Татьяна Андриевских
В тыквах под снегом
– Ты кто такой?! – рявкнул он.
Парень не растерялся:
– Помощник по кухне, – достойно ответил он, и добавил – Меня наняла ваша супруга.
– Что за чёрт!!! – прогремел Эрнест Матвеевич, – Моя супруга в отъезде! Откуда ты взялся? Сколько тебе лет?
– Шесть лет, – Валентин немножко накинул. – В мои обязанности входит готовить вам завтрак.
– Ты врёшь, негодяй! У меня есть внук, я знаю, как выглядит мальчик в шесть лет! Тебе года четыре, не больше!
Тут он взглянул на руки парня. Они были красные, обветренные, в цыпках и царапинах, с грязными ногтями. Пахло от парнишки тоже не очень приятно, он ведь жил в стволе дерева и давно не мылся. (Вообще-то, Валентин не был грязнулей. Дома на стене в его комнате висело цинковое корыто, и малыш сам каждый день готовил себе ванну.)
– Как ты смеешь такими руками подавать мне чай! От тебя пахнет, как от бродячего пса, – начальник брезгливо оттолкнул протянутую чашку.
Насчёт запаха, это была правда, пока Валентин лечил Шишу, он им насквозь пропах. Тут Эрнест Матвеевич вспомнил, что ему пора уходить.
– Я ухожу в суд, – сказал он, – А когда вернусь, выведу тебя на чистую воду, проходимец, аферист!
Он закрыл Валентина, а сам поспешил в суд.
К счастью, он запер мальчика именно в ванной комнате, и тот без труда выбрался наружу из того же маленького окошка.
– Ничего не вышло, – выпалил он, прибежав к друзьям. – Он понял, что я аферист.
– Вот, – Валентин достал из-за пазухи бутылочку с отваром и сунул Коле. – Попытайся перехватить его в пути.
Коля схватил бутылочку, крикнул «Шиша, за мной!» и бросился вдогонку.
Сначала он ещё не знал, как будет действовать, решение пришло на ходу. Завидев впереди знакомую, гордо удаляющуюся спину, обтянутую чёрным пальто, мальчик сказал негромко:
– Шиша, схвати его!
Шиша никогда не обучался командам, он ведь был другом малышей, а не служебной собакой. Но сейчас он мгновенно и безошибочно выполнил поручение. Он бросился на начальника, схватил его за штанину и изо всех сил дёрнул. Эрнест Матвеевич заскользил по льду, замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, но потом всё-таки накренился и рухнул. Шиша несколько раз пробежал по нему. Тут подскочил Коля и затараторил:
– Дяденька, Вы не волнуйтесь, я вам помогу встать, – он начал отряхивать Эрнеста Матвеевича. – Какая ужасная невоспитанная собака, она вас не укусила? Сейчас снегом очистим ваш костюм.
Начальник только хрипел в ответ.
– Вы не волнуйтесь, – продолжал тараторить мальчик. – Всё хорошо. Вот, выпейте, Вам станет лучше, – он протянул бутылочку.
– Что это? – начальник сморщился, глядя на странную бутылочку с зеленоватым содержимым.
– Это морс, мне бабушка сварила, от простуды, – голос у Коли был очень неуверенный, дрожал, срывался, но он настойчиво протягивал бутылочку.
– Спасибо, не надо, – настороженно сказал начальник. – Кстати, где-то я тебя видел. Сдаётся мне, ты часто бывал у нас на станции, – и Эрнест Матвеевич стал припоминать.
– Моя бабушка работает в билетной кассе, – Коля постарался опередить его воспоминания.
– А! Ну да, конечно! Ну, бывай здоров, парень, спасибо за помощь, – начальник зашагал дальше.
Коля стоял, смотрел на удаляющуюся спину и понимал, что это полное, непреодолимое и непростительное поражение.
Он снова бросился вдогонку:
– Эй!!! – крикнул он с таким отчаянием, вызовом и болью в голосе, что у Эрнеста Матвеевича пробежал холодок по спине. Он в ужасе обернулся.
– Ну выпейте же морс! – лицо мальчика сжалось от страдания, по щекам текли слёзы, он протягивал бутылочку.
Эрнест Матвеевич быстро зашагал прочь, постепенно ускоряясь и переходя почти на бег. Коля закрыл лицо руками и заплакал. Скоро к нему подскочили друзья.
– Не плачь, я что-нибудь придумаю, – утешала брата Тома. – Я его догоню.
– Нет, – сказал Коля, – мы опоздали. Скоро он будет в суде. К тому же, он от нас ничего не возьмёт, мы похожи на бродяг. Теперь уже ничего не сделать.
– Где та кофта с матросским воротником – ты в ней на снимках с дедушкой?
– В моих вещах в рюкзаке. Тома, ты не успеешь.
Девочка ничего не ответила, выхватила у Коли бутылочку и, как ветер, помчалась в сторону леса. Через минуту она вбежала на поляну, достала из рюкзака кофту, бережно завёрнутую в ветхую наволочку, мгновенно переоделась и, уже в матросской кофте, покинула лагерь. К этому времени у Томы начал созревать план. Она, как вихрь, ворвалась в столовую, налила из бака горячий чай в свою бутылочку, схватила поднос, чашку, и умчалась. Тома бежала к зданию суда. Стояла февральская стужа, гудел ледяной ветер, но девочка, хоть и была в одной тонкой кофточке, не замечала мороза. Она бежала так быстро, что прохожие казались ей серыми точками, мелькающими по сторонам. А те, в свою очередь, даже не успевали понять, что же это пролетело мимо – они растерянно крутили головами, но рядом уже никого не было. Тома больше всего боялась упасть и разбить бутылочку, но скоро она развила такую скорость, при которой уже трудно было упасть. Камни, ямы, обледенелые кочки вдруг перестали для неё существовать. Она пролетала через них быстрее, чем успевала споткнуться. Из глаз вырывались слёзы, щёки раздувались, как паруса. Боль комком пульсировала в пересохшем горле, а во рту разливалась вкусом железа. В одной руке девочка держала поднос и пустую чашку, в другой сжимала обжигающую бутылочку с отваром. В нескольких шагах от здания суда Тома обогнала важно шествующего господина в чёрном обтягивающем пальто, чуть не сбила его с ног и влетела в здание. Она налила в чашку из бутылочки, сунула бутылку в карман штанов, а чашку поставила на поднос. Последним движением расправила матросский воротник по плечам, хотела ещё пригладить волосы, но не успела. В здание вошёл Эрнест Матвеевич.
– Приветствуем вас в здании городского суда, – сказала девочка.
Перед собой на вытянутых руках она держала поднос с чаем. Эрнест Матвеевич остановился и посмотрел на Тому. Лицо её было почти свекольного цвета, с отдельными белыми пятнами, которые на фоне бордового, казалось, имели лёгкий зеленоватый оттенок. Волосы торчали назад трубой. Но больше всего Эрнеста Матвеевича поразил голос девочки. Он напоминал то звуки механической шкатулки, то шипение гуся. «Какой странный ребёнок» – с неприязнью подумал начальник станции. Он даже не понял, что перед ним стоит девочка. И конечно, он не знал, что эта девочка самая мужественная и самая отчаянная на всём белом свете. Тома повторила своё приветствие, но лучше бы она этого не делала – Эрнест Матвеевич содрогнулся и хотел отойти. Но тут в глубине коридора он увидел судью, прокурора и главу города, которые в ожидании смотрели на него. «Ах, вот оно что! – подумал Эрнест Матвеевич, – Это ребёнок кого-то из них – может быть, главы города». Чтобы быть любезным, он погладил Тому по голове, сказал громко: «Какое милое дитя!», взял с подноса чашку с чаем и отпил. Судья пригласил его в зал заседаний, и скоро все расселись по местам. Из-за того, что Эрнест Матвеевич не успел позавтракать утром и перенервничал в дороге, лекарство подействовало очень быстро. Начальник станции почувствовал странное покалывание в животе и сильное желание говорить правду.
– Итак, что Вы хотели нам сообщить? Вы говорили о каких-то важных сведениях, – спросил судья.
– Я говорил?! – изумился начальник станции. – Ведь это вы меня просили прийти и уточнить некоторые показания!
Члены суда растерянно переглянулись.
– Какие показания, по какому делу? – недоумевал судья.
– По делу Анатолия Васильевича.
– Какого ещё Анатолия Васильевича?! – судья начал раздражаться.
– Ремонтника со станции, которого я оклеветал и упёк за решётку.
– Что Вы сказали??! – в один голос воскликнули члены суда, – Повторите?!
– Несчастный пенсионер, которого я обвинил в краже железнодорожного имущества в особо крупных размерах, сидит в тюрьме.
– А где на самом деле это имущество? – спросил прокурор.
– Я продал его за границу, за огромные деньги, – как ни в чём не бывало, ответил Эрнест Матвеевич.
– Значит, Вы пришли с повинной, с чистосердечным признанием? – судья подал знак секретарю, чтобы тот начал стенографировать.
– С каким ещё признанием? – возмутился начальник станции. – Не собираюсь я ни в чём признаваться!
Тут Эрнест Матвеевич почувствовал, что говорит что-то лишнее, усилием воли заставил себя замолчать и поспешил к выходу. Но ему не дали уйти. Судья подал знак охранникам, чтобы те задержали его.
