Таня Ждан
Хлоя. Как я умирала

– Так ты рад?! Ты что, черт возьми, издеваешься?! – если бы взглядом можно было прожечь дыру, то я бы сейчас смогла в долю секунды организовать тоннель на противоположную сторону планеты.

– Послушай…

– Нет, это ты меня послушай. За каким, спрашивается, хреном ты тогда таскался со мной по всем этим бесконечным больницам, делал вид, что ты тоже хочешь детей и разыгрывал драму, когда в очередной раз ничего не получалось?

– Хло, ты же знаешь, что я ничего не разыгрывал. Будь благоразумней…

– Благоразумней?! Ты что, новое умное слово выучил и решил им именно сейчас блеснуть?! – мою истерику и практически визуально ощутимый пар из ушей было уже не остановить, несмотря на пренебрежительные взгляды людей на площадке перед клиникой. Ник мягко обнял меня за талию, в попытке успокоить этот шторм эмоций.

– Давай дойдем до парковки и поговорим в машине, к чему устраивать этот спектакль.

– Да когда до тебя дойдет наконец?! Это – не спектакль и не чья—то злая шутка, это – уже реальность! – я сбросила его руку со своей спины, направляясь к дороге. – Это – наша реальность, Ник! Это наши непонятно каким образом мутировавшие гены поставили крест на возможности когда—либо иметь детей. Случай – один на миллиард, вероятность того, что этот ген будет сразу у обоих партнеров – и того меньше. И! Бинго! Это мы! И что ты сказал, услышав эту прекрасную новость? «Ну наконец—то»?! И ты серьезно хочешь мне сказать, что ты вообще хотел, чтобы у нас были де…

– Хло, стой!!!

И все. Дальше – темнота. Только крик Ника, звучащий будто из—под воды…

Глава 5 – Ник

И все происходит, как в замедленной съемке, набор звуков и вспышек: Хлоя, сломя голову несущаяся к проезжей части, несмотря на красный сигнал светофора, полный ужаса взгляд девушки за рулём внедорожника, визг тормозов, рев клаксона, скрежет металла и тошнотворный гул асфальта во время падения на него тела моей жены.

Знаете эти ночные кошмары, в которых ты пытаешься убежать от монстра, но ноги будто вязнут в болоте, и все твои попытки заставить тело слушаться и двигаться быстрее имеют ровно нулевой эффект. Мне казалось, что я бежал до нее вечность, наблюдая, как останавливаются автомобили, из них выскакивают люди, нервно что—то кричащие в свои смартфоны, а я все никак не могу преодолеть эти чертовы девять метров, на которые отбросило Хлою силой удара. И это был самый горький финиш забега, который можно себе вообразить: дьяволица, которая мгновениями раньше метала в меня молнии, мирно лежала на проезжей части… в медленно растекающейся по асфальту луже крови. Если не знать, что произошло, можно было подумать, что она просто бездомный, выбравший не самую удобную позу и не самое удачное место для ночлега. Но увы, это совершенно очевидно было бы притянуто за уши…

Если бы я мог выбрать между самой яростной ее истерикой и этим умиротворенным, не выражающем никаких эмоций видом Спящей красавицы, я бы предпочел всю жизнь жить с ней как на пороховой бочке, лишь бы никогда не видеть этого. Растолкав толпу и трясущимися руками коснувшись ее шеи в отчаянных попытках найти пульс, я сел на колени рядом с телом Хлои, ожидая самого худшего.

Она самая сильная, выносливая и упрямая женщина из всех, кого я знаю, но тут ее настойчивость единственный раз дала сбой. Под моими пальцами не было и намека на пульс, а расползающаяся от ее головы мерзкая лужа винного цвета, будто насмехаясь над моими надеждами, давала понять – это конец.

Если вам кажется, что вы знаете, что такое растерянность – вы жестоко ошибаетесь. В этот момент я именно растерял все, мой мир рассыпался и разлетелся по улице. Что делать, кому звонить, куда бежать, что делать после – полная пустота в голове, белая пелена и ни одного знакомого слова в водовороте мыслей.

Ирония судьбы – мою жену сбила машина прямо по дороге к парковке возле клиники. Подоспевшие через пару минут с каталкой врачи что—то у меня спрашивали и, получая ответы вообще невпопад, смотрели так, будто это мое бездыханное тело лежало на асфальте. Не мудрено: я и сам, наверняка, выглядел, как безэмоциональный манекен. Я просто не понимал, не верил, не осознавал, что это все происходит с нами. Этого просто не могло случиться. Мне это снится. Я открою глаза, и все будет, как прежде… Иначе и быть не может, все это – злая шутка воспаленного мозга после ссоры…

Если бы я знал тогда, через что предстоит пройти еще, вся эта ситуация вызвала бы раздражение и не больше…

***

– Мистер Коул! Мистер Коул, вы меня слышите? – я пришел в себя только тогда, когда медсестра, склонившись над самым моим ухом, пыталась выудить мое сознание из водоворота мыслей.

– Да…да, это я, я Николас К..Коул, – язык заплетался и отказывался подчиняться.

– У вашей жены лучший ангел—хранитель, она жива, – искренне улыбнувшись, сказала медсестра.

– Но… кааак? Пульс… Его н..не было, – моя речь по—прежнему была похожа на речь тяжело больного психопата

– Вы правы, но, когда мы завезли каталку в больницу, у нее практически сразу восстановился пульс, это невероятно! Нет никаких признаков внутреннего кровотечения. Мы еще не знаем, что у неё сломано, и… Мы ввели её в кому. Учитывая характер повреждений автомобиля и черепно—мозговую травму… Это лучшее, что мы могли сделать, чтобы позволить организму восстановиться.

– Но, я видел… видел все своими гла…глазами…

– Да, это чудо! За всю мою практику человек впервые без каких—либо реанимационных мероприятий самостоятельно возвращается к жизни, ваша жена – насто…, – она не успела закончить, ведь из палаты реанимации послышался возмущенный крик.

– Ник, черт тебя дери!

Лицо медсестры в миг побелело так, будто она увидела снежного человека и инопланетянина в одном лице. Я застыл на месте, когда среди больничного гула снова послышался… Голос Хлои???

– Да что вы тут понавтыкали мне! Ненавижу эти гадские иглы!

Да. Это точно была она. Не отдавая отчета своим действиям, я со всех ног помчался на звук её голоса, рванул на себя дверь и встал как вкопанный.

Хлоя срывала с себя иглы капельниц и датчики и выглядела так, будто… Будто это не она только что лежала на асфальте, сбитая трехтонным внедорожником на скорости шестьдесят миль в час.

– Чего стоишь? Помочь не хочешь? – бросила мне Хлоя, сражаясь с повязкой на голове.

– Хло, – напрочь забыв о том, что у нее возможно сломано все, что может сломаться, я подбежал к ней и заключил в крепкие объятия. – Господи, ты жива, – и, будто все эмоции от пережитого нахлынули на меня разом, я забился в рыданиях.

– Ээээй, Ник, ты чего? – Хлоя отстранилась от меня и с тревогой осмотрела.

– Я боялся… боялся… что т… ты… ты была мертва… понимаешь, по—настоящему мертва, а я… я…

– Дорогой, о чем ты? Что мы здесь делаем вообще? – в её глазах читался шок… и недоумение.

Конечно, она не помнит, как—бы она помнила, если была… И я рассказал ей все. С болью в сердце восстанавливая произошедшее и пытаясь не вдаваться в кровавые детали, я понемногу успокоился.

– Это невозможно… Я бы тогда чувствовала что—то, хотя бы головную боль, но…, – она начала яростно срывать повязку со своей светловолосой головы… Абсолютно белую. Без единого намека на то кровавое месиво, что я видел на асфальте. – Ник, ты то точно не…

– Миссис Коул, что вы делаете! – в палату ворвались трое врачей и тут же замерли, увидев в руках моей жены кипельно—белые бинты, минуту назад красовавшиеся на ее черепе… Разбитом, мать его, черепе! – Лягте пожалуйста, вам нельзя вставать. Мы еще не знаем, что у вас сломано, – коренастый мужчина в очках, белый, как простыня, попытался вернуть Хлою в лежачее положение. Не на ту напали…

– Да с чего ради я еще хоть на минуту останусь в этом дурдоме! – Хлоя оттолкнула его, порываясь встать. И встала.

– Миссис Коул, умоляю вас, вернитесь в койку, – врач крепко схватил мою жену за локти, пытаясь усадить.

Хлоя с психом откинула его руки, практически прорычав:

– Еще хоть раз вы дотронетесь до меня, или попытаетесь вынудить хоть на десять ярдов приблизиться хотя бы к одному учреждению, связанному с вашей псевдонаукой и некомпетентными лицами, я засужу вас всех к чертям собачьим. Ник, неси мои вещи, мы уходим, – если бы мы были сейчас в дурацкой комедии, то зазвучал бы военный марш, когда она, чеканя каждый шаг, прошагала в ванную, закрыв дверь на щеколду.

Не выдержав гробового молчания и электричества, пронизывающего воздух, я выдохнул:

– Мы подпишем все бумаги и отказ от лечения, – увидев белоснежные лица медперсонала, продолжил. – Она не изменит своего решения, я с ней не первый год. Мы все прекрасно знаем, что после подписания всего, что вы нам принесете, вся ответственность ложится на нас.

Я сам поражался своим словам. Я понимал, что, возможно, отойдет шок, и я поплачусь за свое решение, поплачусь жизнью человека, которого пару часов назад потерял. И заново обрел… Я не знаю как, не знаю, как объяснить ту уверенность, что с ней действительно все хорошо. Даже больше: Хлоя будто никогда не была такой сильной и пышущей здоровьем, нежели сейчас. Я чувствовал в ней эту энергию, проникающую сквозь кожу и пронизывающую практически осязаемыми линиями все вокруг. И самое удивительное, что ту же непоколебимость я чувствовал внутри себя. Напрочь позабыв о том, что мгновения назад я не мог унять собственных слез…

Она всегда творила что—то невероятное со мной, с первого дня нашего знакомства умела «зарядить» мои батарейки и не переставала этого делать ни на день. Я никогда не лукавил, когда говорил, что Хлоя – самая прекрасная женщина на земле. В этой миниатюрной и хрупкой девушке с вечно выгоревшими блондинистыми волосами, как у заядлой австралийской серферши, и глазами цвета Карибского моря уживалось столько веры в себя, в людей и добро, что ни одна религия никогда бы не смогла сравниться с ней своими догмами о милосердии. И весь этот позитив и благочестие вкупе с элегантностью аристократки преспокойно уживался с характером урагана, в который она превращалась, выходя из себя. И с её неутомимой страстью, когда она, оставаясь со мной наедине, превращалась в горящую желанием дьяволицу…

Глава 6

– Ник, паспорта ведь у тебя? – я пыталась в уме перечислить все, что мы гипотетически могли забыть, собираясь в самый непродуманный и не просчитанный отпуск в нашей жизни.

– Да, и билеты тоже, – прокричал Ник из гостиной.

Можете закидать нас тухлыми яйцами, но после того, как меня сбила машина, и я якобы побывала «по ту сторону», мы даже толком этого не обсудили. Нечего было обсуждать. Да, я ничего не помнила, но и не видела никакого белого света и раскрывающихся врат. Никаких херувимов, страшного суда, пронесшихся перед глазами лучших моментов жизни. Ни—че—го. Только глубокий сон без снов. Объяснять себе, Нику и бригаде медиков кровавую лужу, растекавшуюся от моей головы, и полное отсутствие жизненных показателей, желания не было никакого. Все ошибаются: люди, приборы, специалисты… А учитывая тот факт, что мы оба уже своего рода стали королями монстров с нашими мутировавшими генами с шансом один на миллиард, все самые неожиданные факторы вполне могли совпасть в один миг.

Но это не значит, что это никак на меня не повлияло. Стало предельно ясно, что нам нет смысла откладывать какие—то мечты, желания и идеи на завтра. И дело не только в том, что наша жизнь может прерваться в любой момент, и судьбе чихать на то, что вы не планировали умирать молодым и еще многого не успели. Хотя, может показаться именно так: как во все этих красивых и романтичных фильмах, когда герои, доживая последние месяцы или побывав на волосок от смерти, начинают вдруг жить на—полную, исполняя нелепый список желаний.

Мы никогда не станем родителями. От слова совсем. Я не против приемного родительства и безумно уважаю семьи, которые берут в семью малыша из приюта и любят его как своего. Но… Мне было до боли в груди обидно, что мы никогда не станем спорить: чьи у ребенка глаза, уши, в кого у него эти гадкие черты характера, способности. Не о чем спорить. Не о чем мечтать. Не к чему готовиться. И незачем себя беречь от надуманных страхов и псевдоопасных приключений…

– А ты все свои тридцать купальников в чемодан упаковала? – ехидно спросил Ник, выкидывая из холодильника все, что может испортиться за время нашей двухнедельной поездки в Чили.

– Их там всего три. Явно меньше, чем пять тонн упакованных тобой гаджетов, которые нам даже не пригодятся, – съехидничала я в ответ. – Ты же не надеешься, что у нас всегда будет доступ к вай—фаю, не говоря уже об электричестве?

– Хлоя, мы об этой поездке и мечтать не могли. Я обязан запечатлеть все эмоции, что мы получим во время этих бесконечных восхождений, прыжков и что ты там еще напланировала.

– Рафтинг, ты забыл про рафтинг. Не отвертишься ты от него и не надейся, – я игриво чмокнула Ника в губы, отвлекшись от попыток застегнуть свой необъятный чемодан.

– Да с чего тебя вообще эта идея посетила, ты же даже дождь не любишь, потому что одежда намокает и прилипает к телу, а ты мерзнешь как зяблик от этого, – иронично вздохнул мой муж.

– Взгляни на это по—другому – рядом с тобой постоянно будет девчонка в мокрой белой футболке, а во время ночлега тебе придется это все с меня снимать, и, кто знает…

– Если ты продолжишь в том же духе, нам придется отвалить таксисту приличные чаевые за получасовое ожидание, – прорычал Ник мне в ухо, резко притянув меня к себе и схватив за задницу.

– Могу себе позволить, – я ответила на его грубость дерзким поцелуем. Люблю, когда он такой.

Николас жестко схватил меня на руки, вынуждая обхватить его ногами за спиной, и усадил на массивный обеденный стол. Я уже и забыла, когда в последний раз мы использовали его не по назначению… Дотянувшись до телефона, он быстро отправил водителю сообщение, свободной рукой залезая мне под кофту и выуживая грудь из лифчика. Ловко справившись с пряжкой его ремня, я аккуратно стянула с него джинсы вместе с трусами. В наших бесконечных попытках завести детей мы слишком сосредотачивались на цели и не всегда могли настроиться на сам процесс. Сейчас же мы были, как малолетняя парочка: никакой сосредоточенности и озадаченности, только наши до предела возбужденные и разгоряченные тела.

Мы явно переоценили свои возможности – от такой грубости накала страстей нас и на десять минут не хватило.

– Это путешествие уже становится одним из самых крутых в моей жизни, – просмеялся Ник, вытираясь полотенцем после душа.

– То ли еще будет, – сладострастно промурлыкала я, нарочито медленно надевая белье.

– Хлоя, или ты завязываешь со своими фокусами, или мы опоздаем на рейс, и я не выпущу тебя из спальни все четырнадцать дней поездки в страну твоей мечты.

– Мне и на кухне было волшебно, – просмеялась я и, увидев в его глазах разгорающиеся огоньки, продолжила. – Все, все, таксист заждался, идем.

Глава 7

– Николас, хватит рыбу вялить, что они сказали? – мое нетерпение от полного непонимания, что там лопочут наши потенциальные гиды на испанском диалекте, неслабо выводило из себя.

– Они говорят, что мы выбрали не самый лучший сезон для сплава – сезон дождей только закончился, река полноводна, и пороги, которые в подходящий сезон хоть и опасны, но хорошо видны, сейчас превратились… как это правильно сказать… в мясорубку или вроде того, – озадаченно перевел мне Ник.

Откуда мой муж так блестяще владеет испанским? Очень долго он рассказывал мне сказки про няню—мексиканку, но при продаже его квартиры, которой он совершенно не хотел заниматься, я нашла коробку с его фотографиями времен разгульной жизни в колледже… Кто вообще печатает фотографии в наше—то время? Ну так няня оказалась как минимум лет на двадцать моложе положенных и явно питала слабость к высоким мощным голубоглазым красавчикам, коим являлся мой благоверный. Так я узнала о большой любви моего Николаса и Марьян, закончившейся тем, что ей наскучила его обходительность, и она переключилась на его друга – самопровозглашенного Казанову и красавчика темнокожего Майка. Спустя годы друзья закопали топор войны, а "няня" исчезла из жизни их обоих навсегда. Поначалу я, конечно, злилась, что он сразу не рассказал мне правду, какое—то время даже боялась, что горячая красотка Марьян с волосами цвета воронова крыла может снова всплыть на горизонте и пробудить студенческую любовь, но ведь каждый имеет право на прошлое. Мы не можем его изменить и не должны шарахаться от призраков былого… Важно лишь то, что в итоге нас связало что—то гораздо большое, чем когда—либо было у нас обоих.

– И ты надеешься, что я откажусь от этой затеи, пролетев тысячи миль? – я не была намерена отступать.

– Хлоя, ты меня вообще слушала? Это о—п—а—с—н—о, – Ник отчитывал меня, как суровый родитель зарвавшуюся школьницу.

– Да брось, они ходят по этим порогам всю свою жизнь и знают их лучше, чем свору своих детей. Я уверена, что им даже глаза завяжи – они найдут дорогу в самом бурном потоке вслепую, – ставлю сотню на то, что, если бы сейчас создатели кота из «Шрека» увидели бы мои глаза, они бы заплатили любые деньги, чтобы сделать меня его прототипом.

– Ааааа, черт подери, я женился на самой безумной женщине на всем белом свете, – вздохнул Ник и начал что—то бурно обсуждать с чилийцами. – Они хотят еще двести баксов сверху за риск.

– Пффф, всего—то? Пусть пакуют чемоданы, – с задором выкрикнула я.

Так началось наше невероятное приключение. Потрясающая природа, утопающая в зелени, отвесные скалы, поражающие своей бирюзой воды реки Бейкер… Если вообще возможно испытать эстетический оргазм – то это был он. Наши гиды действительно знали реку как свои пять пальцев, пороги мы проходили на раз—два. В последнюю ночь нашего сплава, наевшись до отвала свежепойманной рыбы, название которой запоминать мне было просто лень, мы задержались у костра, пока чилийцы отправились спать. Кажется, я никогда не видела такого звездного неба… Я чувствовала себя так, будто мы одни во Вселенной, словно все эти звезды, шум реки, пение неведомых ночных птиц, все это – только для нас двоих. В такие моменты я будто чувствовала себя частью этого мира: не было и толики страха, что, укладываясь спать, я наткнусь на кого—то ползущего и пресмыкающегося, да даже если бы пума, действительно обитающая в этих краях, залезла к нам на ночлег – я была бы ей рада и приняла как котенка. Мы – часть этой природы и никогда не имели права называть себя венцом творения. Все эти горы, реки, нетронутые человеком леса, умопомрачительное небо… Вселяли в меня веру в лучшее будущее для каждой твари, даже с какой—то насмешкой намекали на нашу малую значимость для мира на нашем коротком веку…

– Спасибо тебе, – Ник приобнял меня, ежась от ночной прохлады.

– Что?

– Просто спасибо. Ты настояла на этом нелепом рафтинге, когда я был на сто процентов готов сдать назад… И я об этом бы пожалел, я уверен. Лишившись всех этих благ цивилизации, отказавшись на три дня от сухой одежды и свежесваренного латте, я будто обрел наконец зрение, увидел эту нетронутую, величественную природу, почувствовал себя ее частью. Частью воды, по которой мы плывем, частью воздуха, которым мы дышим, частью острых, как бритвы, скал, угрожающих нам всю дорогу. Надеюсь, это место сохранят в том виде, что есть сейчас, и однажды мы сможем приехать сюда с нашими…, – он вдруг резко замолчал.

– Детьми. Ты хотел сказать – детьми, – вздохнула я.

– Прости, – Ник виновато отвернулся.

– Родной, даже если бы мы могли…, – говорить об этом мне и самой было трудно, но я продолжила. – Даже если бы мы могли… и сильно ускорились, мы бы не смогли поделиться с ними этим: на реке собираются построить цепь гидроэлектростанций, что, конечно, поможет экономике страны… Но вероятнее всего убьет экосистему и уничтожит ландшафт, – увидев круглые глаза мужа, я, уже с задором, прошептала. – Ты же знаешь, что я не просто так не хотела отступать, у нас с тобой впереди вся жизнь, но сюда мы действительно могли не успеть.

– Я люблю тебя, Хлоя, – Ник ласково чмокнул меня в ухо. – Идем спать, из неразборчивой речи наших гидов я уловил, что заключительный день сплава будет самым тяжелым, силы нам понадобятся.

Я вздохнула и игриво добавила:

– Ну что ж, раз завтра мы снова вернемся в объятия цивилизации… Я хочу успеть почувствовать себя Амазонкой… Дикой и безудержной Амазонкой, – подмигнув ему и быстро стянув с себя верхнюю часть одежды, я отправилась в палатку.

– Господи, женщина, ты меня погубишь, – отбросив кружку с давно остывшим чаем, Ник отправился следом за мной, по дороге расстегивая молнию на толстовке.

Что ж, надеюсь чилийцы крепко спят.

Глава 8

– Дорогая, будь предельно внимательна и в точности выполняй его команды, – через шум бурлящего на горизонте потока пытался докричаться до меня Ник. – Порог будет достаточно длинным, чтобы нас измотать, при этом река резко уходит вправо, но дальше нас ждет заводь, и мы сможем передохнуть перед последним порогом, а там уже и финишная прямая.

– Хорошо, я поняла. Юхууу, приключения начинаются!

И мы погнали. Поток действительно был очень бурным, сражаться с ним было нелегко, весло буквально вырывало из рук, и уловить в этом гуле бурлящей воды команды гидов было практически невыполнимой задачей. Бывали моменты, когда наш рафт подкидывало так, что от сиденья нас отрывало чуть ли не на метр, приземления не всегда были мягкими… Но мы справлялись. Из последних сил выгребая на этом адовом повороте русла, я уже молилась, чтобы это поскорее закончилось, на горизонте уже виднелась заводь. Еще немного, и можно было бы выдохнуть, как в очередной раз мы налетели на что—то под водой… Удар пришелся на правую сторону борта, на которой сидел один из наших гидов и Ник… Беззаботно снимающий всю эту вакханалию на гоу—про, мать его, Ник, который тут же вылетел из лодки, не успев ухватиться.

– Ниииик, – мой истошный крик слышали, наверное, на другом материке.

Но остановить рафт в этом бурлящем потоке надежды не было никакой. Я крутилась и вертелась в поисках его оранжевого шлема в этой пучине, невзирая на истеричные окрики чилийцев. Пороги сменялись адскими водоворотами, заточенные рекой, как лезвия скальпелей, камни, торчащие из воды, того и гляди готовы были распороть нашу лодку на тысячи кусочков. Но Ника среди них не было. С горем пополам добравшись до заводи, я использовала все свои коммуникативные навыки, давая понять, что нам нужно причалить к берегу и ждать, когда мой муж выберется из этой… Правильно, как он сказал, мясорубки. Но гиды и сами это знали… Выбравшись на берег, я со всех ног побежала выше по течению реки, до куда позволяли это сделать обнимавшие ее отвесные скалы. Я рванула в воду, но, услышав истошные окрики чилийцев, вернулась на берег – не хватало им еще моих поисков.

Ожидание убивало. Каждая минута тянулась вечностью… Я всматривалась в этот поток, пытаясь уловить хоть что—то. Ник со своими чертовыми гаджетами, ну какого лешего ты решил запечатлеть именно этот момент, почему просто нельзя было держаться за борт… Но его не было. Я не знаю, сколько времени прошло, когда ко мне подошли гиды. Они пытались что—то объяснить, и в их глазах отчетливо читалось… Сожаление?

– Нет, мы должны ждать. Он выберется, это же Ник! Я с места не сойду, пока он не появится, – я жестами пыталась донести до них свои мысли, когда мой разум настойчиво рисовал самые страшные картины…

– Ночь.... Непонятная белиберда на испанском… Темно… Снова испанский… Опасно, – видимо, один из них пытался мне объяснить, что, если ждать еще – станет слишком темно для движения дальше, и придется провести ночь здесь.

– Да, мы будем ждать ночь! Да хоть десять ночей, хоть месяц, мы не уйдем отсюда втроем. Только все вместе, – снова мои жалкие попытки донести информацию жестами. Почему я выбрала изучение французского в колледже, какая же я была дура…

Они начали бурно спорить между собой, в конце концов один из них ушел в джунгли, а второй начал доставать наши вещи из рафта. Отлично. Они меня поняли. Мы тебя дождемся, только умоляю, выберись из этого ада.

Солнце быстро уходило за горы, окаймляя их вершины своими багровыми лучами. Мы провели на берегу уже, наверное, часа два, которые для меня были, как две недели, когда уже окончательно стемнело. Пойманная гидом, кажется, Карлосом, рыба не лезла мне в горло. Костер полыхал жарким пламенем, но даже рядом с ним меня трясло словно в лихорадке. Глаза болели от напряженного поиска хоть чего—то в бурлящем потоке, сил не было никаких, но я продолжала вглядываться в темноту. Ко мне подошел Карлос, и, ласково положив руку на плечо, сказал:

– Темно. Ничего не видно. Спать, – и ушел в палатку к своему напарнику.

Но я не могу вернуться туда. Просто я… Я не могу, провести там ночь без него. Провести ночь в месте, где меньше суток назад нас беспокоило только то, не услышат ли чилийцы наши стоны.

Подкинув побольше дров в костер, я четко была намерена ждать вот так хоть до утра. Мои попытки прогнать из головы все мысли о том, что больше я не увижу любовь всей своей жизни и единственный оставшийся в ней смысл, ноющие от усталости мышцы и глаза окончательно меня добили, и я сама не заметила, как провалилась в глубокий сон. Сквозь бесконечный поток тревожных сновидений, в каждом из которых я миллиард раз видела, как Ник сражается с бурлящей рекой и каждый раз проигрывает, я проснулась после его очередного молящего о помощи крика.

Отогнав от себя сонную дрему, я потянула затекшее тело, с горечью осознав, что его голос во сне, вероятнее всего, все, что мне теперь осталось. И я завыла. Ибо плачем это нельзя было назвать… Сквозь свои всхлипы я снова услышала его голос. Усталость всегда играет злую шутку с нашим сознанием.

– Хлоооя, – этот крик уже мало походил на галлюцинации.

– Ник, – прошептала я, цепляясь за тонкую нить надежды. Слишком тихо. И набрав побольше воздуха в легкие, сквозь слезы прокричала что есть мочи. – Нииик!

– Хлоя, я вас вижу. Я на другом берегу реки, отличный костер! Тут вроде тихое течение, я плыву к вам.

Забыв обо всех мерах предосторожности и о том, что мое легкое тело легко может унести течением, я бросилась в воду прямо в одежде и в обуви. На то, что в такой влажности к утру все это не просохнет, мне было плевать. Вдруг он ранен, вдруг ему не хватит сил выплыть до порогов. Но мне было все равно, теперь я не отдам его этой гадкой реке. Пробежав по колено в воде ниже по течению, чтобы поймать его там, куда его снесет, я рванула вперед. Не проплыв и пяти метров, в тусклом лунном свете я разглядела его лицо.

– Хлоя… Вернись на берег… или я тебя придушу, – угрожающе гаркнул Ник, сражаясь с течением.

И, кажется, впервые в жизни я не стала ему перечить: я была совершенна обессилена, адреналин отпустил, и тело отказывалось слушаться. Все что угодно, лишь бы ты боролся с течением, а не с моим упрямством. Но удержаться от того, чтобы не броситься к нему, как только его лицо не стало отчетливо видно в темноте в паре метров от берега, я не смогла.

– Нииииик… как ты… я… ты так меня напугал, – моих слез было уже не унять. Вся моя сила воли, сдержанность и умение не впадать в истерики улетучились, как только я коснулась своего мужа.

– Ээээй, все в порядке, идем к костру. Я адски голоден… и чертовски замерз, – в его голосе слышалась еще и дикая усталость, но это уже не имело значения. Главное – он был жив и, кажется, здоров.

Нас уже ждали светящиеся от счастья чилийцы, которые обняли Николаса, как родного, и прокричали что—то ободряющее на испанском. Быстро допросив его и подкинув дров в костер, они вернулись в палатку, явно довольные тем, что вся команда вернется домой в целости и сохранности.

Уже в свете костра, пока Ник рылся в своем рюкзаке, пытаясь найти, во что переодеться, я разглядела, что вся одежда на нем изорвана. Но на идеальном теле не было ни царапины… Вот же счастливчик!

– Ник, а где жилет и каска? – до меня только сейчас дошло, что этих обязательных элементов обмундирования он не принес с собой с того берега.

– Ааа… Не знаю, сорвало потоком, я зацепился за ветку или вроде того. Оставим страшные истории до возвращения в цивилизацию, не хочу тебя пугать, – он нежно чмокнул меня в щеку. – Зато я сберег камеру, правда объектив разбит…

– Надеюсь, ты хорошо ее спрятал, потому что если я ее найду – сожгу к чертям собачьим, – устало вздохнула я. В честь его возвращения мой лучший подарок – не отчитывать его как ребенка. Улегшись на его коленях, пока он жадно поглощал запеченную на костре рыбу, я почувствовала себя так, словно я не в забытом Богом месте, а дома: мой Ник, горячо любимый Ник наконец со мной, большего мне и не нужно. И практически мгновенно уснула.

Глава 9 – Ник

Хлоя очень быстро отрубилась и начала дергаться во сне, рассыпав волны своих светлых волос по моим ногам. Как всегда. Я постоянно поражался ее этой супер—способности засыпать в считанные секунды даже в самом неудобном положении. Например, как сейчас, на моих трясущихся коленях…

Как уберечь её от того, что я пережил? Как рассказать ей, искренне сожалеющей из—за любой моей царапины, как я несчитанное количество раз захлебывался в водовороте? Как объяснить, что, разбив о подводные скалы шлем пополам и порвав о них же спасательный жилет и всю свою одежду, я без сознания пролежал на каком—то повалившемся дереве больше часа, очнувшись только благодаря адскому холоду? Анализировать всю ситуацию было абсолютно бесполезно. Все мыслимые и немыслимые грани были стерты. Мои попытки вспомнить все детали приносили только боль, недоумение и страх: я вновь и вновь не мог выбраться из водоворота, волна за волной лишали меня попыток вдохнуть воздуха, легкие пылали огнем, острые камни разрывали одежду, а казалось, будто резали плоть. Я не знал, как я выжил, не говоря о том, что еще и не пострадал. Никаких идей.

Я не относил себя к числу приверженцев какой—либо религии, но почему—то сейчас отчаянно хотелось поставить свечку, зажечь благовония, отправиться в паломничество или что там еще обычно делают, лицом к лицу встретившись со смертью и показав ей средний палец. Поблагодарить кого—то там сверху что ли.

Но покоя мне не давало совсем другое: сначала та авария с Хлоей, теперь я, а ведь не прошло и месяца… Это вообще как воспринимать? Просто совпадение? Или стоит отнестись к этому философски, как намек, что пора что—то менять или наоборот не лезть на рожон. Куда заглянуть, в какой справочник или манускрипт, чтобы найти ответы?

Но совершенно очевидно было, что абсолютно обессиленному, пережившему настоящий ад, мне ответы было не добыть. Поэтому, подхватив на руки посапывающую жену, я понес ее и остатки своего понимания этого безумного мира в палатку.