Настраивай – и баста.
Где мы остановились?
Вот здесь.
«Hic ibat Simois; hic est Sigeiae tellus;
Hic steterat Priami regia celsa senis»[10].
Переведите.
«Hic ibat» – как я вам уже говорил; «Simois» – я Люченцио; «hic est» – сын Винченцио; «Sigeiae tellus» – переодетый, чтобы достигнуть вашей любви; «hic steterat» – а тот Люченцио, что сватается к вам; «Priami» – мой слуга Транио; «regia» – замещающий меня; «celsa senis» – чтобы мы лучше могли провести старого Панталоне.
Настроил я свой инструмент.
Послушаем! Верхи фальшивят.
Поплюй в кулак да снова принимайся.
«Hic ibat Simois» – я вас не знаю; «hic est Sigeiae tellus» – я вам не верю; «hic steterat Priami» – остерегайесь, чтобы нас не услышали; «regia» – не будьте самонадеянны; «celsa senis» – не отчаивайтесь.
Теперь настроен.
Всё, кроме низов.
Низы, низы! Сам, низкий плут, фальшивишь.
(В сторону.)
Учителишка дерзок и горяч!
Ей-богу, плут волочится за нею.
Pedascule[11], я глаз с вас не спущу.
Потом, быть может, а пока не верю.
Прошу мне верить. Право, Эакид
Все то же, что Аякс: по деду назван.
Приходится учителю поверить,
Иначе я бы в этом усомнилась.
Ну, будет с вас. Я, Личио, готова.
Не обессудьте, господа, прошу вас,
За то, что я с обоими шучу.
Вы можете уйти и нас оставить:
Мы на три голоса учить не будем.
Вот строгости какие!
(В сторону.)
Здесь останусь
И буду наблюдать. Сдается мне,
Что музыкантик наш в нее влюбился.
Пред тем, как инструмент возьмете в руки,
Чтоб объяснить вам положенье пальцев,
Я сообщу начала вам искусства:
Кратчайший способ изученья гамм,
Действительный, успешный и приятный,
Я преподам вам по своей методе,
Изложенной искусно на бумаге.
Но гамму изучила я давно!
Не ту, которой учит вас Гортензио.
«Я гамма, корень музыки земной.
А, re, – с Гортензио страдаю.
В, mi, – о Бьянка, будь моей женой.
С, fa, ut, – вас я обожаю.
D, sol, re, – ноты две, единый ключ.
Е, la, mi, – смилуйся, не мучь!»
И вы зовете это гаммой? Чушь!
Мне прежняя милей, не так я вздорна,
Чтоб правила на выдумки менять.
Входит слуга.
Отец ваш просит книги отложить
И комнату убрать помочь сестрице.
Как вам известно, завтра будет свадьба.
Любезные учителя, прощайте.
Уходят Бьянка и слуга.
Без вас и мне нет смысла оставаться.
Уходит.
А мне есть смысл – за вами наблюдать;
Он, право, на влюбленного похож. –
Но если, Бьянка, мысли твои низки
Настолько, что стремятся к всякой дряни,
Владей находкой. За твою измену
В Гортензио найдешь ты перемену.
Уходит.
Падуя. Перед домом Баптисты.
Входят Баптиста, Гремио, Транио, Катарина, Бьянка, Люченцио и слуги.
Вот день назначенный пришел, синьор, –
День свадьбы Катарины и Петручио; –
О зяте же ни слуху и ни духу.
Что будут говорить? Ведь это срам,
Что молодого нет, когда священник
Готов уже свершить обряд венчальный!
Что скажете вы о таком позоре?
Срам только мне одной. Меня насильно
Заставили вы против воли выйти
За дикого и с норовом мужлана.
На сватовство он скор, да туг на свадьбу.
Я говорила вам: он полоумный,
Он шуткою обиды прикрывает
И, чтоб считали за весельчака,
Посватается к сотне, день назначит,
Всех созовет, устроит оглашенье,
А сам и не подумает жениться.
И на меня все будут пальцем тыкать:
«Женой Петручио она была бы,
Когда бы соизволил он жениться».
Баптиста, Катарина, потерпите.
Клянусь, Петручио не обманет вас:
Случайностью задержан он в дороге.
Хоть он шутник, но, знаю, он серьезен,
Хоть весельчак, но честный человек.
Уж лучше бы его я не видала!
Уходит с плачем. За нею Бьянка и другие.
Иди. Не упрекну тебя за слезы;
И у святой не хватит тут терпенья,
Не только у упрямицы, как ты.
Входит Бьонделло.
Хозяин, хозяин, новости! Знатные новости, такие новости, каких вы никогда и не слыхивали.
Знатные новости, – как это может быть?
А разве не новость услышать, что Петручио едет?
Он приехал?
Нет, сударь.
Где же он?
Он в пути.
Когда же он будет здесь?
Когда он будет стоять на моем месте и смотреть на вас.
Ну, какие же у тебя знатные новости?
Что Петручио едет сюда в новой шляпе и в старой куртке; на нем штаны, перелицованные раза три; сапоги, служившие свечными ящиками, один застегнут, другой зашнурован; старый, ржавый меч, взятый из городского арсенала, со сломанной рукояткой и без ножен. Два шнура на платье порваны; лошадь у него хромая, седло старое, подъедено молью, стремена разные; к тому же у лошади сап, спина с изъяном, губы распухли, кожа шелудивая, подбрюшина вздута, все суставы разбухли, неизлечимое воспаление желез, постоянное спотыканье, изъедена она наполовину сломанным недоуздком, а уздечка из бараньей шкуры, от частого натягивания, чтоб лошадь не падала, она разорвалась и теперь связана в нескольких местах; подпруга из шести кусков; нахвостник бархатный с дамского седла с двумя именными буквами, чудно наколоченными из гвоздиков, и связан в разных местах бечевкой.
Кто же с ним едет?
О сударь, лакей его обряжен не хуже лошади: одна нога в льняном чулке, другая в шерстяном штиблете, и подвязаны они синей и красной покромкой; шляпа старая, вместо пера заткнуто «Сорок причуд». Чудовище, прямо чудовище! Совершенно не похож на христианского слугу и господского лакея.
Какая-нибудь странная причуда;
Обычно он одет бывает скромно.
Я рад, что он прибудет, в каком бы виде он ни явился.
Он сюда не прибудет, сударь.
Разве ты не сказал, что он идет?
Кто? Что Петручио едет?
Ну да, что Петручио идет.
Нет, сударь. Я сказал, что его лошадь идет, а он сидит на ней верхом.
Ну, это все одно.
Свидетель Сент-Джеми,
Поставлю я пенни,
Что копь и ездок
Хоть больше, чем раз,
Двоих все же мене.
Входят Петручио и Грумио.
Ну, где эти молодцы? Кто дома?
Добро пожаловать!
Где там добро!
Вы не хромаете?
Не так одеты,
Как бы хотели?
Будь платье лучше, я надел бы это.
Но где же, где же милая невеста?
Что, батюшка, а? – Гости словно хмуры.
На что уставились, как будто зрите
Какую-то чудесную статую,
Комету или знаменье какое?
Сегодня, сударь, день ведь вашей свадьбы.
Грустили мы, боясь, что вас не будет, –
Еще грустней в таком вас встретить виде.
Прочь это платье, вам оно – позор,
Пятно для глаз на нашем торжестве!
Скажите, что за важная причина
Так долго разлучала вас с невестой,
И почему в таком вы странном виде?
Мне скучно говорить, вам – тяжко слушать.
Довольно, что я здесь, сдержавши слово.
Хотя немного я и опоздал,
Я на досуге в этом оправдаюсь;
И вы останетесь вполне довольны.
Но где же Кет? Давно ее не видел.
Пора уж в церковь. Время ведь не ждет.
Нельзя идти к невесте в этом платье.
Идем ко мне, наденете мое.
Нет, ни за что! Сейчас же к ней иду.
Но под венец не в этом же пойдете?
Нет, в этом именно. Довольно слов!
Со мной она венчается, не с платьем.
Когда бы возрождать в себе я мог,
Что истощит она, как эти тряпки, –
Для Кет и для меня то было б лучше,
Но что ж я, как дурак, болтаю здесь,
А не иду к невесте – поцелуем
Свои права над ней запечатлеть?
Уходят Петручио и Грумио.
Наряд дурацкий этот что-то значит.
Уговорю его, если возможно,
Чтоб снял его пред тем, как ехать в церковь.
Пойду за ним и посмотрю, что будет.
Уходят Баптиста, Гремио и слуги.
Одной ее любви тут, сударь, мало,
Согласие отца ее вам нужно.
И вот, как я докладывал уж вам,
Ищу я человека, – кто он будет,
Неважно, лишь бы нам он послужил,
Он должен быть Винченцио из Пизы
И поручиться в Падуе за нас
На суммы большие, чем обещал я, –
Вы вкусите плоды своих надежд
И мирно женитесь на милой Бьянке.
Когда б учителишка, мой товарищ,
Так не следил за каждым шагом Бьянки,
Я мог бы тайно с нею обвенчаться.
Тогда б мне было все равно, что скажут:
Пред всеми защитил бы я свое.
Мы постепенно все это устроим
И наши интересы соблюдем.
Надуем Гремио мы, старикана,
И зоркого папашу Минолу,
И музыканта Личио, пройдоху, –
Все – ради вас, мой господин Люченцио.
Возвращается Гремио.
Из церкви, синьор Гремио, пришли?
Я в детстве так из школы удирал.
Жена и муж идут уже домой?
Муж, говорите вы? Мужлан, не муж он.
Узнает девушка, кому досталась!
Злей, чем она? Не может это быть!
Он просто черт, другого не сыскать.
Черт и она. А коль не черт – чертовка.
Она овечка, голубок пред ним.
Вот слушайте, синьор: когда священник
Спросил, берет ли Катарину в жены, –
«Ну, ясно!» – крикнул он и забожился
Он громко так, что выронил поп требник.
Когда ж нагнулся, чтоб его поднять,
Дал молодой ему такой пинок,
Что требник на пол полетел и поп,
А он: «Смотри, кто хочет, цел ли лоб!»
А что невеста делала в то время?
Тряслась, покуда муж кричал и топал,
Как будто поп хотел его надуть.
Когда ж обряд венчальный совершился,
Вина спросил и крикнул: «За здоровье!» –
Как будто он на корабле с командой
Пил после бури. Тут, хватив мускату,
Плеснул в лицо пономарю остатки
По той простой причине,
Что тот своею бороденкой тряс,
Пока он пил, как бы прося подачки.
Затем схватил невесту он за шею,
И в губы он ее так громко чмокнул,
Что отозвалось эхо по всей церкви.
От срама я скорее удалился,
Да, кажется, и весь народ за мною.
Не видывал такой я дикой свадьбы. –
Чу, кажется, уж музыка играет.
Музыка. Входят Петручио, Катарина, Бьянка, Баптиста, Гортензио и гости.
Благодарю за хлопоты, друзья.
Рассчитывали вы со мной обедать,
И много наготовлено для пира,
Но спешные дела меня зовут,
И должен я сейчас покинуть вас.
Ужель поедете вы, на ночь глядя?
Я до ночи сегодня должен ехать.
Не удивляйтесь. Знай дела мои,
Вы не удерживали б, торопили. –
Благодарю почтенную компанию.
Вы видели, как сам себя вручил я
Жене и терпеливой, и прекрасной.
С отцом останьтесь, пейте за здоровье,
Я ж должен тотчас ехать. До свиданья.
Мы просим вас, останьтесь пообедать.
Никак нельзя.
Я очень вас прошу.
Я не могу.
Я очень вас прошу.
Я очень рад.
Остаться здесь вы рады?
Я рад, что просите остаться вы,
Но не останусь, как бы ни просили.
Коль любите, останьтесь.
Лошадей!
Готовы, сударь! Овес уже всех лошадей съел.
Ну пусть!
Как хочешь ты, сегодня я не еду;
И завтра нет, пока не захочу.
Открыты двери, – скатертью дорога,
Скачи, покуда крепки сапоги.
А я останусь, сколько мне угодно.
Вы доказали, что вы за шутник:
Открыли прямо, с самого начала.
Сдержися, Кет. Пожалуйста, не злись.
Хочу и злюсь. Что за дела такие?
Он, батюшка, останется, конечно.
Теперь, синьор, у них начнется дело.
За стол, синьоры, милости прошу.
Я вижу, женщину легко дурачить,
Коль духу нет у ней сопротивляться.
Они тебя послушаются, Кет. –
Вниманье окажите новобрачной.
Пируйте, празднуйте и веселитесь.
Усердно пейте за ее невинность;
На славу погуляйте, черта с два.
А что до Кет, она со мной поедет.
Эй, бросьте хмуриться, коситься, топать.
Над собственностью я своей хозяин.
Она – мое владенье, дом, поместье,
Моя усадьба, житница иль утварь,
Мой конь, мой вол, осел, любая вещь.
Вот здесь стоит: попробуй тронуть кто –
Я иск вчиню любому, кто посмеет
Путь в Падую мне преградить. – Эй, Грумио,
Меч наголо! Разбойники напали;
Хозяйку защищай, коль ты мужчина. –
Не бойся, Кет, они тебя не тронут:
Я – щит тебе, хоть будь их миллион.
Уходят Петручио, Катарина и Грумио.
Пускай уходят. Дружная чета!
Еще минута – я б со смеху помер.
Подобного безумства не видал я.
Какое ваше мненье о сестрице?
С безумцем брак безумной в том повинен.
Петручио, может, сам окатаринен.
Соседи и друзья, хоть и не будет
На нашем брачном пире молодых,
Там сладких блюд достаточно, ручаюсь. –
Люченцио, вы за молодого сядьте,
На сестрино же место сядет Бьянка.
Чтоб приучалась к роли новобрачной?
Да, да, Люченцио. – Господа, за стол.
Уходят.