Таня Ждан
Хлоя. Ярче звёзд

Полная версия

Пролог – Адам

Вокруг творился настоящий ад. Если вы когда-либо относились с пренебрежением к лесным пожарам – настало время все переосмыслить. Ибо даже в аду, наверняка, было попрохладнее. Кажется, сам воздух был готов вот-вот взорваться. Я пытался унять дрожь в коленях, сохраняя остатки контроля над ситуацией. И над нажатием газа и тормоза. Эми будто чувствовала – эта поездка была ужасной затеей. Я даже не подозревал, что кемпинг вместе с моим сыном обернется эвакуацией из зоны бедствия.

Не нужно быть гадалкой, чтобы понимать, что мы с Генри были в эпицентре лесных пожаров. Мы уже битый час стояли в пробке, отрезанные от пути назад бушующей стихией. На дорогу то и дело валились обугленные деревья, уворачиваться от которых становилось все сложнее и сложнее. Я пытался сохранять спокойствие и трезвость ума, пока передо мной не открылось зрелище, достойное фантастического фильма – это была та самая троица. Трое инопланетян с ТВ с сияющей кожей… Десятки раз видеть обрывки видео с ними в новостях, в социальных сетях – не шло ни в какое сравнение с тем, чтобы лицезреть их вживую. Я не мог поверить, что они были здесь… Повелитель стихий, как его прозвали в прессе, отводил огонь подальше от дороги, сражаясь с падающими деревьями… Уму непостижимо: земля у корней гигантских деревьев, словно стая муравьев, поднималась по их стволам, все крепче увлекая их корни в свои глубины. Еще один парень, которого фанаты незатейливо прозвали Телепорт, телепортировал людей из машин, попавших в западню, подальше отсюда, то и дело исчезая и появляясь из ниоткуда. Мне казалось, что я брежу… Я до конца так и не верил в их существование, как и многие другие. В конце концов, фотошоп, видеомонтаж, новые технологии позволяли сделать что угодно с нашим визуальным восприятием. Но теперь у меня не оставалось сомнений – все это чистая правда. И как еще одно доказательство, вишенка на торте, предводительница этого странного клана – девушка с серебряными волосами, которую звали просто Альфой, вокруг которой собралась целая стая животных. Пумы, олени, косули, кабаны, кролики, волки, птицы… Все послушно толпились вдоль дороги, пытаясь быть к ней как можно ближе, пока Повелитель стихий отводил от них огонь. На руках она держала котенка пумы с обожженной шерсткой и маленького оленя… Никто не враждовал, хищники и их добыча, словно дрессированные, послушно сидели вдоль дороги, печальным взглядом провожая проезжающие автомобили. Я будто попал в параллельную реальность, и из этого бредового сна меня вырвал возглас все это время дремавшего на заднем сиденье Генри:

– Тетя Хлоя!

– Что ты сказал? – меня будто ледяной водой окатило. – Дорогой, тетя Хлоя умерла, помнишь, мы с тобой об этом разговаривали. Это та женщина из телика, она – супергерой.

– Да нет же, это она, это тетя Хлоя! Она мне рассказывала, что всегда хотела сделать такие татуировки, – встретив мой ошарашенный взгляд, Генри сделал максимально умное лицо, которое вообще доступно восьмилетке, и продолжил. – У нее на ребрах был маленький синий треугольник. Я порвал ей футболку, но пап, я не хотел, правда, и тогда увидел его, но она взяла с меня клятву никому не говорить. И я никому не сказал, я сдержал обещание. Она еще тогда сказала…

– Что она сказала? – мое тело пробирала мелкая дрожь, пальцы, сжимающие руль, сковало судорогой.

– Она сказала, что однажды вся ее спина будет сиять тысячами таких треугольников, но только дядя Ник прибьет ее за такие выходки, поэтому это навсегда останется нашим секретом. Но посмотри, дядя Ник ее не прибил за это, на ее спине такие же треугольники! Все так, как она хотела! А можно, когда я вырасту, я тоже такие сделаю? – Генри был весьма доволен своим открытием. В то время, как я ненавидел себя за свою слепоту. Ведь мой сын был прав: сквозь клочья обгоревшей футболки девушки прекрасно можно было рассмотреть оголенную спину, на которой среди тысячи замысловатых узоров вдоль позвоночника вилась веревочка треугольников. Весь этот сверхъестественный антураж с сияющей кожей, серебряные волосы были лишь напускной маскировкой. Как я мог не разглядеть за всем этим такое родное лицо? Девушка была как две капли воды похожа на ту, что мы похоронили… Так почему же я не могу ее узнать, а Генри это удалось с первого взгляда?

– Сколько тебе тогда лет было, ты помнишь?

– Четыре года, пап. Это было летом, они тогда еще привезли мне Оптимуса Прайма в подарок. Пап, а может трансформеры тоже существуют?

Я начал судорожно складывать паззлы в голове. Четыре года назад… Через год и несколько месяцев она пропала… Каким же я был идиотом, черт меня дери. Какими идиотами были мы все… Мои глаза все еще до конца не могли уловить этого очевидного сходства, но глубоко в душе я понимал, что Генри прав. Неужели даже Ник не знает?

Я ничего не соображал, когда мои пальцы судорожно набрали давно позабытый номер. Спустя несколько гудков, которые, как мне казалось, длились часами, на другом конце я услышал такой близкий, но такой забытый для меня голос.

– Адам, привет. Что-то случилось? – Ник явно был не рад вторжению давно позабытого прошлого в его жизнь.

– Привет, дядя Ник! Ты не поверишь кого мы только что видели! – Генри радостно ворвался в этот сеанс громкой связи.

– Привет, Генри. Рад тебя слышать, приятель, – раздался усталый голос на другом конце провода.

– Ник, ты помнишь ту троицу супергероев с ТВ? – осторожно спросил я, пока Генри не выдал всей сути до меня.

– Да, помню, ты ради этого меня разбудил? – скучающе зевнул Ник.

– Нет. Мы сейчас выбираемся из пылающей пожарами Калифорнии… Иии.. Ник. Это Хлоя. Я не знаю как такое возможно, мне кажется, я схожу с ума. Но это она. Ник, это Хлоя, она жива и она здесь. Она одна из этих трех светящихся, Альфа. Я не знаю, почему мы не узнавали ее раньше… Но Генри, ты же знаешь, как он любил ее. Он узнал ее. Это точно была Хлоя. Должна была быть она, – но ничего, кроме гудков, я уже не услышал.

Глава 1 – Ник

Дом. Такое простое слово. Но сколько в нем смысла. Это не просто стены и мебель, не просто стандартный набор бытовой техники и интерьерных безделушек. Это место, куда мы возвращаемся после тяжелого рабочего дня, после безудержной тусовки, после полного ярких впечатлений путешествия… И можем вздохнуть с облегчением, прийти в себя, сбросить все маски и расслабиться, облачившись в растянутые футболки и домашние тапки. Где бы мы ни были, сколько бы лет нам не было, мы всегда знаем, что есть место, куда мы можем вернуться полностью опустошенными и набраться сил идти дальше.

Для меня так было всегда. Я был ребенком из хорошей семьи, мои родители искренне любили меня, при этом никогда не ограничивая мою свободу. Для меня дом никогда не был местом, в которое было страшно возвращаться. Раньше для меня дом ассоциировался с теплом рук и доброй улыбкой моей матери, запахом папиных сигар, потрескиванием камина в гостиной. Даже когда у меня появилась своя квартира, родительский дом все равно оставался непотопляемым ковчегом, куда я всегда рад был возвращаться, счастливым или разбитым.

Потом появилась Хлоя, перевернув мой мир с ног на голову. Теперь мой дом пах ее волосами, звучал ее песнями, которые она постоянно мурлыкала себе под нос, был согрет миллионом счастливых моментов, пережитых нами вместе. И от этих воспоминаний, как он навязчивого слайд-шоу, всплывающего в памяти, никуда не деться…

***

– Ник, ну мы же не будем как бродяги жить всю жизнь на коробках, – Хлоя, в коротеньких шортах и лифчике колдовала над плитой. Обожаю ее такой.

– Не будем, но согласись, что в это есть своя романтика, – я подошел, приобняв ее со спины, вдыхая запах ее пшеничных волос.

– Конечно, есть, но мне кажется, мы заслуживаем большего, чем матрас и кухонный гарнитур, – она все продолжала причитать, мешая жаркое.

Не могу назвать себя аскетичным персонажем, но мне хотелось навсегда зависнуть в этом моменте. Мы уже месяц как переехали в свой дом, вложив в него и в его ремонт все свои сбережения, а так и не смогли разжиться ничем кроме кухонной бытовой техники и матраса. Но мне казалось, что большего и не нужно. Когда она была рядом, когда все вокруг было пропитано ее бешеной энергетикой, мебель была всего лишь жалким дополнением. Кажется, с Хлоей я познал значение выражения "с милым рай в шалаше". Хотя наш двухэтажный коттедж практически трехсот квадратов площадью назвать халупой можно было с большим натягом. Она вложила в его декор всю свою душу, и должен признать, что не прошло и дня, когда бы я не восхищался ее дизайнерским талантом. В каждой мелкой детали, в каждой плиточке, в каждом окне, в каждом метре обоев и штукатурки чувствовалась ее душа. А все эти коробки, вечный беспорядок… Еще больше отражали вечный творческий беспорядок внутри нее самой.

– На этой неделе будет суд по трем моим весьма перспективным делам, гонораров будет вполне достаточно… Может быть на кровать? А может еще и диван? Или плюнем на все это и рванем на Гаваи на выходные? Мы заслуживаем отдыха, как считаешь?

– Ну уж нет. В этом бардаке я даже не найду купальники, – ободренная радостными перспективами, Хлоя обернулась и чмокнула меня в губы. – Нам определенно нужен шкаф. И комод. А там видно будет.

– Договорились, – я уселся на пол, облокотившись на кухонный гарнитур. Хорошо хоть его и плиту мы догадались купить сразу же. – А что у тебя с тем проектом? Офиса кажется?

– Оооой, даже не спрашивай. Заказчик решил меня с ума свести. Никогда бы не подумала, что глава компании с парой сотен людей в подчинении может быть таким непостоянным. У него настроение меняется каждый день! То синий недостаточно синий, то ему подавай цвет одуванчиков, то благородный серый… Мрак. Не думаю, что скоро с ним разберусь. Так что вся надежда на тебя, – от эмоциональной жестикуляции, на ее лицо упала прядка волос, которую она безуспешно пыталась сдуть. Я встал и заправил ее за ухо.

– Если уж ты с ним не справишься, то это никому это не по силам.

***

Эти дни бомжевания на коробках долгое время были одними из лучших воспоминаний для меня. В этом было что-то такое простое, беззаботное, романтичное. Тогда все было впереди… У нас был дом нашей мечты и были мы. Большего было и не нужно…

Теперь же, когда я вернулся с похорон Хлои, я боялся переступить порог. Этот дом слишком большой для меня одного, и, даже стоя на улице, я чувствовал, как его монументальные стены давят на меня, будто я в западне. Будто я застрял в лифте, и начинается приступ клаустрофобии. Которой я, конечно, никогда не страдал. Куда бы не падал мой взор, везде я видел Хлою. Я мог рассказать историю каждой вещи, начиная с ее выбора, покупки до обоснования того или иного предмета в нашем жилище. Ко всему она приложила свою руку, душу… Навеки запечатлев себя в этих стенах. С трудом сдерживая ком в горле, я щелкнул клавишами мобильного телефона.

– Да, дорогой? – спустя всего пару гудков мама взяла трубку. Будто она ждала моего звонка.

– Мааам… Можно я к вам приеду? – голос срывался, а ком в горле достиг исполинских размеров, глаза защипало.

– Конечно! Я сама хотела предложить… Мы с отцом ждем тебя. Оставайся столько, сколько захочешь, – она пыталась бодриться, но по голосу матери было понятно – ей самой сейчас нелегко. Хлоя давно стала для нее родной дочерью.

Наспех побросав пару комплектов одежды в сумку и прихватив ноутбук, я чуть ли не бегом бросился к машине. Никогда не мог подумать, что мой собственный дом станет для меня ночным кошмаром, каждая минута здесь разрывала меня на части… Мне нужно передохнуть, взглянуть трезво на вещи, а здесь я этого сделать не в состоянии. В лучшем случае я закончу то, что начал несколько месяцев назад – сожгу тут все к чертовой матери. Но, как бы мне этого не хотелось, надо сохранить остатки разума и поступить, как взрослый человек. Решить, что делать с домом, да и со своей жизнью… И я даже не знаю, что из этого будет сложнее.

Глава 2 – Ник

Минуты тянулись часами, а дни превращались в месяцы. Все, что вам говорят о стадиях потери – полная чушь по сравнению с тем, через что приходится проходить на самом деле. Отрицание, злость и торг проходят слишком быстро, и ты с головой погружаешься в депрессию, заседая там как в болоте. И мне не было легче от того, что мы давно расстались, чем меня пытались утешить близкие и друзья. Они в один голос твердили: хорошо, что это произошло уже тогда, когда у Хлои поехала крыша, и ваши дороги разошлись, когда ты привык жить без нее. Но это было не так. Это было еще хуже.

Если бы я знал тогда, что все может быть вот так, что наше бессмертие не дает стопроцентной гарантии, не защитит от того, что в итоге ты не успеешь даже попрощаться… Меня сжирало чувство вины каждый чертов день. Почему она так поступила, почему примкнула к Ворлдчайлд, почему обернула свои силы против добра, почему так нелепо ушла… И почему я был таким тотальным идиотом, что даже не попытался этому помешать.

Наши отношения никогда нельзя было назвать легкими, это всегда было столкновением двух ледоколов. Мы ругались, спорили до пены у рта, душили друг друга недельным молчанием, но всегда возвращались друг к другу. Отчасти, я был уже надрессирован и готов к нашей разлуке, которая в итоге не просто затянулась, а стала вечной. И вот к этому меня жизнь не готовила. Под конец, зарывшись в делах Таймлесс, я уже даже не знал – а остались ли между нами хоть какие-то чувства? Ибо, не находя ответа, утешал себя мыслью, что у меня еще будет время в этом разобраться. А, как оказалось, уже тогда у меня его не было. И это убивало меня больше всего. Из близких мне людей мне даже не с кем было этим поделиться, никто не понимал всю абсурдность и тяжесть ситуации, а посвящать кого-либо в это из-за моей слабости было наихудшей идеей.

Друзья, семьи, СМИ, все проглотили информацию о том, что произошел взрыв бытового газа, в результате которого погибли двое ни о чем не подозревающих работников благотворительной организации, которые рискнули обнародовать материалы о реальных делах этой богадельни. Но только не я, да и не Таймлесс в целом. Мы понимали, что это был акт устрашения: напоминание, что будет с каждым из нас, если он рискнет пойти против системы. И что наше бессмертие против этого бессильно, стоит нам перейти дорогу тому, кому не следует.

После того репортажа, свидетелями которого стали большинство участников Таймлесс, все операции были приостановлены. Бен был в ужасе, он не был готов терять бойцов, отыскать которых и так уже было чудом, и от того было только хуже: я надеялся с головой уйти в дела организации, быть хоть в чем-то полезным, нужным, хоть где-то отвлечься, но даже этой возможности меня лишили. Погрязнуть в юридических тяжбах обычного человека после смерти супруги – это все что мне осталось. И, как бы горько мне не было от этого, как бы не убивали меня мысли о том, что я предаю все, что осталось от моей жены, я продал наш дом. Я не мог туда возвращаться, просто не мог там находиться ни минутой больше. Он строился для того, чтобы стать счастливым семейным гнездом, чтобы из каждого угла доносились крики маленьких детей, чтобы там пахло выпечкой и свежевыстиранным бельем, а не для того, чтобы стать склепом моих воспоминаний.

Я даже не смог подняться дальше собственного крыльца, когда грузчики приехали паковать наши личные вещи. На самом деле, самое страшное – это не расставание. Самое страшное, это когда ты остаешься в этом мирке, который был создан для вас двоих, абсолютно один. Где каждый угол, каждая салфетка, каждая пылинка – теперь только твоя, хотя должна была быть вашей. Я физически чувствовал холод, исходящий от этих стен. Эта атмосфера лофта, голые кирпичные стены, микс дерева, стекла и металла в интерьере, которые раньше были ассоциацией тепла семейного очага, теперь стали угрожающей сожрать меня в любой момент адской механической машиной. Удивительно, как воспоминания о человеке и о времени, проведенном вместе с ним, делают простые стены и перегородки такими опасными для нашей психики.

В конце концов, мне все равно не хватило духу избавиться от ее вещей. У меня не было на это права. Я специально попросил грузчиков замотать их как можно прочнее, чтобы риск сорваться и начать перебирать их был сведен к минимуму. Сняв небольшой контейнер в аренду на несколько лет, я выгрузил туда эти десятки коробок. Нет, я не надеялся, что она вернется за ними и порадуется моей рассудительности. Я просто пока не был готов окончательно поставить жирную точку сам. Моя жизнь будет слишком долгой, вдруг под старость лет мне все-таки захочется обнять эти бесконечные платьица и кофточки, если, конечно, их моль не съест… Но хотя бы о том, что избавился от вещей Хлои так быстро, мне не хотелось жалеть. Хватит уже с меня сожалений и без того, сыт ими по горло.

Вот так я оказался в месте, в котором не рассчитывал оказаться никак – передо мной был абсолютно чистый лист, мне предстояло начать жить заново. Опять. Но только теперь уже совсем по-другому. Тогда все было ясно: мы неуязвимы ни перед чем, Хлоя побесится да вернется, Таймлесс теперь мое место работы, а Тесса – мой единственный близкий человек, который знает правду.

Боже, как я скучаю по тем временам, когда мне казалось, что я знаю ответы на все вопросы. Я будто снова почувствовал себя школьником, выбирающим в университет ли пойти учиться или сразу начать работать, стать хорошим парнем или плохим, найти любовь на всю жизнь или нажиться вдоволь для себя. Вот только теперь за моими плечами был опыт, который я не хотел повторять, да и в рок музыканты подаваться было немного поздно…

Я избегал встреч с друзьями и семьей, хотя и от этого мне было горько: каждый раз я напоминал себе, что я не могу себе позволить совершить ту же ошибку, что и с Хлоей. Следует помнить, что они уязвимы и не вечны… Но их соболезнования меня доконали, да и зудящее чувство не давало покоя: потерять всех и одним махом лучше, чем проходить через это долгие и долгие годы. Я окончательно запутался, и неопределенность достала меня до чертиков. Мне нужно было поговорить хоть с кем-то, кто понимает меня и оказался хотя бы на половину в такой же ситуации. Но, как оказалось, для нее все было не совсем так – трубку Тесса взяла, находясь в штабе Таймлесс.

– Ник, привет, – выдавила она.

– Тесс, прости что не отвечал, – мне и правда было неловко. – Период выдался не из легких.

– Да уж, всего-то пара месяцев нелегкого периода. Мог бы хотя бы написать, что ты в порядке… Что жив, – она нервно вздохнула на другом конце провода.

Возможность нашей насильственной смерти всех ошарашила. Даже те, кто сокрушался, что порядком устал от отсутствия адреналина в жизни, от понимания, что все близкие скоро умрут, были недовольны вновь обнародованным фактом. Классика жанра: что имеем – не храним.

– Даа, прости, знаю. Так что вы там делаете? Я думал, что Таймлесс разваливается…

– Все не так плохо, Ник, приезжай. Есть новости, – буркнула Тесса в трубку, явно намекая, что это – не телефонный разговор.

***

Возвращение в штаб стало очередной пыткой. Именно здесь я в последний раз видел свою жену живой, хоть и по телевидению… Сочувствующие взгляды ребят все больше и больше наталкивали меня на мысли, что вернуться сюда было худшей идеей, вынуждая бороться с желанием сорваться и бежать со всех ног. Но тот факт, что они не выглядели раздавленными, а скорее возбужденными, предвкушающими, заставил любопытство победить.

– Ник, – Келлан подошел и похлопал меня по плечу. – Мои соболезнования.

– Спасибо, Келлан, – буркнул я в ответ на автомате. Эта фраза меня уже достала.

– Привет, – Тесса подняла голову, оторвав взгляд от кипы бумаг, над которыми корпела.

– Ну привет, рад тебя видеть. Правда, – я присел на стул рядом с ней. – Ну так что у вас тут, рассказывайте.

– Уууу, ты вернулся в игру как никогда вовремя, – Келлан, усевшись напротив меня, откинулся на стуле в тот самый момент, когда в помещение вошел Бен.

– Николас, с возвращением, – приветливо бросил он, прошагал по кабинету и уселся за свой стол. Вопреки обыкновению, на нем не было костюма или хотя бы пиджака. Мне кажется, я впервые видел Бена в джинсах и футболке. Явный признак «отпуска» в организации. – В первую очередь – прими мои искренние соболезнования, хотя наверняка этой фразой ты сыт по горло. Во-вторых, все мы здесь, похоже, должны сказать спасибо твоей героически погибшей жене.

– Не понял? – о чем он вообще говорит? Я был на сто процентов уверен, что он до сих пор злится на нее за ее проделки с газом. Это сорвало Бену кучу операций, и лишнее притворство «о мертвых либо хорошо, либо никак» было явно ни к месту.

– Ник, все эти месяцы мы следили за тем, что происходит в мире. Поначалу, не было сомнений в том, что произошедшее – акт устрашения для всех остальных, но факты говорили об обратном. Похоже, что Хлоя специально это все провернула, – Тесса явно подбирала слова.

– Что ты несешь, Тереза? Ты думаешь, она хотела умереть? Да никто в этой комнате не хотел жить больше, чем она когда-либо, – их двусмысленные фразы выводили меня из себя.

– Успокойся, Николас, – размеренно сказал Бен. – Все мы знаем, что сейчас тебе очень тяжело, но прояви хотя бы каплю уважения и послушай, что тебе говорят. Ворлдчайлд затихли. Их словно больше не существует. И все мы здесь уверены, что это явно не совпадение. Конечно, заявление в СМИ об их опытах над людьми тоже внесло свою лепту, но этого явно было бы недостаточно. У такой организации абсолютно точно был неуемный фанатичный предводитель, который устроил бы настоящий апокалипсис в ответ на такую дерзость, начал бы настоящую охоту за такими, как мы, хватался бы за любое грязное дело, чтобы вернуться в игру. Но ничего не происходит. И мы полагаем, что…

– Что это и было целью Хлои. Уничтожить их. Я видела это в ней тогда, в пустыне. Я это чувствовала. И я ее понимаю, – потупив взгляд, закончила его фразу Тереза.

– Что ты можешь понимать?! Да, она была одной из самых умных людей, что я когда-либо знал, но не настолько, чтобы сражаться с мировым злом, – процедил я сквозь зубы. Ведь я никогда не говорил Хлое об ее исключительном интеллекте, о чем теперь жалеть уже поздно.

– Поверь хотя бы мне, Ник, – умоляюще проговорил Келлан. – Я пол своей жизни только и делаю, что хватаюсь за ниточки, которые так или иначе ведут к Ворлдчайлд, но после ее смерти нет даже и намека на то, что они все еще существуют. Она и тот парнишка вместе с ней, который, кстати, уже несколько лет был их пленником, явно задумали отомстить им за всю боль. И у них получилось. Ценой своей жизни, не знаю – как, но они будто специально пудрили им мозги этим газом, чтобы усыпить бдительность, подобраться как можно ближе и уничтожить Ворлдчайлд изнутри.

– А как же тогда сцена в пустыне в Персидском заливе? Что-то не похоже было, что она играла за Ворлдчайлд. Скорее даже наоборот, уж Тесса не даст соврать, – я никак не мог поверить в правдивость того, что я сейчас слышал. Я ведь все это время думал, что ее смерть была фатальной ошибкой, а никак не актом самопожертвования во благо других.

– Газ появился как раз после той операции, и разумно полагать, что произошедшее стало отправной точкой, последней каплей на весах. Тесса рассказала нам о том, что произошло между вами и о том, что Хлоя об этом узнала, уж прости ее. Но только тогда все карты наконец сошлись, – проговорил Бен, глядя мне в глаза исподлобья.

– Ну уж спасибо, Тереза, могла бы оставить интимные подробности при себе, – я бросил на нее испепеляющий взгляд.

– Ник, да что ты несешь! Ты же не думаешь, что все вокруг слепые? Все и так было очевидно, рассказывать даже особо ничего не пришлось! Мы разозлили ее до предела своей интрижкой, у Хлои ничего не осталось, и не было и дня, когда бы я сама не винила себя в произошедшем, – у Тессы на глаза навернулись слезы. Конечно же, она чувствовала весь этот ураган эмоций, эту тонну печали, которая сжирала меня изнутри.

– Ты ничего не знаешь о сожалении, – процедил я сквозь зубы, встав со стула и зашагав по кабинету. – Так вы серьезно думаете, что она сделала это специально? Устроила весь этот спектакль, чтобы выкорчевать Ворлдчайлд на корню, убив их главу? Не смешите меня, Хлоя никогда, повторяю, никогда не стала бы никого убивать.

– Может и не стала бы, да только то, через что она прошла там… Ты не знаешь, кем она сама стала, никто не знает, – сказав это, Келлан устало опустил голову.

– Ой, ну вот ты-то ее знал, конечно, да ты ее в жизни ни разу не видел! Да и вообще, народ, что с вами не так? Чувство такта, хотя бы малейшее, осталось? Я изо всех сил пытаюсь пережить потерю, и получается пока и без того хреново. И вместо того, чтобы помочь хоть как-то отвлечься, вы только и делаете, что говорите о Хлое, которую, между прочим, едва ли знали, – выпалив это на одном дыхании, я бросил на Келлана и остальных осатанелый взгляд.

– Странно это все, – еле слышно пробормотала Тесса, осматривая меня с ног до головы.

– Ну наконец-то, хоть кто-то счел все озвученное сейчас, как минимум странным, а по существу – параноидальным бредом, – воскликнул я, взмахнув руками и усевшись обратно на стул рядом с ней.

– Нет, странно другое. Я совсем тебя не чувствую. Ты явно взбешен и вообще на грани истерики, но я ничего не чувствую, – задумчиво пробормотала Тереза, не отрывая от меня взгляда. Все в этой комнате последовали ее примеру.

– Вы серьезно сейчас? Может еще скажете, что я тоже задумал предать вас или уничтожить, и это у нас семейное? Моя жена – мертва, и искать этому оправдание последнее, чем я хочу заниматься, и уж тем более – это не ваше дело.

– Ник, заткнись, – грозно буркнул Бен. – Тереза, ты не чувствуешь никого здесь?

– Нет, я чувствую эмоции каждого из вас. Кроме него, – словно завороженная, пробормотала Тесса. – И такого раньше не было.

– Что ты хочешь этим сказать? – признаюсь, становится интересно.

– А то, что мы наконец знаем, кто ты. Ты – Щит, и способности других на тебя не действуют, – восхищенно прошептал Келлан.

– Кто? Ты в своем уме? – похоже, что от безделья у всех поехала крыша.

– Щит, Ник. Ты же наверняка не знаком с теорией Раджеша Неру, а вот Келлан ее изучил вдоль и поперек, – с явным любопытством в голосе проговорил Бен, медленно встал со своего кресла и зашагал по комнате. Я и Тесса застыли в предвкушении, а Келлан, довольный своим открытием, откинулся на кресле, на котором он и так скорее лежал, чем сидел. – Так вот, согласно этой теории в каждый момент времени, в любой год и в любом столетии живет только один представитель уникального дара. И когда он умирает, рождается другой. Только рождается не в плане биологического рождения, а образно, правильнее сказать, перерождается. Сотню лет Раджеш собирал факты, легенды и сказания о таких, как мы, пытался как-то систематизировать процесс появления неуязвимых, но больше всего его интересовали скрытые таланты. В своих трудах он упомянул несколько десятков «уникальных» бессмертных, среди которых, как раз таки, и был Щит, не подверженный силам других. В итоге он пришел к выводу, что даже наше существование подвержено законам сохранения энергии и законам равновесия. Пока жив один – не появится другой, и наоборот – как только он умирает, все события закручиваются в тугой узел, который так или иначе приведет другого к неуязвимости. Только вот когда проявятся способности, и проявятся ли вообще – никому неизвестно. Раджеш Неру считал, что дело в необходимости вмешательства неуязвимого с той или иной способностью в дела мира, в пресловутом балансе.

– Ну а как же теория Келлана или чья она там, о вирусе? Об эмоциях и гормонах? – Тесса, словно завороженная, хваталась за каждое слово Бена.

– А это уже теория Келлана, наследника Раджеша. Они оба – Исследователи, только из разных веков. И каждый верит в то, что присуще его времени и вероисповеданию. Раджеш умер в начале семидесятых в возрасте трехсот сорока восьми лет. Келлан стал его наследием, только уже в более современном мире.

– Наследием… В смысле – он твой отец? – я ошарашенно смотрел на Келлана, который явно не был похож даже на дальнего потомка жителя южной Азии, или кем там вообще был этот Раджеш Неру, если судить по имени. – Но ведь… Я думал… Мы с Хлоей ведь пытались, врачи сказали, что мы не можем… Кааак?

– Ник, ты вообще – чем слушал? Может, стоило вместо того врача к ЛОРу сходить? – ехидно улыбнулся Келлан в ответ.

– Ник, Келлан – наследие Раджеша только в плане дара. В остальном, они едва ли приходятся друг другу даже дальними-дальними родственниками. Хотя твоя теория тоже достойна серьезного исследования, чем мы тоже уже долгие годы занимаемся, – четко проговорил Бен и, видя немой вопрос в моих глазах, продолжил. – Да, мы не можем иметь детей. Вирус уничтожает оплодотворенную яйцеклетку женщины еще в зародыше. Что тут играет главенствующую роль – избавление ли носителя от потенциальной угрозы, либо намек на то, что мы здесь не ради потомства, либо тот факт, что в неблагоприятных условиях простейшие микроорганизмы выбирают бессмертие, а не размножение, мы не знаем. Но что-то из этого с наибольшей долей вероятности наверняка является правдой. Во всяком случае, иных доступных нашему разуму объяснений у нас пока нет.

– Но для чего тогда нужно это все? Сойтись с кем-то, переспать, чтобы стать неуязвимым? Теория Келлана хоть как-то это объясняет, а тут-то что? – запутали меня своими теориями в конец, только смирился с одной – так вот, пожалуйста, другая. Бесит.

– В теории Раджеша все это нужно затем, чтобы кто-то, обладающий нечеловеческими силами, сначала познал любовь. Иначе, будучи несчастным, не познавшим рай на земле, он превратит ее в ад.

Глава 3

Шел уже третий месяц наших скитаний после дня Х – дня, когда нас с Диланом не стало. Не стану лукавить, что лишиться имени и своей личности стало не легким испытанием. Чего только стоило не сорваться на собственные похороны…

Но этого делать было никак нельзя. Тогда, в штабе Ворлдчайлд мы сожгли все мосты. В прямом и переносном смысле. Да, можно было просто уничтожить Ворлдачайлд, растоптав их репутацию. Ну и прикончить Алика в довесок. Но это не решило бы основной проблемы: наши близкие все равно могли попасть под перекрестный огонь, а на нашей с Диланом груди можно было б нарисовать мишени. Порочная паутина тех, кто был заинтересован в деятельности Ворлдчайлд, слишком туго оплела все уровни власти, рисковать было нельзя. Хотя риск, которому мы подвергли себя, провернув свой хитрый план, и так был слишком велик. Стоило хоть чему-то пойти не по плану – и нам бы пришел конец.