Томас Плетцингер
Дирк Новицки. Мечта, ставшая реальностью
Структура профессиональных молодежных немецких баскетбольных клубов в девяностых была проста: нам, игрокам, давали спортивные костюмы и билеты на автобус, и мы приезжали каждый день на тренировку. Лучшие получали денежные средства и в конечном итоге профессиональный контракт, благодаря которому решалась проблема финансирования обучения. Никто не разбогател. Для поддержания физического состояния мы бегали через лес Флейер, нас гоняли вверх по ступенькам стадиона, для развития силы мы поднимали гири в качалке недалеко от нашего зала, для укрепления командного духа был ящик пива в раздевалке или в автобусе. Мы выиграли больше игр, чем проиграли. Мы были неплохими, мы считали себя лучшими.
Когда мне было около 15 лет, я совершил трехочковый бросок с левого фланга в игре нашей команды «Хаген» против команды «Мюнстер», если я правильно помню, время истекло, и мой тренер сразу же заменил меня на другого игрока и предупредил: я высокий игрок, мое место под корзиной, в крайнем случае мне разрешено бросать со средней дистанции, не дальше. Броски с дальней дистанции были обязанностью нашего разыгрывающего игрока Марко Пешича. «Кто попал, тот и прав», – пробормотал я, но послушно сел на скамейку.
В то время мы знали баскетбол как обычную игру с четким распределением ролей для каждого игрока, с четко определенными позициями и функциями внутри команды, вспыльчивым тренером и такими принципами, как «Атакой выигрываются игры, защитой выигрываются чемпионаты». Траектории были заранее установлены, дисциплина была основным условием, и показная активность была важной частью всего этого. Наши тренеры молились на мощную защиту и на четко определенные ходы в атаке. Мы, игроки, делали то, что должны были делать. В Хагене играли в баскетбол качественно и с энтузиазмом, игра значила много для моего города. Но мы играли не для того, чтобы в конце получить на очко больше, чем соперник. Мы играли, чтобы противник получил на одно очко меньше. Мы применяли стратегии, которые были известны целую вечность, и назвали это «правильной» игрой, мы играли старомодно и назвали это «олд скул».
Возможно, я мог бы стать хорошим атакующим с дальней дистанции, если бы мне позволили бросать оттуда. Возможно, я бы прыгнул выше, если бы мы тренировались по-другому. Возможно, я мог бы стать другим баскетболистом. Но в реальности все было, вероятно, намного проще: я был слишком маленьким, недостаточно самоуверенным и, вероятно, не мог справляться с давлением, чтобы выступать достаточно хорошо. Я не был каждой клеточкой своего мозга сконцентрирован на своих движениях. Вместо того чтобы играть с интуитивной уверенностью, я играл с постоянным осознанным страхом неудачи. Я просто не был физически и морально создан для этого вида спорта на высшем уровне. Летом 1994 года я перестал верить в свою мечту. У меня все еще хранятся майки тех лет, они лежат где-то в шкафу. Я поступил на гражданскую службу и переехал из-за учебы. Моя баскетбольная карьера закончилась до того, как она по-настоящему началась. Таких, как я, много.
Именно тогда Дирк Новицки вышел на поле. В 1994 году впервые прозвучали слухи о талантливом мальчике из Вюрцбурга, 1978 года рождения, двухметрового роста, очень подвижного и с отличным броском.
В спортивных залах страны рассказывали, что у него есть все, чтобы стать лучшим игроком Германии. Даже Европы. Может быть, лучше, чем Гарниш, чем Деян Бодирога, возможно, на уровне Тони Кукоча, паука из хорватского «Сплита».
«Хаген» также начал думать об игре по-другому и более современно. У команды были Бернд Крюэль и Матиас Грот, два крупных и ловких игрока, которым разрешалось играть без позиции и более ловко. Грот был того же года рождения, что и Новицки, нападающий с крепким телосложением и ловкостью, а также с отвратительным трехочковым. Крюэль умел бросать и был таким же большим и проворным, как Дирк. Они оба не трусили, они правильно продумывали игру. Они не боялись проиграть.
Я обменял баскетбольные кроссовки на беговые, встретил свою будущую жену, теннисистку, и переехал с ней в Гамбург. Я провел свою юность, играя в эту замечательную игру, но пришло разочарование, и наши пути с баскетболом разошлись. В какой-то момент я нашел в литературе что-то настолько же важное для меня, как и игра. Мои чувства к баскетболу, можно сказать моя любовь, остыли, но даже если я отказался от своей давней мечты, мое тело помнило игру, своего рода механическая память, своеобразная фантомная боль: я все еще точно знал, что чувствуешь, бросая с индивидуального прохода к щиту, тум-тум-так, вправо-влево-вверх, я все еще чувствовал плотность игры, напряженность и драму, я все еще отсчитывал секунды, 3–2–1, а затем финальная сирена – смятые страницы рукописи летят в мусорное ведро. Свисток.
По крайней мере, так было до 13 сентября 1998 года.
В тот сентябрьский день я приехал навестить мою семью в Хагене. Отпуск на родине. Мой отец, как в былые времена, достал билет, это был зал «Ишеланд», блок Е за корзиной. Перед игрой мы пили пиво в фойе зала. Болтали и шутили. Все говорили об этом Новицки – или как там его звали. Он поляк? Он действительно так хорош? Когда мы допили пиво, чуть раньше обычного, и вступили в неоновый свет и гул зала, все смотрели программу разогрева молодых вюрцбургцев: Демонд Грин, Роберт Гарретт, Марвин Уиллоуби. И тот самый Дирк Новицки.
В то время об их тренировочной группе ходили слухи, что они играют не «правильно», а дико. При этом «дико» означало все то, о чем еще не думали в немецком баскетболе: скорость, математика, психология, такт, тактика, удовольствие, импровизация. Современная игра. По официальным данным, Клаус Пернекер стоял на боковой линии, Хольгер Гешвинднер был своего рода теневым тренером: без действующей лицензии, но с перспективой на будущее. Новицки вбросил мяч. Он действительно такой особенный, как все говорили? Жители Хагена не очень в это верили. Не все билеты на игру были распроданы, я это запомнил.
А потом я впервые увидел настоящую игру Дирка Новицки.
Он уже был 2,13 метра, и ему не нужно было придерживаться ролей и правил, с которыми считались в Германии: большие и тяжелые игроки под корзиной, маленькие и быстрые – снаружи. Поскольку в это воскресенье было уже ясно, что Дирк Новицки скоро переедет в Америку в НБА, Грот, Крюэль и «Хаген» бросили в атаку все, что у нас было. Я говорю «у нас», потому что я надеялся, что «Хаген» победит. История аутсайдера была нашей историей.
Все трое игроков из Вюрцбурга знали друг друга со времен молодежной сборной, они играли вместе всего несколько недель назад на молодежном чемпионате Европы (до 22 лет) в Трапани, а несколько месяцев назад на показательной игре для Nike в Дортмунде все трое были вместе в стартовой пятерке. Выбор немецких талантов играл против их больших кумиров, против контрактных спортсменов Скотти Пиппена и Чарльза Баркли, Вин Бейкера, Реджи Миллера, Гари Пэйтона и более позднего разыгрывающего защитника Дирка Джейсона Кидда. Американцы приехали в Германию через Париж, скучая в своих отелях, они гоняли на «Порше» по немецким дорогам, а после покупали ротвейлеров и маленькие самолеты. Если говорить по-честному, то наши американцы были из второй лиги, но Баркли и Пиппен были лучшими в мире. Журналист из Хагена Фрэнк Бушманн, стоявший по колено в тумане от сухого льда, представлял немцам великих звезд. Дирк Новицки бросился на Баркли во время своего молниеносного прорыва, об этом позже рассказывали смешные истории. Баркли рассказывал эту историю годы спустя, о том, как Дирк становился все лучше и лучше, чем дальше шла игра.
Спортивный репортер Марк Штейн, в те дни пишущий о команде «Маверикс» для газеты «Даллас Морнинг Ньюс», а затем и хороший друг Новицки, в конце лета во время своей ежегодной репортажной поездки по английским футбольным стадионам решил ненадолго отвлечься и заглянуть в Вюрцбург. За свой счет. В НБА была забастовка игроков, у Штейна было время, и ему стало любопытно. Он захотел посмотреть, откуда появился таинственный игрок, которого «Маверикс» выбрали в драфте. Кто это? Он вообще на что-то способен? Штейну было интересно, ему нравились Европа и европейские игроки.
В Вюрцбургском зале Штейн смотрел игру местной команды против «Бамберга». Новицки набрал двенадцать очков, не закинул ни одного трехочкового, совершил несколько подборов. Он вступил в борьбу с Йенс-Уве Гордоном, немецко-американским игроком из «Бамберга». Ничего суперзрелищного, но команда из Вюрцбурга победила. 79:66. Это была только его третья игра в первой Бундеслиге, но можно было разглядеть талант Новицки. «Я никогда не видел такого высокого игрока, который мог бы так легко бросать с расстояния. Просто не было людей ростом 2,13, которые бы по-настоящему хорошо забрасывали трехочковые». Надо сказать, Штейн был очарован атмосферой. Поклонники сидели прямо на краю поля, кричали и пели, рассказывал Штейн, как и в футболе, все мысли об игре. «Мне понравилось это».
Ранее он встречался с Хольгером Гешвинднером в Далласе, и теперь, будучи в Вюрцбурге, он связался с ним. Через день или два Гешвинднер подобрал его в отеле «Вальфиш ам Майн» – они отправились в замечательное путешествие по немецкому автобану. Из Вюрцбурга в Хаген. Они поехали в Рурскую область, еще один крошечный зал, и вроде бы ничего особенного, просто баскетбол. 13 сентября 1998 года Марк Штейн сидел на поле Хагенского зала «Ишеланд» и наблюдал за игрой. «Хаген» против «Вюрцбурга», возможно, мы даже пересеклись. Позже Штейн вспоминал, что у Дирка не хватало сахара в крови и что Гешвинднер подкармливал его газировкой и печеньем. Однако он сразу понял, почему «Маверикс» непременно хотел забрать Дирка Новицки в Даллас.
Я не могу сказать, что игра была очень красивой. Я помню красочную рекламу «ЦВАК» на майках «Хагена» и на повязке Новицки. Я помню Новицки, он был высоким, худым, и он двигался иначе, был проворным, быстрым и не принимал участия в изнурительной толкотне и возне под корзиной. Грот и Крюэль сменяли друг друга, защищая корзину от Новицки. Незадолго до конца первого тайма массивный центровой Буркхард Штейнбах выстроил блок вокруг Новицки, и тот идеально принял мяч на правом фланге. Грот вел сражение вокруг блока Штейнбаха и спешил к трехочковой линии. Новицки видел, как он идет, наметил бросок, дал Гроту прыгнуть, открыл себе обзор на корзину. В отличие от любого баскетболиста, которого я в то время знал, он чуть ниже согнул колени, перенес немного ниже центр тяжести своего тела и сконцентрировался.
Крюэль увидел, как Грот прыгнул, оторвался от своего противника Джеймса Гейтвуда, чтобы помочь, и двумя или тремя длинными шагами оказался возле Новицки, с поднятыми руками, широко раскрытым ртом, глаза зафиксированы на мяче. Новицки увидел, как Крюэль бросился вперед, коротко показал ему мяч – лишь крошечный намек, и Крюэль тоже подпрыгнул, потому что ожидал броска, который в тот момент мог бы взять любой другой игрок. Новицки знал, что он собирался сделать. Он осмотрел происходящее: Крюэль прошел мимо него, необратимо оторвался от земли, положился на физику и законы природы, а Грот позади него все еще боролся с гравитацией. Гейтвуд на линии штрафного броска был полностью открыт, Штейнбах передвинул свои 120 кг под корзину. Игра вышла из равновесия. Новицки мог делать все, что хотел, в ту крошечную десятую секунды. Он принял решение.
И он выбрал движение, которое мы увидим сотни, тысячи раз в течение последующих двадцати лет. Тогда это казалось мне необычным, не более того. Обманным маневром Новицки взял мяч с воздуха и с силой пробил его в пол. Два небольших ровных шага от своих противников, и он снова присел, а затем в долю секунды мяч и Дирк двинулись вверх в идеальной синхронности. Мяч взлетел с пола в его левую руку, Новицки подвел свое тело и ведущую руку под поднимающийся мяч точно в нужную секунду, он принял удар, так-та-дамм, идеальный дактиль, мяч больше ничего не весил, или почти ничего, он работал на Новицки, и Новицки нужно было только отрегулировать направление. Речь шла о мельчайших деталях. Он подпрыгнул, поднялся высоко в воздухе над всеми, расставил пальцы над удивленным Гротом и потрясенным Берндом Крюэле. Но было уже слишком поздно, мяч покинул руку, скользнув по указательному и безымянному пальцам, как по рельсам, дуга была высокой и чистой. Свисток.
В тот вечер Дирк Новицки забросил только один трехочковый из своих шести попыток, так написано в статистике. Но все почувствовали, что он мог забросить и все остальные. В итоге он набрал восемнадцать очков и произвел восемь подборов.
Он был высоким, быстрым и умным, мог бросать и наносить удары из разных позиций на поле, вел мяч и находил, кто из его товарищей по команде был открыт, – он освоил игру на всех уровнях.
Однажды он провел один из типичных вюрцбургских быстрых прорывов, обошел Бернда Крюэля, чтобы добраться до корзины, и забросил мяч в корзину над головой противника. Щелчки фотоаппаратов, у Крюэля все еще хранится это фото в коробке на шкафу в гостиной. Это было четвертое появление Новицки в Бундеслиге, ему только что исполнилось двадцать, и он был все еще слишком легок и слишком худощав, но уже являлся центральной фигурой в Вюрцбурге.
Моя старая команда выиграла матч против Вюрцбурга, но мы увидели будущее игры, еще сами того не зная. «Неплохо», – сказал мой отец. «Это была безнаказанная пробежка, – сказал Бернд Крюэль. – Нет другого способа объяснить, почему он так меня обошел». Бернд Крюэль и Матиас Грот стали очень хорошими баскетболистами. Крюэль играл в Бундеслиге в течение двадцати лет, Грот стал легендой нашего города (он умер слишком рано, в 2017 году, Дирк был глубоко опечален, узнав о смерти Матиаса). А в Далласе Марк Штейн заявил, что не нужно беспокоиться. У Дирка есть навыки, которым нельзя обучить. Новицки, казалось, мог лучше понять структуру игры, он продумывал ее иначе. Что-то отличало его от других баскетболистов, которых мы знали в то время. Тогда мне не было ясно, насколько фундаментальным было это различие. Дирк Новицки был олицетворением того, что мы даже не могли себе представить.
С того дня я наблюдал за работой Дирка Новицки. Узнавал о результатах из вечно запаздывающих источников, а ночью смотрел его матчи, сначала по нелегальным трансляциям, потом по официальным каналам. Я изучал статистику каждое утро. Даже в те годы, когда я больше не интересовался баскетболом и не посещал спортивные залы. Когда он играл за сборную, я всегда сидел перед телевизором.
Я был не одинок в этом. У каждого увлеченного баскетболом в Германии есть свои моменты, связанные с Новицки, моменты пристального взгляда, ожидания, удивления, взрывы ликования. В психологии это явление называется «вспыхивающая память»: эмоциональные детальные воспоминания об особых событиях, которые неоднократно всплывают из глубин памяти. Намеренные или ненамеренные. Воспоминания, которые становятся тем ярче, чем чаще мы рассказываем о них, истории, которые с каждым новым рассказом становятся более конкретными и подробными. «В такие моменты, – описывает этот процесс писатель Дэвид Фостер Уоллес в своем грандиозном эссе о теннисисте Роджере Федерере, – у вас отвисает челюсть, глаза лезут на лоб, вырываются звуки, которые заставляют вашего партнера прибежать из соседней комнаты, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Моменты Федерера еще больше бросаются в глаза, когда вы сами достаточно долго играли в теннис, чтобы знать, что то, что он только что сделал, невозможно. У каждого из нас есть такие примеры».
Похожее происходит и у баскетболистов. В баскетбольной Германии каждый знает кого-то, кто играл вместе с Дирком, все гораздо проще, чем теория шести рукопожатий, это своего рода две степени разделения. Мы все наблюдали за изменением игры, в центре которой стоял Новицки и его тренер. Неровности на его пути, падения. Налоговые дела Гешвинднера. Сериал «Полиция Майами» 2006 года. История с Кристал Тейлор в бульварной прессе.
Бросок над Хорхе Гарбахосом в полуфинале чемпионата Европы против Испании, чемпионат мира в Индианаполисе в 2002 году, продолжительные овации в Белграде в 2005-м, олимпийская квалификация против Пуэрто-Рико в 2008-м. Олимпийские игры 2008 года.
За тем, как «Маверикс» завоевывали первенство в 2011 году, мы все вместе наблюдали в пабах, зданиях клуба, гостиных и украдкой вытирали слезы, появляющиеся в уголках наших глаз. Все мы помним начало июня 2011 года. Заминка Дирка против Криса Боша, бросок с левой стороны, травмированный средний палец на левой руке, удар о доску, нежное прикосновение, отскок от щита, драгоценный момент чемпионата. Когда Дирк Новицки наконец сделал это, мы сделали это вместе с ним. Мне казалось, что это мы сами победили. Мы все смотрели и сопереживали.
На экране передо мной видно, что наш самолет достиг больших озер и Среднего Запада, затем – плато Кентукки, страна эстакад, американская пустошь и наконец Техас с его нефтяными насосами, километровыми полями и складами. Мы приближаемся к месту назначения.
На первой странице газеты «Даллас Морнинг Ньюс», которую мой сосед сжимает в своей руке, говорится о важности выигрыша. «Нужно их сделать» – стояло там. Сегодня вечером «Маверикс» должны сыграть решающую игру плей-офф против «Оклахома-Сити Тандер», действующий чемпион против молодой команды, которой, казалось, принадлежит будущее. Кевин Дюрант, Джеймс Харден и Рассел Уэстбрук – будущие суперзвезды, каждый из них позже будет лелеять мысль о переходе в другие команды, но сейчас они еще играют вместе: три будущих MVP, самых ценных игрока, в одной команде. Сегодня вечером «Даллас Маверикс» должны выиграть, потому что иначе будет невозможно наверстать три поражения. После игры у Дирка Новицки будет немного времени на встречу со мной, пресс-секретари «Маверикс» согласились, поэтому я в спешке царапаю вопросы в своем блокноте. Я решил, что буду говорить с ним не только о спорте.
Мои годы с Дирком Новицки начинаются там, где они и закончатся: в аэропорту Даллас/Форт-Уэрт. Когда я выхожу из зала прибытия, жара хватает меня за горло. Я одет слишком тепло для техасской весны. Ни одного облака не видно в небе, бетонные поверхности и стеклянные фасады залиты ярко-синим светом. Я упаковываю куртку, закатываю рукава рубашки и машу рукой такси. Я на месте, можно начинать.
Начало
Иногда случай дает нам ответ, прежде чем мы успеваем задать вопрос. Водителя такси, который должен отвезти меня из аэропорта в центр города, зовут Хейл, ему уже за сорок, родом из Эритреи. Он верит в Бога, в щедрость и – конечно – в Дирка Новицки. Хейл одет в синюю футболку с номером Новицки 41. В его такси пахнет лакрицей, с зеркала заднего вида свисают четки из синих и белых пластиковых бусин, цвета далласских «Маверикс». На приборной панели – наклейка Христофора, святого покровителя водителей. Прямо рядом с ним – карточка, обрамленная в золотую оправу, с автографом на фото Дирка Новицки с длинными волосами и повязкой на голове.
Таксист не может знать, что Новицки – причина моего визита в Даллас, когда он улыбается и говорит: «Святой Дирк – спаситель далласского баскетбола». Движение по шоссе от аэропорта Даллас/Форт-Уэрт до центра города вялотекущее, лучи солнца падают прямиком на асфальт, в такси гудит кондиционер. Хейл сигналит, ругается и протягивает мне лакрицу. Он спрашивает, почему я приехал в Даллас. «Чтобы встретиться с Дирком Новицки, – отвечаю я и киваю в сторону приборной панели, в сторону сине-белых четок, – ведь сейчас плей-офф». Хейл поворачивается ко мне, продолжая вести машину на полной скорости, и ошеломленно смотрит на меня.
«Ты познакомишься с Дирком? Да ты, черт побери, шутишь?»
Мы мчимся к Далласу, и Хейл с энтузиазмом отвечает на все мои вопросы. Он покидает переполненное шоссе и теперь едет окольными путями к стадиону «Американ Эйрлайнс-центр». Такси передвигается через жилые районы, промышленные пустоши, где-то возле сухого русла реки виднеются кактусы, справа и слева от улицы стоят точки быстрого питания, на голых линиях электропередач сидят птицы, похожие на стервятников. Стоянки, многоэтажки, снова стоянки. Американские флаги развеваются на ветру. На первый взгляд Даллас не кажется мне красивым городом.
Хейл знал о Дирке все. Мы проходимся по самым важным моментам в его карьере: он рассказывает об Индианаполисе 2002 года, бронзовом призере Германии, и о присвоении Новицки звания самого ценного игрока турнира. В то время Хейл жил в пригороде Индианаполиса и имел возможность ездить на игры. Вход был почти бесплатный, и тогда он впервые заметил Дирка Новицки. Хейл любит Германию, его брат когда-то жил в Дюссельдорфе. «Вы знаете Дюссельдорф?» – спрашивает он.
Я рассказываю о финале чемпионата Европы 2005 года и о том, как на Белградской Арене незадолго до конца проигранного финала против греков публика, когда вместо Новицки выпустили замену, встала и в течение нескольких минут продолжала аплодировать ему. А также о том, что было с Дирком после проигранного чемпионата в 2006 году: как он исчез в служебной зоне, руки над головой, как будто его только что ударили в живот, как будто он боролся за воздух.
«Вот мы и приехали», – говорит Хейл и паркуется на Виктори Лэйн. Он уверен, что команда Дирка сегодня победит.
Он твердо рассчитывает на него, он смеется, его смех полон веры. «Добро пожаловать в храм Новицки».
Я плачу, Хейл открывает дверь, я стою перед входом. Огромный баннер простирается над боковым порталом, на котором изображен выкрикивающий что-то Дирк, и под ним боевой клич плей-офф «Маверикс»: Даллас в игре. Я знаю эту арену по бесчисленным трансляциям, этот красный кирпич, я видел его сотни раз, снаружи, изнутри, сейчас у меня ощущение, что я вхожу на съемочную площадку. Я понимаю, что я летел в Даллас не просто чтобы взять интервью, – я здесь, потому что хочу стать свидетелем уникального момента. Сегодня тот день, когда Новицки приведет «Маверикс» к победе. Таково мое убеждение. Хейл ставит мой чемодан на тротуар и протягивает мне свой номер телефона. «Друг Дирка – мой друг, – говорит он. – Звони мне».
Я опаздываю, игра начинается через несколько минут. Перелет дает о себе знать, я спешу через служебные коридоры, а когда я вхожу в зал «Американ Эйрлайнс-центр» через вход, расположенный по диагонали напротив скамейки «Маверикс», меня охватывает невероятное волнение: Дирк, снова и снова Дирк, все вокруг синее и белое и под номером 41. Я не ожидал такой интенсивности, в воздухе пахнет попкорном и жидким маслом, надеждой и уверенностью в победе. Я слышу гимн, вижу фейерверк и как зал взрывается, когда команда выходит на поле – но уже в первой четверти игра выпускает воздух из этой идеальной постановки.
У «Даллас Маверикс» дела идут не очень, даже с Новицки. Я слишком уставший, чтобы понять сложную тактическую структуру столкновения, но я вижу, что «Маверикс» отступают. Новицки заменяют. Вторую половину я провожу, перебегая от телевизора в нише служебного помещения к ложе для прессы на шестом этаже высоко под крышей зала. Глядя на экран, становится очевидно, что победа недосягаема. «Маверикс» не находят подхода к игре, у них не получается взять ее под свой контроль. Американские журналисты вокруг меня неистово печатают, я отмечаю у себя в блокноте счет и ругань смотрителя, но потом все кончено, 79:95. Сегодня героический момент не состоялся.
После игры я сижу в комнате для прессы и жду Новицки, который традиционно появляется перед журналистами после каждой важной игры. Это обязанность лучшего игрока. Я пролистываю свои записи, вопросы к нему: о любимых ритуалах, о скучных моментах в жизни профессионального спортсмена, о том, какое значение для его известности имеет цвет кожи, о важности гонки в спорте. О том, мучил ли его когда-либо денежный финансовый вопрос (например, о том, что делать с почти что 20 миллионами долларов в год). О том, как он сохраняет такую невероятно высокую концентрацию в работе на протяжении многих лет. Приносит ли баскетбол ему все еще удовольствие. Сочувствовал ли он другим знаменитостям (понимал ли их страдания). Сколько лет ему было, когда первый папарацци появился у его двери. Что он чувствует, когда журналы печатают фотографии арестов его бывшей девушки или когда все газеты сообщают о налоговых проблемах его тренера. Считает ли он себя таким приземленным, как все говорят. Использует ли он вообще это слово – «приземленный». Как часто он проклинает все это. Что больше всего причиняет ему боль. Кому он может доверять. Что было настоящим, а что нет…
Через несколько минут заходит Сара Мелтон, пресс-секретарь «Даллас Маверикс», и объявляет, что сегодня интервью не будет, не после такого тяжелого поражения. Пресс-конференции должно хватить. Но у меня будет двадцать пять, может быть, тридцать секунд после пресс-конференции, чтобы представиться.
«Дирк хочет знать, кто за него болеет», – говорит она.
Новицки входит в комнату, встает на подиум и отвечает на все вопросы с натянутой вежливостью. Через пять минут Мелтон прерывает это сухое выступление. Когда Новицки в отчаянии покидает пресс-центр, я бегу за ним и в коридоре задаю ему – не представляясь – вопрос, который слишком глуп, чтобы написать его здесь. Новицки растерянно смотрит на меня, но тут же снова берет себя в руки и подписывает баскетбольный мяч для маленького мальчика. «Доброй ночи, приятель», – говорит он. И исчезает.
* * *
Остается два дня до самой важной игры, я брожу по Далласу, но с Новицки так и не встречаюсь. Неясно, когда у него будет для меня время. Сработает ли это вообще. «Маверикс» – предыдущие чемпионы, ожидания высоки, а шумиха в прессе огромная. Они на три очка позади, ситуация сложная. Я должен действовать, я пролетел 8500 километров и задолжал журналу историю нашей с Новицки встречи. Когда я летел в Даллас, то надеялся, что одно приведет к другому. Но сейчас я уже действую на нервы отделу прессы, мы с ними все время ведем один и тот же разговор. Когда?
Посмотрим.
Я звоню Хейлу, таксисту, и еду с ним по городу, разговариваю с барменшами, библиотекарями, пьяными фанатами. Он показывает мне город. Лав-Филд. Латиноамериканцев из района Оук Клифф. Виллы района Престон Холлоу. Университетский парк. Нефть и бизнес. Мексиканцев и колумбийцев. Отражающие металлический свет окна в центре города. Я собираю истории, я говорю о Дирке вместо того, чтобы говорить с ним. Отовсюду звучит одно и то же: Дирк, Дирк, Дирк, покоритель сердец, Дирк невероятный, Дирк славный, Дирк – один из нас (каждый здесь называет его Дерком – с буквой «е»). Сотрудники службы безопасности на арене здороваются на немецком языке. Иногда люди вдруг начинают петь: We are the Champions! Как Новицки пел с балкона после победы в чемпионате.
Я совершаю пробежку по полю для гольфа вдоль парка Стивенса и реки Тринити, мимо огромной тюрьмы и залоговых контор. Жарко, иногда асфальт просто плавится под ногами. Даллас был создан для водителей автомобилей.
Здесь много феодальных особняков и бедных хибарок, повсюду были дороги и мосты, мосты, мосты, нет только одного: кого-то, кто бы не знал Дирка Новицки, кто бы не мог рассказать свою собственную историю о нем.
Не говоря уже об отсутствии критиков или недоброжелателей Дирка (я найду одного-единственного лишь семь лет спустя, в день его последнего домашнего матча). С того момента, как «Маверикс» выиграли чемпионат, все критики, казалось, замолчали.
Утром второго дня на подъездной дорожке отеля я вступаю в разговор с парковщиком по имени Шейн Шелли. Это долговязый мужчина, который двигается как бывший баскетболист. У Шейна три места работы, трое детей и шестидесятичасовая рабочая неделя. Он диабетик, но уже давно с этим смирился. Он того же роста, что и я, 1,95 метра, но он играл на позиции атакующего защитника в старшей школе Седар Хилл. Сейчас он редко играет. Красная рубашка поло его компании, Метро Паркинг, развевается вокруг его тела, он выглядит уставшим, но моментально приходит в себя. По его словам, ему почти столько же лет, сколько Дирку Новицки: он родился 3 октября 1978 года в Далласе, штат Техас.
На этой неделе у Шейна ранняя смена, я все еще живу по немецкому времени, поэтому мы стоим вместе в сумерках и смотрим на мерцающий горизонт Далласа. Завывают сирены, мы пьем черный кофе из бумажных стаканчиков. Шейн тоже говорит о чемпионстве, потому что все, с кем я говорил, продолжают говорить об этой победе с сияющими глазами. Как будто о своей победе. О своем Дирке. Шелли, однако, описывает отдельные игровые эпизоды так подробно, как если бы он играл сам.
«Я смотрел плей-офф в своей гостиной, – говорит он. – Первую игру “Мавс” проиграли, а когда во второй игре после трехочкового Дуэйна Уэйда счет стал пятнадцать очков в пользу Майами, я пошел к холодильнику». Жена отсутствовала, он сидел один перед телевизором и боялся, что эта финальная игра провалится. «Я был так подавлен, – говорит он, – что поставил на стол перед собой упаковку из шести бутылок». Coors Light, диабетическое пиво. Кто-то должен был что-то сделать. Как только он открыл первую бутылку, «Даллас Маверикс» начали отыгрываться.
«Я выпил, – говорит Шейн, – и “Маверикс” переломили ход игры».
Он проводит воображаемый баскетбольный мяч вокруг своего рабочего стола, совершает обманный маневр, поворачивается, воображаемый реверс в предрассветных сумерках. Он знает, что его история звучит неправдоподобно, но он любит рассказывать ее, потому что это сработало. Потому что его история была правдой. «Мои дочери спали, я пил пиво, и “Маверикс” победили». 95:93. В Майами. Волшебный напиток.
Шейн рассказывает, что следующая неделя прошла отлично. Третий матч был изначально обречен на проигрыш «Маверикс», потому что в этот вечер Шейн был не дома – он должен был смотреть его в баре с друзьями, но во время всех других игр он сидел на диване с шестью бутылками. Последние секунды шестой игры были очень эмоциональными. «На грани слез», – говорит Шейн Шелли и бросает свою пустую кофейную кружку в мусорное ведро, выполнив идеальный бросок с отклонением на одной ноге. «А вот и утро, – говорит он. – Передай привет Дирку».
Во время утренней тренировки Новицки невозможно поймать. Журналистам запрещено смотреть, когда команда готовится. Мы слушаем возгласы, доносящиеся из зала, скрип обуви, грохот мячей, но перед нами черная занавеска. Мы стоим под трибунами и ждем (90 процентов нашей работы – это ожидание: двери кабин открываются, самолеты улетают, игры заканчиваются и пресс-конференции начинаются). К тому моменту, как нам разрешили войти в зал, Дирк Новицки уже исчез. Я наблюдаю за тем, как пресса набрасывается на его товарищей по команде, Джейсона Кидда и Джейсона Терри. На тренера Карлайла. На Винса Картера, запасных игроков Брайана Кардинала и Яна Махинми.