Тихон Владимирович Тверез
Сеть сознаний
Голоса стихли, проректор внимательно посмотрела на Гарика, тот почувствовал себя увереннее.
– Мне было бы очень интересно проверить ваш уровень знаний, – старший преподаватель отделения теории Единого инфополя смотрел с интересом. – Не мог предположить в вас тягу к изучению столь сложных процессов. Простите, что перебил.
– Да я больше в теории, – Гарик чуть снова не начал смущаться. – И еще я торсионкой занимался. А еще у нас курс по Центрам связи Ливита был, точнее практика в инфосети. Ну я и проверил некоторые идеи. Так вот эти поля, если Сеть дает достаточно мощности, способны легко создавать, точнее моделировать, точки, в которых происходит материализация объекта. Это я сначала так решил, а потом понял, что это не материализация, а просто виртуальное перемещение к уже имеющемуся объекту посредством Единого инфополя.
Смешливый шепоток стих, в аудитории повисла гробовая тишина.
– Вы ээ…, молодой человек, имеете в виду, что возможно просто представить, где находится что-то, – и Единое инфополе покажет к этому дорогу? Я вас правильно понял? Виртуально? Но ведь Единое инфополе так не работает.
– Дорогу – виртуально, но если ее пройти, искомый объект будет более чем материален. Но он будет находиться сразу во многих мерностях, и тут есть свои сложности. А инфополе так не работает, вы правы, но есть одно исключение – это те самые поля нереальности. Они ээ… как бы обманывают инфополе, закладывают в него несуществующий в реальности объект. А сектора нашего энергоряда, находясь в полях нереальности, воспринимают данные инфополя как игровой, несуществующий объект, тем не менее являющимся реальностью.
– Обмануть Единое инфополе – это немного самонадеянно с вашей стороны. Но вот мерности. Вы имеете в виду наложение мерностей?
– Ага, – Гарик позволил себе улыбнуться, – это как в виртуальных игрушках, знаете, такие, где игрок свой мир создает внутри другого? Вот как раз на таких и проще всего проверить проявление полей нереальности. Я тогда первую программу и написал. Это еще на старом квантоуме музиума.
– Вот как, – инженер инфосетей университета раздумчиво покачивал головой. – Логически предположить, что вы просто разобрали инфокапсулу?
– Я…– Гарик чуть не начал моргать глазами, изображая невинность, как перед Альбертом Геворковичем, но вовремя спохватился. – Я только немного начинку…
– Он что, уже проверял перенос дубль-энергоряда со своими настройками? – проректор посмотрела недоуменно на членов комиссии и совсем неласково на Гарика. – Ты хоть понимаешь, как это опасно?
– Не волнуйтесь, Тара Световна, я уже проверил данные биорегена капсулы, – инженер вывел на экран схему и алгоритмы гарикиных мудрствований. – С ним все в порядке. Игорь Ианович, ты что и личную инфоауру перенастроил?
– Ну да. Я в основном с инфоауры и работал. Только там мощности не те, – довольный вид Гарика никак не соответствовал раскаянью, звучавшему в голосе.
– Мне кажется, нужно поработать с вашим первым алгоритмом. Мне представляется, что, отталкиваясь от исходного, мы еще больше повысим производительность, – оба усатые, инженер и старший преподаватель, задействовали инфоауры, на главном экране аудитории быстро бежали строчки данных. Тишина в зале ощущалась все явственнее, время растянулось.
– Значит, мы можем смоделировать тот самый потерявшийся блок квантоума, в каком бы сегменте галактики он ни находился в данный момент времени и вычислить дорогу к нему, реальному? – Тара Световна снова активировала инфоауру. – Внимание! – Амфитеатр мягких кресел повернулся к ней, головы в них сидящих людей покрылись матовыми полусферами инфоаур. – Здесь у всех есть доступ в приемник Центра Связи. Предлагаю дальнейшее обсудить с Ливитом. Все доступные данные по этому проекту поступают вам непосредственно. – Игорь Ианович! – Гарик оторвался от созерцания главного экрана. – Через десять минут у вас будет допуск, пока только в приемник, готовьтесь.
Инфоаура вокруг головы Тары Световны потемнела еще сильнее.
«Вот это да!» – Гарик чуть не задохнулся от избытка чувств. Ему могут дать допуск в сам Центр Связи! Наверное, и с Ливитом можно будет поговорить! С энергетической субстанцией, живым банком данных, самой известной в Скопе внеземной сущностью Гарик общался только раз еще на первом курсе университета по общей программе ознакомления. Второй раз такое удается редко кому, это тебе не три квазара. Только сейчас Гарик сообразил, что предварительное голосование по проекту уже прошло, его работа принята, и теперь с интересом разглядывал людей под матовыми полусферами, чьи сознания были где-то далеко от этой маленькой студенческой аудитории.
* * *
Утро как-то не заладилось. Точнее, не заладилось еще с ночи, когда Альберт Геворкович от бессонницы залез на общественные каналы инфосети. Поменяв несколько виртуальных пространств, он попал на шоу голосов, где новые звезды открывали свои таланты. Пели хорошо, исполнитель сам выбирал пространство, куда погрузить слушателя в зависимости от его предпочтений, и Альберт Геворкович увлекся. И естественно, переживая за понравившегося исполнителя, не спал до утра, ожидая результатов конкурса. И отдохнуть не отдохнул, и выиграла конкурс какая-то слюнявая девчонка в платье из дождевых струй. Тьфу, левый протуберанец! Биореген, конечно, восстановил потраченные ресурсы организма, но ментальная усталость осталась.
Встал Альберт Геворкович поздно, естественно, проспав сам себе установленные часы пробуждения. Потом сломался синтез-комбайн, одежда в гардеробе оказалась влажной после обработки, и, голодный и не выспавшийся, да еще и мокрый-помятый, главный оператор гало-музиума натянул наружный «скаф» и поехал на работу. И – кто бы сомневался! – полоса невезения продолжилась.
На полпути его одноместный глисс попал в пробку, что было более чем странным. Впереди несколько трасс, вьющихся среди нагромождений построек мегакампусов, оказались перекрыты, и полностью забиты транспортом, наверное, из-за какой-то аварии. Только вот аварию таких масштабов Альберт Геворкович представить не мог. Потом странности продолжились. Отказала личная аура инфопотока, аура не передавала не то что картинку, а даже данные личного «скафа» прочитать было невозможно, так же и на личный браслет не приходили никакие новости. Хорошо, что запруженные мобилями, глиссами и тяжелыми челноками трассы быстро рассасывались с помощью дорожной полиции.
Перед начавшим клевать носом главным оператором музеума возник дрон-полицейский. Попросив разрешение, развернул глисс старика и направил его по узкому коридору в боковое ответвление. Там Альберт Геворкивич сам взял управление, но выпутаться из перекрещивающихся трасс и нагромождений строений – все-таки почти центр главного кампуса, сразу не получилось. В конце концов пришлось пролететь через какой-то строящийся комплекс, еще пару минут потерять, проходя под аркой мерцающего огоньками сканера. Наконец его пропустили, и почти обессиленный старик вырвался в полупустой воздушный коридор, с облегчением активировав автопилот. Отсюда до места работы было еще минут десять лету.
С трудом вместив глисс на пустое место заполненной парковочной ветки, старик направился к зданию. Инфоаура не работала, браслет тоже, но сквозь обзорный щиток скафандра был виден посветлевший оттенок защитных куполов – судя по всему было уже обеденное время. Народу перед зданием оказалось порядочно, и приходилось буквально пробираться сквозь толпу. Пройдя шлюзование, старик, наконец-то попал в вестибюль родного музиума и, стянув маску, направился к сидевшей за стойкой девушке-координатору. Та как всегда улыбалась, но глаза смотрели немного настороженно на осунувшееся лицо Альберта Геворковича.
– Здравствуйте, Эточка. Я немного опоздал, у вас все в порядке?
– Все хорошо, Альберт Геворкович. Видели, что на улице творится?
– Ага. Странно.
– Кто-то пустил слух по инфосетям, что в гало-музеуме тестируют новые инфоауры для просмотра экспонатов. И что эти ауры на порядок лучше всех других. Новые пространства, возможности и так далее. В общем, чья-то глупая шутка.
– Понятно. Ну, хоть, может, посетителей в музеуме прибавится. Сообщений мне не было? У меня инфоаура отказала.
– Как это? Она что, сломалась?
– Не знаю. Так сообщений…
– Не было, Альберт Геворкович. Все сотрудники на местах, справляемся.
– Хорошо. Я тогда пойду в кафетерий, а то поесть я не успел. Да потом инфоауру надо сменить.
– Хорошо, Альберт Геворкович.
Поесть старику не удалось. Он только набрал на поднос упаковок с едой и, разместившись за столиком, открыл первую с любимым ароматным рыбным супом, как раздался далекий резкий рвуще-скрипящий звук, переходящий в грохот. Столик покачнулся, суп разлился по поверхности, заляпав упаковки и не снятый «скаф» старика.
Быстро сообразив, что случилось нечто серьезное и именно в его родном музеуме, Альберт Геворкович бросился из кафетерия в вестибюль. Проскочив мимо ошеломленно замершей у входа Эточки, бросился к мембране телепорта для сотрудников, ведущего в административные помещения – звук, по прикидкам, шел именно оттуда. Попав из мембраны телепорта в знакомый коридор, откуда до дверей личного кабинета оставалось метров двадцать, Альберт Геворкович ошеломленно замер, впав в ступор не хуже Эточки внизу. И было отчего.
В коридоре шел реальный бой между боевым дроном, по смутно знакомым очертаниям, разведдроном пространственных войск Скопы, и непонятной кляксой переливчатого, неопределенного цвета. Клякса, наверное, тоже дрон, просто в камуфляже, испускала сероватые сгустки энергии, неуловимо быстро впечатывающиеся в силовой кокон разведдрона и там взрывающиеся короткими бело-синими вспышками. Разведдрон – серая плоская блямба с двумя короткими манипуляторами по бокам, хаотически перемещался по пространству коридора, стараясь не попадать под удары и отвечал двумя вьющимися лазерными хлыстами. Все в коридоре было разворочено, валялись выбитые двери и куски обшивки стен, просто издырявленных наподобие мягкой губки, висели вывороченные световые ленты и провода. В конце коридора как раз в кабинете Альберта Геворковича рухнул потолок, из двери торчала разрезанная и оплавленная массивная металлическая балка, по всей видимости и издавшая при падении тот самый звук.
Рядом, прошивая мембрану телепорта, ударили несколько сероватых сгустков, и Альберт Геворкович понял, что серая клякса стреляет именно в него, но отреагировать не сумел – у старика просто отказали ноги. Блямба разведдрона сменила позицию, закрывая силовым коконом старика. Интенсивность ударов возросла, но сгустки уже не прошивали пространство в непосредственной близости, и Альберт Геворкович в бессилии опустился на пол. А еще через три секунды скоротечный бой закончился.
Блямба разведдрона вдруг сменила цвет с серого на черный, защитный кокон исчез, но в сторону кляксы ударил поток матового света. Бьющий от нее поток сероватых сгустков сразу исчез, клякса как-то накренилась, потухая, и рухнула на заваленный обломками пол. Разведдрон хлестнул по ней еще раз боевыми лазерами, и Альберт Геворкович впервые в жизни явственно ощутил, что такое тишина. Правда, пришедшая с прекращением боя тишь длилась недолго – запищала запоздавшая система аварийной эвакуации, откуда-то издалека донеслись звуки полицейских мобилей.
Вися в пространстве коридора блямба разведдрона развернулась к старику, и на матовой поверхности диска возник оранжевый значок разгерметизации, раздался предупреждающий сигнал опасности, известный каждому со школьной скамьи. Убедившись, что Альберт Геворкович понял и натянул защитную маску, дрон видоизменился, превратившись в вытянутую снаряд-капсулу, защитные оболочки просто свалились на пол. Через полсекунды разведдрон исчез, пробив собой защитный обзорный потолок коридора и уйдя ввысь. Писк аварийной системы сменился на прерывающийся вой, сообщая о разгерметизации помещения. Сидя на полу и подняв голову, старик рассматривал небольшую дыру в потолке, не сомневаясь, что дрон так же легко пробил и внешний купол, уйдя в открытый космос.
* * *
Внештатный сотрудник четвертого отделения контрразведки Скопы Еж Петрович Перри, по словам сослуживцев, звезд с неба не хватал и вообще единственное, что не давало выбросить его с треском со службы, – это знание нейропрограммирования и четкое ориентирование в сетевых пространствах. А то бы место такому индивидууму где-нибудь модератором в сетевом кафе в городских трущобах. Еж Петрович был долговяз, нескладен, неинтересен и незаметен, что было, скорее, плюсом при такой работе. Такой человек в себе, мало обращающий внимание на окружавший его реальный мир, и как следствие, постоянно попадающий в какие-нибудь глупые ситуации. То на чужом мобиле уедет, то не в тот телепорт попадет и окажется непонятно где, то несвежей едой отравится, а то и чего похуже. Недавно вообще устроил пожар в своем кабинетике – чайку решил подогреть на штатном нейропарализаторе. Это ж надо додуматься! Примотать кружку с чаем скотчем к панели управления личной сетью, досыпать в воду стимулятор и нейропарализатором туда с близкого расстояния! Выговор-то ему, конечно, впаяли, но раскаянья никто не увидел. Что уж, логику-то идеи человек обосновал и неважно, что идти до кафетерия три шага, времени у него, что бы вы думали, не было!
Сейчас Еж Петрович, уставившись на потухшую панель управления мобилем, куда он сунулся, не деактивировав магнитных перчаток, пытался понять, как такие казусы случаются в его судьбе. Ну не должен человек, занимающийся какой-то важной проблемой, думать о перчатках! И неважно, что мобиль – простой глисс, а скаф – боевой и что даже своевременное предупреждение, настроенное им самим о необходимости отключения режимов, прозвучало. Он его просто не услышал, занятый размышлениями! Придется теперь пешком идти, саморемонт мобиля тоже, наверное, перегорел.
Выбравшись наружу, Еж Петрович прикрыл давно сломанную дверь гаража и направился к расположенной за соседним зданием ветке парковки общественного транспорта. Дошел благополучно, если не считать того, что, активировав на максимум инфопоток личной ауры, – не терять же время на праздную прогулку – вляпался в незастывший жидкий пластик – тротуар ремонтировали. Выбрав на стоянке одноместный скут-глисс, вовремя вспомнив, почему пошел пешком, проверил деактивацию режимов скафа и наконец-то выбрался на заполненную мобилями трассу. Включив автопилот, откинулся в кресле. Теперь полчаса можно расслабиться и подумать.
У Ежа Петровича была одна особенность – думать и решать поставленные задачи он полноценно мог только в Сети, погружаясь в виртуальное пространство и, надо сказать, действительно прекрасно в нем ориентируясь. Сейчас перед ним, да и перед всем центром переработки информационных потоков, где почти все сотрудники не были зачислены в штат контрразведки, но прорабатывали огромные, пусть и не столь важные, объемы информации, задача стояла непростая. И поставлена была руководством без особой надежды на успех, даже дополнительных ресурсов сети не выделили, предлагая пользоваться личными инфоаурами и квантоумом центра. Но работа сразу заинтересовала Ежа Петровича, и он занимался ей во все свободное время, к чести сказать, не прекращая работу с другими информационными потоками.
А проблема, которая и привела к необходимости решения поставленной задачи, была поистине глобальна. В системе образования Скопы намечались реформы, продавливаемые, в основном, частью панлибертэ-элиты, в свою очередь настроенной никем иным, как сепаратистским Корпомарсом, в своей сути являющимся поборником любых революционных настроений и чьей конечной целью ни много ни мало был захват власти в Скопе и, естественно, развал самой Скопы Сознаний. Суть реформы была проста – разрешить использование в школах личных инфоаур с выходом в любое пространство Сети, несмотря на запрет использования таких гаджетов с шестнадцатилетнего возраста. Используя любые возможности и ресурсы, панлибералы и их пособники кричали о нарушении прав человека, об узурпации власти, о полицейском правлении Скопы, пытаясь убедить общественность и настроить недовольных на радикальные меры. Говорили о пользе свобод для развития человека и общества, о более полном образовании человека в виртуальных мирах, о быстрейшем его развитии в достойного гражданина, о научении школьника настоящей полноценной ответственности и даже пользе понимания опасности, поджидающей неподготовленного к этому индивида на виртуальных просторах. Панлиберальная часть элиты, по давней традиции оппозиционная власти, с немалым успехом использовала установки, еще столетия назад заложенные в молодежь, – безразличие к происходящему, так называемый позитивизм революций, глупость, навязанную желанием не признавая своей неучености, нести подсказанную в выборе готовых ответов откровенную чушь и, главное, навязанной мыслью, что только в раннем возрасте человек способен бороться за свои права. Как всегда умалчивая о том, что эти-то установки и создают из людей послушную любой воле инертную массу.
Скрытые, основные по сути, цели и достигаемые результаты были тоже просты. Сепаратисты Корпомарса и местные приверженцы панлибертэ-теории получали огромный людской ресурс для промывания мозгов на самых глубоких, ментальных уровнях. Пусть этот способ и не приводил к одномерности сознания индивидуумов, как, например, пару столетий назад используемая повсеместно система обучения «выбери из данных ответов правильный». Но способ давал возможность учить, настраивать и использовать толпу самым изуверским способом – погружать эволюционно не готовое к такому человеческое сознание в настройки полей, генерируемые самим энергорядом в настраиваемых для этого виртуальных пространствах, когда испуганное и возбужденное глубокое «Я», пусть и получающее от этого удовольствие, не могло оценить адекватно даже самое себя, а не то, куда его ведет изменение окружающего пространства. И происходило такое не просто в нереальном, виртуальном мире, а при задействовании и активации в Сеть самого сознания индивидуумов. Проще говоря, способ давал безграничную власть над самонастройкой любого энергоряда и как следствие – контроль за поведением как отдельных индивидуумов, так и толпы. И бесконтрольное увеличение этой толпы за счет новых адептов-виртуалов.
Теперь известная в веках опасность приобрела новый оттенок. Многие ощущали, что над самим существованием Скопы Сознаний нависла грозная опасность, но бороться с ней на просторах Сети не представлялось возможным. Да, контрразведка, полиция, общественные организации и отдельные люди замечали и фиксировали очаги опасности, но реагировать на них могли только в реальности, что даже для правоохранительных структур было делом сложным и малопопулярным. Действительно, не придешь же арестовывать посетителей сетевого кафе за их путешествия по виртуальным мирам. Такой вой поднимется, что себе дороже. Как говорится, разбомбить не поможет. А внутри Сети проникнуть внутрь личных настроек индивидуума было невозможно – этому противилась не только суть создания самой Сети и ее функциональность, но и само существование использованной для этой цели теории Единого инфополя Вселенной. В общем куда ни кинь, всюду клин. И контрразведка Скопы использовала единственную возможность повлиять на процесс, – наделив правами модератора своих сотрудников, отправляла их в сетевое пространство.
Перед Ежом Петровичем и другими, так же, как он, занимающимися этой проблемой, стояла задача найти способ выявления скрытых подпрограмм Сети, очагов генерации пространств с особыми настройками полей, позволяющих влиять на виртуалов. И сложность была в том, что такие пространства не рекламировали и не навязывали себя – виртуал, используя сетевое пространство, стремясь познать непознанное, подсознательно сам стремился к ним, летя как мотылек на огонь. И естественно, неофициальные модераторы по сути агенты-диверсанты не дремали, используя любую возможность привести виртуала, куда им надо.
Через полчаса реального времени полупогруженный в Сеть Еж Петрович осознал себя сидящим в любимом кресле в своем кабинетике. Как он сюда попал вспоминать не хотелось, происходящее на просторах Сети захватило энергоряд. Помотав головой, незадачливый сотрудник осознал, что он без маски, а рукав боевого скафа – что бы вы подумали!? – порван на локтевом сгибе. Вот пойми, куда тебя занесло, дверью прижало, что ли. Это ж какая дверь, чтоб скаф порвать!
Махнув на мелочи рукой, с ним еще и не то происходило, Еж Петрович быстро просмотрел проделанную квантоумом работу по нескольким запросам, отключил рабочую панель и, отрегулировав поудобнее спинку кресла, снова активировал инфоауру. На сообщение, видимо, разосланное всем сотрудникам, прибыть на еженедельный брифинг через два часа Еж Петрович почти не обратил внимание. Да и что там – привычный нагоняй начальства да призывы к повышению работоспособности выслушивать разве. Только вот странно, ведь очередной брифинг был совсем недавно, надо бы таймер установить. Еж Петрович тронул пару сенсоров на ручке кресла и закрыл глаза. Через доли мига дубль-энергоряд ушел в Сеть. Человек перестал осознанно существовать в реальном времени-пространстве.
* * *
Маленький ястреб неестественно юрко для этого вида пернатых летел сквозь насыщенный исчезающей изморозью воздух. Густой туман остался позади, сейчас под крылом изредка проскальзывали сине-белые, уходящие в стороны, прорванные ветром, полосы легкой дымки. Было раннее утро. И массивные, и тонкие столбы водопадов в ранней тени еще не вставшего светила, давили на сознание неизбежностью тяжелого падения. По долине тянуло вьюны испаряющейся и мерцающей мельчайшими капельками воды. Мокрый ветер с шумом вылизывал переходящие друг в друга каменные отроги, шелестел еще не проснувшейся листвой, волнами гонял траву на небольших, уже проснувшихся под солнцем лужайках.
С высоты птичьего полета меняющийся мир было видно как на ладони до самых мельчайших деталей. Правда, это произошло не сразу – человеческим глазам нужно было привыкнуть к птичьему взору, но, наконец, когда мозг принял изменения, картинка пошла с небывалым для реальной жизни разрешением. Летать Еж Петрович мог как угодно, хоть задом наперед со скоростью вакуумного монорельса, но вот смотреть и слушать мир, а тем более влиять на него, требовало от виртуала определенной тренировки. И неважно, как часто ты посетил похожее пространство, – энергоряд всегда заново воспринимал необычное для себя состояние.
Мир вокруг создало подсознание, а вот стать птицей уже был осознанный выбор самого Ежа Петровича – такая форма присутствия более всего отвечала поставленной задаче. Внештатный контрразведчик искал зов. В бесконечном до невообразимости пространстве-времени, схлопывающимся в исчезающую точку по желанию любого из не рожденных, живущих или ушедших в небытие существ, в мирах, оставивших только легкий след в Едином инфополе Вселенной или проявившихся только отголоском намерения жизни, контрразведчик искал связующую нить необычных состояний – проявления воли существа. Он знал, что врагам нужно просто открыться, а дальше поведет зов, потому что враги опытны, они знают, чем завлечь не защищенное ничем существо. И ожидания вскоре себя оправдали.
Он облетал над долиной уже второй круг, зорко вглядываясь в проносящиеся внизу скалы, когда мир вокруг неожиданно осветился. Поднялось Солнце, сразу скакнув в полузенит – и скальное зеркало внизу в обрамлении редкой растительности расцветилось красками, казалось, на порядок живее всего остального мира. Это мог быть переход дальше – хорошо замаскированные враги вели свою добычу не сразу к месту, но, стараясь вызнать ее, уже не отпускали. Еж Петрович собрал волю и, не обращая внимание на затрепетавшее сердце, рванул вниз, сложив крылья, еще увеличил скорость и, казалось, пробил птичьей тушкой скалу. Еще не открыв зажмуренные подсознательно глаза, осознал, что мир вокруг другой.
Скосив выпуклым глазом в сторону, Еж Петрович почувствовал тяжелое раздвоение сознания, впрочем, душа успокоилась сразу, чего не сказать о, казалось, рокочущих водопадом внутренних органах. Повалив тяжеленную голову набок, контрразведчик вперился взглядом во вьющуюся под ветром пыль и цокнул копытом. Пока осознание оторопело пыталось принять себя в другом качестве, организм сам позаботился о себе – Еж Петрович склонился к пожухлой траве прерии и клацнул пастью. Вскоре чувство, что рот жрет сам, прошло. Подняв голову, контрразведчик понял, откуда раздвоение сознания – мир впереди заслоняла пустота, но сразу удалось, чуть повернув шею, увидеть мир другим глазом. Увиденное Ежу Петровичу не понравилось.
Рядом стояли и передвигались такие же, как он, Ежи Петровичи, косились лилово-черными глазами, хлестали хвостами по бокам, ветер трепал крашеные белым и красно-оранжевым гривы. Понимание, что на нем сидит такой же, как и на соседях, орущий индеец, отразилось чувством протеста, и контрразведчик неосознанно взбрыкнул. И сразу получил два удара по бокам острыми пятками. Индейцы заорали сильнее, сдергивали и снаряжали луки, украшенными перьями томагавками грозили куда-то влево. Посмотрев туда, Еж Петрович понял, что впереди не ждет ничего хорошего.
У подножия небольшого холма с редкими соснами кавалерия, вооруженная небольшими пиками и саблями, разлетелась в стороны и невысоко на склоне обозначились четыре короткоствольные пушки довольно зловещего вида. Через секунду по бокам пришлись два удара – и тело само повиновалось, в сумасшедшем броске обгоняя других лошадей.
Не устающий себе повторять, что этот мир не реален и Еж Петрович находится в своем кресле, ожидая начала брифинга, виртуал вдруг ощутил радость от дикого галопа и неконтролируемую жажду победы над противником. Казалось, осознание раздвинулось всеми осознающими себя существами в этой прерии, и жажда битвы стала бесконтрольной. Несущийся галопом Еж Петрович ощутил поднимающуюся из глубины существа такую ярость к захватчикам поруганной родной земли, что чуть копытами не расколол планету. В следующий миг ярость, подтолкнутая животным страхом, скачком ушла вверх – уши заложило от несущегося от холма воя и грохота. Хрипя и захлебываясь пеной, голова мотнулась в сторону, и тело пошло туда же, молотя копытами землю.
Позвоночник больше не ощущал властного веса – индейца смело картечью, чудом не зацепившей контрразведчика. Тело продолжало бежать, делая полукруг, и вдруг Еж Петрович увидел еще один переход – перед второй волной несущихся в атаку индейцев пространство окрасилось в какой-то переливчатый красно-бордовый ромб. И сразу контрразведчик почувствовал еще один зов – на этот раз чуть в стороне у обрывающейся вниз к водам реки пыльной прерии. Не желая противиться, чуть прихватив под контроль клокочущую ярость, Еж Петрович поскакал туда.
Там, в ложбинке, выходящей на каменистый берег, стояло несколько десятков островерхих палаток. Горели уже потухающие костры, женщины-индианки спешно разбирали палатки, навьючивали на лошадей скарб, грузили на волокуши. Рядом дети тонкими грозящими криками загоняли в воду табун, переправляя его по мелководью на другую сторону реки. В воздухе ощущалась контролируемая паника и какая-то покорность происходящему.
Проскочив мимо дозорных, ноги сами принесли Ежа Петровича к чуть в стороне горевшему костерку и сидевшей рядом с ним женщине с ребенком на руках. И тут все существо Ежа Петровича замерло, не в силах тронуться с места. Всю тщету происходящего и бессмысленность существования заслонила безразмерная любовь, мягким коконом окутывающая мать с ребенком. На лице женщины покорность судьбе ненужным листиком висела на огромной кроне разрастающегося во все стороны древа мира и спокойствия. Такого понимания и причастности к силе любви Еж Петрович не знал никогда, и появившийся прямо над костерком чуть колеблющийся овал перехода уже не оставлял сомнений в дальнейших действиях.
Вдруг женщина встала и, поудобнее перехватив ребенка, пошла в сторону, смотря неотрывно куда-то вдаль. Казалось, женщина идет медленно, но через несколько секунд ее удаляющаяся фигурка, мелькнув у далеких холмов, исчезла навсегда. Осознав и почувствовав огромную потерю части своего «Я», Еж Петрович понял, что все, что осталось в нем, – это контролируемая ярость и, с другой стороны, вселенское желание создавать и творить добро безвременно и всюду. Еще через секунду сознание, разгоряченное боем и пораженное значимостью потери, само сделало выбор.
Копыта сами понесли к обрыву, и Еж Петрович просто влетел на отрывшийся простор прерии. Вместе с поднимающейся из глубины существа жаждой драки тело ощутило небывалое чувство голода и контрразведчик на бегу косился на редкие растущие стебельки травы. Не зная, как заставить себя есть, Еж Петрович начал было мучиться нерешенностью проблемы, когда решение пришло само. Нужно просто наклонить голову к земле и приоткрыть рот, а оно само оттуда и укусит! Голод Еж Петрович не утолил, но сознание заполнилось нужностью происходящего.
Готовиться к бою, да и воевать, не пришлось. Скорость бега, взметнувшись до неимоверной, метнула сознание в кроваво-бардовый ромб, по пути сбив мощным лошадиным телом закувыркавшуюся вместе с расчетом артиллеристов короткоствольную пушку. И сразу разгоряченное, казалось, прыгающее мячиком сознание окутала напряженно-давящая тишина, поднимающаяся вверх, от дико зачесавшихся ног до самой макушки.
То, что он человек, точнее, коротконогий мальчуган, пинающий теми самыми ногами, обутыми в поношенные сандалии, комки земли, Еж Петрович осознал сразу. И сразу все существо охватил неимоверный стыд и разом разросшаяся до неимоверных размеров непокорность перед другими, заставляющая, скорее, умереть, но не признаться другим в охватившем чувстве. Стыд казался настолько всеобъемлющ и важен, что мальчуган никогда не смог бы ни с кем поделиться подаренным судьбой знанием, просто стоял и пинал комки, стараясь сделать лицо как можно бесстрастным.
Теперь Еж Петрович действительно ощутил испытанное ранее раздвоение личности с лошадиной головой. Вжиться в созданную в пространстве личность виртуалу помогли слышимые где-то, смутно знакомые нотки голосов.
– Извиняйся! Извиняйся, я кому говорю! Мы тут с тобой весь день стоять будем? – высокая девушка в пилотке со странным остроугольным шейным платком строго смотрела на Ежа Петровича. – А ну, Галка, покажи-ка ему, как извиняются.
Девчушка в платьице и сандалетах бодро шагнула вперед и, вметнув руку углом над головой, выстрелила нужное слово.
