Татьяна Устинова
Зимняя коллекция детектива
– И я тоже болельщик, – признался Степан. – Как это я вас не узнал?.. И в Турине, и в Ванкувере. В Ванкувере финиш был, комментаторы все выли, орать уже не могли. Ох, какой там был финиш, умереть можно.
– Ледогорова все знают, – неуверенно произнес Володя. – Он мировая звезда.
Алла опять повернулась и посмотрела на Кузьмича. Она так волновалась, что у нее дрожали руки. Пришлось сложить их на коленях, чтобы никто не заметил.
– А вы тренер, да? – спросила она.
Кузьмич кивнул.
– И вы здесь постоянно живете?
Он опять кивнул.
– Мы выезжаем отсюда только на обязательные соревнования, – сообщил Марк. – А так у нас своя программа. С Федерацией и союзом биатлонистов договорились, они к нам не пристают. Мы медали привозим, и все довольны.
– Спортсмены вашего уровня тренируются в Альпах, – заявила Марина почему-то неприязненно. – Вы рассказываете сказки.
– Виноградов как раз председатель союза биатлонистов, – вдруг вспомнил Степан. – Точно! Он тоже по телевизору все время про биатлон рассуждал!
– Как ты тогда в Турине нагнал, парень! Вот не думал я, что доведется тебя самолично увидеть, а?! Не поверит мне никто! Ты мне автограф оставь, что ли, или фотографию на память!
– Сергей Васильевич, успокойтесь!
– Да ведь не поверит никто!
– А зачем Виноградов прилетел именно сейчас? – тихонько спросила Алла. – Несмотря на штормовое предупреждение! Он знал, что можно застрять надолго, и все-таки прилетел. Зачем?
– У него было ко мне срочное дело, – ответил Марк.
– Вы из-за этого дела… поссорились?
– Да.
– И ночью его убили.
– Мы не убивали, – сказал Марк. – Вам придется или поверить, или не верить, это не имеет никакого значения. Нам нет смысла его убивать.
– Он вас содержит? – догадалась Марина. – Это все на его деньги, да? Все ваши удобства и красоты посреди тайги оплачивал Виноградов?
Алла подумала, что мысль о том, что олимпийский чемпион и супермен Марк Ледогоров находится на содержании, доставляет Марине удовольствие.
– А теперь его убили и деньги больше давать некому?
– Я содержу себя сам, у меня свои деньги, – сдержанно объяснил Марк. – Но Игорь всегда помогает, это правда. Он в разных вопросах помогает, не только в денежных. Он очень влиятельный человек в спорте.
– Был, – подсказала Марина.
– Чай, – объявила Зоя Петровна. – Еще кому наливать?..
– Мне! – вскинулся Сергей Васильевич. – Зоя Петровна, я там внизу, в баньке, постирушку затеял. Так вы того, не обращайте внимания, я сам достираю. Свитер провонял больно.
…Нельзя забывать про убийство. Никак нельзя! А то вон Сергей Васильевич про постирушку заговорил как ни в чем не бывало! Уже… привык к тому, что в доме убийство. Кем бы ни был Марк Ледогоров, как бы он ни был знаменит, в его доме убит человек, и сделать это могли или он сам, или его тренер, больше некому и незачем. В то, что убил кто-то из группы, Алла не верила ни на копейку.
…Они поссорились, и один из них убил – ночью ножом, хладнокровно и беспощадно. Наверное, именно так, хладнокровно, беспощадно и расчетливо, Марк Ледогоров обходит противников, остается победителем – всегда.
…Сейчас все будут смотреть на него с обожанием, просить автограф и «сфотографироваться» – вон Сергей Васильевич уж попросил! Сейчас все будут вспоминать его победы и триумфы, зато никто и не вспомнит, что этот человек может быть опасен, именно потому что тренирован, умен и хитер. Он на своей территории, здесь он не просто олимпийский чемпион и звезда мирового спорта. Здесь он хозяин. Волк.
…Есть такие волки, которые убивают просто из спортивного интереса…
– Ты на лыжне-то всегда в шапке этой и в очках!
– А почему вы так мало интервью даете?
– Вообще-то я биатлон не смотрю, но несколько раз попал, финиш в Ванкувере действительно ударный был.
– Нет, а ты спринт видел?! Ну, когда Фуркад два штрафных бежал! И до последней секунды было непонятно, кто кого.
Кузьмич аккуратно поставил свою кружку и вышел. Марк помедлил и вышел за ним. Алла проводила их глазами.
Кузьмич надевал в сенях пуховик.
– Ну что?
Он сердито махнул рукой:
– Все врут, до одного.
– Зачем?
– Не знаю. Но врут все. Пойду я лыжи посмотрю, Марк. По лыжам многое понятно станет. Я внимательно-то не глядел.
Он напялил шапку, натянул почти до глаз.
– И девчонка!..
– Девчонка – ладно, – сказал Марк тихо и быстро. – А вот ты почему проспал?
И они посмотрели друг на друга.
– А Зоя Петровна почему проспала? – спросил Кузьмич и взялся за ручку двери. – То-то и оно.
Марина вернулась очень бледная и решительная и сообщила, что убили ближе к утру, то есть часов восемь назад. Удар один и такой силы, что шансов не было никаких.
– Он даже повернуться не успел, – сказала Марина, и губы у нее затряслись. Антон подал ей воды в водочной стопке, но она с силой отстранила его руку, вода пролилась на пол. – Кем надо быть, чтоб вот так, во сне!.. Это… бесчеловечно, ужасно!..
– Да, – согласился Антон, снова налил в стопку воды и выпил сам, как водки хлопнул. – Чего делать, непонятно. Чего жене говорить, где теперь работу искать…
– А у него жена есть, да? – спросила глупая Женька с сожалением, как будто убитый Виноградов собирался жениться на ней, да вот не успел.
– Ну конечно, есть! – с досадой сказал Антон. – У всех есть!
– И у Марка?
Алла за руку уволокла Женьку в комнату с книгами.
– Жень, угомонись. Эти люди убили человека, ты хоть понимаешь?
Женька закивала:
– Аллочка, я все, все понимаю. Вы не думайте, что я дура.
Алла и не думала, что она дура!.. Зато была почти уверена: Женька что-то скрывает и делает это очень ловко.
– Как ты его узнала?
– Ледогорова?! Аллочка, его же все знают! Он великий спортсмен, знаменитость!
– Ты поклонница биатлона?
– Папа, – запнувшись, сказала Женька. – Папа всегда смотрит. И я иногда смотрю вместе с ним.
– Что ты смотришь?
– Трансляции, – старательно ответила Женька. – Спортивных соревнований.
Алла внимательно и пристально смотрела ей в лицо. Та покивала несколько раз – честно-честно.
…Во время соревнований они все в очках и шапках, прав Степан! Какие они там за этими очками, не разберешь. Марк Ледогоров в светских мероприятиях не участвовал, в ток-шоу нога на ногу не сидел и в Думе не голосовал. На обложках журналов его никогда не печатали. Иногда он мелькал среди каких-то важных людей, но именно мелькал. Узнать его трудно, и все-таки Женька узнала. Из-за папы? И его любви к биатлону?..
– Не лезь к ним, – попросила Алла. – Ни к Марку, ни к его тренеру. Будь осторожна.
– Аллочка, я очень осторожна, но ведь вы не думаете на самом деле, что Марк Ледогоров мог зарезать своего делового партнера или даже спонсора?
– Почему не мог?
Женька потянула Аллу за руку, и вместе они плюхнулись на диван на какие-то шкуры.
– Аллочка, Ледогоров – шестикратный олимпийский чемпион. Вряд ли у него что-то с головой, да? Он же то и дело проходит всякие медицинские обследования и комиссии! То есть он здоров и в своем уме. Напиться до зеленых чертей он вчера никак не мог, он до вечера тренировался и вообще ничего не пил! Во-от, значит, пьяный угар и помрачение рассудка исключаются, да? – Алла не отводила глаз от Женькиного лица, а та продолжала: – Игоря, бедного, зарезали, да? Марина сказала – никаких шансов. Ледогоров с винтовкой обращается как бог. Ну быть не может, чтобы он так же обращался с ножом. Ему некогда с ножом тренироваться, он все время с винтовкой тренируется! Во-от. И потом, понимаете, Аллочка, если он сам Игоря зарезал, зачем он нам показал его труп? Вот зачем?
Алла перевела дыхание.
– Нет, ну правда, – продолжала Женька, – вот зарезал Марк Игоря, бедного. Вот лежит Игорь на кровати мертвый. Ну и вытащили бы они его в снег. Мы бы и не догадались ни о чем. Утром стали бы его искать, бегать по дому. Ну, не нашли бы, и все дела.
Она помолчала и добавила, сдвинув брови, очень темные по сравнению со светлыми волосами:
– Я… мне правда его жалко, Игоря.
Бедного, прибавила про себя Алла.
– Он вчера так настойчиво предлагал мне с ним переспать! Нет, он даже не предлагал, он как будто распоряжение делал! Он говорил: я проведу с этими чудиками воспитательную работу, и ты ко мне придешь, да, лапочка? Или я за тобой Антошу пришлю. Антоша всегда готов помочь. Я, конечно, тоже хороша, шампанского напилась!.. Но, знаете, Алла, сколько раз…
Тут Женька вскочила и захлопала глазами.
– Есть хочется, – сказала она специальным «девочкиным» голосом. – Я, наверное, бесчувственная. Никому не хочется, а мне хочется! А тетку просить я боюсь.
И она выбежала из комнаты.
Алла посмотрела на книжку про похождения бравого солдата Швейка.
…Виноградов собирался выяснить отношения с Марком и его тренером, а потом всласть порезвиться с Женькой. Женька или сама придет, или ее приведут – для этого есть специальный человек Антон, всегда готовый выполнить любое распоряжение хозяина. Почему Женька ничего никому не сказала? На самом деле напилась или сделала вид? Или, может быть, сочинила историю только что?.. Зачем? Зачем она ее сочинила?..
Алла вышла в коридор. В кухне разговаривали – громче всех Степан с Сергеем Васильевичем и опять про Турин и Ванкувер!..
Безмолвная Зоя Петровна тащила какие-то рюкзаки, дотащила до Аллы и плюхнула на пол:
– Ваши?
Алла посмотрела.
– Наши.
– Разобрать надо. Вещи посушить. Сгниют.
– Зоя Петровна, – спросила Алла, развязывая рюкзак, – вы ночью ничего не слышали? Никакого шума?
Та ничего не ответила. Время от времени, по всей видимости, ее поражал приступ глухоты или немоты.
Алла потянула завязки и стала вываливать на пол какие-то свитера и штаны. В коридоре моментально завоняло застарелым дымом от походных костров и отсыревшей шерстью.
Вдруг рюкзак как-то странно дернулся и взметнулся из-под Аллиного носа, и она чуть не упала, пришлось опереться руками:
– Что вы делаете?! Не трогайте тут ничего!
Над Аллой нависал Диман, совершенно красный.
– Я не трогаю, – сказала она осторожно. – Я хотела вещи повесить посушить…
– Не надо ничего сушить! Я сам!
Он перешагнул через Аллу и пошел к «комнате мальчиков», унося рюкзак, но вдруг остановился и повернулся к ней.
– Это чей?
– По-моему, Володин.
Диман еще посмотрел на рюкзак, повернулся, вздохнул и забормотал виновато:
– Алла Ивановна, не обращайте внимания! Извините. Я думал, это мой, они у нас почти одинаковые! А я терпеть не могу, когда в моих вещах роются, просто ненавижу!
Он подошел и аккуратно опустил рюкзак возле сидящей на полу Аллы.
– Это у меня с детства психоз. Я от брата все время вещи прятал, понимаете? Он у меня все таскал!
Диман протянул руку и помог Алле подняться.
– Да ничего, – пробормотала она. – Бывает.
– Давайте я вам лучше помогу. Куда тащить?
– Тащи в подвал, там есть где вещи развесить.
Безмолвная Зоя Петровна, протиравшая пыль в «оружейной», аккуратно и бесшумно вернула на место винтовку. Рядом на полке лежал охотничий нож в кожаных ножнах. Зоя Петровна посмотрела на нож и вышла.
Звук был равномерный и сильный – вжи-ик, вжи-ик, вжи-ик, – с отзвуком металла.
Женька остановилась перед табличкой «Посторонним вход воспрещен. Только для персонала» и прислушалась. Звук явно шел откуда-то изнутри, что-то там происходило, за дверью «только для персонала».
Она еще постояла, посмотрела по сторонам – никого не было на втором этаже, все внизу, – и потянула дверь на себя.
Звук стал отчетливей.
В комнате было сумрачно от метели, свет не горел. Книжные полки, диван, письменный стол, а на столе компьютер! Вот так так! Выходит, не зря Петечка мечется, ищет Интернет! Выходит, есть здесь Интернет, если хорошенько поискать, можно и найти! Женька подошла к письменному столу и посмотрела – бумаги, много бумаг. Какие-то графики, стрелки.
Вжик, вжик, доносилось из-за стены.
Широкий диван, на диване – комом – меховой плед. В кресле навалены какие-то вещи. Женька обошла кресло стороной и пошла на звук.
Марк Ледогоров в трусах и футболке, мокрый с головы до ног, как будто катился на лыжах, но не двигался с места в каком-то диком тренажере. Тренажер состоял из широкой плоской ленты, которая двигалась под ним, когда он отталкивался ногами, и тросов с гирями, те, по всей видимости, заменяли лыжные палки. Вжик – налево! Вжик – направо! Вжик! Вжик!..
Женька стояла в дверях и смотрела.
Здесь оказалось полно всяких тренажеров, о назначении которых невозможно было догадаться по виду: отполированные плоские напольные штуки с ограничителями; колодки, похожие на пыточные; еще как будто ворота с дисками для утяжеления в створах. Странные, тяжелые, угрюмые механизмы – ничего общего с хромированными, блестящими, самодовольными тренажерами в фитнес-клубах.
Женька вошла и очутилась у Ледогорова за спиной. Пот капал у него с подбородка, оставлял на черном пластике ленты следы.
Вжи-ик!.. Вжи-ик!..
«Посторонним вход воспрещен. Только для персонала».
Женька тихонько присела на какую-то зеленую резиновую штуку, похожую на гирю. Сидеть было очень неудобно, штука качалась и кособочилась под ней. Уходить Женька не собиралась.
Он соскочил с тренажера, наклонился и подышал. И негромко сказал, не поворачиваясь:
– Это надолго.
– Можно мне посмотреть?
Он перешел к следующему стенду. Тросы натянулись и задрожали, и мышцы у него на руках, переплетенные синими венами, натянулись тоже. Диски тяжело поднимались в пазах, и казалось, должны падать с оглушительным грохотом, но Марк опускал их мягко, почти нежно, почти неслышно – бесконечное число раз.
Потом к этим бесконечным монотонным движениям добавилось еще одно – ногами. Снова поехала лента на полу – влево, вправо, влево, вправо.
Зеленая резиновая гиря, на которой сидела Женька, как-то вывернулась, и она плюхнулась на пол.
Он взмахнул руками и пошел, на этот раз как будто с палками, движения изменились, стали неровными, более сложными, но никак не заканчивались. Бесконечное количество раз влево, бесконечное количество раз вправо, и все по новой.
Женьке стало трудно дышать, словно она сама делала все эти движения. Смотреть было почти невыносимо, как будто на ее глазах угрюмые фантастические механизмы пытали живого человека, вытягивали из него силы, медленно, по капле, – вон они падают, эти капли!
И снова, и опять, и влево, и вправо.
Женька закрыла глаза и сглотнула. Ее затошнило от его усилий.
Может, лучше уйти?..
Он продолжал работать, а она сидеть на полу, и неизвестно, сколько это длилось. Он сказал – долго, но Женьке показалось, что не просто долго, а вечно, механизмы его пытали, а он как будто старался спастись, совершал всякие магические ритуалы, чтобы их задобрить, но они оставались безжалостными!
А потом он куда-то ушел.
Женька еще посидела, повздыхала, встала на четвереньки и подползла к широкой резиновой ленте. Она в самом деле была мокрой, вся залита потом, и Женька подумала – странно, что не кровью.
Прошло еще довольно много времени, и Марк появился – как ни в чем не бывало.
Никаких следов пыток, никакого изнеможения.
Он был в белой футболке и брезентовых штанах, на шее полотенце, волосы мокрые.
Женька снизу вверх посмотрела на него.
– Так каждый день?
– Обычно два раза в день.
– И сегодня два раза?
Он кивнул и кинул в кресло полотенце.
– Ты извини, что я… влезла без приглашения.
– Ничего, – сказал он вежливо. – Мне зрители не мешают.
И посторонился, пропуская ее.
Не говоря друг другу ни слова, они вышли в коридор, он прикрыл за собой дверь и придержал Женьку за руку.
– Кто из ваших мог убить?
Она посмотрела на него очень серьезно.
– Можно мне потом еще к тебе на тренировку?
– То есть ты не знаешь?
Она покачала головой.
– Зачем ты сюда пришла?
Женька опустила голову, краска залила щеки. Она отняла руку и кубарем скатилась по лестнице.
Дверь распахнулась, дернуло ледяным ветром, метель ворвалась в дом. Вик вбежал весь в снегу, шкура загорелась под светом тусклой лампочки, как будто усыпанная мелкими бриллиантами. Пес сунул Кузьмичу в ладонь широкую холодную морду.
– Здорово, здорово, – сказал Кузьмич рассеянно и потрепал его между ушами.
Вик фыркнул и поддал носом.
– Здорово, говорю, – повторил Кузьмич. – Ну, чего там? Метет?
– Метет, – отозвался Марк, сбивая снег с унтов. – Нагонять на лыжне много придется.
– Нагоним.
Марк зашел, пристроил на вешалку пуховик и осмотрелся.
Его тренер сидел в кресле, вытянув ноги, и задумчиво созерцал шеренгу лыж, выставленных у стены. Их было ровно восемь и все не парные. Марк сел в соседнее кресло и тоже стал созерцать.
– А сосед твой где?
– Антон в большом доме. Чего ему со мной сидеть? Нервничает он, понятное дело. Начальника, считай, на глазах убили!
Вик обошел все три комнаты, чихнул на фотографию полярной совы, которую он отчего-то терпеть не мог, устроился между Марком и Кузьмичом и зевнул во всю пасть. Сверкнули сахарные чудовищные клыки.
– Кофе хочешь?
– Давай.
Кузьмич подобрал ноги, нехотя поднялся и пошел на кухню.
– Ты оценил, – громко спросил он оттуда, – что я тебя ни о чем не спрашиваю?
Марк промолчал. Он рассматривал лыжи.
Вернулся Кузьмич, ткнул ему в ладонь кружкой. Кружка была очень горячей. Марк отхлебнул.
Кузьмич подошел к шеренге лыж и простер руку с видом экскурсовода, который собирается провести лучшую экскурсию в своей жизни. Так оно и было на самом деле, и Марк приготовился наблюдать представление. Кузьмич безошибочно, с первого взгляда умел определять уровень, класс лыж и креплений и их соответствие лыжнику и задаче, которую тот решает. У Марка тоже получалось, но хуже, чем у тренера.
…Посмотрим, послушаем. Сравним выводы.
– Значит, так. Вот эта, склеенная, недотепы, который считает, что он командир, тут ошибки быть не может, – и отодвинул лыжу в сторону.
– Заметь, только он так и считает, – согласился Марк. – И заблуждается.
– Заблуждается. И я пока не понял, кто на самом деле командир.
– Алла? – предположил Марк.
– Или Сергей Васильевич.
– А Степан?
Кузьмич помотал головой, глотнул и пристроил свою кружку на поленницу.
– Не, не, не. Степан не при делах. Только вот я тоже пока не понял, совсем не при делах или…
– Или?
– Или у него какая-то своя роль. Значит, эта лыжа Володи. Как раз подходит ему… по статусу. Как работнику банка. Они все себе такие покупают в специальных спортивных магазинах для работников банков. Стоит великих денег, красота неземная, дерьмо дерьмом. Крепления опять же.
Марк посмотрел на крепления и засмеялся.
– Это ему в магазине такие поставили, Кузьмич. Сказали, что будет круто.
– Согласен. Ну, эта Женькина, понятно.
Кузьмич быстро и внимательно взглянул на Марка, и тот глаз не отвел.
– Ну, что ты смотришь? – спросил Ледогоров, потому что пауза затягивалась. – Я знаю, что это ее! Я сам выбирал для нее эти лыжи, Паша!
– Ты бы головой подумал, олимпийский чемпиен, – негромко сказал Кузьмич, и Вик, услышав слово «чемпиен», поднял голову и навострил уши. Он знал, что это слово ничего хорошего не предвещает. – Не, ты можешь и дальше молчать, как пень, но ты все-таки подумай.
– Я думаю.
– Медленно ты думаешь! Ты думай, как на трассе, – быстро и толково.
Женькину лыжу он отодвинул почему-то в другую сторону и взял две следующие.
– Вот эти совершенно равнозначные. – Кузьмич посмотрел сначала на ту, что была у него в левой руке, а потом на ту, что в правой. – Вполне профессиональные, надежные, крепы соответствуют. Почему я и не знаю пока, кто из них главнее, мужик или девушка.
– Мужик – это Сергей Васильевич, а девушка – Алла?
Кузьмич кивнул.
– По сравнению с этими лыжами все остальные – фуфло, сам видишь. Женькины не в счет, понятное дело. – Он аккуратно отставил лыжи к стене. – Ну, эта – заморыша, который с телефоном не расстается, последняя модель, раскраска сам видишь, аж глазам больно, в Сети такие рекламируют, он небось из интернет-магазина их и выписал!.. Цена грош, зато красоты много, как раз для него! Во-от, а эта, судя по всему, Степана. Если по лыже смотреть, Степан ни в какие походы по два раза в год не ходит, понятное дело. Или ходит, но на каких-то других лыжах. Эти совершено новые, не опробованные, куплены позавчера. В такой серьезный поход на новых лыжах не идут. Врет Степан.
– А заморыш?
– Не знаю, – сказал Кузьмич с сомнением. – Но он единственный, кто нам брехать не стал, когда мы спросили, кто он и откуда. Не стану, говорит, отвечать на ваши идиотские вопросы!
– То есть или он очень умный, – задумчиво протянул Марк, – и понимает, что врать бессмысленно…
– Или совсем дурак, – подхватил Кузьмич, – и не понимает, что мы и без него все узнаем.
– Кто-то из них зарезал Игоря. Зачем?..
Кузьмич вдруг оскалился, как Вик, почуявший волка.
– Я бы его сам зарезал, Марк. Сволота такая!.. Главное, столько лет вместе, а тут – на тебе!..
– Чего ты сейчас-то бесишься?
– А ты не бесишься?! У нас Олимпиада на носу, нам выступать, и Виноградов вдруг нарисовался! Я ему чуть в рожу не засветил, полночи не спал!
– Ты как раз все проспал, – перебил Марк. – Как это вышло? Почему ты все проспал?! Я знаю тебя сто лет, ты всегда просыпаешься секунда в секунду! Почему именно сегодня ты проспал?
– Сам не пойму, – вдруг обмякнув, сказал Кузьмич. – Вот честно, не пойму, Марк. А Зоя Петровна? Как она могла не услышать, что в доме кто-то ходит? Она за три километра винтовочный выстрел от двустволки отличает!
Они помолчали.
– Скандал будет на весь мир, – произнес Марк задумчиво. – В моем доме председателя союза биатлонистов зарезали.
– Будет, это точно, – согласился Кузьмич. – Ничего, прорвемся как-нибудь, узнать бы только, кто и за что убил. Чтоб не затаскали нас с тобой по инстанциям перед самой Олимпиадой.
– А последняя? – Марк кивнул на единственную оставшуюся лыжу.
– Эта как раз интересней всех.
Кузьмич взял лыжу, покрутил из стороны в сторону и сунул Марку.
– Сам погляди.
Марк взял, посмотрел так и эдак, поднялся и подошел под свет.
– Да, – согласился он и еще посмотрел. – Интересно.
Кузьмич сопел у него за спиной, тоже рассматривал:
– А эти не ты выбирал, нет?
Марк отрицательно покачал головой.
– А такое впечатление, что ты. Или я. Я бы, например, для зимнего похода только такие выбрал. И вот вопрос у меня к тебе – откуда такие лыжи у толстого чувака, который утверждает, что он программист на складе?
– Не на складе, а в логистической компании!
– Это одно и то же.
Свет мигнул, померк, но не погас.
– У нас солярки-то хватит, Кузьмич?
– Хватит у нас всего. Если б я тебя слушал, то без света бы и сидели! А я запасливый. У нас еще угля полно, брикетов топливных.
О некоторых дополнительных запасах в ангаре, про которые Марку уж совсем не следовало знать, он умолчал.
Марк допил кофе и прошелся перед голландской печкой туда-сюда, закинув руки на шею. Остановился и провел ладонью по Женькиной лыже.
Вик поднял голову, замер на секунду, а потом часто и жизнерадостно задышал. Хвост шевельнулся туда-сюда.
– Идет кто-то, – сказал Кузьмич.
– Я не убивал, – выговорил Марк медленно. – А ты?
– Я тоже не убивал.
– Остаются чужие, Женька, Зоя Петровна и Антон.
– Антону зачем? Он у Игорька как сыр в масле катался! Тот его везде за собой таскал – и на острова, и на яхты, и на курорты разные! Игорек без вертолета жить не мог, ты же знаешь!.. Где это Антон себе другого такого золотого шефа найдет?
– А Зое Петровне зачем?
– И ей незачем. А про Женьку сам думай. Я тебе не помощник.
На крыльце стукнуло, Вик вскочил и потрусил к двери. Белый хвост мотался из стороны в сторону.
– Здорово, мужики, – произнесла с порога фигура, замотанная от метели почти до глаз.
– Проходите, Зоя Петровна.
Она расстегнула пуховик, стащила его и в несколько приемов старательно отряхнула снег.
– В «оружейной» охотничий нож, – проинформировала Зоя Петровна безразлично. – Не наш, чужой чей-то. Я его оставила где был, дверь заперла от греха. В шкафу медицинском ампулы одной не хватает. Звериное снотворное, что по весне заряжаем, когда медведи голодные. В медицинской врачиха была, этот с растяжением и Алла. Больше никто не заходил.
Марк и Кузьмич переглянулись. Зоя Петровна продолжала без выражения:
– Толстый ихний до смерти перепугался за свой рюкзак. Я велела вещи разобрать, так он рюкзак вырвал и понес. А потом оказалось, не его рюкзак-то. Так он сразу успокоился и повинился, не люблю, мол, когда в моих вещах копаются.
Зоя Петровна помедлила, потом подложила полено в чугунный зев «голландки» и стала ловко заметать щепки.
– Женька плачет, – добавила она как ни в чем не бывало и ссыпала щепки туда же. – Ужин скоро. Приходите, мужики.
Потрепала Вика по загривку, надела пуховик и ушла в метель.
Спали плохо – решили дежурить по очереди, но от Женьки не было никакого толку. Вечером она почему-то рыдала, правда, быстро успокоилась и читала на диване «Похождения бравого солдата Швейка», а потом завалилась на свою кушетку в «комнате девочек», накрылась с головой лоскутным одеялом и заснула.
– Я ее разбужу, – сказала Алла Марине, – немного подежурю, потом разбужу ее. А после уж ты.
Спать по очереди было очень правильным решением, но невыполнимым. Алла долго прислушивалась к тишине дома, к метели, которая все терлась о стены, к Женькиному дыханию, задремывала, просыпалась в ужасе и опять задремывала.
…Спать нельзя! В доме человек, убивший другого человека. Скорее всего, он тоже не спит и прислушивается к тишине и всматривается в темноту. Как вообще можно спать после… убийства?.. Алла пыталась себе представить и не могла. Вчера в это самое время Игорь Виноградов был жив, а тот человек только готовился его убить. Собирался и прикидывал, как он это сделает – как войдет в комнату спящего крепким сном человека, подождет, пока глаза привыкнут, прикинет, как ловчее всадить нож. Потом он поднимается, неслышно идет по дому… убивать. Он знает, зачем идет, знает, что будет делать.
Алла вздрагивала, садилась и бралась за горящие щеки. Нет, невозможно себе представить! Она прислушивалась, в ушах звенело от напряжения.
Убийца рядом, в двух шагах. Спать нельзя.
Она опять укладывалась и прислушивалась, уставала, задремывала и вскакивала в ужасе.
Разбудить Женьку так и не удалось.
– М-м-м, – тянула та, когда часа в четыре Алла попыталась ее растолкать. – Уже пора, да?.. Я сейчас, еще пять минуточек.
Марина тоже не просыпалась. Она спала каменным, тяжелым сном, и лицо ее в темноте казалось напряженным и постаревшим.
Утром Алла спустилась вниз первая, ей было холодно, глаза как будто песком засыпаны. В кухне трещали дрова и Зоя Петровна орудовала своими метровыми сковородами и ведерными чугунами. Алла натянула пуховик и валенки и вышла на крыльцо.
Ветер хлестнул по непокрытой голове, забрался в волосы и разбросал их, щеки загорелись, и стало легче дышать.
Снегу за эти дни насыпало почти по окна, леса под горой совсем не видно. Неужели метель когда-нибудь кончится, и выйдет солнце, и небо будет голубым? Разве небо бывает голубым?
Черная тень метнулась ей под ноги. Алла вскрикнула, как глупая Женька, засеменила ногами, поскользнулась и шлепнулась – больно!
Из метели высунулась улыбающаяся собачья морда. Алла оказалась с ней нос к носу.
– Вик! Ты меня напугал! Что ты прыгаешь?
– Здоровается, – сказали где-то над ней, и из снежной круговерти высунулась рука. – Поднимайтесь!
Алла уцепилась за руку, встала на четвереньки – фу, как неловко, – и поднялась.
– Доброе утро, Павел.
– Вы бы шапку надели или хоть капюшон накинули.
– Да я на минуту только вышла. Подышать.
– Ну-ну.
Из высоких деревянных саней, которые он притащил с собой, Кузьмич стал кидать на крыльцо поленья. Получалось у него очень ловко, как будто они сами собой складывались в аккуратный штабель. Алла спустилась с крыльца и стала подавать ему тяжелые сырые дровины.
– Да я сам управлюсь.
– Ничего, мне полезно. Третий день в доме сидим безвылазно.
– Завтра-послезавтра метель уйдет.
– Связь появилась? – обрадовалась запыхавшаяся Алла. Она не успевала за его движениями, отставала, а ей хотелось быть такой же ловкой, как он.
– Ничего не появилось. Я и так знаю. Сегодня еще пометет, а потом погода будет, вот увидите.
– И вертолет прилетит?
– Какой вертолет?
– А вы разве… не вызывали никого? Человека же… убили.
Он ничего не ответил, продолжал швырять дрова.
…Осторожно! Осторожно с ним! Может быть, он и убил. Может быть, это он шел ночью по темному дому, прикидывая, как именно станет убивать.
Алла подала последние поленья и заправила волосы под капюшон. Вик крутился рядом, она поймала его за хвост. Вик удивился.
– Мы с Марком до всяких вертолетов должны узнать, кто убил и зачем, – сказал Кузьмич. – Вы не понимаете, да?.. Олимпиада вот-вот, это самое главное событие в жизни любого спортсмена. Мы четыре года так или иначе готовимся к Олимпиаде. Нет, к первенствам и чемпионатам само собой, но Олимпиада главней. Тем более домашняя. То, что у нас тут случилось, это… даже не объяснить! Марк должен выступать, кровь из носу должен, а в его доме труп председателя союза биатлонистов! Представляете, какой будет шум, какое давление на него? И его моральное состояние представляете? Ну хоть слегка? Он сейчас ни о чем не должен думать, только об одном – как победить. Ему тридцать шесть, к следующей Олимпиаде сорок стукнет. Сочи, может, и не последний шанс, но… почти. И на него вся страна рассчитывает. Каждый ребенок знает, что как бы то ни было, а Ледогоров у нас есть, значит, и медали будут. А мы вынуждены вместо того, чтоб готовиться, головоломки решать… кровавые.
Он стал жестким веником сметать с крыльца снег. Алла отступила немного.
– Марк – мужик железный, конечно, – задумчиво выговорил Кузьмич, продолжая орудовать веником. – Но он человек, а не автомат Калашникова.
Он швырнул веник в угол и вдруг вспылил:
– Сам бы убил я этого Виноградова, вот честно! И ту сволочь, которая его зарезала, тоже!.. Ну, что вы там стоите? Пойдемте в дом!
Одним движением он затащил Аллу в сени, хорошенько захлопнул за собой дверь и вдруг насторожился, как Вик, почуявший волка.
Алла оглянулась по сторонам. Никого не было в коридоре!
Кузьмич секунду стоял, прислушиваясь, а потом прошел в комнату со снаряжением.
– Чего тебе здесь надо, парень?
Диман разглядывал что-то на верстаке и отшатнулся, когда ввалился Кузьмич.
– Ничего… ничего не надо! Я просто так зашел!..
Кузьмич надвигался на него, и, хотя Диман был не маленький и не слабый, казалось, что на муравья надвигается гора. Нет, не просто гора, а огнедышащий вулкан Эйяфьятлайокудль!
Кузьмич в один шаг оказался рядом с верстаком.
– Что ты тут разглядывал?!
– Да я так просто! – оправдался Диман и еще отступил. Дальше была стена, отступать некуда. Встревоженная Алла показалась на пороге, и Диман перевел дыхание.
Этого первобытного мужика, похожего на вулкан, он на самом деле испугался.
