Томас Плетцингер
Дирк Новицки. Мечта, ставшая реальностью
Раттельсдорф
11 сентября 2012
Тренировка с Гешвинднером запланирована на половину одиннадцатого, путь от дома своих родителей до тренировочного зала в Раттельсдорфе Дирк Новицки может преодолеть с закрытыми глазами, он ездил по этому маршруту больше половины своей жизни. «Мы так тренируемся уже восемнадцать лет», – говорит он, в течение пятнадцати лет он постоянно ездил из Вюрцбурга в Раттельсдорф: сначала по А-7, затем по А-70, если все шло хорошо, то это занимало менее часа. Когда он приземляется во Франкфурте, в аэропорту обычно стоит новая навороченная «Ауди» с затемненными стеклами.
Новицки раскладывает свое лето по полочкам. Многое изменилось с тех пор, как мы разговаривали на кухне в Далласе.
Он подсчитывает на костяшках своей руки, в каком месяце сколько дней, он смеется, ему, кажется, нравятся воспоминания о последних нескольких месяцах.
Сначала они оставались в Далласе, потому что его девушке все еще нужно было работать (в течение нескольких лет она занималась организацией выставок в галерее Фонда Госс-Майкла). «Моя жена», – поправляет себя он, ухмыляется и добавляет, что к браку ему еще предстоит привыкнуть. Он вернулся в тренажерный зал всего через неделю после отъезда из Оклахомы. В начале июля свадебная церемония в Кении. Она прошла незаметно для газет Bild и Gala. Затем роспись в загсе Далласа. Затем еще одна вечеринка – на Карибах. Коммерческая съемка для банка DiBa на Майорке. Новая виза в Америку. «Потом немного посмотрел Уимблдон», – говорит он, при этом он не имеет в виду видеотрансляцию. Они с женой несколько дней провели в Лондоне по дороге в Вюрцбург, навещали друзей и смотрели теннис. «Клубника, – говорит он, – абсурдно дорогая».
Кения была великолепна. Он почти не пользовался телефоном, поэтому лишь случайно узнал о том, что его чемпионская команда окончательно развалилась. Об этом ему рассказали на одном «ивенте». Новицки сделал небольшую паузу, иногда слова из английского закрадывались в его речь, но он попытался исправиться: «На приеме!» На приеме он узнал, что режиссер рекламных роликов Джейсон Кидд, помощник Джейсон Терри и его лучший друг Брайан Кардинал не будут работать на «Маверикс» в следующем сезоне. Он не выглядит слишком расстроенным из-за этого, после четырнадцати лет в лиге он, кажется, трезво относится к таким вещам. Или он просто не хочет говорить о том, что слишком близко к сердцу. Прошлый сезон был прошлым сезоном, сейчас он готовится к наступающему. Когда Новицки говорит о спорте, он порой напоминает машину, его слова, как броски, кажется, оттачивались по сто раз. Он едет уверенно и спокойно, машина новая, путь старый.
За окнами осень. Мы проносимся между рядами тополей и полями гладиолусов, на холмах начинает появляться золотой оттенок. Дирк говорит о молодом британском искусстве, которым занимается на выставках его жена и которое он иногда не понимает, о прыжке в баскетболе, которым надо овладевать, как вождением большого автомобиля, и снова о летних праздниках. Мы умолкаем на мгновение. Теперь приходит время задавать конкретные вопросы, которые у меня заготовлены, решаю я, с глазу на глаз и без посредников, но я снова упускаю эту возможность. Я не ощущаю, что сижу рядом с суперзвездой. Дирк ведет машину, мы смотрим вперед.
«Раньше мы тренировались, как советские баскетболисты», – говорит Новицки, когда мы подъезжаем к Раттельсдорфу. Лето оставило свой след, Новицки загорел и хорошо выспался. Это стандартное предложение из его пресс-репертуара, я знаю это, но я все равно записываю его себе. Мальчик с «Кошкиной горы» вырос во взрослого мужчину, суперзвезду, если посмотреть на некоторые блестящие моменты в июне 2011 года, в определенно лучшего баскетболиста в мире. История, созданная за кухонным столом семьи Новицки. Его лицо возмужало за эти годы, его тело естественно изменилось со временем. По его словам, тренировки стали немного более дозированными и рутинными. Новицки извлек уроки из прошлого года и тренировался все лето. Он рассказывает, что «немного бегал», чтобы сохранить форму. «Даже если я сделаю перерыв, я не вернусь к нулю». Он уже чувствует возраст, говорит он. «За все приходится платить».
Вскоре после указателя на населенный пункт Новицки поворачивает и паркует машину перед тренировочным залом, каких много по всей Германии. Утром на стоянке почти пусто: несколько велосипедов, одна машина, женщина с собакой и сигаретой кивает нам с деревенской любезностью. Никаких камер, никого. «Я не держал мяч в руках почти три месяца, – говорит Новицки, вынимая потертый кожаный мяч из багажника. – Этому снаряду одиннадцать лет, и мы с Хольгером тренируемся с ним каждое лето начиная с 2001 года».
Когда мы выходим на баскетбольное поле, Гешвинднер уже там. Серый пластиковый пол без паркета. Он тренирует пару двенадцати- и тринадцатилетних ребят, за которыми наблюдают их отцы. Мальчики выполняют пируэты и делают выпады, они закручивают мячи вокруг своей оси, я уже видел эти приемы на пустой арене Далласа, тогда их исполнял Новицки. Для кого-то это выглядит неловко, для других это танец. «Поворот», выкрикивает Гешвинднер, «внутреннее вращение», – язык, на котором он и Новицки говорят годами, начиная с того времени, когда он был такого же возраста, как мальчики, которые теперь пытаются игнорировать Новицки, пока он завязывает ботинки. Но когда он выходит на поле и потихоньку начинает бросать мяч, зал затихает. Мальчики наблюдают за ним, и их мысли работают с невероятной скоростью, и их внимание всепоглощающее. Они отмечают каждое крошечное движение, я записываю себе слово «благоговейно». Мы наблюдаем за слаженными движениями и жестами, мы понимаем их общую историю.
Новицки бросает, бросает и забрасывает мяч двадцать один раз. Зал считает, мы являемся свидетелями.
В последние годы, десятилетия Гешвинднер и Новицки так часто вместе работали над этими движениями и упражнениями, что им не нужно слов. Скаковая лошадь и ее дрессировщик. Дирк бросает, Хольгер подает.
Хольгер кивает, Дирк понимает. Мы наблюдаем ритуал, звук баскетбольного мяча – это мантра, тук, тук, снова и снова. Дирк двигается все быстрее и быстрее, он подпрыгивает выше, ударяет лучше, концентрация наполняет зал, мальчиков, их родителей, смотрителя и меня.
Вблизи мы можем видеть, насколько широкое тело Новицки, насколько оно твердое, граненое и подтянутое. Он всего на три года моложе меня, но то, что с экрана и издалека выглядело неуклюжим и большим, вблизи оказалось ловким и подвижным. Каждое сухожилие, каждая мышца узнаваемы. Наблюдая за Новицки, я почти физически начинаю скучать по игре. Чувство отработанных движений, скорость, изгибы, углы, броски, звуки. Я чувствую желание снова играть в баскетбол.
После двух часов тренировок Новицки ложится на пол, вдвоем с Гешвинднером они делают несколько десятков отжиманий на кончиках пальцев. Затем Гешвинднер начинает растягивать и перекручивать Новицки. В холле совершенно тихо, слышатся только скрип обуви на линолеуме и ритмичные хрипы Новицки. Пффф, кчррр, снова и снова нога над головой, пффф, кчрр. Он смотрит в никуда, наблюдает за болью в мышцах, пока Гешвинднер им жестоко помыкает. Он тянется и наклоняется, Новицки всхлипывает и стонет.
Новицки переворачивается на живот и кладет руки под подбородок. Гешвинднер проходится большим пальцем по его спине, он движется вверх, позвонок за позвонком. Громкий хруст. Наконец Гешвинднер снимает обувь, забирается в ярких вязаных носках на спину Новицки и начинает прохаживаться по ней. Затем он слезает, Новицки переворачивается. «О боже, – говорит он. – Неудивительно, что у меня все как из задницы». Он встает, поднимает с пола футболки и полотенца и перекатывает мне мяч. «Запиши это, – говорит он на ходу. – Что у меня все из задницы».
Пока Гешвинднер и Новицки принимают душ, пока родители и их сыновья прощаются, пока смотритель открывает окна, я стою в одиночестве под корзиной. Я держу в руке древний мяч Новицки. Пустые залы – это кафедральные соборы возможностей. Солнце падает под прямым углом на линолеум, пыль танцует в воздухе. Я стою на линии штрафного броска, трижды ударяю мяч об пол, поворачиваю его обеими руками, встаю на колени, мой двадцатипятилетний ритуал, ничья, на часах осталось всего несколько секунд до конца игры, я выдыхаю, вдыхаю, я направляю взгляд на заднее кольцо. И бросаю.
Их общая история
Гешвинднер и Новицки познакомились приблизительно в 1993 году. В многоцелевом зале, какие можно найти повсюду в Германии. Линолеум и сосновое дерево, рекламные баннеры от местных спонсоров, банковский автомат, напитки оптом. Дирк уже в течение нескольких месяцев настоящий клубный игрок. Из школьной команды он перешел в «Вюрцбург», играющий в молодежной группе B, и иногда он принимает участие в тренировках первой мужской команды. А кроме того, в сборной федеративной земли Бавария. Он хорош, потому что он отличается от других игроков. Его тренер Пит Сталь позволяет ему играть на разных позициях, он – исключение. Даже если игрок хотя бы немного близок к его росту, он обойдет его. Он бросает поверх маленьких и быстрых, без колебаний. Он демонстрирует разрыв между разными философиями игры. Новицки – это смена основополагающего принципа. Только вот никто этот принцип еще не сформулировал.
Хольгер Гешвинднер в свои годы был лишь баскетболистом-любителем. После лет, проведенных в Мюнхене, он также играл в Кельне, Геттингене и в Австралии. И он работал во многих местах: в Институте Макса Планка, в сети электронных товаров «Сатурн», у производителя канатной дороги «Доппельмайр». По поручению Анни Ваффеншмидт, жены основателя «Сатурна», он в течение нескольких месяцев управлял целой фермой размером с Люксембург, расположенной на берегах Миссисипи, где выращивали орехи пекан (история о нелегальных продажах сельскохозяйственной техники, мошенничестве с удобрениями и сложной ситуации со стрелковым оружием входит в целый ряд таких историй о Гешвинднере). Он завершил свою карьеру в Бундеслиге несколько лет назад. На момент их встречи с Новицки ему сорок девять, он живет в обветшалом замке во франконской Швейцарии, и если он не решает проблемы где-то в мире, то он играет в команде региональной лиги «Эггольсхайм». Он – играющий тренер, все остальные в команде – вдвое младше его.
Когда они знакомятся, Новицки 15 лет. Он чувствует себя комфортно среди баскетболистов. Он давно достиг роста 2,07 метра, который ему спрогнозировали в двенадцать лет при измерении запястий. Среди других высоких мальчиков он не так выделяется, кроме того, он начинает отвлекаться от мыслей о себе и думать о самой игре. Его скованность уступает место концентрации на игре. Раньше он сомневался в своем теле, теперь он видит в нем инструмент, даже оружие. Вот уже несколько месяцев он также играет в сборной федеративной земли Бавария, в пятнадцать лет он становится лучшим снайпером и лучшим подборщиком в молодежной группе Вюрцбурга.
Его противники не могут его победить, они никогда не видели игрока, подобного Новицки. Как и его тренеры.
Апрель. Воскресным днем Гешвинднер и его команда должны играть против «Швайнфурта». Выездная игра. Когда он входит в зал, там еще идет игра молодежной команды. Даже Гешвинднер удивлен: тощий мальчик бежит по коридору, но, в отличие от других пятнадцатилетних, его внимание не все время сосредоточено на мяче, а скорее, он позволяет игре скользить мимо него, и так в течение нескольких секунд. Как будто он точно знает, что должно случиться. Для него игра как вода, как серфинг, волны гонят его то туда, то сюда, все остальные гребут и задыхаются, он позволяет ей течь. Как будто только этот мальчик имеет твердую почву под ногами. Остальные носятся вокруг, а этот мальчик внезапно оказывается там, где должен стоять. Когда он бросает мяч, невозможно сказать, какая из позиций ему больше всего нравится. У всех других игроков ее можно увидеть сразу. Мальчик бросает отовсюду, и если он случайно не попадает, Гешвинднер ясно видит причины.
У него есть глаз на эти вещи. Когда он смотрит на голую гору, скалистые скалы, овраги и склоны, он видит в своем воображении канатную дорогу, ведущую к вершине. Когда он смотрит на магазин электроники, он видит сеть универмагов. Он думает о возможностях. Сделал бы, был бы, мог бы. Где все остальные боятся проблем, он видит решения. Он распознает в вещах то, чем они могут быть.
Гешвинднер хватает свою кожаную сумку и идет к скамейке, на которой сидит этот мальчик и пьет «меццо микс»[15]. Возможно, в тот воскресный полдень он вспоминает тот день, когда его самого заметили, может быть, он воображает, как можно сделать этого долговязого мальчика лучшим баскетболистом в мире.
«Мальчик, – говорит он. – Номер четырнадцать».
Дирк поднимает голову.
«Как тебя зовут?»
«Дирк, – говорит Дирк. – Новицки».
Гешвинднер кладет толстую кожаную сумку за скамейку и садится рядом с мальчиком. Он протягивает ему руку. Дирк смотрит на него. Он не совсем понимает. Кто этот мужчина в спортивной одежде, того же возраста, что и его отец? Он мускулистый и широкоплечий, но на висках проглядывают седые волосы. Тренер? Игрок? Он, кажется, в хорошей форме, парень выуживает из-под скамейки мяч и переправляет его через поле к своей команде. Может быть, в этот момент по залу разносится песня Jump Around ирландской группы House of Pain, которая в то время звучала в каждом баскетбольном зале Германии. Позже они оба не смогут в деталях вспомнить тот день, который должен был изменить все. Команды начинают разогреваться. Мужчина встает. «Ты многое делаешь правильно, таким вещам невозможно научиться, – говорит он. Дирк поражен гессенским диалектом в голосе мужчины. – Кто учит тебя играть?»
«Мои тренеры», – отвечает Дирк. Он смотрит на мужчину вопросительно. Кто же еще? В данный момент он тренируется с тремя разными командами молодежной группы B, первой мужской и школьной. И везде он внимательно наблюдает, и если видит что-то новое, то хочет это попробовать. У него такое чувство, что он учится и становится лучше.
«Есть кто-то, кто учит тебя основам баскетбола? – спрашивает мужчина. – С кем ты тренируешься должным образом?»
Дирк качает головой. «Подумай об этом, – говорит Хольгер Гешвинднер. – Этому нужно учиться».
Он завязывает свои шнурки, встает и выходит на поле, подходит справа, принимает мяч и кладет его в кольцо, затем бежит к центральной линии, поворачивается, делает перехват и пасует. Дирк сидит на скамейке и смотрит на старика: тот двигается словно молодой человек, сразу видно, что его тело точно чувствует игру. В следующий раз, совершая флоатер, он поворачивается вокруг своей оси, делает бросок из поворота, а за этим – фактически – следует данк. Дирк поражен. Кто этот старик?
«Мы скоро будем играть в Вюрцбурге, – говорит Гешвинднер, снова пробегая мимо Дирка. – Приходи. Тогда и поговорим».
Дома Дирк почти ничего не рассказывает. Он забыл имя старика, но упомянул за столом для завтрака, что к нему подошел кто-то в Швайнфурте, кто хотел бы его обучать. «Индивидуальное обучение», – говорит он. Он хорошо знает, что в немецком баскетболе такого нет. Хельга и Йорг не углубляются в это, потому что это слишком хлопотно, а Дирку нужно в школу, но они соглашаются прийти вместе с ним в тренировочный зал «Феггрубе» (TGW) на следующих выходных. Этот разговор он также не сможет вспомнить подробно позже. «Это было двадцать пять лет назад, – скажет он. – Все происходило примерно так».
Когда они через неделю прибывают в зал в Феггрубе, игра уже идет полным ходом. Семья Новицки сидит на трибунах. «Эггольсхайм» позади, но затем один игрок берет на себя игру: старик с прошлой недели забивает и забивает своим намного более молодым противникам, он сравнивает счет, и наконец его команда начинает вести игру. «Вот он», – говорит Дирк отцу, указывая на старика, и вдруг ему в память возвращается имя: Хольгер.
Мать Новицки уже слышала фамилию Гешвинднера: он принадлежит к тому же поколению спортсменов, что и она, Хельга Новицки всего на два года старше. Она поражена, она даже не знала, что Гешвинднер сейчас еще и тренирует. Они удивлены тем, что он интересуется Дирком. «Дирк сказал, что ты хочешь попрактиковаться с ним?» – говорит она Гешвинднеру.
Когда игра заканчивается, Гешвинднер объясняет семье Новицки свой план. Он предлагает приезжать в Вюрцбург два раза в неделю, путь из «Бамберга» не так уж и далек, он все равно часто проезжает через город, когда едет во Франкфурт. Он хочет работать с Дирком два раза в неделю, без каких-либо обязательств, своего рода испытательный срок. Дирк согласен. «По рукам, – говорит Йорг Новицки, – мы попробуем». Хельга Новицки счастлива.
Следующие несколько недель становятся основой для всего, что будет потом. Ускоренный курс философии игры, систематическая тренировка с чистого листа. В течение дня оба тренируются, ночью Гешвинднер сидит за столом в своем замке и пытается построить последовательную концепцию обучения из того, что он видит и чувствует. Определенный план.
Гешвинднер записывает все, что он знает о баскетболе. О жизни. Он знает, что побуждение должно исходить от самого мальчика, а не извне. Он переносит на мальчика свой собственный опыт.
Гешвинднер работал со многими тренерами, и в то время ему бы хотелось другого. Он не хочет быть педагогом, зацикленным на дисциплине или правилах. Единственные правила, которых он придерживается, это физические законы, математические формулы и правила баскетбола. Гешвинднер хочет максимально возможной точности и максимальной свободы. Он хочет обращать внимание на мельчайшие детали и в то же время мыслить масштабно. Он не хочет заново изобретать игру, но хочет расширить свой взгляд на нее. Горизонт возможностей.
Он никогда не видел такого игрока, как Дирк Новицки. У мальчика есть физические и ментальные предпосылки, чтобы стать по-настоящему великим. После демонстрации первых нескольких элементов он едва может поверить своим глазам. Независимо от того, какое задание он дает Дирку, мальчик немедленно включает это в свою игру. Точные указания, методологические изменения. Обращаясь к нему, Гешвинднер вскоре начинает называть его «парень». Они начинают разрабатывать возможные игровые ситуации, и Дирк реагирует на эти сценарии в режиме реального времени. Это своего рода театр импровизации. Он может понять игру в абстрактном и конкретном контексте.
«Мы на четыре позади, осталось девять секунд?»
«Быстрый трехочковый, прямой фол».
«Мы на один впереди, семнадцать секунд?»
«Спрятать мяч, свободные броски».
«Остается сто пятнадцать секунд, на двенадцать впереди, владение мячом, сколько атак?»
В эти дни Гешвинднер пишет страницу за страницей, формулируя свои идеи и планы, помещая их в конверты и запечатывая их. Он пишет даты на фронтальной стороне конвертов, даты того, когда они должны быть открыты. Это капсулы времени, письма в будущее. Он хочет проверить, что станет с его идеями, и он не хочет лгать самому себе. Его идеи должны быть надежными.
Гешвинднер проводит физические замеры мальчика и вечером садится за стол, чтобы рассчитать идеальный бросок. Длина рук, размер ступней, бедер, голени, точка опускания при полном разгибании, угол падения. Как высоко он может прыгнуть? Как он должен зафиксировать локоть?
Через три месяца он уверен в том, что Дирк уникален. «Я увидел, что он будет одним из лучших, – скажет он позже, когда откроет один из своих конвертов. – Там был талант, физические данные были особенными. Единственный вопрос состоял в том, получит ли он соответствующую подготовку, – позже скажет он. – Или что-то сможет нам помешать».
Гешвинднер позволяет семье Новицки устроить все так, что он должен обсуждать все детали с ними. Он сидит на кухне на «Кошкиной горе» и спрашивает их, какое будущее они видят для Дирка. Насколько хорош он будет? Что они оба себе представляют? Им сказали, что Дирк может стать одним из лучших игроков в Бундеслиге, но Гешвинднер уже давно думает о больших масштабах.
«Вы понятия не имеете, что у вас здесь, – говорит он, – верно?»
«Мы знаем, что Дирк будет хорошим игроком».
«Да, – отвечает Гешвинднер. Он ставит кофейную чашку. – Если Дирк хочет стать лучшим игроком в Германии, мы можем прекратить тренировки сейчас. – Гешвинднер смотрит на Новицки. То, что он говорит в тот момент, звучит как мания величия. – Если он хочет сравниться с лучшими в мире, мы должны тренироваться каждый день».
Конкурировать с лучшими в мире.
Дирк должен принять решение, и он решает: сначала они тренируются три раза в неделю, затем каждый день. Игровые навыки Дирка быстро развиваются. Методы Гешвинднера необычны: он заставляет Дирка бегать по коридору на руках, прыгать на коробки и с них, он заставляет его надевать свинцовые жилеты во время тренировок по метанию. Они бросают, бросают, бросают, иногда по два часа. В немецком баскетболе отдельные компоненты обычно тренируются отдельно: сила, выносливость, скорость, тактика. Гешвинднер и Новицки, однако, объединили все это. Они экономят время. Все движения специфичны для игры, все движения сочетают разные аспекты. Тренировка броска – тренировка на выносливость – тренировка силы – игра.
Два разных человека разговаривают вне зала и во время тренировки. Обо всем. Если они едут на машине, то иногда могут и помолчать. Они становятся друзьями, хотя принадлежат к разным поколениям. Вместе решают проблемы, читают романы и обсуждают сюжеты. Джамиля Чингиса Айтматова. Тайфун Джозефа Конрада. Сердце тьмы. Что делать, если корабль приближается к шторму? Что делать, когда женщина мечты обещана кому-то другому? Как реагировать, когда твоя команда отстает на четыре очка, владеет мячом и остается только семь секунд на игру? Они создают сценарии и тренируют реакции в придуманных мирах. Дирк учится готовить последний бросок игры. Они стоят одни в зале и переживают великие, решающие моменты за много лет до того, как эти моменты действительно произойдут в реальности.