Татьяна Петровна Крылова
Ведьма Круга
Вошел Соломон, неся на знакомом подносе две чашки ароматного чая и печенье. На этот раз курабье. Небольшая смена обстановки привела Алексея в чувства. Отбросив мысли о проклятии, лейтенант подумал над более прозаической вещью: со стороны полицейского было очень странно провести проверку и не отобразить результаты на каком-нибудь клочке бумаги. Конечно, полковник Орлов мог просто не успеть это сделать, и все же…
– Вы сказали, что предложили полковнику помощь, – вернулся Егоров к прежнему разговору. – Вы хотели помочь ему узнать, кто его проклял?
– Нет. Я хотела лишь снять с него проклятье. А устанавливать, кто наложил его – не моя работа. Конечно, я бы могла за нее взяться. Но господин Орлов справился бы с этим делом быстрее.
– Но он даже не верил в магию?!
– А магия для этого и не нужна. Нужно лишь установить зараженный проклятием предмет. Понимаете, прямые проклятия ведьмы давно не практикуют. Слишком велик риск получить рикошет. Как правило, ведьма пишет заклинание специальными символами на каком-нибудь предмете, который передает жертве. Жертва должна добровольно принять и использовать этот предмет. Тогда проклятье перейдет на нее и начинает действовать.
– А установить, кто передал зараженный предмет, жертве, как вы понимаете, гораздо проще, чем госпоже Веронике, – вмешался в разговор Соломон.
Алексей согласно кивнул.
* * *
Ночью лейтенанту Егорову спалось плохо. Ему снилось, что за ним пришли безобразные чудовища, жаждущие разорвать его на части, если он не исполнит их приказ. Ему снилось, что, повинуясь их воле, он приходит на кухню своей квартиры и выпрыгивает из окна девятого этажа прямо на асфальтовую дорожку…
Проснулся Алексей в холодном поту. Резко сел на кровати и огляделся по сторонам. Никаких монстров в комнате, разумеется, не было. В узкую щель между шторами прямо на его лицо светил солнечный лучик.
Отдышавшись, молодой человек встал и побрел в сторону все той же кухни. Налил себе стакан воды и подошел к тому самому окну, прыжок из которого стал последней сценой его сна. На подоконнике Алексей заметил визитку ведьмы Вероники.
– Ну, конечно. Наслушался вчера этого бреда, вот теперь и расхлебываю, – усмехнулся Егоров. На утро ведьма, магия и проклятье уже не казались ему такими реальными.
Швырнув визитку обратно на подоконник, Алексей взглянул на часы.
– Половина пятого?!
Так или иначе, но спать ему больше не хотелось. Молодой человек налил себе кофе, включил телевизор и сел завтракать.
* * *
На следующее утро Алексей вновь проснулся в холодном поту. Ночью ему опять приснился кошмар. Тот же самый, только красок в нем было больше, больше было деталей. Молодому человеку даже пришлось потратить несколько минут на то, чтобы понять, что в реальность он только что вернулся, а не пробыл в ней всю ночь.
Егоров вновь пришел на кухню и вновь налил себе холодной воды. К окну подходить не стал, прислонившись спиной к прохладной кафельной стене напротив. На часах, как и накануне, была половина пятого.
"Все в точности, как Вероника говорила. Две ночи. Один и тот же сон, проходящий с первыми лучами солнца. Неужели и на мне проклятье?"
А может, это просто гипноз? Ведь могла же Мелесова просто загипнотизировать его? Но нет. Если бы с помощью гипноза можно было сотворить такое, уже давно было бы организовано ведомство по контролю за его оборотом.
Алексею стало страшно. Захотелось позвонить Веронике и рассказать обо всем, попросить помощи. Но что если это она наложила на него проклятье? Ведь кошмары начались после визита в ее дом.
– С другой стороны, зачем ей проклинать меня? – подумал вслух Алексей. – Из-за этой проверки? Так она уже сорок первая. Из-за того, что смертью полковника Орлова заинтересовался? Получается, она в ней замешана? Но чем ей мог не угодить Орлов? Возбудил дело против нее? Тогда где это дело и почему никто о нем не знает? Орлов вряд ли стал бы заниматься этим лично. Да и по какой статье он мог возбудить дело в контексте жалобы Ольги Марковны?!
Кинув на сковороду полоску бекона, Алексей разбил туда же два яйца.
"Нет, Орлов скорее бы повел себя так, как описала Вероника. Да и Мелесова совсем не похожа на убийцу. Но кто тогда? Уж не сама ли Марковна прокляла полковника из-за того, что идея перемирия с Вероникой не понравилась?.."
Дождавшись, пока стрелки на часах доползут до восьми утра, Алексей оделся и вышел на улицу. Позвонил капитану Камышенкову, чтобы сообщить, что приедет в отделение позже, что сейчас ему необходимо пообщаться со свидетелем.
Через двадцать минут он стоял перед знакомой калиткой. Красной машины во дворе дома не было, так что звонить не имело смысла. Алексей вздохнул, размышляя, стоит ли подождать Веронику или зайти позже.
– Лучше б Богу помолился, чем к этой бесовке идти, – услышал молодой человек хриплый голос позади себя.
Повернувшись, Алексей увидел пожилую женщину. В одной руке она держала батон хлеба, в другой – кошелек. Это была Ольга Марковна: лично лейтенант не был с ней знаком, но частенько видел ее в отделении.
– А что? В самом деле, бесовка?
Ольга Марковна поджала губы и собралась уйти, но Алексей показал ей свое удостоверение:
– Могу я с вами поговорить о Веронике Павловне?
Корочка и его слова произвела на женщину прямо магическое действие. Ольга Марковна заулыбалась, взяла полицейского под руку, пригласила на чашку чая. Обещала угостить вчерашними пирожками. Алексей отказываться не стал.
– Я уж думала, так и не будете ей заниматься. Сколько жалоб писала, а все впустую. Я уж и ходить перестала к вам в отделение, потому что все там на меня косо смотрят. "Сделаем, разберемся…", а сами только отмахиваются от меня.
Они устроились на кухне. Ольга Марковна поставила перед Алексеем кружку с чаем и блюдо с пирогами. К еде Егоров не притронулся, только чай пару раз пригубил для вида.
– Давно пора с ней что-то сделать, пока она нас всех тут не извела, – продолжала женщина.
Вдруг дверь на кухню приоткрылась, и в образовавшуюся щель прошмыгнул кот дворовой расцветки. Оценил обстановку, он запрыгнул на подоконник и по-хозяйски на нем расположился.
– Ой, Мурзик! Совсем я забыла про тебя. Кушать будешь. Кис-кис! Иди сюда, я тебе каши положу.
Кот повел ухом в сторону Ольги Марковны, но с места не двинулся.
– Нашелся, я смотрю, ваш кот, – заметил Алексей.
Хозяйка удивленно посмотрела на полицейского.
– А разве терялся?
– В конце мая, насколько мне известно.
– Это Смирнова вам такую ерунду рассказала? Тоже мне, всезнайка… Вы не верьте ей. Она просто Мурзика не видела, вот и решила, что пропал. Я ведь раньше, когда уезжала, его на попечение ей оставляла. А в мае мы поссорились. А мне к сестре на юбилей уезжать надо было двадцать восьмого числа. Так вот я и решила Мурзика с собой взять. Все веселее ехать, да и две недели разлуки – все-таки немаленький срок.
Ольга Марковна ласково погладила кота, почесала за ушком. Мурзик заурчал.
– Пришлось даже справки для поездки брать. А то бы не пустили нас в поезд – мне так и сказали, когда билет покупала.
Егоров понимающе кивнул.
– А другого кота у вас нет? – спросил он, пытаясь понять, о чьем еще исчезновении могла говорить Ольга Марковна в своей жалобе на Веронику.
– Нет и не было никогда. Муж пока жив был, мы собак держали. Потом померли все. А Мурзика я пару лет подкармливала, потом в дом пускать стала – так он у меня и поселился. Думала и Соломона приютить. Да он не захотел – на Веронику меня променял. Черный кот такой, не встречали?
– Так его тоже Соломоном зовут? Как и помощника Мелесовой?
– Какого помощника? – сразу заинтересовалась Ольга Марковна. Потом нахмурилась и с недоверием посмотрела на полицейского: – Ты что же это? Проверяешь меня, что ли? Думаешь, не выжила ли старая из ума? Нет у ведьмы никакого помощника. Кот черный у нее живет. Кличат Соломоном. А мужчин я у нее никогда не видела. Женщины к ней ходят по колдовским делам. Ну, и полковник ваш приходил, когда я в отъезде была: мне Смирнова рассказывала.
* * *
После разговора с Ольгой Марковной у Алексея разболелась голова. Он так и не решился спросить у нее напрямую, но по всему получалось, что никакого отношения к жалобе женщина не имела. А все, что было описано в жалобе, не имело никакого отношения к действительности. Чтобы окончательно убедиться в этом, лейтенанту Егорову надо было лишь взглянуть на дату в жалобе, которой прежде он не придавал значения.
