Тесс Хаген
Другие. Экзистенциалист
Буря
Утро началось с бесконечных звонков, я пропустил их с десяток, пока нашёл в себе силы подняться. Мир показался серым и бессмысленным, хотя в раскрытое окно светило солнце. Я сполз с постели, путаясь в одеяле, и попробовал как можно бодрее проговорить в трубку.
– Доброе утро!
– Льё! – звонила Майя.
– Это я.
– Слышу, никак не могла до тебя дозвониться, – тревожно и быстро проговорила она.
– Я спал. У тебя что-то важное?
– До презентации несколько дней осталось, мы должны согласовать оставшиеся моменты. Ты забыл? – она помолчала, пока я судорожно пытался понять, какой сегодня день. – Льё? Ты здоров?
– Да-да, просто очень много дел. Напиши мне на почту, какие ещё остались вопросы, в течение дня я попробую всё решить. Будем на связи, – выкрутился я, но Майя не спешила вешать трубку.
– Льё… Мы можем увидеться?
– Когда?
– Сегодня. Или завтра?
– Я не знаю, Май. Работы очень много.
– Ты обиделся?
Я поморщился, ну вот зачем она это всё? Зачем такие дурацкие простые женские штучки пускает в работу – обиделся, что случилось… Нет. Она определенно мне нравится, но в такие моменты только одно желание выходит на первый план – сбежать. Со мной нельзя так, милая Майя.
– На что?
– Ну… На то, что я так и не разобралась с Глебом.
– Май. Мне всё равно, что у вас там с Глебом. Правда. На наши отношения это вообще никак не влияет. Он – твоя проблема, не моя, правда. И если тебя устраивает положение дел, то меня – тем более. Пожалуйста, оставь свои страдания по поводу этого человека при себе. Или уже реши вопрос, – выдал я неожиданно и испытал странное облегчение.
– Прости, – стушевалась она сразу же. И тихо добавила, – я пришлю всё, что надо, на почту.
В трубке раздались долгожданные гудки. Всё же Майя излишне добрая, и добротой своей развращает всех вокруг, того же Гершу. Он крутит ей и вертит, как душе угодно, а она держится за него, как за спасательный круг. Лучше бы за меня так цеплялась, полезнее было бы и приятнее. Однако, хорошо, что у нас с ней всё не зашло слишком далеко, выйти из таких отношений было бы трудно. Майя же будет страдать. Хотя она уже страдает.
Я с досадой посмотрел на её номер, и тут же ответил на новый входящий звонок.
– Дурацкое утро, – буркнул я тихо, но на другом конце трубки меня прекрасно слышали.
– Что там у тебя? – хохотнул Ден.
– Майя… Что ж ещё-то.
– Жалеешь, что связался?
– Угадал, – ответил я, перемещаясь на кухню, где меня встретил жутчайший бардак.
– Ну и бросай к чертям, чего напрягаться.
– Забыл? Она нужна же нам для эксперимента.
– Точно, запамятовал. Ладно, я по делу звоню. Прочел твоё сообщение, кое-что посмотрел, кое-что по своим каналам узнал. В общем, про Адочку знаю теперь чуть больше и могу точно сказать, что ты был прав. И вот ещё – я её отпускать не собираюсь. Посмотрю, как она сегодня будет себя вести…
– Ден… – я хотел ему сказать, чтобы он был осторожен, что звонил Саша, что вообще как-то всё крутится и вертится в тени и вне её очень подозрительно, что моё состояние оставляет желать лучшего, но промолчал. – Я понял. Пиши или звони, если будет нужно. Держи в курсе. У меня работы полно, но ты на первом месте.
– Ты тоже сообщай, если что-то узнаешь.
– На презентации благотворительной будет влияние, Климом зовут. Может помнишь, я говорил тебе давно.
– М… Было такое.
– Если к тому времени Ада будет наша, можно было бы попробовать…
– Лечебное совместное искажение? – догадался Ден.
– Да.
– Посмотрим. Не торопи события, Льё.
Он повесил трубку, и я снова остался один на один с собой. Мне определенно не нравилось положение, в котором я оказался: зажатый между всеми. Теперь нужно выстроить довольно сложную линию поведения и быть в десять раз осторожнее, чем раньше, да ещё и свои собственные чувства засунуть куда подальше. Интересная штука жизнь, любит вот такие вот выверты, поставить человека на мизинец левой ноги, при этом требуя танцевать лезгинку.
К чертям!
Я привычно умылся, побрился до гладкости, надел костюм и вышел на улицу, совершенно потерявшись во времени. Ресторан готовили к открытию, на рабочей почте скопился добрый десяток важных писем, в том числе от Майи. Несколько часов к ряду я разбирался с привычными делами, но это помогло мне немного забыться и отвлечься. Только счастье это длилось недолго. Снова зазвонил телефон.
– Да! – нервно бросил я в трубку.
– Льё, – опять Саша. Совсем страх потерял.
– Ну я это, я. Говори.
– Говорят, в архивах меченого Феникса засекли. Метка парная. Сущностью оставленная, – отрывисто говорил экзистенциалист. – Ты не в курсе, что происходит?
– Нет, – соврал я. Моё главное правило – никому не доверять.
– Такие мощные метки может только Денеб ставить. А он твой лучший друг. Льё! Ставить метку Фениксу – серьёзное преступление! Что вы задумали?
– Лично я ничего не задумал. А что касается метки – спроси у Дена напрямую.
– Зря ты мне не хочешь ничего говорить, – зашептал он. – Если что-то случится, я же не смогу помочь!
– С чего ты взял, что мне понадобится твоя помощь?
– Я обязан тебе…
– Не более, чем и я тебе.
– Льё. Меченый Феникс – любимая ученица Сёртуна. И он в бешенстве. Думаю, ты понимаешь, к чему это может привести? Ты в ответе за свою сущность. И теперь между тобой и Сёртуном два крайне важных существа!
– И что?
– Это же война… Не думай, что этот старик перестал искать повода для мести!
– Я сильнее, Саш. Не переживай, – примиряюще сказал я и тут же понял, как прокололся.
– Значит ты в курсе всего. Не удивлюсь, если ты ещё и одобрил Дена! – горько восторжествовал Саша.
– Он сам по себе действовал… – пришлось признать мне.
– Распустил ты его.
– Денеб не вещь и не домашнее животное. Он – сущность. Отдельная от меня.
– Ну-ну… С огнём вы играете, ребят…
– С Фениксом, – я даже чуть улыбнулся, вспомнив, как спокойно спала Ада у Дена дома.
– Ладно… Я сделал, что мог. Завтра к вам вечерком заглянет посыльный, для Дена дело есть.
– Хорошо.
– Бывай, Льё.
Я бросил телефон на стол, он чуть проехал вперед, шелестя бумагами, и я вспомнил, что давно не курил. Окно выходило в совершенно куцый и убогий внутренний двор, тем приятнее было выдыхать туда дым от сигарет, раскуренных через мундштук. Бережно и ласково поглаживая его, я дышал серым табачным туманом, вспоминая всё, что когда-то слышал и знал об Адочке, анализировал поведение Сёртуна, собирая в памяти все крошечные слухи, которые добирались до буфера. В целом, картина складывалась вполне логичная, но крайне неприятная. Мне было жаль Аду, подвергшуюся издевательствам собственного учителя. Как он вообще мог так методично и жестоко уничтожать её личность? Потерять такого Феникса – настоящее преступление, не говоря уже о насилии над подростком, да и над взрослой женщиной тоже.
Что будет с ней, когда она вспомнит? Боль. Её наверняка обессилит собственное ничтожное положение и унижение. Поэтому Ден должен быть рядом, должен помочь ей. Я быстро схватил телефон, параллельно закуривая очередную сигарету, и написал ему, что нужно делать, если Ада вспомнит прошлое, заодно попросил помочь с этим. Кто-то должен открыть ей глаза. И пусть лучше это будем мы – те, кто не желает зла.
Денеб не отвечал, даже не прочитал сообщение. Я позвонил ему пару раз – убедился, что он не собирается брать трубку и с тревогой внутри вернулся к своим делам. Но сосредоточиться не выходило, я постоянно возвращался к мыслям о влиянии и об Адочке. На почту упало письмо с неизвестного адреса – так я общался со своими осведомителями. Стоило это немалых средств, но я никогда не скупился, если дело касалось информации. Северо-восток тревожил, странные перемещения и скопление влияний стало слишком очевидным. Похоже, у нас не больше недели на всё про всё. Маловато. Нужно срочно переговорить с Деном, чтобы он как можно ловчее обставил свои отношения с Адой и не тянул.
Я было собрался поехать к Дену, чтобы обсудить всё с глазу на глаз, даже пальто накинул, но дела заставили остаться: со скрытой злобой я думал, что все мои подчиненные совершеннейшие бесполезные дураки, которые не могут ничего решить без моего веского слова. Такое ощущение, будто бы мы первый раз что-то организовываем, – от меня постоянно требовали подтвердить, объяснить, показать, подписать, уточнить, согласовать… Любимое клетчатое пальто валялось на стуле рядом с выходом из ресторана, а я сновал туда-сюда, периодически останавливаемый посетителями. которые спешили показать, как хорошо они обучены этикету – small talk, будь он неладен. В Москве! Бред.
Пожалуй всё, что я делал, было настолько автоматическим, что если бы меня попросили вспомнить и перечислить последовательность действий, я бы не смог. Каждая деталь, случайным образом попавшаяся на глаза, напоминала мне о Фениксе: вот женщина блеснула золотыми серьгами, похожими на огненные всполохи; девушка, сидящая у окна спиной ко мне, тряхнула длинными волнистыми волосами, совсем как у Ады, чей-то изящный жест, стук каблуков… Наваждение. Я нервничал всё больше, когда понимал, что время близилось к ночи, Ден не отвечал, а я никак не мог бросить дела и мчаться к нему.
Непривычно жить вот так – в полной зависимости от обстоятельств. Мне гораздо спокойнее, когда я тот, кто распоряжается своим временем и составляет планы. А жизнь обычных людей полнится случайностями, непредвиденными обстоятельствами и сотнями мелочей. Это всё как лишний шум мешает выделить цель и спокойно к ней двигаться.
Я чувствовал, как ужасно устал. Вымотался до предела, хотя ничего особенного не делал. Но бесконечное общение, погружение в человеческие заботы – угнетало больше, чем что-либо до этого. Обычно мне хватало Денеба и редких встреч с экзистенциалистами.
Наконец-то я сумел выбраться из ресторана, правда, забыв шарф. Но даже не стал возвращаться, ноги сами несли меня к дому Денеба. Почему я не взял такси или не поехал на своей машине? Кто бы знал… Московские улочки мне нравились, хотя в целом этот город я недолюбливал. Даже сейчас, почти ночью, тут полным-полно людей, и мне совершенно непонятно, чем они заняты – гуляют, идут домой, подталкивает ли их какое-то дело или они просто пытаются избавиться от праздности? Раздражение усиливал пронизывающий весенний ветер. Я устало кутался в пальто и жалел, что не вернулся за шарфом.
Остановившись у дома Денеба, чуть помедлил, закуривая. Присутствие Ады чувствовалось даже издалека. Она там. У него. С ним. Хуже того – они вместе. Затянулся пару раз так, что стало горько, попытался набрать Дену, но не смог. Зачем я вообще пришёл сюда? Знаю ответ, но признаться себе в этом, произнести даже мысленно, – слишком отвратительно. С остервенением бросил недокуренную сигарету на тротуар, затоптал её и поднялся к знакомой двери в квартиру.
Сердце колотилось, как ненормальное, впервые я себя чувствовал так растерянно и даже униженно, понимая, что врываюсь в совершенно личное пространство моей сущности, почти самого себя, существа более близкого и родного, чем родители и брат. Вспомнив о брате, я ощутил болезненный укол где-то в груди, и опустил руку, которую было занёс, чтобы постучать.
Кажется, я продолжаю совершать одни и те же ошибки. Не уследил за братом, теперь за Деном. Да и сам связался с человеческой девушкой. Что за напасть? И теперь бОльшая часть ответственности лежит на мне, как на более сильном, опытном и…
– Ладно, – шепнул я себе. – Стучи уже.
Ден открыл быстро, я даже не успел как следует подготовиться. Он стоял передо мной, такой привычный и даже родной, только полураздетый. Всеми силами я пытался выглядеть как обычно – чуть надменно и холодно.
– Чего не позвонил? – буркнул Денеб, явно недовольный моим появлением.
– Ты не отвечал, – я пожал плечами.
– А… Возможно.
– Ты опять с Адой? – кивнул я в сторону спальни, хотя и так всё прекрасно знал. Знал даже больше, чем мне полагалось.
Я начал выдавать ему информацию порциями: о появлении Ады в архивах, о том, что в тени теперь только об этом и говорят, о Сёртуне. Денеб не преминул отметить и мои искажения, от которых страдает Ада, но ведь я просто стремился помочь! Правда не Дену, а нашему общему делу и, может быть, себе. Хорошо, что он не умел читать мысли. Мы были близки к тому, чтобы начать ругаться, я бросал тяжёлые взгляды на друга, когда он пытался отшутиться и доказать мне, что его забавы с Адой – просто забавы, и в них нет ничего серьёзного.
Кое-как нам обоим удалось успокоиться, после чего Ден огорошил меня сообщением о том, что завтра они с Адой собираются прийти ко мне на ужин в ресторан.
– Ха, ну приходите… Это будет крайне интересно, даже занятно, я бы сказал, – я чуть повел бровью, старательно изображая удивление. С одной стороны мне хотелось понять, что затеял Денеб, а с другой – его поведение было оправдано. Если у них с Адой всё закрутилось, нужно как можно скорее затягивать её в наши сети и уже не отпускать. Знакомство со мной – как испытание. Знаю, что она невероятно боится меня. Как и сейчас, когда я не поставил серьёзного блока.
– Ден! – раздался тревожный голос Ады из спальни. – Мне страшно!
– Льё! – шикнул Денеб на меня, заметно напрягаясь, даже глаза помутнели. – Ты что опять делаешь?
– Да ничего… Это в ней Феникс говорит, боится она меня. И не столько меня, сколько того, что я приношу с собой. Флёр экзистенциальности… – улыбнулся я как можно легче и незаметнее, хотя сердце у меня разрывалось от осознания собственной сущности, которая никогда и низачто не сможет мирно сосуществовать рядом с Фениксом. Рядом с Адой. – Ладно. Оставляю вас…
– До встречи.
Ден закрыл дверь перед моим лицом, и я услышал его торопливые шаги, уткнувшись лбом в грубое дверное полотно. Мне стоило бы отступиться, подыскать другого Феникса для той роли, которую я отводил этим существам в достижении своей цели, но кроме Ады никого на примете не было, а время поджимало. Голова твердила, что я поступаю безрассудно, подвергаю нас всех опасности, фактически ступая на тропу войны с Сёртуном. Но сердце… Оно готово было остановиться здесь и сейчас, если бы я отобрал у него Адочку.
Домой отправился на такси, и пока ехал, память учтиво мне подкинула тот день, когда впервые довелось увидеть Аду в деле. Да в каком!
Тогда я только-только закончил зачистку и уже собирался благополучно отправиться в гостиницу, написать отчёт и улечься спать, чтобы на следующий день вылететь в Лондон. Мне позвонили и велели срочно отправиться на подмогу Фениксу, чего, к слову сказать, давненько не бывало. Оказывается, я работал в десяти минутах езды от того места, где Ада чуть не рассталась с жизнью.
Комната полыхала изнутри, слышался дикий визг, лязг, пахло палёным и из-под закрытой двери сочился едкий серый туман. Я сразу почувствовал неладное, влияние слишком странное и сильное. Скорее всего – смешанное, но таких видов никогда в жизни не встречал. После расследования оказалось, что я был совершенно прав, только вот знания эти на тот момент мне никак не помогли бы.
Я ворвался в комнату, распахнув дверь настежь, боясь опоздать. Феникса чувствовал плохо, она была сильно ранена и потеряла много сил. Сразу же попытался оценить обстановку, выходить из тени не рискнул, и так всё видел: полыхающие стены, серый туман, заполнивший всё пространство и жуткое нечто, висящее над Адой и проливающее кровь на пол. Кошмарное влияние, переродившееся в полуживое существо, создавшее себе подобие вен и чёрного мерцающего сердца.
Ада прикрывалась одним уцелевшим крылом, вместо другого зияла страшная рана, спина и пол были усыпаны чёрными угольками и пеплом – влияние просто напросто сожгло крыло. Я не стал забираться ей в голову, мне просто было некогда это делать. За страшным серым туманом, наполненным вселенской ненавистью и злостью, я разглядел милого мальчика с пшеничными волосами, чем-то похожего на ангелочка, какими их рисуют в детских книгах. Жаль, что этому малышу пришлось испытать такую сумасшедшую боль, которая непременно сопровождает выжигание.
Я достал из кармана большую рабочую кисть, широкую, не самую изящную, зато действенную. Своими красками пользоваться не рискнул – долго и требует слишком много сил, а я боялся за Аду. Она выглядела такой раздавленной и несчастной, такой опустошенной и бессильной, что я тут же понял, что вопреки здравому смыслу, никогда не прощу себе, если она погибнет здесь на моих глазах. И в таком ужасающем состоянии она прекрасна, даже с одним крылом, израненная и отчаявшаяся. Если и бывает любовь с первого взгляда, с единственной мысли, – то это была она.
Макнув кисть в лужу крови, которая прекрасно работала вместо красок всегда и везде, я начал делать то, что делал из года в год всю свою жизнь: выводил символы и знаки, ускоряющие экзистенциальные искажения. Сначала поработал с комнатой – пол, стены – это помогло избавиться от огня, после быстрыми движениями подвесил несколько знаков в воздухе, чтобы убрать туман. Конечно, влияние не глупое создание, особенное такое, и пыталось подобраться ко мне. Но я быстрее и сильнее. Истинный экзистенциалист – невероятное звание, достойных слишком мало. Хотя откуда об этом знать влиянию?
Продолжая создавать свои художества, я искажал существо, чуть не убившее Аду. Туман сжимался, корчился и сворачивался то клубком, то комком лежалой сахарной ваты. Я чувствовал, как больно было тому маленькому мальчику, совершенно тщедушному и несчастному, и не был уверен, что смогу сохранить ему жизнь. Зато Феникс точно спасен.
Пожар унимался, скатываясь огненными всполохами со стен, следом сползала копоть и нагар, растворяясь в лужах крови на полу, которая благополучно всасывалась венами в туман, в его чёрное сердце. Я давил влияние, что было сил давил, заставлял его поворачивать время вспять, исчезать, растворяться, забывать. То, что оно забрало из мальчика, я собирался ему же вернуть. Сделать из влияния обратно человека, сохранить личность ребенка, не дать ему превратиться в овощ.
Ада! Я глянул на неё – она с ужасом смотрела на меня, её всё ещё не оставляли паника и страх. И мне было непонятно, кого она боится больше – меня или влияние. Я вытолкнул её из тени, чтобы сэкономить силы, рискуя, конечно же, но мне было уже не так тревожно. С влиянием покончено.
Вместо страшного, угнетающего пространство серого тумана, которого в тени-то и не было, перед нами стоял мальчик. Другой мальчик. Оказывается, у него вовсе не пшеничные волосы и он не такой худенький, каким был, когда внутри него жила демоническая сущность влияния. Вполне упитанный, здоровый мальчонка с невероятно-широкой улыбкой. Даже немного жутковатой в сложившейся обстановке.
В комнате царил бедлам – поваленная мебель, разбросанные вещи и сорванные шторы, зато ковёр бросался в глаза отчаянно-белым цветом. И только рядом с Адой валялись чёрными кляксами угольки. Она сжалась в комочек, ещё раз боязливо глянув на меня и мальчика, и провалилась в забытье. Единственным порывом тогда было огромное желание взять её на руки, спрятать, унести подальше и просто – любить. Именно так. Я хотел позаботиться о ней, вылечить её, помочь восстановить крыло, не пускать одну на задания. Ну и что, что она – Феникс! В первую очередь Ада – хрупкая девушка.
Мои метания прервала группа зачистки, явившая, как и всегда – к самому концу.
Такси затормозило у моего дома, чем заставило вырваться из плена воспоминаний. Я автоматически достал из кошелька купюру и отдал водителю, позабыв о сдаче.
Тот день…
Сколько до этого я видел женщин, сколько Фениксов – и ни одна из них не вызывала у меня таких чувств, как Ада. Она настолько сильно ранила моё сердце и душу, вцепилась в них своими острыми шипами красоты, силы и гордости, что я даже не сумел рассказать об этом Денебу. До сих пор.
Они придут ко мне завтра. А я совершенно не готов к этой встрече. Не готов снова столкнуться с живым взглядом Ады, быть рядом с ней и понимать, что она – не моя. В голову проникла крамольная мысль: если Ада с Деном исключительно из-за Сёртуна, из-за задания, то у меня есть шанс. Соревноваться с другом, бороться за женщину? Нет. Здесь другое. Битва за Феникса. За ту, с кем я всё равно не смогу быть.
В душе разразилась буря. Пожирающая меня, распаляющая ревность, негодование, зависть и что-то ещё, чего я никак не мог описать словами. Да и к чему? Если я и так собрал все возможные грехи.
Неожиданно понял, что давно стою под душем, и даже не понимаю, горячая вода течёт из крана или нет. С волос капала вода, я провожал её взглядом и проклинал себя. За глупость, за трусость, за то, что упустил Аду. Выключив воду, завернулся в полотенце и выбрался из ванной, шлепая мокрыми ногами по полу и заливая всё вокруг водой с волос. Холодно.
Хорошо бы сейчас оказаться у Майи дома, она бы заварила крепкий чай и щебетала бы о чём-то бессмысленном, заглушая мои мысли и желания. Я мог бы отвлечься на привычные постельные игры с этой спокойной и в целом довольно обычной девушкой. Но почему-то до сих пор она так и не стала моим тихим пристанищем. Почему? В каком-то поразительном для меня отчаянии, я достал телефон и написал ей:
“Почему?”
На удивление и, несмотря на глубокую ночь, Майя ответила:
“Не знаю”
“Я не уточнял вопрос”
“Льё, тебе, кажется, пора спать. Поговорим завтра?”
“Не знаю, Май”
“Прости” – зачем-то написала она, и я не нашелся, что ответить.
Завтра – это когда? Время перевалило за полночь, значит завтра, это спустя сутки. Или она имела в виду сегодня, считая завтрашним днём тот, который наступит после того, как она ляжет спать и проснется? Что за бред я несу, какая разница, когда наступит завтра?
Вдруг я пожалел, что не держу дома алкоголя, напиться хотелось до дрожи в руках. Я бы влил в себя целую бутылку коньяка и пусть бы мне стало плохо. Зато в мутной голове всё перемешалось бы, разбрелось по чужим местам и перестало иметь смысл. Ну а почему бы и нет?
Собраться удалось в рекордные сроки: я надел один из лучших костюмов и новое чёрное пальто, не забыл и про любимые запонки с зелёными камнями, парфюм, сигареты в карман, обязательно блокнот и карандаш. Спустя полчаса я уже шарил в темноте по бару в своём уютном крошечном ресторанчике, сливал в шейкер всё, что попадалось под руку и постепенно помещал в себя. Горько и тошно, но – необходимо.
В общем-то, я не очень представлял, что буду делать дальше, мне хотелось просто забыться, рассеяться и исчезнуть – непривычное, противно-детское чувство ненужности, я был словно лишний элемент в пазле, который пытаются куда-то пристроить, но ничего не выходит. То цвет не тот, то форма другая, то просто деталька завалилась куда-то и ей уже нашли замену. Да, я та самая потерянная деталь. Ден спокойно проводит ночь рядом с Адой, с женщиной, быть с которой я хочу больше всего на свете; Майя упорно держится за идиота Гершу, совершеннейшего эгоиста и бесполезного Феникса. А я? Пью третий шейкер всякой гадости.
Хорошо, что память у меня тренированная, и я в любом состоянии могу вспомнить нужную информацию, иначе добирался бы до Майи пешком. А так – тёплое уютное такси в два счёта доставило меня до места назначения. Я не знал, который час и довольно нагло, но тем не менее не без сдержанной эстетики пьяного человека, стучал в дверь. Даже не подумал, что в квартире может быть кто-то, кроме моей подруги. Было бы не так уж и весело столкнуться лицом к лицу с Гершей.
Но Майя открыла, и я ловко отпихнув её в сторону, ввалился в коридор.
– Льё?! Ты с ума сошёл? Ты же весь дом разбудишь, – попыталась она возмутиться.
– И что? Я же не в чужую квартиру ломился, я к своей хорошей знакомой, чудесной девушке Майе, и вид у меня приличный!
– Да ты пьян!
– Если только самую малость, – я уже скинул пальто и обувь и по-хозяйски пробрался в ванную, чтобы вымыть руки. Свет не включал, чтобы случайно не увидеть своё отражение в зеркале.
– Зачем ты пришёл? – шепнула Майя из темноты.
– К тебе, – просто ответил я, выползая к ней, чуть пошатываясь. Забавно, наверное, было видеть меня таким. Слабым, униженным и чуточку раздавленным.
– Зачем, спрашиваю.
– А нельзя?
– Льё, ночь! Я вообще-то спала. Утром мне на работу.
– Что же, прогонишь?
Я подобрался к ней ближе и попытался обнять, но Майя вывернулась и молча ушла в комнату. Мои крошечные искажения, которые я подкидывал ей в каждую встречу, прекрасно работали, только вот теперь с этой девушкой будет чуть сложнее. И, кажется, я не готов к такому повороту. Я вообще не хочу его. Но…
– Май, – шепнул я, всё же настигнув её около дивана, и обняв сзади.
– Я не понимаю, чего ты хочешь от меня? Вообще, в целом.
– Любви? – ответил я вопросом. И сам не понял, к кому обращался, к Майе или к себе. Она повернулась, заглянула мне в глаза и с силой прижалась.
Мне ничего не оставалось, как поглаживать её по спине и молчать. Чего я действительно хотел от неё, зачем вообще пришёл? Она просто инструмент, временный сосуд для силы влияния, идеальный. Имею ли я право использовать её вот так, без согласия, нагло и бесцеремонно? Но почему нет, если это принесет пользу всему миру?
Я так отчаянно пытался влюбиться в неё, найти что-то такое, что зацепит моё сердце, но так и не смог. Потому что моё тёмное экзистенциальное сердце занято. И как же жаль! Майя… Сам не заметил, как руками осторожно проник под пижамную кофту, нежно поглаживая шелковистую кожу, чуть покрытую мурашками. Мне хотелось быть с ней ласковым, осторожным, но в то же время холодным и отстраненным, чтобы она сама всё поняла.
– Льё, может не надо? – шепнула она, скользя губами по моей шее и я чувствовал, как тяжело Майя втягивает воздух.
– Почему не надо, если ты хочешь? – я склонился к её губам и жадно поцеловал, надеясь почувствовать хоть какой-то отклик внутри. Но кроме противного ноющего разочарования ничего не ощутил.
Она тяжело выдохнула и утянула меня на диван, торопливо пытаясь расстегнуть рубашку. А я действовал скорее автоматически, по какой-то только мне известной привычке, о которой сейчас и узнал. Снять кофту, осторожно стянуть штаны, провести руками вдоль бёдер и подхватить под спину, притягивая к себе. Робот. И внутри так же пусто, только механизмы шуршат, обеспечивая бесперебойную работу.
Странно, но я только отмечал какие-то моменты для себя: как Майя вцепилась в меня со всей силы и я подумал, что не хочу потом видеть следы от её пальцев на спине; вот она закусывает губы, чтобы не издавать ни звука, стесняясь своих ощущений, хотя сам я ничегошеньки не чувствовал, будто тело онемело. Она что-то прошептала мне на ухо, доверчиво прильнув к мокрой шее и лицу, но я не слышал её, вообще ничего не слышал, кроме стука своего сердца. Что я делаю здесь, зачем? Я вовсе не хотел эту женщину, она как суррогат, подделка. Она не та.
“Льё, ты отвратителен”, – констатировал я факт сам для себя и остановился в самый ключевой момент, резко отскочив от Майи в попытке сбросить с себя алкогольный морок. На руках неприятной мокрой пеленой оставались следы безрассудства и животной пьяной похоти. Хотя самым страшным было то, что Майе понравилось, я видел, как ей было хорошо, как она хотела продолжения.
Я сидел, тупо уставившись на свои руки и голые ноги, не смея повернуться к месту “преступления”, и всё думал, что предал Аду. Предал свои мысли о ней и свои чувства к ней. Вместо того, чтобы любить её и дальше, этого прекрасного Феникса, я пытался слепить замену. Пытался убедить себя, что буду также счастлив обладать Майей, как и Адой. Идиот.
– Ты чего? – подобралась она ко мне неслышно и осторожно тронула за плечо. Я дернулся, будто ко мне приложили раскаленный кусок металла.
– Мне надо уйти, – буркнул я, не глядя на Майю и поспешно одеваясь.
– Что-то не так?
– Всё нормально. Просто мне надо уйти.
– Льё!
– Молчи!
– Я не понимаю, что происходит?! – она подскочила, стыдливо оборачиваясь пледом.
– Ничего не происходит.
– Да как так? Всё же было нормально, даже хорошо. И ты вдруг…
– Я же сказал, чтобы ты помолчала, – мягко произнёс я, но слова прозвучали как-то уж слишком жутко.
Майя отшатнулась, а я схватив пиджак, вышел в коридор. Она за мной не последовала, вот и умница. Ничего, переживания пойдут ей на пользу, добавлю немного искажений… Пусть вырабатывает характер. Пусть!
До дома брёл пешком, чувствуя себя последней тварью, бездушной и… Ужас. Конечно! Не зря же меня так называют, я вечно приношу с собой страх, тревогу и страдания. По работе ли это происходит, или из-за того, что я уже не вижу разницы между людьми и влияниями, между людьми и экзистенциалистами, – не знаю. Я понимаю, что причиняю боль, но настолько привык закрывать на это глаза, что даже не пытаюсь включать эмпатию. Иначе просто не смогу выполнять свою работу, сойду с ума.
Чему учит экзистенциализм? Сначала внутреннее, потом внешнее. Если я позволю себе расслабиться, быть чувствительным, жалостливым и сочувствующим, то сразу же стану слабым, бессмысленным экзистенциалистом. И уж точно не буду истинным. Только внутренняя сдержанность, аскетичность и пустота могут меня спасти. Только так.
