Тесла Лейла Хугаева
Клиника доктора Бене Финкеля
– То есть вы не связываете тоталитарное репрессивное государство с философией социализма?
– Конечно, не связываю. Вся либеральная философия – это философия социализма. Возьмете ли вы Евангелие Христа или Общественный договор Руссо, Государство Платона или Очерк о правительстве Локка, Права человека Томаса Пейна или естественное право Гуго Гроция и Кондорсе. Неслучайно ведь, Реформация Лютера сделала первую великую революцию Европы, а реформация индепендентов Кромвеля – вторую. Американская и Французская революция – уже были следствиями этих христианских революций. А русскую революцию подготовили не Ленин с Марксом, а великая русская литература: Толстой и Чехов, Достоевский и Герцен, Чернышевский и Некрасов, Белинский и Тургенев. И все что сегодня есть в мире либерального и социально справедливого, это тот самый демократический социализм христианства и борцов за права человека. И самое главное об этом всегда говорил и писал Михаил Сергеевич Горбачев»
– Узнаю восторженность Бенедикта, – воскликнула Светлана Алексеевна. – Он никогда не идет на компромиссы, если считает, что правда на его стороне. Есть в нем что-то от его отца раввина, какой-то религиозный энтузиазм, с которым он словно бы несет свой долг, миссию. Какая-то святость, я бы сказала, с которой он служит людям. Как сейчас не можно быть социалистом, а он грудь колесом. Заклюют его теперь и свои и чужие: свои за левизну, чужие за реформацию левизны, он ведь не признает у них именно то, что им нравится: диктатуру государства и собственность государства.
– Что он левый романтик знаем мы все. Что он в оппозиции к власти – тоже. Но что однажды он был разведчиком – ничего не могло шокировать меня, старика, больше, – улыбнулся Михельсон.
– Ладно тебе прибедняться, Миша, ну какой ты старик. А Бено все правильно сделал: и то что тогда пошел поддержать Горбачева, и то, что вместе с ним вышел со службы, опять таки в поддержку Горбачева.
– Читай дальше, Света. Меня словно током электрическим прошило. Это сколько же лет было нашему Бене, когда он ушел со службы? В каком году он ушел?
– А в 1991, сразу после Беловежских соглашений и отставки Горбачева с поста Президента СССР, он выходит со службы, но не из политики. Он активная оппозиция Ельцину. Только после гражданской войны 1993 года он окончательно выходит из политики. Вот его собственные слова: «Тогда стало ясно, что политика Горбачева была во многом миражом, каким то фантастическим сном, не имеющим под собой базы в реальной действительности. Ибо люди, которые якобы отстаивали его политику, и противостояли Ельцину в той гражданской войне, были ничем не лучше Ельцина, или тех коммунистических лидеров, которые предшествовали Горбачеву. Мне стало очевидно, что Горбачев был просто нашим сном о свободе, социализме и демократии, сном, который к великому сожалению прервала грубая действительность, в которой не оказалось места для политики Горбачева. Мы все вдруг стали ирреальностью вместе с ним». В 1993 году ему было всего 23 года. И он уже нес на своих плечах все разочарование человечества.
– Дорогая Светлана Алексеевна! – возразил Петров, – Я уважаю Бенедикта Яковлевича не меньше вашего. Но для меня тоже открытие его служба в разведке. Вы правы в том, что 23 года и служба в личной охране Горбачева его в какой-то мере оправдывают.
– В 20 лет он женится на Анне Белогородской, сестре его коллеги по разведке в окружении Горбачева, Григория Белогородского. Вот что он пишет о своей женитьбе: «Анна появилась в моей жизни подобно нимфе на гребне волны, научив меня понимать волшебную страну женственности, которая до нее была для меня наглухо закрыта. Я был таким стеснительным подростком, что дожил до семнадцати лет, ни разу не сходив на свидание с девушкой. Анна была старше меня на 12 лет. Ей было 29 и она была доцентом кафедры психологии, дочь профессора психологии П. Н. Белогородского, моего первого учителя и второго отца. Я встретил ее в гостях у Григория, друга по разведшколе. Она научила меня анализировать себя. А Петр Николаевич, отец Анны и Григория, в то время уже пожилой диссидент, не раз обвинявшийся за свою резкую оппозицию официальной психиатрии в стране, научил меня ориентироваться в психологии, тогда я впервые узнал об антипсихиатрии, и очень заинтересовался политической подоплекой этой, как мне раньше казалось, такой далекой от политики науки. Я вспомнил о репрессиях, которым подвергли моего отца, Раввина Якова Леви-Финкеля, я был бесконечно благодарен профессору Белогородскому за те откровения, которые прояснили для меня ситуацию в этой важной науке и ее связь с политикой. Я понял, что отныне только наука имеет для меня настоящее значение, и что наука – единственный путь к честной и эффективной политике. Тогда я впервые понял, как большая сила сокрыта в психологии. Я закончил и факультет психологии, и специальность психиатрии. И только после гибели жены, я всерьез занялся своей клиникой, навсегда связав с ней свою жизнь».
– Бог ты мой, – воскликнула Нина, – Он никогда не рассказывал нам о своей погибшей жене. Он казался такой загадкой в своем замкнутом образе жизни. оказывается, он глубоко страдал из-за открытой раны. Бедняга Бене.
– А ведь прошло 15 лет с автокатастрофы. Вот что он пишет о катастрофе: «Я всегда увлекался Ландау. Я мог часами слушать преподавателей физики, которые знали его лично и любили рассказывать о нем анекдоты. Я нашел мемуары Коры Ландау. Я читал о страшной катастрофе, превратившей жизнь любящих супругов в ад. И никогда я не мог подумать, что вся эта история повторится в моей семье. В каком то смысле она и не повторилась. Могло это быть связано с моей службой в разведке? Я не знаю. Я не могу обвинять без твердой уверенности, но сомнения никогда меня не покидали. Я выжил чудом. Анна погибла. Я остался на костылях, она в сырой земле. Конечно, это не совсем трагедия Ландау. Но все же. Есть какой-то рок в том, как я был им увлечен, и как катастрофа разбила и мою жизнь тоже. С другой стороны, в определенном смысле я родился после этой катастрофы. Пока была жива Анна, я был безоблачно счастлив. Я жил для нее, для нас. Только когда ее у меня так безжалостно отняли, я стал тем, кто я есть сейчас. Я стал доктором Бенедиктом Леви-Финкелем, главврачом известной психиатрической клиники. Я посвятил всего себя науке, работе, пациентам. Я перестал жить для себя, и стал жить для них. Моей целью перестало быть счастье. Теперь я живу, чтобы в мире стало хоть немного меньше боли. Хоть на капельку. Я буду считать, что жил не зря»
– Молодец, Финкель, дружище. Растрогал старика. – сказал Михельсон, утирая слезу. Я знал, что из него херовый разведчик. Но человек он первоклассный. И если я до сих пор не уехал в Израиль, то только потому, что нашел в нашей клинике второй дом. Мои дети и внуки давно уехали из страны, и я терплю разлуку с ними, потому что не могу оставить наше общее дело.
– Это очень благородно с твоей стороны, Миша, – сказала растроганная Светлана Алексеевна, которая любила Бене Финкеля как сына.
– Поддерживаю, Финкель – хороший человек. Но – фантазер! Ой, фантазер! – сказал Винцент Григорьевич. – Вспомните мое слово. Он еще найдет себе приключения с этой его теорией психической энергии. У меня всегда уши краснеют, когда он начинает эту свою любимую тему прессе изъяснять. Именно потому, что я не меньше вашего люблю нашего Финкеля, и краснеют у меня уши за него! Я ведь и в глаза ему говорю, что он фантазер. Он мог бы меня уволить. Ан нет! Слушает с уважением! Потому и я его уважаю.
– Веня, я тоже тебе всегда правду в глаза говорю. – сурово сказала Светлана Алексеевна. – Твой дарвинизм – это не наука. Одно паскудство. И если ты умный человек, не можешь этого не понимать. Бене – гений, он это понял и ищет новые пути в психиатрии на основе гуманистической философии. А ты со своим дарвинизмом и фрейдизмом – обезьяне прошлое бихевиоризма Павлова.
– Хахаха, Нина, как она меня, оцените! Обезьяне прошлое! Ну, Светочка, держитесь, мы еще встретимся на узкой тропинке, когда ваш фантазер Финкель разобьет себе лоб в кровь, отказываясь от фармакологии. Я буду его страховать и отговаривать ради него самого. Но я вижу, что он такой же упертый фантазер, как и вы, и что все мои увещевания будут тщетны.
– Светлана Алексеевна, читайте уже про нашу клинику. Биографию Финкеля мы дальше знаем! – очнулась и Нина.
– Клинику очень хвалят. Вот что они пишут: «Клиника Бенедикта Леви-Финкеля, известная в Москве как клиника Бене, выгодно отличается от государственных психиатрических учреждений. Отличия столь разительны, что все кому дороги их родственники, согласны платить любые деньги, только бы обеспечить своим близким место в клинике Бене Финкеля. Известны даже случаи, когда в клинику Бене обращаются пациенты из других стран. Чем же Финкель заслужил такое доверие пациентов? Никакого секрета из методов своего лечения Бенедикт Леви-Финкель никогда не делал. Он смело выступил с новой идеей психотерапии, противопоставив свои методы в равной степени и старой биопсихиатрии, и более молодому течению антипсихиатрии, обращаясь к авторитетам психиатров 20 века – Карлу Ясперсу и Александру Кемпинскому. Идея Финкеля состоит в том, чтобы соединить научный метод эмпириков с объектом исследования субъективистов. Он утверждает, что биопсихиатрия потеряла объект исследования, отказавшись от души, от психики в пользу мозга; но при этом сохранила научный метод, объективность и связь с опытом. В то же время, антипсихиатрия, вернув объект исследования в виде сознания, души, потеряла научный метод, отказавший от объективности. «Субъективизм в науке, – говорит Леви-Финкель, – это потеря науки, это ее самоубийство. Право же, кто станет всерьез обсуждать заявления психиатра Фуко о том, что нет границы между разумом и безумием, что есть только относительная истина в духе историзма Гегеля. Мы стоим за реформацию психиатрии, начатую антипсихиатрами, но мы отказываемся от философии экзистенциальной феноменологии, восходящей к субъективизму немецкого идеализма. Мы настаиваем, что душа – такая же объективная реальность, как все энергии природы. Это психическая энергия, которая имеет свои общие закономерности, выражающие общую природу человека. Таким образом, мы опираемся на рационалистическую философию, и сохранив новый объект исследования отказываемся от субъективизма реформаторов».
Его клиника, реализующая на практике методы гуманистической психиатрии, действительно очень успешна! Именно это обстоятельство и привело нас в клинику Бене Финкеля. Вот что он говорит об этом сам:
– Нам пришлось столкнуться со стеной непонимания. Над нами смеялись, нам не верили. Но мы шли к своей цели, не обращая внимания ни на насмешки, ни на злопыхательство. Мы никогда не игнорировали критику по делу, и всегда давали развернутый ответ на все замечания по существу. В чем состоит новаторство нашего метода? Мы отрицаем пропасть между психиатрией и психологией, то есть между здоровой психикой человека и последующим психозом. Мы утверждаем, что причины психоза не биологические в тех случаях, когда речь идет о неорганических заболеваниях мозга. Ясперс утверждал, что психозы, вызванные органическими и неорганическими заболевания мозга, отличаются также как часы разбитые молотком и часы, которые стали неправильно ходить. В первом случае разрушен механизм, во втором случае механизм цел, но работает иначе. Это очень важное отличие, которое не принимают в расчет, когда ведут с нами полемику о гуманистической психиатрии. Пожалуйста, услышьте нас: мы говорим только о психозах с неорганическим заболеванием мозга: шизофрении или маниакальной депрессии. Мы ни в коем случае не говорим о психиатрии органических повреждений мозга. Вот с этого следует начинать.
– А правда, что вы утверждаете, что можете вылечить шизофрению когнитивным методом, без фармакологии?
– Да, это правда. Однако, и здесь меня не хотят услышать. Я не говорю о Лечении шизофрении, я говорю о Предупреждении, Профилактике шизофрении! То есть я утверждаю, что если правильно воспитывать и питать сознание подростков, давать им правильное образование и правильную социальную среду, то шизофрению можно полностью предотвратить. Я это утверждаю, так как связываю этимологию шизофрении с работой сознания, а не мозга, с полем психической энергии. Что же до лечения, то в массовом порядке оно маловероятно. Однако, есть шанс излечить особо одаренных шизофреников, о чем пишет Ясперс в своей книге «Стриндберг и Ван Гог». Но это излечение может быть только как доказательство неорганической природы шизофренического психоза. А вовсе не лекарством для всех шизофреников. Для массы остается только одно средство – Профилактика. Рядовых шизофреников излечить не удастся после дебюта шизофрении. Это возможно только на стадии преморбида, то есть на стадии так называемой шизоидности, или в самом начале шизофрении, на продромальной стадии.
– Это ваша идея найти современного Ницше или Ван Гога. Мы наслышаны о том, что вы ищите особо одаренных подростков по примеру Карла Ясперса и надеетесь на примере их лечения найти, наконец, тайну шизофрении. Вы связываете эту тайну со снятием границы между психологией и психиатрией, я правильно вас понял?
– Да, вы абсолютно правы.
– Вас также остро критикует в связи с вашим отказом от фармакологии. Это правда, что вы считаете, что психиатрии должна отказаться от нейролептиков?
– Психиатры сами очень хорошо знают о катастрофическом вреде, который нейролептики наносят организму. Их аргументы в этом случае таковы: какой вред больше? Вред от психоза или вред от нейролептиков? Но если нейролептики не лечат, а часто усиливают психозы, или же «лечат» психозы по принципу нет человека и нет психоза, я не вижу, какова может быть польза от подобной «терапии». Я говорю в данном случае о терапии в кавычках.
– Какую альтернативу нейролептикам вы можете предложить?
– Профилактику! Мы утверждаем, что в правильной социальной среде, при правильном образовании, психозы, которые не связаны с органическим повреждением мозга, возникнуть не могут.
– В чем секрет успеха вашей клиники?
– В гуманистическом подходе. Мы окружаем пациентов такой любовью и такой заботой, чтобы они получили хоть представление о том тепле, которого они были лишены. И в скором времени планируем начать терапевтическом образование, мы называем это интеллекта-терапией. Это мало связано с когнитивной психологией»
– Ну что скажете, друзья? По моему, наши дела идут как нельзя лучше. Такая гордость взяла и за клинику, и за нашего доктора Бене.
– Вот ведь фантазер! – даже вскочил с места Винцент Григорьевич и нервно заходил по кабинету. – Не работал бы с ним бок о бок каждый день, сказал бы, что он в жизнь не видел живого шизофреника.
Глава 4. Когнитивный метод доктора Бене
Леви-Финкель никогда не преувеличивал своего собственного вклада в то большое дело, которое он делал. Для него за теорией психической энергии, с которой теперь связывали его имя всегда стояло светлое лицо изможденного старика, которого он привык считать своим вторым отцом. если бы Петр Николаевич тогда не сориентировал и не направил его, у него не было бы никаких шансов самостоятельно, вслепую нащупать истину.
Теперь все складывалось иначе. Где-то у Петра Кропоткина он вычитал, что чтение книги эффективно только тогда, когда в тебе есть вопрос к этой книге, на который ты хочешь ответить. Он убедился в справедливости этого утверждения на себе. В его голове теперь всегда звучал вопрос о силовых полях психической энергии: сколько этих силовых полей, каковы полюса каждого из них, как они себя проявляют в здоровой психике, и как в нездоровой, что такое психоз с точки зрения силовых полей, как можно интерпретировать факты психологии и психиатрии на основе теории силовых полей?
Этот внутренний дискурс настолько поглотил его, что он не заметил как пробежали 15 лет со дня смерти жены. ее смерть стала для него новой вехой ментального одиночества, которую он испытал уже однажды в детстве после смерти отца. Бене любил и почитал свою мать, но она не была его товарищем в научном поиске, и ее любовь не спасала его от ментального одиночества. С тех пор он много работал, чтобы найти себя вновь, и его клиника, его друзья-сослуживцы стала такие его воскресением, когда жизнь вновь обрела смысл и засияла новыми красками.
Каждая прочитанная с тех пор книга что-то разъясняла в его внутреннем дискурсе, складывая по кирпичикам его представление о силовых полях психики, и формируя общую схему теории психической энергии. Сначала чтение Кьеркегора, Карен Хорни, Эриха Фромма, Карла Роджерса убедило его, что силовых полей психики может быть только два, причем одно поле интеллектуальное, а другое материальное. «Истинное и ложное Я», центральный личностный конфликт, «спонтанность и маска», гуманистическая и авторитарная совесть – все эти определения противоборства двух сил в психике не оставляли в этом сомнений. «Энергий может быть только две, – говорил он себе, – и одна из них будет составлять фундамент психики, а другая – патологическое образование по принципу бактерий в биологии, паразита, разъедающего источник живой энергии души. Видимо с этим поверхностным силовым полем и будут связаны все патологии, все психопатии и психозы». Это открытие окрылило его. Он чувствовал себя героем захватывающего детективного романа, напавшего на след опасного преступника, – романа, который становился все более интересным с каждой прочитанной главой. Книга Леви-Брюля «Первобытное сознание» утвердила его в сделанных выводах: да, действительно имеется два силовых поля психики, и Леви-Брюль называет их логическим и до-логическим сознанием, четко разделяя их как качественно различные сознания, которые могут уживаться в психике одного человека. Леви-Брюль противопоставил свою теорию теории эволюционистов, которые утверждали, что тотемизм первобытного мышления – это первичная стадия сознания, из которой потом разовьется научное мышление цивилизованного человека. Нет, говорит Леви-Брюль, тотемизм дикарей и логика цивилизованных людей – живут одновременно в психике одного человека, в том числе и в сознании современных людей; сосущесвуют как два качественно различных сознания. Эта книга тоже стала большим прорывом, потому что Финкель увидел подтверждение своей теории двух силовых полей, двух качественно различных энергий в психике одного человека; центрального личностного конфликта, о котором писала мудрая Карен Хорни. Эта книга также подтвердила его догадку о том, что только одна энергия будет энергией интеллекта, а другая будет материальной энергией. Вот только почему эта материальная энергия обязательно «мистическая»? Что такое мистическая в переводе с языка символов силового поля? Почему сознание аборигенов насквозь мистическое, заполненное страхом сверхъестественных сил и демонами всех калибров, колдовством и магией? Как эту информацию, подтверждаемую всеми антропологами, имевшими дело с дикарями, перевести на язык силовых полей психики?
Помогла ему другая книга, монография известного антрополога-позитивиста Эмиля Дюркгейма, писавшего о тотемизме австралийских аборигенов. Дюркгейм, подобно всем позитивистам, ставит себе задачу найти общие закономерности природы человека, но подобно всем эмпирикам он отвергает сознание и душу как объект исследования. Чтобы объяснить мистическое сознание аборигенов, которых он считает равными цивилизованным людям в отличии от Леви-Брюля, Дюркгейм вводит понятие психической энергии! И хоть он трактует его с позиций материализма, как Фрейд и как Оствальд, все таки только введение этого понятия позволяет Дюркгейму объяснить существо мистического сознания. И только путем перевода его на язык энергетики! Итак, Дюркгейм пишет, что строгая черта, которая разделяет сознание аборигенов на обычное и сверхъестественное, на сакральное и профанное – это всего лишь разница между уровнями энергии психики. Под психической энергией он понимает не душу человека, а физическое объединение людей в эмоциональном экстазе. Такие ритуалы общего физического и эмоционального экстаза, говорит Дюркгейм, есть не служение тотемам, как вы думаете, а всего лишь поиск психической энергии в единении, где тотемы только символы.
Обратите внимание, что тотемы всегда символы силы для дикарей, говорит дальше Дюркгейм, что вся мистика аборигенов есть не больше и не меньше как своего рода спекулятивное мышление дикарей, обобщающих весь мир в представлении о противоборствующих силах. Эти обобщения и есть причина их мистического мышления: они просто ищут силу, и находят ее как умеют своим примитивным мышлением.
Эта идея Дюркгейма стала следующей важной нитью к распутыванию детективного сюжета, увлекшего Бене много лет назад. Действительно, как же он раньше не догадался. «Мистика» дикарей – это чувственное отражение информации о соотношении сил «Я» и «среды», окружающего мира. Так появляются две фигуры сверхъестественной силы в сознании, сверхъестественность которых состоит только в том, что они результат грубой абстракции, обобщившей всю энергию космоса в две количественно противостоящие силы. Эти две силы и должны вероятно составлять полюса силового поля материальной энергии. Это был огромный прорыв в распутывании того клубка, который когда-то вручил ему Петр Николаевич, заинтересовав его теорией психической энергии.
Следующим важным шагом стало понимание, что в основе обоих силовых полей лежит закон сохранения силы психической энергии, и что именно этот закон формирует полюса интеллекта как информацию о двух противостоящих силах. На эту мысль его натолкнула многочисленная литература о значимости самооценки для психического здоровья: значимость самооценки для поддержания здоровья психики отмечают все психологические исследования и психиатрические материалы, равно Фрейд и Маслоу, Хорни и Олпорт. Альфред Адлер сделал тему комплекса неполценности как основной причины психический расстройств – центральной темой своего исследования. Хорни соглашается с ним в основных выводах, но упрекает Адлера за то, что тот не видит качественного различия между двумя энергиями психики и проводит только количественные различия. Так или иначе, Адлер также рисует силовое поле психики, где уровень самооценки определяет все. Значит, заключил Финкель, болезненность самооценки есть проявление закона сохранения силы психики.
Следующими важными именами в формулировании теории психической энергии стали имена Фрейда, Маслоу и Милграмма. Фрейд оказался тем самым первопроходцем, который сформулировал структуру силового поля материальной энергии, с двумя ее противоположными полюсами, составляющими систему. Его знаменитая система Эго и СуперЭго, которую он сам называл «психическим аппаратом» и была тем самым искомым силовым полем первобытного сознания аборигенов. Фрейд стал самой трудной задачей для Бенедикта Яковлевича. Его открытие двух полюсов материальной энергии психики было спрятано настолько надежно под толстым слоем его собственных мистификаций, которыми он пробовал дать правдоподобное объяснение этим двум фигурам бессознательной психики. Везде он подчеркивает главное, что они бессознательны (не связанны с интеллектом), что они составляют систему (не существуют одна без другой), что они имеют противостоящий характер, что проявляется в сильном чувстве страха. Наконец он говорит о том, что это фигуры через которые происходят «загрузки» окружающего мира, связанные с искажением восприятия. Все это в точности отвечало определению двух противоположных полюсов силового поля материальной энергии, как его Финкель обнаружил еще у Леви-Брюля и Дюркгейма, где идет речь о сильном страхе сверхъестественных сил, как основной эмоциональной тональности первобытного сознания. Не может ли быть этот мистический страх связан с кататоническим страхом шизофреников, думал тогда доктор Бене. Он убедился в правоте слов Леви-Брюля об одновременном наличии обоих силовых полей в сознании человека. Эволюция приводит не к тому, что из одного поля развивается другое поле, как думали Тейлор и Фрейзер, а к тому, говорит Леви-Брюль, что у цивилизованного человека преобладает поле интеллекта, а у первобытных людей больше развито поле Эгосистемы материальной энергии.
З. Фрейд:
«Можно однако сказать, что скрывается за страхом „Я“ перед „Сверх-Я“, перед страхом совести. Высшее существо, ставшее „Идеалом Я“, когда-то угрожало кастрацией, и эта кастрация, вероятно, является тем ядром, вокруг которого откладывается страх совести; кастрация именно то, что продолжает себя как страх совести».
«Хотя и доступное всем дальнейшим влияниям, оно на всю жизнь сохраняет характер, полученный им вследствие своего происхождения от Эдипова комплекса, а именно – способность противопоставлять себя «Я» и преодолевать его. Оно – памятник былой слабости и зависимости «Я» и продолжает свое господство и над зрелым «Я». Как ребенок был принужден слушаться своих родителей, так и «Я» подчиняется, категорическому императиву своего «Сверх-Я».
«Вопрос, ответ на который мы отложили, гласит: как это происходит, что „Сверх-Я“, в основном, проявляет себя как чувство вины (лучше – как критика: чувство вины есть соответствующее этой критике восприятие в „Я“) и при этом развивает по отношению к „Я“ такую исключительную жестокость и строгость? Если мы обратимся сначала к меланхолии, то найдем, что могучее „Сверх-Я“, захватившее сознание, неистовствует против „Я“ с такой беспощадной яростью, как будто бы присвоив себе весь имеющийся в индивиде садизм. Согласно нашему пониманию садизма, мы сказали бы, что в „Сверх-Я“ отложился разрушительный компонент, обратившись против „Я“. То, что теперь господствует в „Сверх-Я“, является как бы чистой культурой инстинкта смерти, и действительно ему довольно часто удается довести „Я“ до смерти, если только оно до того не защитится от своего тирана обращением в манию».
Значит, делал вывод ФИнкель, здоровый человек будущих цивилизаций – это человек, у которого поле Эгосистемы будет окончательно деактивировано. Э. ФРомм подтвердил его мысль о том, что загрузками Сверх-Я (СуперЭго) могут быть не только тотемы аборигенов, но и обожествляемые «авторитеты» в современных обществах, в этом и состоит секрет их обожествления (в загрузках через поле Эгосистемы). О том же писал и Дюркгейм, когда проводил параллели между поклонением тотемам у аборигенов, и поклонением авторитетам в современном обществе (и там и там нет логики говорит он, оправдывая аборигенов). Дюркгейм хочет сказать, что аборигены правы потому что и современные люди ведут себя также, на самом деле нужно сделать обратный вывод: современные люди, поклоняясь аборигенам, уподобляются примитивному магическому сознанию дикарей. Что собственно и доказали эксперименты на «Подчинение авторитету» Милграма».
Эрих Фромм «Иметь или быть»:
«Однако существует также символическое и магическое инкорпорирование. Если я верю, что инкорпорировал образ какого-либо божества, или образ своего отца, или животного, то этот образ не может исчезнуть или быть отобран у меня. Я как бы символически поглощаю предмет и верю, что он символически присутствует во мне. Так, например, Фрейд объяснял суть понятия „Сверх-Я“ как интроецированную сумму отцовских запретов и приказаний. Точно так же могут быть интроецированы власть, общество, идея, образ: что бы ни случилось, я ими обладаю, они как бы „в моих кишках“ и навсегда защищены от всякого внешнего посягательства».
Наконец, теория Абрахама Маслоу о самоактуалах окончательно утвердила доктора Бене в его формулировании теории психической энергии, как конфликта двух силовых полей в психике человека, двух различных энергий психики: базисной энергии поля интеллекта и совести с одной стороны, и материальной энергии поля Эгосистемы, являющейся поверхностным патологическим образованием, провоцирующим неадекватное восприятие, и последующие психопатии и психозы.
Абрахам Маслоу поставил себе противоположную Фрейду цель: если Фрейд исследовал людей с больной психикой, чтобы найти механизмы патологии, то Маслоу исследовал людей со здоровой психикой, чтобы понять существо здоровой психики. Доктора Бене поразила в его находке то обстоятельство, что здоровая психика сводилось в точности к тому, что было сформулировано в его теории: поле интеллекта и совести, при этом свободное от поля Эгосистемы! И если доктор Бене пришел к своей формулировке теоретически, то Маслоу сформулировал «синдром здоровья психики», или иначе понятие самоактуалов исключительно на базе опытного материала! Значит, Леви-Финкель был прав, когда предположил, что все болезни психики от поля Эгосистемы (обнаруженное Фрейдом у больных людей, и антропологами в первобытном сознании); и что быть здоровым – значит уметь нейтрализовать это поле Эгосистемы. Маслоу описывает здоровых людей, как людей большого интеллекта, адекватно видящих действительность (без мистики загрузок поля Эгосистемы), не эгоцентричных, ставящих интеллектуальные и социальные задачи, людей сильной воли и самостоятельных решений, совести и человечности, людей умеющих дружить и независящих от окружающих, людей творчества и философского юмора. Это в точности портрет человека, свободного от страха мистических авторитетов поля Эгосистемы, от тщеславия и страха стыда, от больного самолюбия и злорадства, от отношений насилия и подчинения, от расстройств воли в навязчивых влечениях влюбленности и самовлюбленности. Все складывалось в одну картину как в детском пазле. Эксперименты на подчинение авторитету Стенли Милграма подтвердили наличие конфликта двух противоположных силовых полей психики: испытуемые испытывали сильное напряжение от одновременного желания послушать голос совести или подчиниться приказу авторитета. Это убедило доктора Бене в его выводах относительно общей патологии современной цивилизации, где у подавляющего большинства людей все еще активно поле Эгосистемы, хоть уже и не так доминирует над научным сознанием как у дикарей. Время, когда поле Эгосистемы будет окончательно нейтрализовано, и планету населят здоровые люди, самоактуалы Маслоу, оставалось неопределенным будущим. Не об этом ли втором осевом времени говорил Ясперс?
И только механизмы распада психики в неорганических психозах все еще оставались загадкой для доктора Бене.
Почему, если поле Эгосистемы активно у всех, с ума сходят далеко не все? Как объяснить энергетические механизмы психоза? Почему одно и то же поле Эгосистемы приводит к разным неорганическим психозам: шизофрении и маниакальной депрессии? В чем различие энергетических механизмов этих психозов? Почему шизофрения часто необратима, а маниакальная депрессия напротив, обратима? Как именно поле Эгосистемы провоцирует психозы?
