Лев Толстой
Соединение и перевод четырех Евангелий
О пришествии Царствия Божия
(Лк. XVII, 20, 21, 23, 24)
И спросили у Иисуса фарисеи: Когда и как придет царство Бога? И он отвечал им: Царствие Божие не приходит так, чтобы его можно было видеть.
И нельзя сказать про него: вот оно здесь, или вот оно там, потому что вот оно царствие Божие, оно внутри вас.
И если скажут вам: вот оно пришло, или вот оно здесь, – не ходите, не бегайте за ним!
Потому что оно, как зарница, блестит с неба мгновенно; таков будет и сын человеческий в свое время.
БЕСЕДА С НИКОДИМОМ
(Ин. III, 1–3)
Был один человек, фарисей, по имени Никодим – старшина еврейский.
Он пришел к Иисусу ночью и говорит ему: Господин, мы знаем, что ты от Бога пришел учить, потому что никто не мог бы так доказывать, если бы не был с ним Бог.
И на ответ сказал ему Иисус: Верно, говорю тебе, кто не зачат Богом с неба, только тот может не понимать, что такое царство Бога.
ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ
На слова Никодима: «мы знаем, что ты от Бога» и т. д., Иисус отвечает о царстве Бога. Отсутствие связи между ответом Иисуса и словами Никодима замечено всеми. Но мне кажется, что если понимать так, как понимают обыкновенно всю беседу Никодима, то не только нет связи между словами Никодима и Иисуса, но слова Никодима ровно ничего не значат, ничего не говорят, не вызывают никакого ответа и должны быть опущены, как излишние.
Слова Никодима получают смысл только тогда, когда вспомним, что к словам Никодима следует прибавить: Как же ты говоришь, что не надо богослужения, не надо храма, а говоришь о царстве Божием.
Никодим видит, что учение справедливо и важно, но по всему тому, что прежде говорил Иисус, видит, что он отрицает богослужение, и не может понять, какое же может быть царство Бога без Бога еврейского, почитавшегося в храме. Он не понимает этого и ночью один на один приходит к Иисусу и спрашивает его: «Как же ты учишь о царстве Бога, а уничтожаешь всякое отношение к Богу?» Этот смысл вытекает из предшествующего – уничтожения храма и из последующего – ответа Иисуса, который говорит о том, какой его Бог и что он разумеет под словами «царство Бога».
Очевидно, что если слова об иудейском Боге, – связывающие речь Никодима с речью Иисуса, – и существовали, то они должны были быть выкинуты или переделаны переписчиками, верившими в еврейского Бога. Но и без этих слов связь речи очевидна, если понимать так, как написано предшествующее.
Учение Иисуса выражается тем, что он проповедует царство Бога и вместе с тем отвергает всякое исполнение закона и служение внешнему Богу.
Мысль Никодима та: Ты проповедуешь царство Бога, а отрицаешь еврейского Бога. Что же такое твое царство Бога и твой Бог?
И с первых слов Иисус говорит Никодиму о том, что сказано то, что царство Бога всегда есть, что оно внутри нас (Лк. XVII, 21), что нельзя не видеть царства Бога, что тогда только человек мог бы не видеть царства Бога, если бы он мог быть не зачат от Бога. Условная форма стиха 3-го и 5-го означает не то, что должно зачаться от Бога, что человек должен стараться возродиться свыше и от духа, как это понимает церковь, и что не имеет смысла, но то, что всякий человек, потому что он есть человек, уже неизбежно зачат свыше и от духа.
(Ин. III, 4)
И Никодим сказал: как можно человеку быть зачату, когда он состарился, не может он в утробу матери в другой раз влезть и зачаться.
Зачаться от Отца – подтверждается этими словами Никодима. Никодим говорит: человек уж зачат был прежде, чем родился плотью от отца, как же ему другой раз зачаться? Надо уничтожиться и опять из утробы матери зачаться Богом?
Никодим слово в слово в своем непонимании говорит то, что говорит церковь о зачатии Иисуса от Марии святым духом в смысле плотского отца.
(Ин. III, 5, 6, 8, 7)
И Иисус отвечал ему: Верно, говорю тебе, кто не зачат от плоти и еще от духа, только тот не может войти в царство Бога.
То, что от тела зачато, тело и есть, а что зачато от духа, то дух.
дух дует, где и когда хочет, и голос его понимаешь, а не. знаешь, откуда он и куда. Так-то всякий, кто зачат от духа.
И потому не удивляйся, что Я сказал тебе: мы должны быть зачаты от Бога.
Стих этот имеет важное и глубокое значение. Глубокое и важное значение имеет и каждое слово этого стиха. И значение это, вовсе не таинственное и мистическое, а самое ясное, хотя и глубокое.
Прежде сказано в 3-м стихе; что человек должен быть зачат с неба, Т. е. от Бога. Когда Никодим понял это значение в смысле плотском, то Иисус сказал, что кроме плотского есть еще зачатие не от плоти. Чтобы выразить то, что есть не плоть, употребил слово дух.
Теперь (в 6 и 8 ст.) разъясняется, что в человеке есть плоть от плоти и дух от духа; здесь Иисус определяет, что есть начало жизни не плотской, и говорит: дух – т. е. то, что не плоть, дует, т. е. движется и живет, где и когда хочет, Т. е. свободно, независимо ни от чего, само от себя; и голос его понимаешь, т. е. оно разумно; но не знаешь, откуда он и куда, т. е… вне причины и вне последствий, вне закона причинности.
Нужно сказать: Духовное начало живет свободно, разумно и вне причины и цели. Пускай скажут это так, чтобы всякий понял это, и нельзя сказать иначе, как так, как уже сказано.
(Ин. III, 9-13)
И на ответ сказал Никодим: Как же это может так быть?
И на ответ сказал ему Иисус: Ты учитель израильский и это самое не понимаешь.
Верно, говорю тебе: мы ведь про то, что знаем, толкуем и то показываем, что видели, а вы показания свидетельства нашего не принимаете я сказал вам то, что на земле – и не верите; как же, если стал бы. сказывать то, что на небе, вы поверите?
Никто ведь не входил на небо, а только сшедший с неба сын человеческий, тот, который и есть на небе.
Здесь впервые встречается выражение: сын человеческий в том особенном значении, которое приписывает ему Иисус.
В стихе о субботе, где сказано: суббота сделана сыном человеческим, «сын человеческий» имеет значение просто – «человек». Но здесь значение это точно определено в его особенном смысле.
Прежде сказано, что в человеке есть этот зачатый с неба от Бога дух, зачатый духом; теперь говорится, что на небе у Бога никто не бывал, никто не восходил до Бога, и потому про Бога мы не можем говорить; но от Бога с неба сошел, зачался сын духа, – дух человека, тот самый, который остается всегда на небе с Богом. И потому «сын человеческий» значит: дух, сын духа в человеке.
Для знающего Евангелие излишне приводить места, в которых употребляются выражения «сын человеческий» и «сын Божий», говоря о людях. Все места эти имеют только одно это значение.
(Ин. III, 14)
И как Моисей возвеличил змею в пустыне (чтобы люди не погибали), так надо возвеличить сына человеческого.
Чтобы понять вполне выражение: вознести, как змея в пустыне, надо помнить то, что сказано про змея в пустыне. (Книга Чисел XXI, 5–8).
«Возвеличить сына человеческого, как возвеличил змея Моисей», значит: отнестись к сыну человеческому так, как иудеи отнеслись к змею в пустыне, т. е. чтобы люди на него полагались и в нем искали своего спасения и жизни.
И потому: «возвеличить сына Бога в человеке», как Моисей возвеличил змея, – значит дать образ спасения.
(Ин. III, 15, 16)
Затем, чтобы всякий, веря в него, не погибал, но имел жизнь невременную.
Потому, что так Бог любил мир людей, и для того дал сына своего, такого же, как он, чтобы всякий, полагаясь на него, не погибал, но имел жизнь невременную.
«Бог так любил, что дал сына» – как понимает это церковь, есть понятие невозможное по отношению к Богу. Можно сказать про человека: он так любил, что отдал последний рубль; но про бесконечное начало, про Бога, нельзя этого сказать. Нельзя мерить любовь Бога, нельзя говорить про жертвы Бога. Было сказано, что как Моисей возвеличил змею, так надо возвеличить сына человеческого, чтобы люди не умирали, но имели жизнь. Теперь говорится, что как Моисей, любя народ, сделал змею, чтобы люди спаслись, так же и Бог дал сына миру, чтобы люди спаслись.
Этот стих и последующий отвечают на ту мысль, которая должна была быть в Никодиме и которая живет во всех людях, когда они думают о значении своей жизни: зачем кто-то сотворил меня для того, чтобы умереть? На это чувство всякого человека и отвечает Иисус. Он прежде еще сказал, что человек может не пропасть, не уничтожаться; теперь он подтверждает это и говорит: Бог не мог для погибели людей дать им сына своего – жизнь, а он любил мир и для блага его дал ему жизнь, не затем, чтобы она пропадала, а чтобы она была вечная. Надо помнить тоже, что под словом «Бог» в этом месте никак нельзя разуметь не только нашего или еврейского Бога, но никакое определенное существо.
Уже сказано, что Бога никто не знал и не знает; сказано, что на небе никто не бывал, а только есть сшедший с неба сын человеческий, и сказано, что человек рожден от духа, и потому здесь под словом «Бог» должно разуметь только источник – начало духа в человеке. Про начало это сказано только то, что оно любило мир, т. е. что все, что мы о нем знаем, есть то, что оно есть: субъективно – любовь, объективно – благо.
(Ин. III, 17)
Бог ведь послал сына в мир не для того, чтобы казнить мир, но для того, чтобы мир был жив им.
Бог послал – дал сына в мир, родил сына миру. Никто не входил на небо, а только сшедший сын человеческий. Всякий человек рожден от Бога. Стало быть, тот дух, который есть в человеке и который рожден от Бога, и сын человеческий, сошедший с неба, и сын Бога, данный миру, и свет, пришедший в мир, – все это одно и то же.
Свет же есть то, что в Введении, ст. 9, 10 и предшествующие, названо разумением – логос. То, что «свет» значит то же, что «сын Бога» и «сын человеческий» и «дух», подтверждается во всем дальнейшем.
И потому надо помнить, что все эти названия: 1) Бог, 2) дух,3) сын Божий, 4) сын человеческий, 5) свет и 6) разумение – имеют одно и то же значение и употребляются соответственно отношения, в котором находятся с предметами речи.
Когда говорится о том, что это есть начало всего, – оно называется Бог; когда говорится, что оно противоположно плоти, – оно называется дух; когда о нем говорится до отношению к его источнику, – оно называется сын Божий; когда говорится о проявлении его, – оно называется сын человеческий; когда говорится о соответственности его разуму, – оно называется свет и разумение.
(Ин. 111, 18–21)
Кто поверит в сына – не казнен; кто не верит, тот уже казнен тем, что не поверил в самое то, что есть сын, такой же, как Бог.
Казнь та и есть, что свет пришел в мир, а люди предпочли темноту свету, потому что были дурны их дела.
Потому кто плохое делает, пренебрегает светом, так что и не являются его дела.
Кто же в правде живет, тот идет к свету, так что являются его дела.
Беседа с Никодимом есть полное изложение всех основ учения Иисуса о царстве Бога на земле. Беседа эта есть объяснение того, что есть человек, что есть Бог, и что есть жизнь, и что есть царство Бога. Беседа эта есть, с одной стороны, развитие главных мыслей, выраженных в искушении в пустыне, с другой стороны, изложение от имени Иисуса тех самых основ учения, которые выражены от имени евангелиста Иоанна в вступлении.
В следующих главах Евангелия Иоанна, кроме прощальной беседы, в которой высказано не сказанное здесь, только с различных новых сторон разъясняется то же, но основные мысли все высказаны здесь.
Глава 5-я о случае исцеления в субботу, 6-я о хлебе небесном, беседы в храме и слова по случаю исцеления слепорожденного – разъясняют, освещают, подтверждают многое; но все они, сказанные на известные случаи, отрывчаты, повторяют то, что сказано прежде, неполны и иногда кажутся неясны, если не иметь в виду изложения беседы с Никодимом, разъясняющей мысли, выраженные, в искушении, и повторяющей мысли Введения.
Для полного понимания всех последующих бесед необходимо ясное понимание этих мыслей.
ЧТО СКАЗАНО В БЕСЕДЕ С НИКОДИМОМ
1. В стихах с 1-го по 5-й сказано: кроме той причины жизни, которую человек видит в зачатии ребенка в утробе матери от плотского отца, причина жизни человека есть еще другая – неплотская.
Иисус называет это неплотское начало жизни Отцом, духом. Это та мысль, которая выражена Иисусом еще в детстве в храме, когда он называл Отцом своим Бога; та же мысль, с которой начинается искушение: Если ты сын Бога, и та же выражена в ответе: Не хлебом жив человек, но исходящим из уст Бога – духом. Та же мысль выражена в Введении: По началу было разумение… и т. д. (Ин. 1, 1); Все им рождено… и т. д. (Ин. 1, 3).
2. Стихи 7, 8 и 9 выражают то, что неплотское начало жизни – разумное и свободное – каждый человек знает в себе и понимает его, хотя и не знает его источника.
Во Введении та же мысль выражена в стихах 4 и 5.
3. В стихах 11, 12 и 13 сказано, что мы не можем, постигнуть того, что на небе это неплотское бесконечное начало, как начало в самом себе; но что мы знаем это бесконечное начало, потому что в нас, в человеке, находится этот дух, исшедший из бесконечного и сам бесконечный, и что этот дух в человеке и есть то, что мы должны считать началом всех начал.
Та же мысль выражена в Введении и в стихах: Ин. 1, 18; 1, 2.
4. В стихе 14 сказано, что этот-то дух в человеке, исшедший от бесконечного и относящийся к нему, как сын к Отцу, это бесконечное начало в человеке – есть то, что должно обоготворить, Т. е. заменить вымышленного Бога этим настоящим и единственным Богом.
То же сказано в словах Иоанна Крестителя о царстве Бога: Когда дух очистит людей; то же сказано Нафанаилу, когда сказано, что небо отверсто и человек в общении с Богом; то же сказано самарянке: Бог есть дух и служить ему надо в духе и делом.
5. В стихе 15 сказано, что вера в этого единственного истинного Бога избавляет людей от погибели и дает им жизнь не временную.
Эта же мысль выражена в стихах 10,11, 12 и в гл.20,ст.31.
В стихе 15 беседы Никодима сказано, что вера в сына человеческого дает жизнь не уничтожающуюся. Во Введении сказано, что вера сделает их сынами Бога. Верить в сына и иметь жизнь не временную – одно и то же. В искушении сказано то же, когда сказано, что Иисус, после искушения, познал могущество духа.
6. В стихах 16 и 17 сказано, что если мы имеем высшее для нас благо – жизнь, то то, что дало нам это благо, должно было желать нашего блага, Т. е. любить нас; и потому, хотя мы и не можем знать самого бесконечного начала, но мы знаем все-таки о нем то, что оно благо (любит нас) и отношение его к нам есть любовь и жизнь наша есть благо.
Если же Бог, любя нас, дал нам жизнь, как благо, то он и не казнит и не уничтожает нас, а дает нам жизнь настоящую, не временную, без всякого зла, как это сказано в Послании Иоанна: «Бог есть свет, и нет в нем ни малейшей тьмы». И эту-то жизнь мы и имеем, полагая свою жизнь в том духе – свете, Боге, который есть источник нашей жизни.
Мысль о том, что источник нашей жизни есть любовь, выражена подробно и ясно в притче о виноградарях и в прощальной беседе.
7. В стихе 18 сказано, что нам дана жизнь не временная в духе нашем и что, только отступая от источника жизни, мы уничтожаемся временно; не отступая же от него, мы имеем жизнь не временную.
Та же мысль выражена во Введении в стихах 4 и 5. И та же мысль выражена в искушении, когда после того, как Иисус решился работать одному Богу, сила Божия пришла служить ему.
8. В стихах 19, 20 и 21 сказано, что то, что нам представляется казнью, смертью, уничтожением, не есть последствие чьей-нибудь воли вне нас, Бога, как мы себе представляем его, а уничтожение это есть последствие нашей воли.
Чтобы ясно понять эту мысль, надо хорошо помнить то, что Иисус ничего никогда не говорил о жизни загробной; напротив, прямо отрицая ее, говорил: Пускай мертвые хоронят мертвых, Бог есть Бог живых, а не мертвых. Он говорил только то, что жизнь имеет один источник временный – плоть, другой не временный ДУХ, сын Бога.
Полагаясь на источник жизни временной, веруя в него, человек уничтожается, умирает; полагаясь же только на источник жизни – ДУХ, веруя только в него, сына Бога, он имеет жизнь не временную, не уничтожающуюся.
Проявление в мире жизни разумения подобно проявлению света среди темноты. И отношение людей к жизни таково же, как и отношение людей к свету. Так же, как во власти каждого человека идти к свету или удаляться от него, так же и во власти каждого человека идти к разумению и жизни или удаляться от нее. Погибель – уничтожение людей, есть только произвольное удаление от разумения и жизни, точно также как темнота есть только следствие произвольного удаления людей от света.
Казнь состоит в том, что люди, делающие дурное, сами удаляются от разумения и жизни. И здесь сравнение уже делается тожеством: как люди, делающие дурные дела, не любят света и не идут к нему, чтобы не видны были их дела, что они злы, так точно и люди, делающие дурное, – не любят разумения и не идут к нему, чтобы не видно было, что дела их злы.
Быть в свете значит: жить в разумении – не временно; быть во тьме значит: жить вне разумения – погибать.
То же сказано в Введении в ст. 4, 5,9, 10, Ин. гл. 1: В нем была жизнь, и жизнь была свет людям, и свет в темноте светит, и тьма не обняла его. Был свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир. Был в мире и мир им рожден; но мир его не познал.
То же сказано и в искушении: когда Иисус сказал, что он работает только Богу – и тем совсем победил дьявола.
9. Все эти мысли выражают то, что Иисус разумеет под словами «царство Божие», которое проповедовал Иоанн, и он проповедует.
Беседа началась с того, что Иисус сказал, что всякий человек уже по зачатию от Бога находится в царстве Божием, и вся беседа излагает, что надо разуметь под царством Божиим и как вступить в него.
Возвеличить сына Бога в человеке, полагаться на него, жить в правде – значит жить в царстве Божием. Делать обратное – значит уничтожиться или не быть в царстве Божием.
Беседа с Никодимом заканчивается следующими словами: Бог послал в мир своего сына, такого же, как он сам жизнь разумения, и сделал этим то, что всякий человек может избавиться от погибели и быть живым не временно, быть сыном царства Божия.
Цель Бога – не смерть людей, а жизнь. Не для смерти, а для жизни их дана людям жизнь – свет разумения.
Тот из людей, кто верит в дух сына, тот живет в свете разумения, тот не умирает и остается в царстве Божием; а тот, кто не верит в свет духа – сына, тот не живет, а умирает.
Только в том и смерть, что людям дан свет жизни, но они делают дурное и тем лишают себя жизни.
Всякий, кто делает дурное, выходит из света разумения и уничтожается, а кто живет по правде и остается в свете разумения, тот жив в царстве Божием.
Мысли этих стихов освещает притча о сеятеле: сеятель – Бог, семя – разумение.
Люди держат разумение, как дорога, камни, репьи и хорошая земля – семя. Так понимают все, так понимаю и я.
Разница моего понимания с пониманием церковным состоит в том, что я понимаю под словом «Бог» то, что Иисус определил под этим словом в искушении, в беседе с Никодимом, в беседе с самарянкою, а не того Бога творца еврейского, которого отрицал Иисус и которого под словом «Бог» понимает церковь.
Если Бог есть творец всемогущий, благой и всеведущий, как понимает его церковь, то является вопрос: зачем он, будучи благим, сотворил человека таким, что человек может быть дурен и погибнуть? Зачем смерть?
Бог всемогущий, всеведущий мог не сотворить зла и мог прекратить зло, а допустил его продолжение и размножение. За что же он по губил людей, которых он мог избавить от греха и смерти? Зачем сделал Дьявола и попустил его пасть?
Допуская Бога, творца всего, для разъяснения этого противоречия необходимо выдумать дьявола, падение Адама, искупление, благодать…
Непонимание учения Иисуса об отрицании еврейского Бога творца и о замене этого Бога единым Богом духом, Отцом сына человеческого, разумением, неизбежно вело к изобретению бессмысленных, соблазнительных и безнравственных догматов о творении Богом злых духов, об искуплении и о вечных муках. Стоит только понимать прямо то, что сказано в предшествующих главах и во всем Евангелии о сыне человеческом – однородном отцу, которого признает Иисус, для того, чтобы противоречия этого не существовало. Притчи о сеятеле и другие как бы предугадывают вопрос о том, что есть то, что человек называет злом, и отвечают на него.
Иисус объявил, что Бога творца, законодателя и судьи никакого никто не знает и не знал, а есть только в человеке дух, исшедший из бесконечного начала – сын духа, свет разумения, и в нем жизнь.
В беседе с Никодимом сказано, что источник жизни, Бог, дал жизнь миру, любя его. Не сказано, что Бог любил каждого человека, как и нигде это не сказано; но именно сказано, что Бог любил мир, Т. е. людей вообще, и хотел им дать жизнь, и потому дал миру сына, и тем дал миру, Т. е. людям вообще, жизнь и возможность вступить в царство Божие. И с этим-то стихом и связываются притчи о сеятеле.
ПРИТЧИ О СЕЯТЕЛЕ, ЗАКВАСКЕ И ДРУГИЕ, ОБЪЯСНЯЮЩИЕ ЦАРСТВО БОЖИЕ
Первая притча о сеятеле есть крайнее представление о том, что есть тот Бог, который дал жизнь миру, и зачем и как он дал жизнь миру. Это крайнее представление о Боге, начале всего, может быть выражено только сравнением.
Сравнение такое: сеятель, любящий пшеницу, заботящийся о пшенице, выражает Бога, любящего мир, заботящегося о мире, и как севец не заботится о каждом отдельном зернышке, таки Бог не заботится о каждом отдельном человеке. Как севец заботится об урожае, зная, что, несмотря на пропажу многих зерен, урожай будет, сеет повсюду; так; и Бог сеет повсюду, зная, что, несмотря на погибель многих, урожай будет.
И Бог не вступает больше в дела мира, как это выражено в притче (Мр. IV, 26–29).
Понимая Бога, как его определяет Иисус, обвинение Бога в том, что он сделал зло – смерть и потому любит зло и смерть – устраняется. Обвинение это становится личным вопросом, неправильно отнесенным к общему явлению. Обвинение человеком Бога в том, что он допустил смерть, подобно обвинению в желании смерти, которое бы сделало семечко березовое, одно из миллионов, за то, что другие прорастают, а оно попадает в реку и погибает. Тот, кто сделал миллионы семечек, не затем сделал их миллионы, чтобы они погибали, а, напротив, затем сделал их миллионы, чтобы они не погибали; и потому цель его есть жизнь, а не смерть.
С точки зрения общей, с точки зрения Бога, начала всего, – это разумно.
Но если ты спрашиваешь, зачем смерть в тебе, – то ответ на это есть внутренний (и ответ этот дается в притче и во всех учительных местах Евангелия): затем, что ты ее хочешь. Зерно каждое имеет возможность прорасти и принести плод; и каждый человек имеет возможность стать сыном Бога и не знать смерти.
На неточность сравнения в объяснении притчи Иисус обращает внимание, когда он говорит (у Луки): Смотрите, как понимаете. Так что притча отвечает на вопрос с двух сторон – с внешней и внутренней – и делает ясное разделение между внешним пониманием царства Бога – о целях и путях Бога и внутреннем понимании царства Бога, – о возможности для каждого вступить в него.
(Мф. XIII, 1–9; /Мр. IV, 1–9; Лк. VIII, 4–8/)
Иисус вышел из дома,
сел у моря.
И собралось к нему так много народа, что он с берега вошел в лодку. А народ стоял на берегу.
И сказал: вот стал хозяин
сеять.
И попали одни семена на дорогу, и птицы поклевали их.
Другие попали на камень, и живо проросли и взошли.
А как пригрело солнышко, тотчас и завяли, потому что не было под ними материка, чтобы укорениться, и засохли.
Иные попали в репьи и взошли; репьи и задавили их (и не налило зерно).
А еще иные попали на добрую землю, и выросли колосья и налили, и которое дало сам – сто, которое сам – шестьдесят, которое сам – тридцать.
У кого есть смысл, тот поймет.
В бесконечном, непонятном мире людей – послано кем-то – явилось разумение. Разумение рассеяно во всех людях, как бесчисленное количество зерен рассеяно севцом по всему полю: рассеяно и по дороге, и по камням, и по репьям.
Как севец знает, что есть дороги, камни, репьи в его поле, что пропадает много зерен, он знает, что все-таки спорей сеять по всему полю, знает, что, несмотря на пропажу, много зерен вырастет и урожай будет, – так рассеяна и жизнь разумения в людях: пропажа будет, но и урожай будет. Несчетные зерна дают урожай не от каждого поровну: но большая доля погибает, они не нужны; другая же доля дает сам – сто, сам – шестьдесят и сам – тридцать. Так же и жизнь разумения рассеяна во всех людях: одни теряют эту жизнь, другие возвращают ее сторицею.
Севец сеял зерна, и ему нужны только зерна, и он соберет только зерна.
Таинственный сеятель сеет жизнь разумения, и он соберет только жизнь разумения. Те люди, которые имеют жизнь разумения, те нужны севцу; те, которые утратили ее, те не нужны ему. Все были зерна, но одни погибли в зерне, другие – в ростке, третьи – в былке.
Так и люди – одни прежде, другие после утратили жизнь разумения. Только те, которые берегут в себе разумение, чтобы не перестать быть жизнью, быть тем, из чего они вышли, те только живут; остальные погибают.
Таков внешний смысл. Одни люди, как зерна, попавшие в дурную землю; как будто предопределены на погибель, другие – на жизнь с избытком. Но, сказав эти слова. Иисус прибавляет тотчас: «У кого есть уши слышать, пусть слышит». Он говорит те слова, которые он прибавляет всегда, когда можно ложно понять его слова, когда смысл может быть двоякий.
Ту же мысль о том, как мы можем понимать цель Бога и образ участия его в жизни мира, выражает и другая притча о сеятеле (Мр. IV, 26–29).
(Мр. IV, 26–29)
И сказал: таково царство Бога, как если бы хозяин кинул семена в землю.
Он сам спит по ночам и встает днем, а семена прорастают и бухнут, а он и не знает как.
Земля самородно растит зерно, прежде былку, потом колос, а потом в колосе наливает зерно.
И когда усохнет зерно, тотчас посылает жнецов, потому пришла пора жатвы.
Разумение дает жизнь людям, но источник разумения Бог, тот Бог, которого никто никогда не знал, не управляет людьми, как тот мужик, который посеял зерно и забыл про него; он знает только свое и принимает его – это разумение; как мужик убирает с поля то же зерно, которое он посеял, так разумение в людях соединяется с источником разумения.
Ту же мысль выражает притча о закваске.
(Мф. XIII, 33)
Царство небесное как закваска. Взяла баба ее, запустила в меру муки, пока вся квашня поднимется.
Баба положила закваску и оставила квашню киснуть, пока сделается тесто.
Бабе больше не нужно ничего делать. То, что она сделала, уже достаточно для того, чтобы вышло то, что ей нужно.
Как земля самородно родит, как квашня сама поднимается, так жизнь разумения самородно живет и не прекращается.
И опять ту же мысль выражает еще притча о сеятеле и плевелах (Мф. XIII, 24–30), но с новым и глубокомысленным значением, дающим прямой ответ на вопрос людей о том, что есть зло и как должен человек понимать зло и относиться к нему.
(Мф. XIII, 24–30)
И Иисус сказал: Вот к чему применить царство Бога: обсеял хозяин себе поле хорошими семенами.
Пришел ночью враг, насеял кистерю сверх хлеба и ушел.
Вот как выколосился хлеб и стал наливать, и оказался кистерь.
Пришли работники к хозяину и говорят: или ты нечистые семена высеял у себя на поле? там кистерю много.
Хозяин и говорит: это не я, а чужой сделал. Работники и говорят: так прикажи, мы выполем кистерь.
А хозяин говорит: не надо полоть. А то станете дергать кистерь – попортите хлеб.
Пускай растет хлеб с кистерем вместе до уборки, а в уборку велю жнецам отобрать кистерь и сжечь, а хлеб соберу и свезу в сарай.
Слова о том, что хозяин сожжет ненужное, а нужное – хлеб – соберет в сарай, прямо повторяют то, что сказано: Мф. III, 12. «Лопата его в руке его, и он очистит гумно свое, и соберет пшеницу свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым».
Здесь определено, кто именно уничтожит ненужное и соберет нужное: это тот, который будет очищать духом.
Дальше будет сказано, что это есть сын человеческий.
(Мф. XIII, 36–43; /Мр. IV, 10, 14–20; Лк. VIII, 9, 11–15/)
И стали ученики спрашивать у Иисуса: Растолкуй нам эту притчу о кистере на поле.
И Иисус сказал им: Хозяин сеет хорошие семена
– это сын человеческий. Поле – это мир людей. Добрые семена – это сыны царствия Бога, кистерь
– это дурные люди.
Чужой – это соблазн. Уборка – это конец жизни земной; жнецы – это власть Божия.
Как собирают кистерь и сжигают, так вот будет при конце жизни земной этой.
Пошлет сын человеческий своих работников, и отберут из людей царства его все обманы и всех делающих дурное.
И бросят их в костер огненный, тогда будет стон и скрежет зубов.
Тогда правдивые просветятся, как солнце, в царстве Отца своего. У кого есть смысл, тот поймет.
ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ
Дух Бога в человеке – сын человеческий; все, что мы знаем о Боге, дает жизнь разумения людям так же, как мужик сеет хорошие семена в своем поле, и они растут.
Среди жизни разумения является что-то похожее на жизнь, кончащееся смертью.
У Луки XVI, 16 сказано: «И отнимется то, что кажется, что есть у него».
Что же такое это подобие жизни? Откуда взялось оно?
Вопрос этот не относится к Богу духу, а только к людям. Бог дух – источник жизни, сеет жизнь и собирает жизнь. Только глупые работники могут советовать топтать жизнь, чтобы выполоть то, что не жизнь. Жизнь одна нужна, она одна останется, а остального нет для Бога духа.
Временная жизнь кончается, временное все пропадает, погибает; не кончается и не погибает жизнь разумения – одно то, что есть дух, одно то, что от Бога.
В притче этой две главные мысли, два ответа на предполагаемые вопросы:
1) Что есть зло по отношению к Богу?
2) что есть зло по отношению к человеку?
Ответ на первый вопрос тот, что зла для Бога – сына человеческого – нет. Он есть Бог жизни и блага и не знает зла. Так как он Бог жизни и добра, то зла для него нет, и он не может желать уничтожить его. Желание уничтожения зла есть зло и может быть только в людях, а не в нем.
Этот вывод из второй мысли, выраженной здесь только с одной стороны, будет развит впоследствии в учении о не сопротивлении злу.
Сын человеческий дает жизнь и знает только жизнь в разумении, и потому всякий человек, перенося свою жизнь в сына, в духа, не может знать зла и потому не может противиться ему.
Вторая мысль и ответ на вопрос: что же есть, то, что мы, люди, называем злом, – состоит в том, что-то, что мы называем злом, есть свободное удаление от света и погибель, про которую сказано в беседе с Никодимом, есть то, что свет пришел в мир, а люди ушли от него.
