Зацепка в финальных титрах привела меня к одной конкретной странице вышедшего из печати французского детектива, а она, в свою очередь, к автобусной остановке, где пришлось сесть на автобус и ехать неизвестно куда, пока на глаза не попалась расписанная граффити стена.
В ней скрывалось послание. По крайней мере, так мне казалось. В общем, из-за него мне пришлось помотаться по всему городу, перебирая зацепки, пока меня не арестовали в подвале Гарвардского выездного кинотеатра, где якобы должен был появиться некто – нечто? – по имени Пассажир.
Голова на тот момент уже совершенно не соображала. Все смешалось в единую кучу.
На самом деле я помню, какой камень свалился с плеч, когда меня арестовали.
Меня проверили на наркотики и психические расстройства, а потом поставили перед выбором: предстать перед обычным судом или судом по делам людей, страдающих психологическими заболеваниями. Такие суды, как и суды по делам о наркотиках, призваны защищать обвиняемых с расстройствами психики от перегруженной людьми и работой судебной системы.
В итоге именно так меня и судили, отпустив только при условии, что раз в неделю я буду показываться психологу.
Несколько дней спустя после ареста мне наконец-то позволили вернуться домой, а еще через месяц начался третий курс в университете.
Больше в «Связи» мне играть не приходилось – и не только из-за того, что случилось со мной в кинотеатре в ожидании Пассажира. Просто потом подвернулось кое-что интереснее.
В моей жизни вновь появились «Кролики».
Вздрогнув, я просыпаюсь от настойчивых звонков.
Кто-то пришел, и этот кто-то теперь агрессивно названивает в домофон.
Живу я на самом верху сорокаэтажного кирпичного дома в районе Капитолийского холма. С одной стороны, на потолке тут декоративная лепнина, на полу – паркет, а оконное стекло украшено просвинцованными решетками. С другой – масляная система отопления практически не работает, а из душа то и дело хлещет кипяток, стоит соседям снизу смыть воду в туалете. Управляющий божится, что уже сто лет пытается разобраться с проблемой, но верится в это с трудом.
– Твою ж, К, какого хрена? – Барон проталкивается в дверь и сразу направляется на кухню.
– Ты хоть спал? – спрашиваю я. – Чувствую, что нет.
– Всю ночь писал паре ребят из универа приложение для знакомств, – отвечает он, обыскивая шкафчики в поисках съестного.
На самом деле выглядит он не так уж кошмарно, но в глазах читается безумный, отрешенный взгляд программиста, который всю ночь пялился в экран под дико орущую музыку – этакая блестящая плотная пелена.
Сам Барон Кордрой высокий, худой, с угловатыми скулами, которые он как-то назвал «лицевыми плечами». Взгляд у него обычно сонный, но за ним скрываются огромный опыт и острый ум. Раньше он занимался финансами, но в последнее время подрабатывает фрилансером. В основном пишет приложения для всяких стартапов и по просьбам студентов, но под силу ему практически все. На самом деле, кажется, когда-то он работал на АНБ, а до фриланса занимался брокерством в крупной сиэтлской фирме.
Чтобы попасть в мир «Кроликов», нужно уметь замечать сложные закономерности, связи и совпадения. У таких людей обычно нет проблем с поиском работы, но еще в университете мне стало понятно, что лишь один вариант одновременно захватывающий и выгодный по деньгам: фондовый рынок.
Когда мы познакомились, Барон уже выгорел – ему надоело гоняться за чужими деньгами. Какое-то время он держался на крохотных дозах ЛСД с аддераллом, но когда наркотики перестали помогать, понадобилось что-то новое.
И тогда он узнал про игру.
Привлекли его загадочная история возникновения и множество теорий заговоров, о которых писали в даркнете, но остался он благодаря бесконечным загадкам и сложнейшим шифрам, которые приходилось решать, – а заодно благодаря друзьям, которых нашел в сборище таких же чудаков, каким был сам.
И не просто остался. Он погрузился в игру с головой.
Мы познакомились с ним у Фокусника; у меня как раз был выпускной курс в универе.
Как и все остальные, Барон Кордрой пришел в зал игровых автоматов в поисках Фокусника. Хотел обсудить с ним «Ксевиус» – вертикальный скролл-шутер, выпущенный «Намко» в 1983 году.
Аркадный автомат он искал, потому что когда-то уже играл в подобный в круглосуточном магазинчике в Орегоне, но что-то с ним явно было не так. Нужно было проверить игру на другом автомате, чтобы знать, от чего отталкиваться. А ближайший «Ксевиус» находился как раз у Фокусника.
Пять подростков из четырех разных компаний, игравших в «Ксевиус» в том магазине, сначала жаловались на головную боль и головокружение, а потом и вовсе упали в обморок. Барон пытался узнать почему.
Он поговорил с пострадавшими, и все твердили одно и то же. Перед тем как потерять сознание, все они видели тень, расползающуюся по экрану. Она манила их, протянув тонкую руку. Все они тут же отпрянули от автомата, потом услышали высокий писк, смешанный с низким гулом, а в итоге очнулись на полу рядом с обеспокоенными друзьями.
Другая причина, знакомые симптомы.
Владелец того автомата утверждал, что игра в идеальном состоянии и что если у Фокусника она отличается, то это потому, что сам Фокусник с ней что-то сделал.
Поверьте человеку, знакомому с Фокусником: если он может переписать код игры из 1983 года, то я Хейзел – а я, спойлер, уж точно не Хейзел.
Барон не нашел разницы между аркадами у Фокусника и в Орегоне, зато он нашел еще кое-что.
Он нашел единомышленника.
Он нашел меня.
…
Барон заливает остатки шоколадных хлопьев подмерзшим ванильным йогуртом, который простоял у меня в морозилке минимум год.
– А шоколад есть? – спрашивает он.
– Вчера ко мне приходил Алан Скарпио, – говорю я, изо всех сил стараясь сдержаться.
– Ага, ну да, – отвечает он и запихивает в рот хлопья.
А потом медленно откладывает ложку в сторону, переставая жевать. Он хорошо меня знает: понимает, когда я шучу, а когда говорю про самую настоящую встречу с живым, мать его, Аланом Скарпио.
– Ты серьезно?
– Он приходил на собрание. Добил твою партию в «Роботрон».
– Алан Скарпио приходил в зал Фокусника?
– Да.
– Вчера?
– Ага.
– Тот мужик в толстовке, который пошел играть после меня?
– Именно.
– Охренеть. И вы пообщались?
– Ага. И пирога поели.
Барон смотрит на меня с распахнутым ртом.
– Ну, Скарпио поел. Мне хватило кофе.
На то, чтобы выставить Барона восвояси, уходит немало времени, но сначала приходится рассказать подробности вчерашнего вечера и пообещать позвонить, как только встречусь со Скарпио.
Дождь в Сиэтле не такой, как в других городах.
Непогода заставала меня и в Лондоне, и в Нью-Йорке, и в Гонконге, и много где еще, но нигде, кроме северо-западного тихоокеанского побережья, не было такого дождя. Изумрудный полумрак здесь глубокий, бесконечный и пористый. Он сливается с окружением и в какой-то момент становится неотъемлемой твоей частью.
Путь к закусочной я прохожу под дождем.
На мне выцветшая синяя толстовка с капюшоном, джинсы и светло-серые конверсы All Stars.
В Сиэтле я живу практически всю жизнь, и хотя иногда мне доводилось оказываться под зонтиком, я даже не помню, есть ли у меня собственный.
Здесь никого не удивить тридцатью дождливыми днями в месяц. К ним привыкаешь. Осенней депрессии у местных жителей не бывает – она длится у них круглый год. И, честно признаться, меня все устраивает.
Я люблю дождь; в нем можно скрыться.
В закусочную я приезжаю за полчаса до встречи и, пока жду, успеваю выпить несколько чашек безвкусного кофе. Иногда начинает казаться, что мне все просто приснилось, но на заляпанном композитном столе рядом с грязно-белой керамической кружкой лежит визитная карточка Скарпио.
Это не сон. Все было взаправду.
Связь с «Кроликами» преследовала меня всю жизнь, но чувство это было эфемерным, мимолетным, ускользающим. А сейчас что-то изменилось. Как будто еще чуть-чуть, и появится доказательство, что не зря были потрачены все часы, проведенные в интернете в поисках информации об игре, в существовании которой никто не был уверен; все деньги, отложенные на поездки по захолустьям типа канадского Виннипега, где в итоге не находилось ни единой зацепки; все силы, уходившие на бесконечные подработки, ведь так нужно было купить коллекционное издание какого-нибудь непонятного атласа, в котором якобы скрывались подсказки по игре.
Картинка наконец-то складывалась воедино. Словно «Кролики» вдруг стали реальностью.
Но Скарпио опаздывает. Почти что на час.
Выпив еще кофе, я минут пятнадцать сверлю взглядом номер на визитке, а потом решаюсь позвонить.
На первом же гудке трубку берет какая-то женщина.
– Да?
– Эм, здравствуйте. Позовите, пожалуйста… мистера Скарпио. Мы вроде как должны были с ним сегодня встретиться.
– Вы «вроде как» должны были встретиться?
– Он сказал, что встретит меня за завтраком.
– Откуда у тебя этот номер?
– Мистер Скарпио дал.
На какое-то время воцаряется тишина.
– Ну и где ты?
– В закусочной.
– В какой еще, на хер, закусочной?
Я диктую адрес.
– Вот там и сиди. – Она вешает трубку.
Не знаю, что она собирается делать: заставить его позвонить, прийти или перенести встречу. Хочется есть, но не хочется оказаться перед Аланом Скарпио с тарелкой яичницы, если он вдруг заявится, так что я ничего не заказываю.
– Ну, как тебя звать? – интересуется женщина, плавным движением присаживаясь за столик.
Ей лет тридцать пять, азиатка. В блестящих черных кудрях – едва заметные цветные пряди. Одежда на ней дорогая: ощущение складывается такое, что она либо агент ФБР, либо продавщица из бутика Тиффани. На ее губах играет полуулыбка, по которой видно – эмоции за ней совсем не те, что скрываются за обычной улыбкой.
Людей в закусочной не очень много, но столиков десять заняты точно. Откуда она узнала, что это со мной должен был встретиться Скарпио?
– Меня зовут К, – отвечаю я.
– К. Сокращение, что ли?
– Да.
Она быстро понимает, что не дождется пояснений, и склоняется ближе, скрещивая руки на столе.
– Где он?
– Скарпио?
– Кто еще-то, блин?
– Не знаю.
Только сейчас я замечаю, что из-за разговора – или, скорее, допроса – постукиваю по столу, повторяя третий, финальный, сет финала Уимблдонского турнира 1991 года: Штеффи Граф против Габриэлы Сабатини. Эта партия вошла в историю, сделала Граф легендой Уимблдона. Ее подачи я выстукиваю слева, Сабатини – справа. Во втором сете Штеффи проиграла. Среди зрителей сидит принцесса Диана. Чудесный денек.
Женщина смотрит на меня так, словно видит насквозь. Пульс учащается. Я изо всех сил стараюсь медленно, глубоко дышать.
– Вы вчера здесь встречались?
– Да. Ну, точнее, мы встретились в зале игровых автоматов, а потом пошли сюда есть пирог.
Она кивает, обдумывая сказанное.
– А мистер Скарпио приедет? – спрашиваю я.
– Итак, вы поели пирог. Что дальше?
– Не мы, а мистер Скарпио. Только он ел пирог.
Она смотрит на меня, дожидаясь ответа на вопрос.
Да уж, не знаю, кто эта женщина, но точно не продавщица из бутика Тиффани. Я продолжаю выстукивать игру. Третий сет, 5:0 в пользу Штеффи Граф, ее подача.
– Мы с мистером Скарпио встретились в зале игровых автоматов через дорогу. Потом пришли сюда, немного посидели, и он попросил проводить его до машины.
Она задумывается на пару секунд.
– Он играл в игры?
– В смысле?
– В зале игровых автоматов. Он во что-нибудь играл?
– Э… ну да. Как минимум в «Роботрон».
– «Роботрон: 2048»?
– Да.
Она достает старую записную книжку – рыжий потрепанный «Молескин» – и пишет что-то черной шариковой ручкой.
– Простите, а вы кто? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня взглядом задолбавшегося тайного агента, который вот-вот перейдет от цивилизованного допроса к избиению телефонным справочником.
– Я работаю на мистера Скарпио.
– И все?
– Что дальше? – спрашивает она, игнорируя мой вопрос.
– Простите?
– Что было дальше?
Такое ощущение, что в закусочной вдруг похолодало градусов этак на десять и даже свет чуть угас.
Возможно, стоит рассказать ей о звонке, из-за которого Скарпио вдруг сорвался с места, но женщина эта кажется невероятно опасной. Мне хочется побыстрее закончить наш разговор.
– Ничего, – качаю головой я.
И вдруг происходит нечто неожиданное.
Штеффи Граф проигрывает в финале Уимблдона.
Это немыслимо.
Их матч проходил у меня в голове тысячи раз. Я знаю каждую подачу, вижу их четко и точно, все до одной. Штеффи Граф побеждает. Она победила. Это исторический факт.
Ничего подобного со мной еще не случалось. Матчи всегда заканчивались так же, как и в реальности, не расходясь ни на одно очко. Меня трясет. Руки начинают дрожать.
– Все в порядке? – спрашивает женщина.
– Да, – вру я и стараюсь взять себя в руки. – Вы не знаете, мистер Скарпио придет?
– Сомневаюсь, но если он появится – передай, чтобы позвонил домой. – На этом она встает и уходит.
Проследив за ней взглядом, я вижу, как она переходит улицу и скрывается в зале игровых авто- матов.
Чуть позже я схожу узнать, не сказала ли таинственная женщина чего интересного, но пока есть другие дела. Мысленно я быстро прокручиваю теннисный матч.
Штеффи Граф побеждает, как и должна была.
Слегка расслабившись, я заказываю завтрак.
Есть хочется невыносимо.
– О, да это же ваш друг вчера просил сэндвич с фрикадельками.
Я доедаю остатки омлета с сыром и встречаюсь взглядом с серо-зелеными большими глазами официантки, которой пришлось мириться со Скарпио, бросающимся цитатами, за что ей досталось немало чаевых.
– Было такое, – сознаюсь я.
– Погодите, я сейчас вернусь, – говорит она и уходит в подсобку.
Понятия не имею зачем.
Где-то через минуту она возвращается и вручает мне телефон Алана Скарпио.
– Вот, вы забыли, – говорит она, а потом поспешно уходит к другому посетителю.
Либо Скарпио случайно оставил телефон на столе, когда включал мне звуки ревеня, либо он вывалился у него из кармана.
Какое-то время я просто смотрю на заставку с песиком, а потом понимаю, что экран не заблокирован. Стоит всего раз провести пальцем, и данные с телефона Алана Скарпио станут моими.
Через несколько минут я снова подзываю к себе официантку и объясняю, что телефон не мой, а друга и что я обязательно передам, где его искать, если смогу с ним связаться. Она отвечает, что пока отнесет его в служебное помещение.
Потом я снова звоню на номер, который дал Алан Скарпио, но в этот раз никто не берет трубку – даже автоответчик.
Дождавшись, пока таинственная женщина уйдет из зала игровых автоматов, я перебегаю улицу, чтобы узнать у Хлои, не упоминала ли женщина Алана Скарпио.
Как-то раз мы с Хлоей чуть не начали встречаться – по крайней мере, так я считаю.
На тот момент мы были знакомы всего пару недель, и ни она, ни я не состояли в отношениях.
У нашего общего друга открылась выставка, и мы решили сходить туда в компании ребят, с которыми познакомились у Фокусника.
Не знаю, что она ко мне чувствовала, но мне она понравилась с первого взгляда. Умная и веселая, она интересовалась тем же, что и я, хотя любой нормальный человек счел бы мои хобби смертной скукой. И хотя иногда казалось, что ей на все глубоко наплевать, меня было не обмануть. Вовсе ей было не плевать. Наоборот, она ныряла в свои интересы с головой и уделяла им много внимания, просто нужно было узнать ее поближе.
Себя она называла музыкантом в отставке. С шестнадцати до девятнадцати она вела совершенно другую жизнь – писала и пела песни в относительно популярной инди-рок-группе.
Как и в случае песен «Cut Your Hair» у Pavement и «Creep» у Radiohead, у группы Хлои, Peagles, тоже был один-единственный хит, переплюнувший признанный критиками альбом. Песня называлась «MPDG (Маниакальная девушка-мечта)».
В клипе Хлоя играет на укулеле и делает это просто охренительно. Классное видео.
Хотя Peagles успели выпустить всего один полноценный альбом и один мини, «MPDG» выстрелила и так часто использовалась в кино и на телевидении, что ближайшие двадцать лет Хлоя могла не работать.
После выставки друзья предложили собраться у меня и отметить. Квартира у меня была большая, других квартирантов не было, а идти до нее было всего ничего – к тому же алкоголь у меня всегда имелся.
В компании нас было шестеро, но большую часть вечера мы провели втроем: я, Хлоя и ее подруга Аманда. Мы разговаривали: обсуждали игры, фильмы, комиксы, сериалы и все, что приходило в голову. А когда вспомнили про время, был уже час ночи и остальные давно разошлись.
Когда Хлоя с Амандой тоже собрались уходить, наши взгляды пересеклись. Хлоя едва заметно улыбнулась, заправляя волосы за ухо, и по телу вдруг пробежал электрический разряд. Дыхание сбилось, и восстановить его никак не получалось.
Как вообще люди дышат?
Как только легкие перестали бунтовать, мы обнялись на прощание, и Хлоя с Амандой ушли.
В моей голове засела лишь одна мысль: как позвать Хлою на свидание. Если пойдем в ресторан, будет скучно? Да, определенно. Может, на выходных в «Крокодиле» будет играть какая-нибудь классная группа? Надо будет утром проверить.
И тогда в дверь постучали.
Было несложно представить, как я открываю дверь и вижу Хлою, стоящую на пороге. Как она говорит, что ей вдруг захотелось прогуляться, что-нибудь в этом духе, что со мной весело и она хочет побыть вместе еще немного.
Но вернулась не Хлоя. Вернулась Аманда.
Она сказала, что забыла очки, а потом предложила еще что-нибудь выпить и обсудить «Сэндмена» Нила Геймана.
В итоге мы провели вместе пять лет.
Когда я захожу, Хлоя покачивается на стуле, сидя за прилавком. На ней выцветшая футболка NPR, Национального общественного радио, рваные джинсы и простые эппловские AirPods, которые она достает из ушей, прикрытых кудрявыми светлыми волосами.
Улыбаясь, она демонстрирует мне средний палец.
– Фу, как некультурно, – говорю я. – Ты же на работе.
Она пожимает плечами.
Я спрашиваю, зачем приходила таинственная женщина. Хлоя отвечает, что они не разговаривали – женщина просто поиграла в «Роботрон» и ушла.
– А с чего это такой интерес к какой-то женщине? – с подозрением спрашивает Хлоя.
Я рассказываю про Скарпио.
– Алан Скарпио?
– Ага.
– Попросил тебя помочь с игрой?
– Да.
– С «Кроликами».
– Именно.
Хлоя какое-то время пристально на меня смотрит, а потом откидывается на стуле и скрещивает руки.
– Врешь.
Я улыбаюсь.
– Да ладно?
– Клянусь, все так и было.
– Обалдеть! – Хлоя чуть не выплевывает жвачку. – Вообще, да, та женщина спрашивала, не видела ли я Алана Скарпио. Я подумала, она шутит.
– Он действительно сюда приходил. Мы должны были сегодня встретиться, но он не явился, а дозвониться до него не получается.
– Гони подробности, – требует она.
И я все рассказываю.
Хлоя выпытывает у меня все до последней детали – дважды. И чем дольше я обсуждаю с ней ситуацию, тем более безумной она начинает казаться. Алану Скарпио, миллиардеру-филантропу, якобы победившему в шестых «Кроликах», понадобилась моя помощь, потому что с игрой было что-то не так…
Хлоя спрашивает, точно ли приходил Скарпио, а не какой-нибудь его двойник.
Я киваю – но червячок сомнений начинает точить изнутри.
Спустя три дня после неудавшейся встречи с Аланом Скарпио я снова звоню по номеру с визитки.
Вне зоны действия сети.
Барон снова занят каким-то сложным проектом, а Хлоя целыми днями работает в зале игровых автоматов, так что я в кои-то веки решаю привести в порядок пару аккаунтов на онлайн-бирже и свою квартиру.
Встреча со Скарпио кажется бредом – словно на мгновение меня перекинуло в альтернативную реальность, где миллиардеры приходят ко мне за помощью и едят со мной пироги.
Номер, который дал мне Скарпио, вечно вне зоны доступа, а сам он известен своей нелюдимостью, так что я понятия не имею, как с ним связаться.
Если ему так нужна моя помощь с «Кроликами» – придется прийти ко мне самому.
Я возвращаюсь к прежней жизни и стараюсь не вспоминать ни про «Кроликов», ни про Скарпио, ни про странную беседу в закусочной.
А два дня спустя по новостям сообщают, что Алан Скарпио пропал без вести.
Одна из компаний по связям с общественностью, которой он владел, провела пресс-конференцию. Их представитель сказал, что с момента пропажи прошел «значительный, но на данный момент неустановленный период времени». Он обратился к общественности: если кому-то известно о местонахождении Алана Скарпио, «пожалуйста, свяжитесь с нами по этому номеру».
– Охренеть-охренеть-охренеть! – вопит в динамике телефона Барон Кордрой, с трудом сдерживая восторг. – Алан Скарпио сказал нам, что с игрой творится что-то странное, и тут же пропал!
– Ага. Жесть, – отвечаю я.
Разумеется, «нам» Алан Скарпио ничего не говорил. Он обращался ко мне, но Барона я не поправляю. Даже не помню, когда он в последний раз так чему-либо радовался.
– Надеюсь, с ним все в порядке, – говорю я.
– Погоди, как думаешь, его исчезновение связано с вашим разговором?
– Не знаю.
– Твою мать, К. А вдруг это «Кролики»?
Я не отвечаю. Новость об исчезновении Скарпио никак не удается переварить. Не может же это быть совпадением, правда?
– Капец, и что нам теперь делать? У нас же никаких зацепок, только таинственный визит миллиардера и какая-то женщина, которая нагрянула в закусочную, – говорит Барон.
Но он ошибается: зацепка есть.
– Я перезвоню, – говорю я и вешаю трубку.
…В закусочной заняты лишь несколько столиков, и официанты отдыхают перед толкучкой, которая обещает начаться в обед. Среди них – женщина с серо-зелеными глазами, которая обслуживала нас в тот день.
Она узнает меня и с улыбкой приглашает пройти за столик.
– Здравствуйте, – говорит она, наливая кофе.
Я говорю, что мой друг занят и попросил меня зайти за его телефоном.
Она приносит его вместе со свежей порцией кофе. Явно не догадывается, что мой «друг» – тот самый пропавший миллиардер. Видимо, не видела но- востей.
Как только телефон Скарпио оказывается у меня в руках, я бросаю на стол пять долларов и ухожу в спешке. Боюсь, что она вдруг догадается, кому принадлежал телефон, и передумает его отдавать.
В телефоне не находится ничего полезного. Никаких фотографий, кроме песика, стоящего на заставке, ни единого записанного звонка, включая тот, который явно встревожил его в закусочной, после чего он убежал на какую-то встречу. Это, а заодно пустая телефонная книга и аккаунт без привязанного адреса электронной почты намекают лишь на одно: для связи с внешним миром пропавший миллиардер явно использовал что-то другое.
– Пирог с ревенем? – спрашивает Фокусник, пялясь на телефон Скарпио как на Ковчег Завета.
– Его выбор, – отвечаю я.
– С кофе?
– Ага, с кофе.
– Какой-то конкретный кофе?
Я мотаю головой.
– Не, самый обычный.
Фокусник кивает и принимается за работу. Жесткие темные волосы падают на светло-зеленые глаза, длинные пальцы пробегают по телефону Скарпио, пока он подсоединяет его к ноутбуку с неизвестной мне операционной системой. На нем куртка из светло-коричневой замши, накинутая на винтажную розово-желтую футболку с логотипом группы Teenage Fanclub. С последней нашей встречи он похудел, а еще заметно состарился, хотя прошел всего месяц.
Хлоя сказала, что он успел побывать на севере России, а куда поехал потом – неизвестно; Фокусник часто срывался с места в последнюю секунду, пропадал на какое-то время, а потом возвращался, словно и не уезжал никуда. Мы ничего про него не знаем: ни где он берет деньги, ни чем занимается в свободное время – вообще ничего.
– К тебе пришел Скарпио и вы пошли есть пирог? – переспрашивает Фокусник.
– Да, – отвечаю я. – В закусочную.
Фокусник нажимает на клавиши и ждет загрузки какой-то программы.
– И чего ему было нужно?
– Он попросил помочь ему.
– Он попросил тебя? – Фокусник особо выделяет голосом местоимения, что довольно обидно, но уместно. Чтобы Алану Скарпио понадобилась моя помощь с «Кроликами»? Да это даже не фарс, а чистейший бред.
– И это точно телефон Скарпио? На сто процентов?
– Да, – отвечаю я. – Ну, вроде. По крайней мере, похож.
– Рассказывай все, что помнишь, – требует Фокусник.
Я пересказываю, как Скарпио рассказал о проблемах с игрой, что ему зачем-то нужна моя помощь и что если мы не разберемся с ней до начала новой итерации, то дружно окажемся в полной заднице. Потом я описываю пирог, таинственную женщину, звуки ревеня и, наконец, официантку, передавшую телефон.
– Скарпио ведь играл в «Роботрон», да?
– Да.
– А когда ему позвонили, он разнервничался, но запись с телефона удалил?
Я киваю.
Фокусник раздумывает над моими словами.
Старенький желтый аналоговый телефон вдруг оживает, и несколько секунд в кабинете дребезжит громкий звонок, но сразу же обрывается.
Фокусник оглядывается на телефон.
– Мне звонят.
– Но трубку же бросили, – говорю я.
– Еще увидимся, – твердо прощается Фокусник, а затем аккуратно отсоединяет телефон Скарпио от ноутбука, возвращает его и выпроваживает меня из кабинета.
Дверь за мной закрывается на замок, но я успеваю услышать, как Фокусник бормочет что-то себе под нос.
На ступеньках лестницы у кабинета сидит Хлоя.
– Разве Фокусник играет в «Кроликов»? – спрашиваю я, пока мы спускаемся в игровой зал.
– Раньше играл, – отвечает Хлоя, скармливая четвертак автомату с «Маппи». – А теперь просто помогает остальным игрокам. Это же не секрет, К.
– Да, знаю. Просто такое ощущение, что в этот раз он и сам заинтересовался.
– Ну, еще бы. У тебя же есть телефон Алана Скарпио.
– Это да.
Я наблюдаю за Хлоей, мастерски управляющей маленьким пиксельным мышонком.
– Что теперь будешь делать? – спрашивает она.
– Поеду домой.
– Наслаждайся жизнью, К, она у тебя захватывающая, – говорит Хлоя, завершая очередной уровень.
Я на секунду закрываю ей глаза, но она все равно умудряется не умереть.
– Я непобедима! – смеется она.
– Да, да, конечно, – говорю я. – Увидимся.
Просыпаюсь я в два утра от вибрации.
Обычно я полностью выключаю звук на телефоне, как и любой адекватный человек, ценящий свой сон, но с появлением в моей жизни Алана Скарпио я не могу рисковать пропустить что-то важное, просто потому что мне приспичило выспаться.
Я беру трубку на середине второй вибрации:
– Да?
– Привет, К.
– Хлоя?
– Прости, что так поздно.
– Ничего, я не сплю, – вру я.
– Сидишь в темноте?
– В смысле?
– У тебя свет выключен.
Я сажусь на кровати.
– Ты где?
– Внизу.
– Что ты там делаешь?
– Если хочешь, могу прийти завтра или ты приходи к Фокуснику. Просто я шла домой, и тут до меня дошло.
– Что дошло?
– Давай покажу, так будет круче.
– Ладно. Сейчас, пять минут.
Повесив трубку, я чищу зубы и натягиваю светло-серые спортивки, а потом долго выбираю футболку. Останавливаюсь на четвертой – она только сегодня пришла по почте. На ней изображен логотип «Красного карлика», любимого научно-фантастического сериала Хлои. Я «Красного карлика» тоже люблю, но, честно сказать, есть примерно стопроцентная вероятность, что футболка эта была куплена исключительно ради нее.
– У Алана Скарпио нет собак, – сообщает Хлоя, быстрым шагом проходя в гостиную. – У него аллергия.
На футболку она даже не смотрит.
– Что? – спрашиваю я.
Хлоя хватает телефон Скарпио со столика.
– У него на заставке собака.
– И что?
– Это подсказка!
– Думаешь?
– У тебя телефон Алана Скарпио, К. Он попросил тебя помочь с «Кроликами». Тут хрен знает что думать!
– Это да, – говорю я. – Ты права.
– Он должен был оставить какую-нибудь зацепку. – Она пролистывает список приложений.
Всех, кто сталкивается с игрой, охватывает подобное нетерпение.
Я вижу его в расширившихся зрачках, в блестящих глазах и быстрых, порывистых движениях Хлои. Никому из нашего круга оно не чуждо – мы чувствуем, что приближается очередная игра, и хотим поучаствовать в ней. Осталось лишь понять, как это сде- лать.
– Принести тебе что-нибудь? Вино, чай? – предлагаю я.
Хлоя закусывает губу, цокает языком. Она постоянно так делает, когда думает.
– Давай лучше чай, – наконец говорит она. – А то после четвертого бокала «Мальбека» мы вообще ничего не найдем.
– Хорошо, – соглашаюсь я и иду на кухню ставить чайник.
В гостиной я храню все, на чем строится моя жизнь: тысячи книг распиханы по полкам армией слепых маньяков, не иначе; старые игровые консоли опасно громоздятся друг на друга на покоцанной икеевской полке под телевизором – название у нее забавное, но я его уже и не вспомню; на бесчисленных полках теснятся всевозможные игрушки, свечи, настольные игры, пластинки и старинное навигационное оборудование времен парусного судоходства.
В общем, богатая коллекция в чем-то полезных, но в целом декоративных вещей.
Я приношу Хлое чашку «Эрл Грея» без кофеина. Мы садимся на потертый диван с бурым винным пятном, в точности повторяющим очертания Японии, и достаем телефон Алана Скарпио.
Рассматриваем заставку – породу собаки (помесь кавалер-кинг-чарльз-спаниеля с кем-то еще), фон (пес сидит на траве перед кустом рододендронов) и бандану (она лазурного цвета). Но что это значит? И значит ли вообще что-нибудь?
Мы выпиваем весь чай, завариваем новый и постепенно переключаемся с игры на другие темы. Говорим про любовь (Хлоя только что рассталась с парнем, барабанщиком по имени Грифф, которого мы с ней прозвали Маппетом), про жизнь (у меня паркет вздулся от воды, нужно его чинить или покупать новый), про семью (у меня никого не осталось; семья Хлои жива, но не всегда это повод для радости).
Недавно мать Хлои арестовали за нападение на продавца где-то во Флориде. Несмотря на то что все ее детство было полным раздольем грусти и наплевательского отношения и что она до сих пор жутко нервничает из-за матери, выросла она весьма спокойным и уравновешенным человеком. Или просто научилась мастерски притворяться, сложно сказать. В общем, все равно впечатляет.
Я бросаю взгляд на часы. Время перевалило за три.
– Наверное, спать пора?
Хлоя, зевнув, кивает.
– Можешь переночевать здесь, – говорю я. – У меня есть свободная комната.
– Серьезно?
– Да, конечно. Если понадобится полотенце или еще что – ты знаешь, где у меня что лежит.
– Ага, – соглашается она.
– Отлично.
Я нахожу Хлое тонкие голубые спортивные штаны и футболку с логотипом подкаста TANIS, чтобы ей не пришлось спать в уличной одежде.
Она благодарит меня, и какое-то время мы молча стоим в коридоре. Хлоя дергает ниточку чайного пакетика, намотанную мной на ручку кружки. А потом перекатывается на пятки, и на губах ее появляется нечитаемая усмешка.
Спешно пожелав ей спокойной ночи, я сбегаю в свою комнату и закрываю за собой дверь.
В кровати я достаю телефон и рассматриваю скриншот экрана Скарпио.
Бездумно уменьшаю и увеличиваю изображение, потому что мысли мои с Хлоей, оставшейся в другой комнате.
О чем она думает? Обо мне? А если обо мне, то что именно? Нет, с чего бы ей обо мне думать. Как будто у нее не может быть других мыслей.