Теннесси Уильямс
Орфей спускается в ад
Бьюла. Вот и я ему то же самое сказала, что он как будто в Майями побывал и загорел под флоридским солнцем, ха-ха!
Все предыдущие реплики произносятся очень быстро, накладываясь друг на друга.
Джейб. Ни под каким солнцем я не загорал. Вы все меня извините, но пойду-ка я праздновать свое возвращение наверх, в постель, потому как я – будто выжатый лимон. (С трудом ковыляет к подножию лестницы, Ева и Систер, всхлипывая и прижимая к глазам платки, следуют за ним.) Вижу, здесь кое-какие перемены случились. Так-так. Так-так. С чего это тут оказался обувной отдел? (Мгновенно становится враждебным, словно у них с женой это в порядке вещей.)
Лейди. У нас в магазине всегда не хватало света.
Джейб. Поэтому ты перенесла обувной отдел еще дальше от окна? Разумно. Очень логичное решение, Лейди.
Лейди. Джейб, ты же знаешь, я тебе говорила: мы тут установим лампы дневного света.
Джейб. Так-так. Так-так. Ладно. Завтра позову черномазых, чтобы помогли переместить обувной отдел обратно к окошку.
Лейди. Делай, что хочешь, это твой магазин.
Джейб. Угу. Угу. Рад, что напомнила.
Лейди резко отворачивается. Джейб поднимается по ступенькам, Коротыш и Пёсик за ним. Женщины сбиваются в кружок и перешептываются. Лейди устало опускается на стоящий у стола стул.
Бьюла. Не сойти ему больше по этой лестнице.
Долли. Никогда, дорогая.
Бьюла. Его уже в предсмертный пот бросает! Заметила, как бросает?
Долли. И желтый весь, как масло, пожелтел, прямо как…
Систер всхлипывает.
Ева. Систер! Систер!
Бьюла (подойдя к Лейди). Лейди, похоже, вам не очень хочется говорить на эту тему, но мы с Пёсиком очень волнуемся.
Долли. И мы с Коротышем тоже.
Лейди. Насчет чего?
Бьюла. Насчет операции, которую Джейбу сделали в Мемфисе. Она прошла успешно?
Долли. Или не очень?
Лейди смотрит на них невидящими глазами. Все женщины, кроме Кэрол, обступают ее, сгорая от любопытства.
Систер. Для хирургического вмешательства было уже поздно?
Ева. Разве оно не удалось?
Этажом выше раздается громкий размеренный стук.
Бьюла. Мне сказали, что оно уже и не требовалось.
Долли. Мы верим, что все не так безнадежно.
Ева. Верим и молим Бога, что не так безнадежно.
У всех на лицах еле заметные невольные улыбки. Лейди обводит их взглядом, потом, слегка ошарашенная, издает еле слышный смешок, вскакивает из-за стола и шагает к лестнице.
Лейди (словно на бегу). Извините, мне надо наверх, меня Джейб зовет. (Поднимается по лестнице, женщины смотрят ей вслед.)
Кэрол (внезапно громко нарушая молчание). Если уж о стуках, то у меня мотор постукивает. Вот так: тук-тук-тук. Я спрашиваю: кто там? Не знаю, то ли я с кем-то из умерших предков переговариваюсь, то ли мотор вот-вот вывалится, и я останусь одна посреди ночи на пустынном шоссе. Вы смыслите в механизмах? Уверена, что смыслите. Может, сделаете одолжение и немножко прокатитесь со мной? Сможете услышать, как стучит?
Вэл. У меня нет времени.
Кэрол. Чем же вы заняты?
Вэл. Жду, чтобы поговорить о работе в этом магазине.
Кэрол. Я вам работу предлагаю.
Вэл. Мне нужна работа, за которую платят.
Кэрол. А я вам заплачу.
Женщины громко перешептываются на заднем плане.
Вэл. Может, завтра как-нибудь.
Кэрол. Мне нельзя тут ночевать. Мне нельзя оставаться в этом округе до утра.
Шепот становится громче. Отчетливо слышится слово «развратная». Кэрол – не поворачивая головы и широко улыбаясь:
Что это они обо мне судачат? Не слышите, что эти бабы обо мне болтают?
Вэл. Да ладно вам…
Кэрол. Вот вовсе и не ладно! Что они там говорят? Что я развратная?
Вэл. Если не хотите, чтобы о вас болтали, тогда зачем такой макияж? Зачем вы?..
Кэрол. …Выпендриваюсь?
Вэл. Что-что?
Кэрол. А я показушница! Хочу, чтобы на меня обращали внимание, таращились, слышали, чуяли мое присутствие. Хочу, чтобы все знали – я живу! А вы разве не хотите, чтобы все знали, что вы живете?
Вэл. Я просто хочу жить, и мне плевать, знают об этом или нет.
Кэрол. Тогда зачем вы играете на гитаре?
Вэл. А зачем вы устраиваете цирк?
Кэрол. Верно – по той же причине.
Вэл. У нас разные дорожки… (Он все время отодвигается от Кэрол, но та не отстает от него. Она говорит настойчиво, упорно и не терпя возражений.)
Кэрол. В свое время я была так называемой «ушибленной Христом» реформисткой. Знаете, что это? Нечто вроде легкой формы эксгибиционизма… Я агитировала, произносила речи, писала письма против истребления чернокожих в нашем округе. Мне казалось, что нельзя заставлять их умирать от пеллагры или от голода, если долгоносик, цветоед или сильные дожди губят урожай хлопка. Я пыталась добиться открытия бесплатных больниц, ухлопала на это все деньги, которые мне оставила мама. А когда случился суд над Уилли Макги, которого отправили на электрический стул за непозволительные отношения с белой шлюхой (ее голос звучит, как страстное заклинание), я подняла шум. Натянула на себя мешок из-под картошки и отправилась пешком в законодательное собрание штата. Дело было зимой. Я шагала босиком в холщовом мешке, чтобы выразить персональный протест губернатору штата. О, думаю, что с моей стороны это было отчасти проявлением эксгибиционизма, но не только. Было там и что-то еще. И знаете, сколько я прошла? Девять километров от городской черты. На меня орали, улюлюкали, в меня даже плевали! И так на каждом шагу. А потом арестовали. Догадайтесь, за что? За бродяжничество в непристойном виде! Да-да, именно так обвинение и звучало – «бродяжничество в непристойном виде», поскольку было заявлено, что надетый мной мешок из-под картошки не является пристойным одеянием… Ну, все это было довольно давно, и теперь я больше не реформистка. Я просто «непристойная бродяжка». И я показываю всем этим сукиным детям, насколько непристойной может быть такая бродяжка, если она вкладывает в это всю душу – вот как я! Ладно, я рассказала вам свою историю показушницы. А теперь сделайте мне доброе дело. Сядьте в мою машину и отвезите меня на Кипарисовую гору. Там послушаем, как разговаривают мертвецы. Там, на Кипарисовой горе, они щебечут, как птички, но говорят одно лишь слово: «жить». Они твердят: «Жить, жить, жить, жить, жить!» Только это они и знают, только такой совет и могут дать. Просто жить. (Открывает дверь.) Просто! Все очень просто…
Уходит. Голоса женщин звучат громче, выделяясь из мерного, неразборчивого бормотания как шипение гусей.
Голоса женщин. Нет, не выпивка! Наркотики!
– Она точно ненормальная!
– Блюстители порядка предупредили ее отца и брата, чтобы и духу этой Кэрол не было в нашем округе!
– Совершенно опустилась!
– Да, развратница!
– Развратница!
Словно не в силах вынести это шипение, Вэл внезапно подхватывает гитару и выходит из магазина. Одновременно с этим на лестничной площадке появляется Ви Талботт и зовет его.
Ви. Мистер Зевьер! Где мистер Зевьер?
Бьюла. Ушел, дорогая.
Долли. Вот так-то, Ви. Был прекрасный кандидат на спасение, да и того переманила оппозиция.
Бьюла. Он уехал на Кипарисовую гору с этой девицей… Катрир.
Ви (спускаясь). Если бы некоторые женщины постарше подавали достойный пример, то молодежь вела бы себя поприличнее!
Бьюла. Это вы о ком?
Ви. О тех, кто устраивает пьянки и напивается так, что не различает, где свой муж, а где чужой. И о тех, кто прислуживает в церкви и в то же время играет в карты по воскресеньям…
Бьюла. Вот уж хватит! Теперь мне ясно, откуда все эти грязные сплетни идут!
Ви. Я лишь повторяю то, что слышу от других, а на попойках этих сроду не бывала!
Бьюла. Не бывали и не будете! Вы – общеизвестная зануда и брюзга, профессиональная лицемерка!
Ви. Я пытаюсь улучшить нравы! А вы на ваших пьянках усугубляете их падение! Иду, иду обратно наверх! (Бежит наверх.)
Бьюла. Что ж, рада, что высказала ей все прямо в глаза. Лопнуло мое терпение, чтобы выносить такое лицемерие. Долли, давай поставим в холодильник то, что может испортиться, да пойдем отсюда. Никогда мне так тошно не было!
Долли. О господи! (Задерживается у лестницы и кричит.) Короты-ы-ы-ыш! (Берет тарелки и уходит.)
Систер. Эти женщины – прямо отбросы какие-то.
Ева. Родня этой Долли на Синей горе – сплошь голытьба всякая. Вот Лолли Такер мне рассказывала, что ее престарелый папаша сидит на крыльце босой и хлещет пиво прямо из ведра! Давай цветы возьмем – у алтаря поставим.
Систер. Да, а в приходских записях отметим как пожертвование Джейба.
Ева. Я еще и бутерброды с оливками возьму. Пригодятся для чаепития у викария.
Долли и Бьюла проходят через магазин.
Долли. У нас еще есть время собраться тесным кругом.
Бьюла (кричит). Пёсик!
Долли. Коротыш! (Быстро выходят из магазина.)
Ева. На крыльце босой сидит?
Систер. И пиво прямо из ведра хлещет!
Уходят, взяв зонты и прочее. Мужчины спускаются по лестнице.
Шериф Талботт. Сдается мне, что Джейб отдаст концы еще до того, как вызреет урожай.
Коротыш. Никогда он здоровым не выглядел.
Пёсик. А сейчас и того хуже.
Идут к двери.
Шериф Талботт. Ви!
Ви (с лестничной площадки). Тише ты. Надо было поговорить с Лейди о том молодом человеке, а при Джейбе нельзя, потому как он думает, что еще сам сможет работать.
Шериф Талботт. Так, пошли, хватит дурить.
Ви. По-моему, надо дождаться, пока этот парень вернется.
Шериф Талботт. Осточертело мне видеть, как из тебя лезет всякая дурь, как только к нам в округ заявится очередной бродяга.
Громкий звук клаксона. Ви выходит на улицу вслед за мужем. Звук отъезжающей машины. Вдалеке лают собаки, освещение постепенно гаснет, указывая, что проходит какое-то время.
Картина вторая
Двумя часами позже в тот же вечер. Пейзаж за большим окном тускло подсвечен виднеющейся сквозь тучи луной. Взлетает и смолкает явный и чистый девичий смех Кэрол, затем слышен звук быстро отъезжающей машины.
Вэл входит в магазин до того, как стихают звуки мотора, где-то на дороге лает собака. Вэл бормочет себе под нос «Господи боже!», подходит к столу, стирает с губ и с лица губную помаду бумажной салфеткой, берет в руки гитару, которую оставил на прилавке.
Звуки шагов на лестнице. На площадке появляется Лейди во фланелевом халате; она вздрагивает от холода. Нетерпеливо щелкает пальцами, и старая собака Белла, хромая, спускается вместе с ней. Не замечая Вэла, сидящего в темном углу, проходит к телефону у лестницы. В ее хриплом и резком голосе слышится отчаяние.
Лейди. Аптеку дайте! Знаю, что там закрыто, это миссис Торренс, у меня тоже закрыто, но тут больной только-только после операции, да-да, срочный вызов. Разбудите мистера Дубинского, звоните, пока не ответит, срочный вызов! (Пауза. Ругается по-итальянски себе под нос, затем вслух.) Как же хочется сдохнуть, сдохнуть, сдохнуть…
Вэл (негромко). Нет, не надо, Лейди.
Она ахает, оборачивается и видит Вэла. Не выпуская из руки трубку, со звоном открывает кассу и что-то оттуда выхватывает.
Лейди. Что вы тут делаете? Знаете же, что закрыто!
Вэл. Я увидел свет, дверь была не заперта, вот я и вернулся.
Лейди. Видите, что у меня в руке? (Поднимает над кассой револьвер.)
Вэл. Собираетесь меня пристрелить?
Лейди. И не сомневайтесь, мистер, если не провалите отсюда!
Вэл. Вам не о чем беспокоиться, Лейди, я вернулся, чтобы гитару забрать.
Лейди. Гитару?
Вэл с мрачным видом приподнимает гитару.
Та-ак…
Вэл. Меня привела сюда миссис Талботт. Я был тут, когда вы вернулись из Мемфиса, разве не помните?
Лейди. А-а-а… Ах, да… И все время здесь были?
Вэл. Нет. Уходил, а потом вернулся.
Лейди (в трубку). Просила же звонить, пока не ответит! Давайте, звоните, звоните! (Вэлу.) Уходили, а потом вернулись?
Вэл. Да.
Лейди. Зачем?
Вэл. Вы знаете девушку, которая тут была?
Лейди. Кэрол Катрир?
Вэл. Она сказала, что у нее сломалась машина, и попросила починить.
Лейди. Починили?
Вэл. Машина у нее не ломалась, ничего у нее не ломалось… То есть у нее самой что-то сломалось, но в другом смысле…
Лейди. А что у нее сломалось?
Вэл. Голова – она во мне ошиблась.
Лейди. Это как?
Вэл. Она решила, что у меня на лбу написано «Кобель и жеребец».
Лейди. Она что-что решила?.. (Внезапно в трубку.) Ой, мистер Дубинский, простите, что разбудила, но я только что привезла мужа из Мемфиса, из больницы, и где-то забыла коробочку с люминалом… Он мне нужен до зарезу! Три ночи не спала, вся разваливаюсь, слышите, разваливаюсь вся, три ночи не спала, надо снотворное выпить. Слушайте, если не хотите потерять клиентку, пришлите хоть сколько-нибудь. Тогда сами принесите, черт вас подери, извините за выражение! Потому что я вот-вот рухну! (Швыряет трубку.) Чтоб ты… Господи! Всю аж трясет! Тут холод, как в морозильнике, сама не знаю почему, тепло здесь вообще не держится. Может, потолки слишком высокие или еще что, ну вот не держится тепло, и все тут… Так что вам нужно? Мне надо наверх.
Вэл. Вот, накиньте.
Снимает куртку и протягивает ей. Она не сразу ее берет, испытующе смотрит на него, потом медленно принимает куртку и внимательно ее разглядывает и ощупывает, водя пальцами по змеиной коже.
Лейди. Из чего это она сделана? Похоже на змеиную кожу.
Вэл. Ну да, именно из нее.
Лейди. И зачем вы носите куртку из змеиной кожи?
Вэл. А она вроде визитки. Меня так и зовут – Змеиная Кожа.
Лейди. И кто же вас так зовет?
Вэл. Ну люди в барах, там, где я работаю… Но с этим покончено. Завязал я с этим делом.
Лейди. Так вы что же – артист?
Вэл. Пою и играю на гитаре.
Лейди. Да? (Надевает куртку, словно примеривая.) И вправду теплая.
Вэл. Это от тепла тела.
Лейди. Горячая у вас, наверное, кровь.
Вэл. Верно.
Лейди. Ну и что, скажите на милость, вы у нас ищете?
Вэл. Работу.
Лейди. Хлыщи вроде вас не работают.
Вэл. Что значит «хлыщи вроде меня»?
Лейди. Те, что на гитаре играют и треплются, какие они теплокровные.
Вэл. Но это правда. У меня температура всегда на пару градусов выше нормальной, как у собаки. Для меня она в самый раз, как и для собаки, это верно.
Лейди. Ха!
Вэл. Не верите?
Лейди. Мне нет причины вам не верить, и что с того?
Вэл. Да так, ничего…
Лейди вдруг тихонько смеется. Лицо Вэла медленно расплывается в теплой улыбке.
Лейди. Необычный вы человек, это уж точно! Как вы тут оказались?
Вэл. Проезжал здесь вчера вечером, и распредвал у меня забарахлил, вот и застрял. Пошел к окружной тюрьме, чтобы поспать и от дождя укрыться. Миссис Талботт разрешила переночевать на койке в камере для задержанных и сказала, что, если я дождусь вашего возвращения, вы, возможно, дадите мне работу помощника в магазине, у вас же муж болеет.
Лейди. Ага… Ну это она ошиблась… Если и возьму помощника, то из местных, не могу же я нанять нездешнего… в куртке из змеиной кожи и с гитарой… у которого температура, как у собаки! (Запрокидывает голову и смеется мягким смехом, начинает снимать куртку.)
Вэл. Оставьте.
Лейди. Нет, сейчас мне пора идти, да и вам тоже…
Вэл. А мне некуда идти.
Лейди. Ну у всех свои заботы, и у вас тоже.
Вэл. Вы какой национальности?
Лейди. Что это вы спрашиваете?
Вэл. Похоже, вы иностранка.
Лейди. Я дочь итальяшки-бутлегера, которого сожгли здесь, в его же саду! Забирайте куртку…
Вэл. Как вы своего отца назвали?
Лейди. А что?
Вэл. «Итальяшка-бутлегер»?
Лейди. Его сожгли живьем в собственном саду! И что с того? Тут эту историю все знают.
Джейб стучит в пол.
Мне надо идти, меня зовут.
Она выключает свет над прилавком, и в этот момент Вэл принимается тихонько напевать «Райские травы», подыгрывая себе на гитаре. Внезапно умолкает и выпаливает:
Вэл. Я в электрике разбираюсь.
Лейди жалостливо смотрит на него.
Могу любую работу на подхвате выполнять. Лейди, мне сегодня стукнуло тридцать, и с прежней жизнью я завязал. (Пауза. Вдали лают собаки.) Жил в распутстве, но сам я не распутник. А все из-за нее. (Приподнимает гитару.) Моя спутница жизни! Смывает с меня грязь, словно водой, если что-то ко мне пристанет… (Тихонько наигрывает, загадочно улыбаясь.)
Лейди. А что там на ней за надписи?
Вэл. Автографы музыкантов, с которыми я пересекаюсь то тут, то там.
Лейди. Можно посмотреть?
Вэл. Включите свет, вон там, у себя над головой.
Она включает над прилавком лампочку под зеленым абажуром. Вэл нежно, как ребенка, протягивает вперед гитару. Голос у него проникновенный и нежный.
Видите вот это имя? Ледбелли?
Лейди. Ледбелли?
Вэл. Величайший из людей, игравших на двенадцатиструнной гитаре! Играл так, что разжалобил сердце губернатора Техаса, и тот выпустил его из тюрьмы… А вот это видите? Оливер, Кинг Оливер? Его имя бессмертно, Лейди. Величайший трубач со времен Архангела Гавриила…
Лейди. А это что за имя?
Вэл. Вот это? Оно тоже бессмертно. Имя Бесси Смит сияет среди звезд! Ее убил Джим Кроу, Джим Кроу вместе с Джоном Ячменное Зерно ее убили, но это совсем другая история… А вот это имя видите? И оно бессмертно!
Лейди. Фэтс Уоллер? Оно тоже сияет среди звезд?
Вэл. Да, тоже сияет среди звезд…
Ее голос звучит так же проникновенно и задушевно, их охватывает нежность, они придвигаются друг к другу, их разделяет лишь гитара.
Лейди. Опыт торговли есть у вас?
Вэл. Всю жизнь что-то кому-то продаю.
Лейди. Как и все остальные. Рекомендации имеются?
Вэл. Есть вот… письмишко одно.
Достает из бумажника сложенное письмо в потертом конверте, вместе с ним уронив на пол фотографии и разные карточки. Мрачно протягивает Лейди письмо и нагибается, чтобы подобрать рассыпавшиеся предметы, пока она внимательно изучает рекомендацию.
Лейди (медленно читает). «Этот парень проработал в моей автомастерской три месяца. Работник хороший, прилежен, честен, но любит поговорить, из-за чего мне пришлось его уволить, но хочется, чтобы… (Подносит бумагу ближе к свету.) Вы его… наняли. Искренне ваш…»
Вэл мрачно смотрит на нее, моргая глазами.
Да-а-а… Ничего себе рекомендация!
Вэл. Там так и написано?
Лейди. А вы разве не знали?
Вэл. Нет, он же заклеил конверт.
Лейди. Ну такая рекомендация не очень-то вам поможет.
Вэл. И вправду толку мало.
Лейди. Однако…
Вэл. Что?
Лейди. То, что о вас говорят, не очень-то много значит. В размерах обуви разбираетесь?
Вэл. Вроде бы да.
Лейди. Что означает «75 Д»?
Вэл таращит глаза и медленно качает головой.
75 – это длина, семь с половиной, а Д – полнота, самая большая. Как менять товар, знаете?
Вэл. Да, товар в магазине обменять смогу.
Лейди. На получше или на похуже? Ха-ха! Так… (Пауза.) Так… Видите помещение вон там, за арочной дверью? Это кондитерская, сейчас она закрыта, но скоро снова откроется, и я постараюсь сделать ее центром ночной жизни, чтобы туда заходили после кино. Заново там все обустрою и переоборудую. У меня все спланировано. (Говорит взволнованно, словно сама с собой.) По стенам и по потолку – искусственные ветви цветущих фруктовых деревьев! Как в весеннем саду! У отца был сад на Лунном озере. Часть его он засадил виноградником. У нас там стояло пятнадцать маленьких беседок, увитых виноградной лозой, с маленькими столиками… Мы продавали итальянское вино и контрабандное виски, а еще пиво. А они всё спалили! Отец там заживо сгорел…
Джейб стучит еще громче, хриплый голос кричит: «Лейди!» У входной двери появляется фигура и зовет: «Миссис Торренс!»
А-а, это снотворные таблетки принесли. (Подходит к двери.) Спасибо, мистер Дубинский, простите, что пришлось вас побеспокоить, извините, что…
Мужчина что-то бормочет и уходит. Она закрывает дверь.
Да пошел ты к черту, старый ублюдок… (Возвращается с пакетиком.) Вас никогда бессонница не мучает?
Вэл. Я могу спать или не спать, сколько захочу.
Лейди. Правда?
Вэл. Могу спать на цементном полу или шагать двое суток, причем сна ни в одном глазу. Могу задержать дыхание на три минуты и при этом не отключиться. Я как-то поспорил на десять долларов, что смогу продержаться, и выиграл! Еще могу целый день не ходить по малой нужде.
Лейди (пораженно). Вы это серьезно?
Вэл (непринужденно, словно для него это обычное дело). Серьезно. Как-то раз меня посадили за бродяжничество, заковали в кандалы и привязали к столбу, а я простоял там весь день и ни разу не справил малую нужду, чтобы показать этим сукиным детям, из какого я теста.
Лейди. Теперь понятно, что имел в виду хозяин автомастерской, когда написал, что вы любите поговорить. Ну а что еще вы умеете? Расскажите-ка о своем таланте владеть собой!
Вэл (улыбаясь). Ну говорят, что женщина может покорить мужчину. А я могу покорить женщину.
Лейди. Какую?
Вэл. Любую женщину о двух ногах.
Лейди (внезапно запрокидывает голову и добродушно смеется. Вэл по-детски ей улыбается). Ну здесь масса женщин о двух ногах, которые бы захотели проверить ваше заявление на прочность.
Вэл. Я сказал, что могу, но не сказал, что хочу.
Лейди. Не беспокойтесь, молодой человек. Я из тех женщин о двух ногах, которых не надо убеждать в силе ваших талантов.
Вэл. Нет, я со всем этим завязал.
Лейди. А что так? Укатали вас?
Вэл. Не укатали. Просто опротивело.
Лейди. Ах, опротивело, вот как?
Вэл. Говорю вам, Лейди, людей покупают и продают, как туши в мясной лавке.
Лейди. Ничего нового вы мне не открыли.
Вэл. Вы, может, думаете, что в этом мире много-много всяких разных людей? Но, Лейди, люди делятся всего на два вида – кого покупают, и кто покупает! Хотя нет… есть еще один вид…
Лейди. Это какой же?
Вэл. Те, на ком еще клеймо не проставлено.
Лейди. Проставят, и еще как.
Вэл. Для начала меня изловить надо.
Лейди. Ну тогда вам лучше не задерживаться в нашем округе.
Вэл. Знаете, есть такая птица без лапок, которая не может нигде присесть, и ей приходится всю жизнь проводить в полете? Это правда. Я однажды такую видел, она умерла и упала на землю. Была она светло-голубого цвета, а тельце у нее было маленькое, вроде вашего мизинчика, да-да, вроде мизинчика, а сама такая легкая, как перышко. А крылья широкие, но прозрачные, под цвет неба, и сквозь них все видно. Это называется защитной окраской. Камуфляжем. На фоне неба таких птиц не видно, и поэтому ястребы не могут их поймать, они их не замечают в высоком голубом небе у самого солнца!
Лейди. А если день пасмурный?
Вэл. А если пасмурный, то они залетают так высоко, что проклятым ястребам их не достать. Но у этих птиц совсем нет лапок, и всю жизнь они летают, а по ночам спят на волнах ветра, вот так расправляют крылья и парят, когда другие птицы складывают крылья и спят на деревьях… (Негромко начинает звучать музыка.) Они спят на ветру и… (Его взгляд становится мягким и пустым, он берет гитару и подыгрывает музыке.) …никогда не садятся на землю, разве что перед смертью!
Лейди. Хотела бы я стать такой птицей.
Вэл. И я тоже, да и многие другие – чтобы никогда не жить в грязи!
Лейди. Если вам доведется найти на земле такую погибшую птицу, покажите ее мне, потому как мне кажется, что вы все сочиняете про таких птиц. Потому что мне думается, что ни одно живое существо не может быть таким свободным. Покажите мне одну из таких птиц, и я скажу: «Да, это совершенное творение Господне!» Я отдала бы магазин со всеми товарами, лишь бы стать такой крохотной птичкой небесного цвета… За одну ночь, чтобы спать на волнах ветра и парить!.. Парить под звездами…
Джейб стучит в пол. Лейди переводит взгляд на Вэла.
Потому что я сплю с сукиным сыном, который купил меня на дешевой распродаже, и за пятнадцать лет не видела ни одного хорошего сна, ни одного… Ой, черт! Сама не знаю, зачем я душу изливаю первому встречному… Вот… (Со звоном открывает кассу.) Возьмите доллар и идите поешьте в круглосуточной закусочной у шоссе. Утром возвращайтесь, загружу вас работой. Начнете здесь продавцом, а когда заново откроется кондитерская, ну может, и там на что сгодитесь… Дверь сама защелкнется!.. Но сначала давайте-ка проясним ситуацию.
Вэл. Какую ситуацию?
Лейди. Ваши таланты меня не интересуют, да и вы сами интересуете меня не больше, чем трава на ветру. Если это ясно, то мы сработаемся, а если нет – то вам же хуже!.. Я, конечно, понимаю, что вы с приветом, но тут много таких, у кого привет еще больше, а они знай себе свободно разгуливают, а иногда еще и высокое положение занимают. Запомните – со мной никаких финтов и выкрутасов. А теперь идите поешьте, вы проголодались.
Вэл. Можно я ее здесь оставлю? Подругу жизни? (Это он о гитаре.)
Лейди. Оставьте, если хотите.
Вэл. Спасибо, Лейди.
Лейди. Не за что.
Он подходит к двери, вдалеке яростно лает собака. Вэл с улыбкой оборачивается к Лейди.
Вэл. Я ничего о вас не знаю, кроме того, что вы добрая, я таких добрых редко встречал! Буду у вас работать на совесть, честно и без волынок. А что до вашей бессонницы – так я знаю, как это поправить. Меня одна остеопатша научила, как слегка помассировать шею и хребет – и спишь глубоким, здоровым сном. Ну спокойной ночи.
Он удаляется. Проходит несколько секунд. Лейди запрокидывает голову и смеется звонко и весело, как ребенок. Затем оборачивается и во время опускания занавеса с изумленным выражением лица берет гитару и пробегает по ней пальцами.
