Тихон Владимирович Тверез
Сеть сознаний

Полная версия

Пролог

Маленькая, летящая в пространстве частичка, сама являющаяся пространством для других еще более мелких частиц, просто-напросто фотон, жила своим наиважнейшим предназначением – движением. Частица-переносчик несла в себе заряд, не зная, куда и зачем, но такова была судьба частицы, и сложно было бы ожидать от нее чего-то другого. Когда-то иное время-пространство дало ей рождение и толчок – и ничего в ее судьбе уже нельзя было изменить, частичка будет лететь без цели и осознания, без верха и низа, без начала и конца до того момента, пока на ее пути не встретится то, ради чего и начинался этот путь. И потом после гибели или перерождения у мельчайшей частички только два пути: либо бесцельно изменить структуру того, с чем она встретилась, либо, встретившись, не только изменить, но и обогатить сознанием жизни. Но главное – частичка-переносчик когда-то была чем-то другим и уже выполнила свое предназначение и, возможно, выполнит еще одно – последнее.

Встретившийся на просторах Вселенной огромный для частички объект, состоящий из неисчислимого количества других частиц, давно заметил маленькую гостью, летящую навстречу с огромной скоростью, но никак не отреагировал. Околосветовая встречных частиц никак не могла повредить объекту, но зато могла дать хоть какую-то информацию в пустоте окружения, и объект, когда-то созданный людьми кристалл квантоума в защитной оболочке, стоически принял удар. Быстрая частичка попала в принимающее поле сканера и погибла, но смогла своим изменением себя и поля дать нужную информацию. Квантоум рассчитал направление полета и срок жизни частицы, после чего принял решение следовать по новому пути. Последняя свободная энергия была потрачена на маневровые, модуль повернул и направился к возможно-ближайшей звездной системе или что там может быть. Для маленького маршевого гравитационного двигателя-реактора модуля нужна была энергия, которую могла дать не пустота, а что-то материальное. Энергия нужна была всем системам модуля и главное – контурным полям самого квантоума, где уже долгое время-пространство существовали два запертых энергоряда – человеческого и фогги. Их сохранение и было для модуля-квантоума главной целью и задачей. До ближайшей материи лететь было далеко, и квантоум принял решение еще сократить жизненное пространство, по сути ресурс для двух запертых внутри него сознаний. И нескоро, совсем нескоро на его пути стали встречаться еще частицы, а потом появилось и реальное подтверждение правильности пути – впереди тускло мерцала туманность, скопление частиц, во что-то уже образующихся в этой неизвестности, но главное – для модуля с двумя сознаниями внутри это была возможность выжить. И квантоум рвался вперед свозь пустое пространство за энергией и информацией, по большому счету тоже являющейся энергией.

Глава 1

Здание гало-музеума было небольшим по современным меркам, но одним из самых древних, построенных еще в первые года колонизации, когда Лунный городок был действительно Лунным городком, точнее, собранными на небольшой территории модуль-кампусами вокруг космодрома, научными комплексами и первыми центрами добычи-переработки ископаемых – эти скудные постройки и были тем самым городком. Это сейчас, через почти полвека, название Лунный городок закрепилось за целиком обжитом человеком естественном спутнике Земли, а тогда никто и предположить не мог о таких масштабах.

Действительно маленький, по сравнению с другими, защитный климатический купол гало-музеума был еще и одиноким – на многие километры вокруг не было ни одного строения ни на поверхности, ни под ней. Естественный ландшафт планеты, сохраненный здесь в первозданном виде, с кратерами и изломами гор и холмов, скоплениями камней и пылевой рябью поверхности оставался таким, каким был всегда, и сам являлся частью музеума. Защитный небольшой купол, куда от главного космодрома вела отдельная лента закрытой трассы монорельса, как раз и находился внутри, как считалось, самого древнего кратера спутника, небольшого, но с высокими отвалами породы, и был местом непрекращающегося паломничества туристов и любопытных. Действительно, несмотря на небольшие размеры самого видимого купола, под поверхностью комплекс представлял собой огромную сеть демонстрационных залов, гало-стендов и архивов, где была собрана, ни много ни мало, вся история не только Скопы, но и всей эволюции человечества. И что немаловажно, история друзей фогги, разумных энергосущностей, чья многомерная туманная и мерцающая планетка-дом висела недалеко от матери-планеты людей. Правда, поток посетителей, постоянный, но небольшой, последнее время был направлен почти весь только в один сегмент музеума – к гало-стендам, посвященным новейшей истории, а конкретнее, взаимодействию и контактам с расой «странных», воинов-одиночек. К ним интерес не иссякал, во многом благодаря произошедшим в недавнем прошлом в Скопе событиям – удачному захвату сепаратистами планеты Марс и всего эксклава Корпомарса, со всеми орбитальными верфями, инфраструктурой, преимущественно военной, и главное, населением, мнения о котором в Скопе разделились: кто-то считал этих людей заложниками, кто-то сепаратистами и революционерами, а кто-то просто зомбированными, чье сознание, энергоряд был обработан. Как бы то ни было интерес к «странным» не иссякал, и многие хотели разобраться, кто же это такие, существа из другого рукава галактики, с помощью которых сепаратисты под предводительством Асера Гугли и захватили власть в Корпомарсе.

Кроме сегментов, работающих ради нескольких групп посетителей и пары-тройки одиночек, комплекс был пуст – во всем музеуме не было почти никого, кроме дронов-смотрителей и нескольких гидов. Архив вообще был на девяносто процентов законсервирован, исследовательские лаборатории большей частью просто не работали. Да и весь этот сегмент Университета Скопы, главной образовательной системы сообщества, был погружен во тьму забвения. И студенты, и преподаватели, и администраторы главного университета не были горячими приверженцами музеума, предпочитая работать и учиться в других центрах знаний, разбросанных по всему обжитому пространству.

Но все-таки и здесь в пустом зале для «лентяев», как его называли сотрудники музеума, наполненном старыми инфокапсулами, для тех, кто не хотел сам перемещаться по многочисленным демонстрационным залам или использовать банальную инфоауру, мелькнул свет. Загорелся ободок стоящей в крайнем ряду ближайшей ко входу инфокапсулы, и крышка съехала на сторону. В огромном полутемном зале небольшой периметр пространства осветился, и из капсулы поднялся молодой человек с пробивающейся курчавой бородкой и темнеющей полоской усов над верхней губой. Поправив складки слежавшегося легкого комбеза лабораторий, потер глаза, привыкая к яркому свету, странно улыбаясь, облизал давно слипшееся губы и, резко выбросив руку, промахнулся по закрытому стакану с водой, стоящему на бортике инфокапсулы. Стакан грохнулся на пол, звук разнесся далеко в пустом зале – и сразу загорелся свет, освещая ближайшие капсулы. Молодой человек оторопело уставился на растекающуюся лужу, к которой уже спешил дрон-уборщик. Странная шальная улыбка на лице превратилась в сконфуженную, молодой человек откинул со лба патлы волос и, схватив брошенный рядом с капсулой рюкзак, бросился к выходу. Крышка капсулы и дверь входа за молодым человеком закрылись одновременно, и он уже бежал по коридору, стараясь ненужным топотом не привлекать внимания систем слежения музеума – хватало и того, что свет загорался по мере продвижения бегущего.

Свернув в очередной коридор, молодой человек заскочил в третью по очередности дверь и только здесь в своей лаборатории наконец-то выдохнул. Внутри все смеялось, но рассмеяться в полный голос, как того и хотелось, веселый молодой человек не успел. От стоящего недалеко стола, сидевший там и что-то писавший полуседой маститый старикан поднял тяжелую голову, поправил съехавшие древние очки на массивном носу и как-то очень уж строго посмотрел на молодого сотрудника. Тому сразу расхотелось смеяться – действительно, использовать ресурс главного квантоума музеума для личных целей было строжайше запрещено, и выговор с занесением в личное дело мог подпортить рабочую карьеру сотрудника. А главный – и что только он тут делает, ведь в лаборатории не было никого – не отличался попустительским отношением к работе сотрудников лаборатории.

– Ясно, – Главный спустил обратно вниз по длинному с горбинкой носу очки и еще строже, если такое, конечно, возможно, посмотрел на молодого сотрудника. – Я тебе, Гарик, сотню раз говорил не играть в свои игрушки на рабочем месте. То есть играй, пожалуйста, сколько влезет, но в свободное от работы время и не на главном квантоуме музеума – он не для этого предназначен.

– Простите, Альберт Геворкович, но ведь я …

– Гарик, я знаю, что ты все уже сделал, в этом отношении ты молодец, в отличие от остальных лентяев. Но ведь нельзя же использовать главный квантоум для игр в стрелялки! И вообще, как ты туда проник, ведь я недавно поменял все защитные блоки системы? – Главный с улыбкой смотрел на Гарика, тот как-то стеснительно усмехнулся.

– Дак я, Альберт Геворкович, отсюда, – Гарик показал на лежащую на своем столе неактивную инфоауру, – и заходил. Это когда работу делал, а в работе мне понабились мощности, вот я блокираторы и снял, а потом …

– Ясно. Руткит мне на стол, – Альберт Геворкович сердито хлопнул ладонью по столу. Смуглое лицо чуть побелело – старик был действительно сердит. – И если бы не твоя работа по этим сетевым конструкторам – выгнал бы тебя к … к … Ладно. – Старик проследил взглядом за рукой Гарика с виноватым, но хитрым лицом кладущего на стол накопитель. – Я сейчас заново поменяю все настройки и больше в сеть ты отсюда не выйдешь. Только по работе, – смотря на хитрую рожицу младшего сотрудника, внутренне усмехнулся. – Теперь у меня к тебе две новости, сам решай, какая приятнее, – усмехнулся уже открыто.

– Альберт Геворкович! Разрешили?

– Да, Гарик, разрешили. Из-за этого я и приехал. Ты можешь использовать ресурс Университета для этих целей. Они говорят, что за четверть века еще никто не смог предложить лучшего решения по поиску того кристалла. А ты оказался еще и упертым малым… Это они так сказали.

– Да просто мне было интересно, как найти. Ведь всё оставляет след в Едином инфополе, и нельзя совсем что-то потерять.

– Ну да, ну да. В общем, берись за работу. Немедленно, пока ресурс центрального квантоума свободен. А то, как дали разрешение, так и отзовут, там и кроме тебя работы хватает. У тебя допуск в Университет на неделю и три-четыре часа на работу с сетью. Так что все от тебя зависит.

– Ура! – Гарик просто не находил слов для выражения восторга. Это ж надо, младшему сотруднику одной из лабораторий музеума разрешили три часа проработать на главном квантоуме университета! Да это просто мечта!

– И вторая новость (тут Гарик насторожился). Мне придется сообщить отцу о твоих… хм… стрелялках. Согласись, это непозволительно использовать…

– Святая Мать! Отец вышел на связь!? – теперь лицо Гарика просто лучилось счастьем. – А мама как?

– У них все хорошо. Потом посмотришь запись. Но домой они не скоро, ты знаешь. Так что у тебя куча времени начать вести нормальный образ жизни, а не играться в сети. Ладно, – Альберт Геворкович посмотрел на сотрудника внимательнее. – Беги, смотри передачу. Я тебе на столе файл оставил. Личный код введи и …

Договорить старик не успел. Гарик бросился к своему столу и, активировав ушную капсулу связи, открывал пришедший за несколько тысяч световых лет файл, только что переданный космическим агентством Скопы сыну командира дальнего разведовательного корабля. Пока квантоум пропускал разрешенную информацию, Гарик вспоминал… И ему казалось, что он уже видит на экране лица матери и отца и такую уютную, по его представлениям, обстановку маленькой рубки разведкорабля.

Родителей, как известно, не выбирают, и Гарику, точнее Игорю Иановичу, как его иногда называли, привелось родиться сыном одних из самых известных людей в Скопе. И не просто известных. Во многом благодаря этим людям, его родителям, и была когда-то создана Скопа. Иан и Лиз, отец и мать Гарика, сейчас дальние косморазведчики, в прошлом сделали много для эволюции своей расы и не только. Благодаря им, ну, конечно, не только им, а многим и многим, человечество обрело друзей фогги, друга и соратника Ливита, защитило себя от многих угроз и даже угрозы уничтожения. Гарик, как и все, знал историю, но для него родители были просто родителями, самыми нужными и близкими людьми, наставниками и учителями. И воспринимал он их только как родителей, а не как известных и, естественно, могущественных людей Скопы, уважал их за то, что они именно такие, какими и были в повседневной жизни, и благодарил судьбу за то, что у него такие учителя и наставники. И никогда не огорчался на то, что редко видит отца и мать. Отец однажды сказал, что главное для разумного существа – выполнить свое предназначение, делать то, что больше всего необходимо твоему роду, и не только расе людей, а всей Скопы Сознаний, и Гарик был полностью согласен с ним. Он понимал, что раз часто нет родителей рядом, нужно больше стараться быть достойным их, и это и есть им поддержка на их нелегком пути. А моменты, когда им удавалось увидеться, и были самыми счастливыми в жизни юноши.

На экране мелькнул логотип космического агентства, и тихий голос спросил, готовы ли принять сообщение. Гарик ответил утвердительно, и вскоре взору открылась маленькая рубка с двумя креслами в центре, пока пустая. Так бывало всегда, когда приходили редкие пакеты данных. Потом картинка изменилась и на экране возникли два улыбающихся лица. Теперь для Гарика не существовало никакого мира за пределами этого маленького экрана, и никакая инфокапсула не смогла бы настолько погрузить в псевдореальность и занять все его существо так, как это делало короткое приветствие простого инфопотока с простой настольной умки.

* * *

– А что такое реальность, Райн?

– Реальность – это когда ты зовешь меня по имени, а я осознаю себя тем, кого ты зовешь. И осознаю глубоко, гораздо глубже, чем мы можем себе представить. Реальность – это осознание себя как живого существа со всеми его возможностями и ограничениями.

– А мы реальны, Райн?

– Наверное. Понимаешь, Ку, фогги не такие, как люди. Наша реальность – это ощущение себя частью своей расы, частью нашей планеты-дома. А если мы предаем ее, потеряв свое тело, не влив его в собственный дом, как сделал я, мы уже не можем считать себя реальным. Ведь где бы фогги не закончил свой жизненный путь, наш энергоряд возвращается домой и остается там, пока жива планета.

– Но ведь ты не хотел этого, это решили за тебя. Ведь твое осознание создавало нужную тебе и планете реальность. Просто ты был ранен и не смог достичь цели.

– Значит, недостаточно хотел, точнее, не понимал, что я хочу и какие могут быть последствия. Но дослушай, – маленький светло-желтый туманный сгусток заколыхался, казалось, устраиваясь поудобнее в огромном и пустом без конца и без края во все стороны сероватом пространстве. Сгусток побольше – иссиня-розовый – тоже колыхнулся, продолжая говорить.

– Все, чем я живу и ты тоже, – это воспоминания. И они реальны для меня, это мой энергоряд и, кроме этого, есть еще и надежда, что когда-нибудь я вернусь к своей планете. Тот, кто поместил нас сюда, спасая, обещал мне, что такое возможно. Не скажу, что я в это верю, слишком маленький шанс, что все получится, но надежда многое дает моему энергоряду, понимаешь?

– Да, ты сам себя лечишь и спасаешь. Но все-таки, что такое реальность?

– Ты спрашиваешь, реальны ли наши надежды и воспоминания? Или реальны ли мы, живя надеждами и воспоминаниями?

– Да. Только у меня нет никаких воспоминаний, кроме какого-то света, если это, конечно, свет, и боли, если это, конечно, боль. Я даже не знаю, то, что я ощущаю здесь, можно ли считать воспоминаниями.

– Можно, Ку. Воспоминания – это движение сознания времени, а мы это испытываем, ведь так? Хотя ты ставишь, как всегда, меня в тупик своими вопросами. Я и сам не знаю, реальны ли наши воспоминания о времени, проведенном здесь, но моя прошлая жизнь реальна – в этом уж я уверен. Я чувствую, ты улыбаешься?

– Да, улыбаться я уже научилась … или научился… нет все-таки научилась. Я долго думала над тем, кто я могла бы быть, точнее, кем родится, и думаю, что все-таки женщиной.

– Ну, давай об этом потом поговорим, я хочу договорить про реальность. Хотя вот она реальность: ты определяешь, кто ты, и действуешь сообразно с этим. Но послушай, – иссиня-розовый сгусток тумана побольше чуть сместился в сторону. – Мы создаем свою реальность, но не просто создаем – мы находим подтверждение ей именно в себе, в своем энергоряде и еще в чем-то, что нас создает, что создало наш энергоряд. Я не знаю, что это, но это есть. Это какая-то сила, энергия, позволяющая нам рождаться и существовать.

– А где сейчас эта сила?

– Везде. Ее проявления есть везде, и мы их видим и ощущаем всегда. Это… это… Вот ты видишь меня тут постоянно и иногда просто не замечаешь меня, значит, я и есть проявление той силы.

– Я поняла, ты смеешься.

– Отчасти. Эта сила, назовем ее, например, возможностью, поместила нас сюда и, надеюсь, когда-то освободит. Но я о другом. Мы просто не замечаем этой силы, как люди говорят, не видим того, что перед глазами.

– Я вижу, что нам нужно полетать. Райн, теперь я хочу вон туда, – маленький сгусток метнулся в сторону.

– Ладно, полетели, – сгусток побольше присоединился к меньшому и полетел рядом. – Правда, куда бы не летели, мы все равно окажемся здесь, на этом самом месте.

– Я знаю. Но ведь летать – это приятно. Ощущения создают реальность, и реальность создает ощущения.

– Это так. Мир вокруг и замкнут, и бесконечен. Я могу отлететь в сторону, только пока тебя вижу или ощущаю. Как только ты исчезнешь, я сразу окажусь рядом с тобой. Но вместе мы можем лететь долго, обманывая эту реальность.

– Тогда полетели! – Маленький сгусток рванулся вперед, чуть растворяясь в сероватой мгле. – Догоняй!

* * *

– Догоняй! – мелькнувшая мимо Гарика, разминающегося около беговой дорожки, убегающая девушка тряхнула тремя мелкими косичками и исчезла среди других бегущих – только ветром дунуло. Гарик улыбнулся и тоже рванул вдогонку, но, не добежав, свернул на малый полукруг с одинаковой высоты препятствиями – прыжковыми барьерами. Дорожка под ногами чуть изменила оттенок – диспетчер-автомат спортзала сообщал о недостаточной подготовленности бегуна, на что Гарик никак не отреагировал, совершая прыжки и продолжая увеличивать скорость. Наконец, сбив пару барьеров, на что дорожка окрасилась в красный цвет, свернул на наклонную, но сразу поднимающуюся горкой трассу – бежать по импровизированным холмам было приятнее.

Задорную девчонку с косичками уже не было видно, и Гарик, восстанавливая дыхание, с высоты небольшого холма оглядел спортзал. Народу было немного, преимущественно в тренажерном секторе в центре огромного зала и, – тут Гарик усмехнулся, – почти все с аурой инфосфер на головах – все-таки это не просто спорткомплекс, а спортивный зал главного университета. Сквозь прозрачные стены почти круглого зала, причудливо изменяющийся в оттенках освещения нескольких уровней, был виден окружающий ландшафт планеты-спутника, волею человека оставленный здесь в своем первозданном виде: массивная серая стена кратера вдали и близко – полузасыпанные пылевыми барханами скальные отроги и местами поля причудливо нагроможденных камней. Работающие в комплексах университета люди были мудрые, опытные и понимали, что говорить о первозданности космоса смешно – за лунную экспансию ландшафт изменился везде до неузнаваемости, но взирали на пейзаж всегда с чувством первопроходца, ступившего на нетронутые территории и даже с какой-то гордостью.

Строения главного университета Скопы раскинулись широко и вплоть до настоящего времени расширяли территорию за счет старых нерабочих комплексов добывающей и перерабатывающей промышленности или даже за счет административных и жилых построек. Гарик увеличил зрительные возможности личной ауры инфопотока и рассматривал происходящее у далеких отвесных стен кратера – там строился еще один вытянутый комплекс-зал, наверное, для студенческих аудиторий. Понимая происходящее повсеместно повальное увлечение возможностями университета, активно принимающего в свои ряды новых абитуриентов, усмехнулся. Дело было не в повальной тяге к знаниям или банальной моде. И даже не в привычной за последнее время уже поднадоевшей ментальной рекламе всего и вся. И не в стремлении сталь лучше и умнее, развивать себя, расширить возможности, сделать карьеру и добиться каких-то результатов для себя или для всей Скопы. Все объяснялось довольно просто и одним словом – «Сеть».

А начиналось все просто и банально – с военных закрытых разработок по перемещению дубль-энергоряда, или дубль-сознания человека, в любой принимающий объект – чаще в специально выращенный кристалл, наподобие кристаллов квантоума. И широкой известности данного способа после выхода на контакт с далекими системами «странных» погибшего в неподготовленной инфокапсуле главы Совета безопасности Скопы Владимира Петровича. Сам способ помещения энергоряда в кристалл – по сути, запись сознания, точнее его настроек, был известен давно, но далее дело не шло. Во-первых, индивид переставал существовать в реальном мире – просто умирал или, уже умирая, отдавал запись сознания в кристалл. А во-вторых, дубль-сознание никак не могло контактировать с реальным миром, выносить суждения или предпринимать действия, и даже было неизвестно, способно ли оно осознавать себя или, например, о чем-нибудь думать.

Ситуацию с мертвой точки сдвинул небезызвестный академик, физик тонких материй и ксенобиолог Вальтер Родригес. Будучи похищенным создателями проекта «След эволюции», находясь в заточении, он, спасая энергоряд еще не родившегося ребенка и пострадавшего фогги, смог поместить их сознания в созданный кристалл и даже общаться с ними. После этот блок квантоума с кристаллами исчез при нападении инверсов, но Вальтер Родригес смог восстановить технологию. После, силами научников Скопы, были созданы инфокапсулы, и человек, находясь в такой капсуле, мог перемещать дубль-сознание в другие кристаллы, находясь от них на любом расстоянии, и даже воздействовать на объекты на месте приемника, ментально управляя киберресурсом, например, простым дроном-уборщиком.

И тут снова на пути эволюции поджидали две проблемы. Первая – слишком быстрая трата ресурсов организма человека при перемещении энергоряда. И вторая – бесконтрольные возможности использования инфокапсул всем, кому угодно. Второе было даже более опасным, так как угрозы, например, терроризма никто не отменял, да и после захвата сепаратистами во главе с Асером Гугли Корпомарса с прилегающими пространствами космоса угрозы ощущались более чем реально. Но, как ни странно и, как это иногда и бывает, выход был найден именно в повсеместном распространении инфокапсул и создании сети связи энергокристаллов, или Сети Сознаний.

Медики и ксенобиологи смогли решить проблему растраты жизненного ресурса организма, тем более, что использование Сети, в отличие от использования индивидуальных настроек, не требовало больших трат. А использование именно Сети, похожей на сеть Центров Связи Ливита, работающих на принципах взаимодействия в Едином инфополе, позволило координаторам заранее замечать угрозы в виртуальных и, как следствие, в реальных мирах и своевременно реагировать на них. Правда, одна проблема породила другую, оставаясь неразрешимой и старой как мир, – возможности человека, ментально подключенного к сети были неизмеримо выше возможностей древних хакеров и «онлайнеров» и тем более любителей навязывать свое мнение или свои товары и услуги. И, кроме того, эволюцию никто не мог отменить – и людские возможности, и технологии совершенствовались с каждым днем. Общий ментальный-виртуальный мир оказался опасен.

Сеть оказалась настолько заразной, что за неполное десятилетие захватила умы большей части населения Скопы и стала для многих ментальным наркотиком. И даже больше – половина населения просто переехала из реальности в Сеть и выходила оттуда только для восстановления потраченных ресурсов организма. И никакие разъяснения о вреде виртуального мира, призывы к патриотизму или пропаганда и воспитание не помогали. Действительно, очень сложно было призвать человека или фогги отказаться от виртуальности, где он, будучи царем и богом и даже самой Сетью, существующей без любых ограничений, и вернуться в реальный мир, к своему, иногда совсем нерадостному существованию.

Отсюда и возникло повальное увлечение Университетом Скопы и его многочисленными отделениями, разбросанными по всей системе в пределах одного светового года. Просто именно Университет когда-то создавал, а теперь контролировал возможности глобальной Сети Скопы Сознаний и имел огромные ресурсы специально предназначенных для этой цели квантоумов. А несколько лет назад освоенные для этой цели технологии индивидуальных аур, позволяющих присутствовать в сети, не находясь в инфокапсуле, и сотворили массовый приток абитуриентов на всевозможные дисциплины, преподаваемые в университете. От чего университет, естественно, не отказывался. Человечество давно осознало, что главный ресурс – это сами люди, их нужно обучать, настраивать и использовать, и руководство университета недалеко ушло от этого понимания.

Повернувшись обратно к центру зала, Гарик сверил внутреннее время сети с внешним, реальным. Пора было завязывать со спортзалом, полноценной тренировки сегодня не получится, на это совсем нет времени. Да и не для занятий спортом же он получил доступ в главный комплекс университета! Через час прямо внутри подземного комплекса университетского квантоума, в какой-то из аудиторий, соберутся его послушать – Гарику было даже страшно подумать – научные светила Скопы, люди, занимающиеся проблематикой, точнее изучением Единого инфополя Вселенной. Это вам не три квазара. Нужно добраться до общежития, принять душ, одеться и подумать… Думать на самом деле Гарик уже не мог, не от волнения, а просто он все уже попередумал сотню раз до внутренней усталости. Поэтому и решил побегать в спортзале, чтобы хоть немного развеять мысли.

Огромный шар релакс-комплекса висел в сотне метров над поверхностью планеты-спутника, и добраться до подлунных уровней университета можно было несколькими путями. Спуститься на лифте или неспешно по вьющимся каскадам лестниц. Сесть в мобил-капу или в глисс и долететь до гермоворот шлюза, ведущих вниз. Или самым быстрым способом – спуститься по пневмотрубе прямо отсюда, с верхних уровней спортзала, сразу в жилые комплексы. Гарик, естественно, выбрал самый быстрый вариант, еще и пожалев о том, что телепортов здесь, как видно, изначально и не предполагалось.

Дойдя до кабинки пневмокапсулы, Гарик активировал узкий вход-шлюз и пролез внутрь. Мембрана входа, стянувшись, герметизировалась и пол под ногами дернулся, сдвинувшись куда-то в сторону. Момент появления непривычного на спутнике тяготения Гарик как всегда пропустил, но, как мелькнул за прозрачным стеклом кабинки лунный пейзаж, увидеть успел. Через мгновение кабинка провалилась под поверхность, перегрузка еще усилилась, кабинка повернулась – и вскоре замелькали знакомые осветительные поверхности жилых комплексов.

В круглом зале-аудитории, где на привычных для студентов местах расселись члены комиссии для обсуждения проекта, от хохота, казалось, подпрыгивали даже столы. Самый язвительный смех звучал с верхних рядов амфитеатра – там, «на камчатке», принципиально расселись противники проекта, подчеркивая свое неуважение к докладчику – даже не студенту, а просто какому-то модератору и даже не университета, а заштатного отделения музеума. Гарик, чуть покрасневший от такой реакции на слова оппонента, посмотрел на первые ряды, где втроем сидели люди, от кого более других зависело, примут ли его проект или нет. Проректор университета, пожилая женщина в ученой мантии, даже не отключала ауру инфопотока, общаясь с кем-то за стенами аудитории. Двое других членов комиссии – инженер инфосетей университета и старший преподаватель отделения теории Единого Инфополя – улыбались в усы, стараясь не проявлять неуважения к докладчику.

– Скажите, вы вообще понимаете, о чем говорите? – голос сверху выдерживал снисходительные нотки, но явственно слышалось неприятие и даже презрение к человеку, посмевшему судить о самой сути вещей. – Если мы правильно поняли, вы пытаетесь нам втолковать, что Единое инфополе находится только у нас в головах и мм… Как вы говорите? Мы можем создать в своей голове лестницу и потом по ней подняться на верхний этаж. И этаж создать тоже?

– Молодой человек, я понимаю, вам не может быть стыдно за то, что вы отняли столь необходимое университету время у ответственных людей. Это в силу вашего возраста. Но я надеюсь, глубокоуважаемая комиссия поняла всю несостоятельность этого ммм… проекта, – другой говоривший с середины амфитеатра посмотрел на первые ряды. – Университет – это вам не балаган и он не может тратить необходимый для всей Скопы ресурс на сомнительный проект. – Заметив, что проректор чуть повернулась назад, продолжил с нажимом. – Мне кажется, вы очень вовремя рассмешили комиссию и теперь…

– Теперь мы продолжим обсуждение, – проректор полуобернулась к говорившему, попутно кивая стушевавшемуся Гарику. – Говорите, молодой человек. По этому проекту есть различные мнения, это не должно вас смущать.

– Сейчас идет обсуждение только состоятельности проекта, – в разговор вступил инженер инфосетей. – Но мы уже провели необходимые тесты и у нас трехпроцентный М-сдвиг, – улыбнулся Гарику. – Это прекрасный результат. Скажите, а как вы догадались о таких возможностях квантоума? Ведь вы не ученый.

– Ну… я играл и во время… – Сверху снова раздался смех, но Гарик справился. – Понимаете, виртуальный мир дает возможности создавать происходящее, и я подумал, что мысли тоже виртуальны, а потом…

– Значит, мы обсуждаем возможности простой игровой стрелялки? – голос сверху зазвучал еще язвительнее. – С элементами стратегии?

– Дайте ему договорить.

– Послушайте. На моем отделении университета был курс по нейронной теории. А сейчас я, по сути, говорю о так называемом законе динамической поляризации нервной системы. Конкретно о свойстве полей нейронов и полей энергии макроэргических соединений, таких как АТФ. Еще конкретнее – о только недавно открытых свойствах, называемых полями нереальности.