Тесла Лейла Хугаева
Проблемы развития духа. Критика структурализма
Корректор Анна Кычакова
© Тесла Лейла Хугаева, 2020
ISBN 978-5-0051-2187-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1. Проблема второго осевого времени К. Ясперса
1. Мы начнем с определения метафизики, как ее понимают рационалисты, – метафизики интеллекта. Интеллектуальная форма космоса. У Платона – это идеи, у Декарта, Бэкона и Спинозы – законы природы, но во всех случаях это интеллектуальные формулы, которые определяют форму материи.
2. Фрэнсис Бэкон «Новый органон»: «Таким образом, исследование форм, которые (по смыслу и по их закону) вечны и неподвижны, составляет метафизику, а исследование действующего начала и материи, скрытого процесса и скрытого схематизма (все это касается обычного хода природы, а не основных и вечных законов) составляет физику. Дело и цель человеческого знания в том, чтобы открывать форму данной природы, или истинное отличие, или производящую природу, или источник происхождения (ибо таковы имеющиеся у нас слова, более всего приближающиеся к обозначению этой цели)».
3. Из этого определения видно, что метафизика не только не противостоит науке, но составляет самую ее сущность. Если законы природы – это интеллектуальная форма мира, а наука изучает законы природы, то наука начинается и заканчивается там, где начинается и заканчивается метафизика интеллекта.
4. Позитивизм Огюста Конта, как известно, противопоставил понятие метафизики науке. У него, напротив, метафизическое стало означать ненаучное, даже бессмысленное. Потому что Конт, как последователь эмпиризма, отрицал законы природы в виде трансцендентной формы материи. После «проблемы индукции» Дэвида Юма отрицать законы природы стали все эмпирики, в том числе и позитивизм, как одно из направлений эмпиризма
5. Поэтому считается, что сегодня нет научного определения понятия Дух. Позитивизм Конта, который, как известно, противопоставил «метафизику» науке, вообще исключил понятие сознания из объектов научного исследования, как неподдающееся эмпирическому измерению, а вместе с сознанием и психологию из своей иерархии наук. Сознание, Дух, Духовная энергия, Психика, Психическая энергия – мы будем рассматривать эти понятия как тождественные в этой книге.
6. Огюст Конт, как все эмпирики, путает спекулятивную мысль и метафизику интеллекта, как ее определил Фрэнсис Бэкон. Одно дело – научная мысль, которая ищет законы природы путем индукции и дедукции, совсем другое дело – умозрительная софистика, «диалектика», как ее называл Бэкон, которая никак не связана с опытом или неправильно связана с опытом. Как известно, индукцию, как способ выведения общих законов природы из данных опыта, открыл как раз Фрэнсис Бэкон.
7. Фрэнсис Бэкон «Новый органон»: «Разум, предоставленный самому себе, вступает на тот же путь, на какой ведут правила диалектики. Ибо дух стремится подняться к наиболее общему, чтобы там успокоиться, и слишком скоро начинает пренебрегать опытом. Но это зло еще увеличила диалектика своими пышными диспутами. Оба эти пути исходят из ощущений и частностей и завершаются в высших общностях. Но различие их неизмеримо. Ибо один лишь бегло касается опыта и частностей, другой надлежащим образом задерживается на них. Один сразу же устанавливает некие общности, абстрактные и бесполезные, другой постепенно поднимается к тому, что действительно более сообразно природе. Тот же, кто знает формы, – тот охватывает единство природы в несходных материях. И, следовательно, он может открыть и произвести то, чего до сих пор не было, чего никогда не привели бы к осуществлению ни ход природных явлений, ни искусственные опыты, ни самый случай и что никогда не представилось бы человеческому мышлению. Поэтому за открытием форм следует истинное созерцание и свободное действие».
8. Критика спекулятивной мысли, как «софизмов», «диалектики», «казуистики», «формальной логики» в том духе, как она имеет место у Бэкона, безусловно полезна и нужна. Но обозначать такое умозрение, оторванное от практики, метафизикой неправильно. Метафизикой мы будем называть те вечные трансцендентные законы природы, к открытию которых стремится наш ум и что составляет сущность и содержание нашей научной деятельности
9. Другое дело голое умозрение, оторванные от жизни спекуляции формальной логики, «онтология абстракций» воображения. Достаточно только вспомнить, как понимали метафизику Кант и Гегель, Шеллинг и Фихте. Известно, что философия Канта, положившая начало немецкому идеализму, стала ответом на «проблему индукции» Юма, отрицавшего законы природы. Кант согласился с ним, что знание природы человеку недоступно и что законы человек сам приписывает природе. Так он окончательно разрушил метафизику интеллекта. Гегель, Шеллинг, Фихте уже шли по его стопам, и если они формально признавали интеллект и даже много говорили о нем, то сохранили главное из философии Канта: отрицание объективных законов природы и науку, как познание этих законов в процессе индукции и дедукции.
10. Разрушив метафизику интеллекта, они разрушили единственную лестницу, которая ведет на небеса. Поэтому все фантазии Канта об абсолютной свободе законодательствующего разума или Гегеля о духе-абсолюте, который сам придумывает законы не только себе, но и всей вселенной, были уже только «нагромождением софизмов», мистикой магического сознания, не имеющей никакого отношения к трансцендентному миру вечной интеллектуальной формы. К небу и духу, как энергии разума, получающей у него свободу и силу.
11. Почему энергия Духа стоит особняком по отношению ко всем другим природным энергиям? Какую бы мощь ни развивала электрическая, механическая или атомная энергия, они всегда движутся строго в соответствии со своими закономерностями. Закономерностями, которые контролируем мы, люди. Мы имеем доступ к силе этих энергий благодаря тому, что наше мышление есть часть вселенского интеллекта, установившего законы природы и позволившего нам открывать эти законы. Такой силы нет у обычных природных энергий, только наличие у нас мышления дает нам ее. В этом наш доступ на небо уже при жизни. В этом наша свобода, поскольку мы можем открывать и контролировать законы в том числе и своей собственной энергии. Мы свободны в пределах контроля открытых нашей наукой природных энергий.
12. Стоит только разрушить один из полюсов интеллекта – либо отрицать законы природы, либо отрицать мышление, – и метафизика интеллекта вместе с силой и свободой Духа, которую дает нам наука, рушится безвозвратно. Даже если вандалы будут подобно Канту или Гегелю утверждать, что дали абсолютную свободу и силу нашему разуму, сняв ограничения объективными законами природы, – это только переход в мистику воображаемых идолов и полная потеря связи с истинной силой и свободой неба – с трансцендентной интеллектуальной формой вселенной.
13. Экзистенциальная философия сделала Дух объектом своего пристального рассмотрения. Кьеркегор, Ницше, Ясперс, Хайдеггер, Сартр, Камю. В русском экзистенциализме – Толстой, Достоевский, Чехов и др. Они изучали Дух пользуясь только фактами опыта и логикой, ощупью, интуитивно, не умея еще сформулировать какое-то научное знание. Но эмпирический материал, ежедневный личный опыт, опыт общения и когнитивного развития – все это взывало к постулированию существования некоей духовной реальности, некоей психической энергии, живущей своей особой разумной моральной жизнью. Они ищут здоровье и патологию этого Духа, его силу и мощь, красоту и безобразие. Их подход уже не мистический, а вполне опытный. Они внесли большой вклад в становление науки о Духе, о психической энергии.
14. Гуманистическая психология Олпорта, Маслоу, Фромма, Хорни, Юнга, Адлера, Франкла, Роджерса и других стала продолжением научных поисков Духа, начатыми экзистенциалистами. В отличие от последователей биологизма Фрейда, Павлова и Скиннера, они утверждают самостоятельную психическую реальность, развивающуюся по своим собственным законам, независимым от законов биологии. Они шли тем же путем, ощупью, не имея пока в своем арсенале четко сформулированного научного метода, четкой философской позиции, лавируя и спотыкаясь, но неуклонно придерживаясь фактов и логики. В итоге труды каждого из них внесли большой вклад в понимание природы духовной энергии человека, закономерностей его психики. Все чаще ученые используют термин «психическая энергия», когда хотят говорить о закономерностях психики. Например, Вильгельм Оствальд, Курт Левин, Фрейд, Юнг, Тойнби, Дюркгейм, Лесли Уайт не смогли бы сформулировать своих теорий без обращения к энергетической терминологии.
15. Психоанализ Фрейда и бихевиоризм Скиннера пошли по дороге, указанной Огюстом Контом, исключив сознание из объектов научного исследования, так как не считали его «фактом» реальности. Мозг – да, биологические инстинкты – да, но места сознанию не нашлось в повседневном эмпирическом переживании своей экзистенции. Фрейд считал сознание и разум производными от биологических инстинктов, а культуру – договором индивида с обществом о воздержании от агрессивных инстинктов. В итоге он сводил роль разума к «рационализации» индивидом своего биологического поведения в тех случаях, когда оно расходилось с «общественным договором» о сдерживании «зверя» в индивиде. Фромм пишет о цинизме Скиннера, который также отказывался признавать реальность человеческой души, сознания, духовной (психической) энергии несколько саркастически. Согласно теории условных рефлексов Павлова, бихевиористы стали трактовать психику как совокупность условных рефлексов, накопленных в результате научения стимул-реакция. В отличие от бихевиористов, Фрейд все же увидел психику как автономную энергию, хоть и считал ее производной от биологии. Он первым в психологии стал широко применять термин «психическая энергия».
16. Антропологи положили начало новой полемике вокруг онтологии Духа. Великие географические открытия поразили Новое время не только масштабами новых открытых земель, но в не меньшей степени и знакомством с первобытными людьми. Аборигены не были те ми же людьми, но с меньшим развитием. Их психика носила качественные отличия, она оказалась насквозь мистифицирована вопреки уверениям младой материалистической науки о том, что человек всего лишь животное. Тогда, казалось бы, чем менее развиты люди, чем ближе они к природе, тем больше их поведение должно определяться животными инстинктами, тем больше они должны походить на животных. Ан нет, аборигены оказались во многих отношениях очень далеки от поведения биологического выживания, свойственного животным.
17. Например, аборигены четко делили весь мир на видимые и невидимые силы, на природную реальность и магическую (колдовскую реальность). Никто не мог сказать, как они к этому пришли, грамоте они обучены не были. Они обожествляли солнце, луну, ветер, растения или животных (какое-либо конкретное) и молили у них о пощаде. Они отдавали большую часть своих скудных запасов на жертвоприношения этим рукотворным идолам. Они истязали себя пытками, мучили голодом и жаждой, они запрещали себе технические усовершенствования из страха разозлить богов.
18. Ученые Нового времени пришли к выводу, что мышление этих первобытных людей очень далеко от природы, что оно насквозь мистическое, что психика аборигенов объята страхом сверхъестественных сил, что им всюду мерещится черт и дьявол. Где же тут искать животный мир? Даже Дарвин впоследствии признал в «Происхождении человека», что проблема эта кажется ему неразрешимой и ответа на вопрос он не видит. Он только робко намекает, что собаки тоже «обожествляют» хозяев. «Проф. Браубах утверждает, что собака смотрит на своего хозяина, как на Бога».
19. Чарльз Дарвин «Происхождение человека»: «То же высокое умственное развитие, которое впервые побудило человека верить в невидимое вмешательство духов, затем в фетишизм, политеизм и наконец в монотеизм, должно было роковым образом вести к различным странным суевериям и обычаям до тех пор, пока его разум оставался на низкой ступени развития. О некоторых из них страшно вспомнить: таковы, например, приношения людей в жертву кровожадному богу, испытание невинных посредством яда или огня, колдовство и т. п. Тем не менее полезно размышлять иногда об этих суевериях, потому что они показывают, какой глубокой благодарностью мы обязаны развитию нашего разума, науке и успехам наших знаний. Сэр Леббок справедливо замечает: „Мы можем сказать без преувеличения, что смутный ужас перед неведомым злом висит подобно черной туче над жизнью дикаря и отравляет ему всякую радость“. Эти печальные и косвенные результаты наших высших способностей можно сравнить с побочными и случайными ошибками инстинктов низших животных».
20. Мнения антропологов разделились. Эволюционисты считали, что мистика аборигенов, «анимизм» природных сил и тотемизм в поклонении идолам природы – это зачатки философского мышления, примитивные попытки объяснить окружающий мир. Дюркгейм ввел понятие психической энергии. Он считал, что мистика аборигенов – это разделение на «сакральное и профанное» с целью обретения «психической энергии» в массовых скоплениях людей, необходимых для проведения сакральных ритуалов. Леви-Стросс заявил, что аборигены обладают полноценным развитым сознанием, ничем не уступающим цивилизованным людям. Он возражал Леви-Брюлю, который считал, что феномен первобытного сознания проливает свет на качественную неоднородность сознания: два качественно различных мышления, способных сосуществовать в одной психике, в одном человеке: мистическое (пралогичное) и научное. Разве концепция Леви-Брюля не объясняет мифологические концепции о борьбе добра и зла в психике? Философские концепции экзистенциалистов и гуманистической психологии о борьбе истинного и ложного «я» в человеке?
21. Карл Ясперс предположил, что середина первого тысячелетия до нашей эры (VIII – V века до н.э.) стала рубежом, отделившим первобытное сознание варваров от рационального сознания цивилизованных, культурных людей. Это время возникновения мировых религий в Персии, Индии, Израиле, Китае; философии и науки в Древней Греции. Он вводит в своей книге «Истоки истории и ее цель» знаменитую теперь уже доктрину «осевого времени». Так он именует период VIII – V веков до н.э., который, согласно его мнению, стал решающим в становлении всей последующей человеческой цивилизации. Более того, Ясперс пишет, что до сих пор этот период является источником всякого духовного вдохновения и стимулом всякого развития. В тяжелые времена человечество возвращалось к культурной сокровищнице, обнаруженной человечеством в этот период. Гойа говорил, что сон разума рождает чудовищ. Действительно, пробуждение осевого времени стало тем рубежом, который провел качественную границу между первобытным сознанием варваров, насквозь пропитанных мистикой и магией и рациональным сознанием цивилизованных людей, свет разума которых отныне обращается к науке и философии.
22. Надо отметить, что Ясперс не считал, подобно Леви-Строссу, Шпенглеру, Тойнби или Хантингтону, что в мире десятки различных цивилизаций, каждая из которых имеет свою собственную душу, и что души эти, подобно организмам, цветут и увядают. Напротив, он очень ясно говорит об общей культуре человечества и едином очаге цивилизации, который стал культурной колыбелью всего человечества. Осевое время VIII – V века до н.э. составили очаги всего пяти цивилизаций: индийская, персидская, еврейская, китайская и, конечно, греческая. Именно поэтому сами индусы назвали своего пророка Буддой (пробуждением). Это время, когда человеческий интеллект словно пробудился ото сна после долгой спячки. «И, – пишет Ясперс, – те народы, которые не сумели усвоить того культурного прогресса, который принесло пробуждение этих пяти цивилизаций, остались варварами, вне истории и вне человеческого сознания». В его философии нет и намека на позицию упомянутых ученых о самобытности всех цивилизаций, об их несравнимой ценности и независимости от других цивилизаций.
23. Карл Ясперс «Истоки истории и ее цель»: «Эта схема мировой истории исходит из четырех, правда, очень значительных, но по своему смыслу гетерогенных периодов мировой истории: доистории прометеевской эпохи (неолит), эпохи великих культур древности, осевого времени, когда полностью формируется человек в его духовной открытости миру, эпохи развития техники. В доступной нам истории есть как бы два дыхания. Первое ведет от прометеевской эпохи через великие культуры древности к осевому времени. Второе начинается с эпохи науки и техники, со второй прометеевской эпохи в истории человечества, и быть может, приведет еще к далекому и невидимому второму осевому времени, к подлинному становлению человека. Все, что произойдет в наше время, должно быть универсальным и всеохватывающим; развитие уже не может быть ограничено Китаем, Европой и Америкой. Решающие события, будучи тотальными, должны неминуемо носить совсем иной роковой характер. Теперь весь вопрос состоит в том, сохранит ли грядущее развитие свою открытость и завершится ли оно, проходя через жесточайшие страдания, созданием настоящего человека».
24. Получается, что религиозное сознание стало своего рода перевалочным пунктом в становлении разумного, рационального, научного сознания. Это уже не пралогичное мышление аборигенов, но еще и не рациональное мышление научного интеллекта. Это мифологическое мировоззрение, которое впервые поднимает во всей серьезности проблему сущности, развития, становления Духовной энергии человека. В этом прогрессивное значение мировых религий, которые стали толчком для философской постановки проблемы в будущем, а затем и научного изучения психики, психической энергии. Мы уже говорили, что гуманистическая психология (экзистенциальная философия) во многом сохранили мировоззренческий каркас мировых религий.
25. И Ясперс говорит только о пробуждении, о первом шаге, о становлении сознания человека. Понятно, что ужасы последующего развития человечества не позволяют говорить об обретении сколько-нибудь полного знания, по крайней мере рационалисту, который верит в свет разума и способность людей быть рациональными и конструктивными. Ясперс говорит о «втором осевом времени», когда появится «настоящий человек», что, видимо, должно означать завершение того пути к истине, начало которому было положено в первое тысячелетие до н.э., в первое осевое время пробуждения мировых религий, науки и философии
26. Известно, что метафизика в ее истинном значении, которое мы будем защищать в этой книге, не только не противоречит науке, но является ее важнейшей предпосылкой и фундаментом. Вовсе не случайно, что ученые такого масштаба, как Декарт, Ньютон, Спиноза, Лейбниц, Эйнштейн, Максвелл, Фарадей, Ясперс, Тесла, Больцман, Планк и многие, многие другие были метафизиками. Они говорили о мире идей Платона, о деизме в противоположность теизму, о рационализме. Тем не менее современная наука со времен позитивизма Огюста Конта противополагает понятия метафизики и науки примерно в том смысле, в котором мы противополагаем первобытное мышление и научный интеллект, как невежество мистики и реальное знание действительности. Попробуйте скажите современным позитивистам, эмпирикам, материалистам, что самые великие умы считали метафизику фундаментом науки – они как все суеверные люди отказываются видеть факты и прячут голову в песок
27. Неслучаен также и тот факт, что современная позитивная наука с ее эмпиризмом и отрицанием метафизики интеллекта зашла в тупик. Об этом знают ученые, ведут полемику в своих эзотерических кругах, защищают диссертации о проблеме индукции Юма, которую никто не может решить, и продолжают делать вид, что наука функционирует лучшим образом. Все прочие люди, которые не могут понять того эзотерического языка, которым стала современная социальная наука в силу надуманной сложности, пустых абстракций, софистики и казуистики, им верят и чувствуют себя за ними как за каменной стеной великой науки. Откуда им знать, что это замок на песке!
28. Мы покажем, какое решение проблемы Юма предложил Кант и каким препятствием стала философия Канта для развития науки. Нельзя решить проблему индукции Юма, оставаясь на почве эмпиризма. Кант схитрил, оставив одну ногу на поле эмпиризма, а другой шагнув в сторону метафизики. В итоге не осталось ни эмпиризма, ни метафизики, и полный отказ от научного мышления все приняли за выход из тупикового положения.
29. Самыми жесткими критиками Канта были Ленин («Материализм и эмпириокритицизм») и Айн Ренд, философ-рационалист, обвинивший Канта вслед за Лениным в том, что он разрушил объективную реальность и рационализм, встав на позиции мистицизма и агностицизма. Айн Ренд называла Канта «главным злодеем нашего времени», поскольку, как всякий рационалист, видела фундамент общества в научном познании. Также считал и Ленин, хотя впоследствии выяснилось, что диалектика Гегеля и диалектический материализм Маркса – ничуть не менее иррациональные системы, чем трансцендентальная философия Канта. Гегель, кстати, был его учеником, и Гулыга пишет, что и Гегель, и Маркс восхищались Кантом.
30. Зарождение мировых религий в осевое время Ясперса стало только первым шагом на пути к становлению этих религий. Этот шаг стал борьбой с идолопоклонством первобытного мышления, когда люди стремились отвернуться от мистики мифологии в поисках метафизики интеллекта.
31. Следующий шаг – духовные революции внутри уже сложившихся религиозных систем. Это следующий рывок в освобождении от мистического мышления варваров. Они искали духовную силу интеллекта и потому пришли к монизму, к пониманию «единого» разума мира. Ведь только интеллект есть то единое, что связывает такую разнородную вселенную. Монотеизм в теологии, монизм в философии – развитие мышления приводит к осознанию единого духовного источника всего человечества, Интеллекта.
32. Для религий эта истина пока выражена мифологически и, собственно, далека от осознания ее первопричины в становлении интеллекта. Зато метафизика интеллекта элеатов, Пифагора, Сократа приводит к становлению платоновской школы, дающей уже полноценную философию метафизики интеллекта.
33. Религии бурлят внутренними революциями. Греческое имя Заратустры – Зороастр, что говорит о том, что древние греки хорошо знали его философию. А некоторые ученые говорят о зороастризме как одном из источников платонизма (что Пифагор познакомился с зороастризмом во время своего путешествия по Востоку, которое оказало большое влияние на его философию).
34. Христос бросает вызов иудейским пророкам, противопоставляет институтам догм и ритуалов – церковь духа и истины. Результатом его революции было становление христианской церкви. Лютер продолжает его борьбу уже в лоне христианской церкви, которая в свою очередь приводит к возникновению протестантских церквей по всей Европе.
35. Будда восстает против индуизма как религии догм и ритуалов и обращается к философским поискам истины. Шанкара преобразует брахманический ведизм в монотеизм веданты. Результатом этих революций становятся буддийские монастыри, которые в течение следующих веков завоевывают все новые страны: Китай, Япония, Тибет, Вьетнам и др. Интенсивная духовная жизнь Индии порождает таких великих деятелей, как Ганди, Рамакришна, Вивекананда, Тагор и др.
36. Жорж Санд, письмо к Антриетте де ла Бриготьер: «Вот уже 1800 лет, как церковь убивает Евангелие, ибо она желает только сухо толковать его, тогда как необходимо его продолжать. Христос был человек богодухновенный, но не бог, ибо что это за бог, который знал далеко не все, который не пожелал нам сказать всего, что нам надо было знать! Итак, думайте, вглядывайтесь в собственную душу, испытывайте свою веру, чтобы очистить ее, возвеличить ее всею мощью вашего разума и сделать ее достойной того бога, которому поклонялся Иисус, славный мученик, распятый за то, что знал больше, чем Моисей и его пророки. Если веруете в то, что Иисус был богом, а Евангелие – последнее слово мудрости, значит, вы никуда не движетесь, а мне такой покой не нужен. В душе моей раздается голос, который велит мне отринуть этот покой, велит сражаться с усталостью и ленью. Конечно, я бы с большим удовольствием заснула в лоне религии, готовой к употреблению, знающей ответы на все вопросы. Спать на такой подушке – великое счастье! Однако я тревожусь вовсе не о собственном счастье! Я тревожусь о собственном долге и желаю узнать, в чем он заключается. И я полагаю, что Иисус сказал мне о нем недостаточно. Он ставил слишком много вещей непроясненными. Он не решил земной участи рода человеческого. Меж тем решения той проблемы, которую именуют ныне социальной (Иисус говорил о Царствие Божием на земле), он не нашел, и всякий кто не ищет это решение, не может считаться ни верующим, ни набожным, ни даже христианином. … Вы простираетесь ниц перед непогрешимым христианством, я перед христианством совершенствующимся. Вы поклоняетесь церкви прошлого, я – церкви будущего! Поверьте: это та же самая церковь, наша общая мать, колыбель нашего общего разума и наших добрых чувств, наших благородных страстей и наших кротких добродетелей. Но ваша церковь закрыла свои двери, а наша их открывает».
37. Ромен Роллан «Вселенское Евангелие Вивекананды»: «Ибо большинство людей, считающих себя религиозными, в глубине души равнодушно к этому; они слишком ленивы, трусливы и неискренни; им удобнее оставаться на пути и не вглядываться слишком близко в то, что ждет их в конце. Вот почему они прозябают в податливой сфере формального благочестия». «Церкви и храмы, книги и обряды… Этот Kindergarten (детский сад) религии полезен для первых шагов духовного детства; но нужно пойти дальше, если искренно хочешь достигнуть истины». «Человека еще нет. Он будет. Бог, предающийся отдохновению, предоставил нам довершить лучшее из дел, дело Седьмого дня: освободить силы порабощенного Духа. Разбудить Бога в человеке… Воссоздадим Бытие!»
38. Получается, что грубой ошибкой является утверждение о стагнации религиозных систем в силу их догматического характера. Догмы тормозят эволюционное развитие сознания, но провоцируют революционные бунты внутри самих церквей. В конечном итоге революционное обновление религий провоцирует тектонические сдвиги в сознании, результатом которых стало Возрождение, неотъемлемое от Реформации.
39. Вильгельм Дильтей написал превосходную книгу о развитии духа со времен Возрождения и Реформации. Его главная мысль, которую он иллюстрирует множеством примеров, состоит в том, что религиозное развитие человечества должно привести к становлению универсальной, естественной религии. В то время термин «естественный» получил особое распространение в кругах просветителей, таких как Декарт, Спиноза, Руссо или Дидро, Лессинг и Жорж Санд, и был связан с новым мировоззрением, восставшим против догм религии и искавшим истину в законах природы.
40. Вильгельм Дильтей «Человек со времен Возрождения и Реформации»: «Так перед людьми этой эпохи встает в еще неопределенных очертаниях созерцание общей для всех благонадежных людей истины, которая получила свое наиболее чистое выражение в учении Христа и находит свою проверку в образе жизни. Из этого живого созерцания возникло затем понятие просвещенной, рациональной или естественной религии и теологии. Коорнхерт показывает, как во второй половине XVI века из борьбы сект, из стремления к миру с необычайной силой выкристаллизовывалось воззрение об общей всем конфессиям содержащей ядро религии истины. Это воззрение лежало в основе тенденции гениального Эразма, но решительно выходило за пределы того, что он считал допустимым высказывать в своих произведениях. Оно подготовило понятие естественной религии, которую затем Герберт Чербери обосновал врожденными моральными и религиозными задатками человека. Произведение Герберта Чербери об истине имеет эпохальное значение вследствие того, что как бы ставит проблему теории познания религии. В работе Чербери развиваются критерии, позволяющие установить во всех противоречивых религиях одну истину. Таким образом в ней дана первая законченная система естественной религии. Стремление к воссоединению церквей, разделенных на католические и протестантские, и к объединению протестантских конфессий проявилось впоследствии у Лейбница в определенном отношении к естественной теологии. С этим долго продолжавшимся и непреодолимым движением были связаны все выдающиеся теории естественной религии и естественной теологии».
41. Естественная религия в устах таких просветителей, как Джордано Бруно, Спиноза или Лессинг, – это религия законов природы, «законов, написанных в сердце», как говорили Спиноза и Руссо, противопоставляя ее догмам теологии, «написанным на скрижалях». То есть законы природы против бумажных законов, религиозных или светских, часто имевших форму юридических (то есть принудительных). И поскольку законы природы, законы психики (законы, написанные в сердце) – общие всему человечеству, то открытие этих законов приведет к созданию единой гармоничной, универсальной для всех религии, положит конец войнам и преследованию еретиков. Такая «философская вера» может быть основана только на разуме, на рационализме, на примате разума над догмами откровений.
42. Карл Ясперс «Философская вера»: «Если Сократ, Боэций, Бруно – как бы святые в истории философии, это еще не значит, что они величайшие философы. Это – подтвердившие своим мученичеством философскую веру образы, на которые мы взираем с благоговением. Признаком философской веры, веры мыслящего человека, служит всегда то, что она существует лишь в союзе со знанием. Она хочет знать то, что доступно знанию и понять самое себя».
43. Возможно ли, чтобы развитие науки привело к открытию такой естественной религии? Одинаково понимаемой духовной энергии всем человечеством? Будет ли это открытие психической энергии? Возможно ли второе осевое время Ясперса, которое, как он говорит, станет результатом появления «настоящего человека», когда его духовное становление завершится (но не научные поиски, которые составляют существо зрелого духа)? Возможно ли, что наука и религия суть две стороны одной медали, как говорят деисты и как часто говорил Эйнштейн? На эти вопросы мы и постараемся ответить в книге «Проблемы развития духа».
44. Жан де Лабрюйер: «Если даже земле суждено существовать лишь сто миллионов лет, все равно она переживает сейчас пору младенчества, начальные годы своего существования, а мы сами – почти современники первых людей и патриархов, к которым нас, наверно, и станут причислять в грядущем. Сравним же будущее с прошлым и представим себе, сколько нового и неизвестного нам люди познают еще в искусствах и науках, в природе и даже в истории! Сколько открытий будет сделано! Сколько различных переворотов произойдет на земле, во всех империях, во всех государствах! Как безмерно наше нынешнее невежество и какой малый опыт дали нам эти шесть-семь тысяч лет!»