Татьяна Андреевна Бердникова
Перчатка Соломона

– Значит, вот почему они светятся! – Шон, не выдержав, вскочил с бортика ванны и не то потрясенно, не то восторженно хлопнул себя по бедрам. После чего зашипел от невольной боли и, неодобрительно косясь на плечо, пробормотал:

– Кто бы мог подумать… Да, теперь ясно, почему он не рассказал мне тогда. Хотя я все-таки поражен его стойкостью – я ведь спрашивал не раз, и даже не два!

– Он тогда сидел в тюрьме, как и ты, – спокойно откликнулся Гилберт, внимательно наблюдая за своим несознательным пациентом и чуть хмурясь, – Это влияет на людей. Осторожнее, не надо делать таких резких движений.

– Я забылся, – отмахнулся Рэдзеро и, глубоко вздохнув, восхищенно качнул головой, – Да, о людях иногда можно узнать много неожиданного… Одного не пойму – откуда все знаешь ты?

На губах Гилберта возникла и тотчас пропала тень слабой усмешки.

– У меня свои источники. Если ты не против… – он медленно поднялся, явственно давая понять, что рассказ окончательно завершен, – Я пойду. Если, конечно, ты не хочешь узнать от меня еще что-то.

Блондин окинул его внимательным взглядом и неожиданно прищурился.

– Вообще-то, хочу. Скажи, Дикс, а что ты знаешь о… Тресе?

Светлые глаза молодого человека наполнились откровенным изумлением. Чего-чего, а такого вопроса он как-то не ожидал, не предполагая, что Рэдзеро может интересовать личность его босса. К тому же, надо сказать, эта тема была, пожалуй, единственной, которая по сей день оставалась загадкой даже для вездесущего Диксона.

– Тоже, что и все, – он пожал плечами и этот жест получился каким-то виноватым, – Три буквы в имени, отсюда и прозвище, а кроме прозвища о нем ничего не знает никто. О тебе тоже известно немногим, Шон, но Трес в этом тебя определенно обошел. Единственное, что я знаю сверх общеизвестного – это то, что он ищет тоже самое, что и Галейн.

Тонкие губы Рэдзеро раздвинула насмешливая, кривоватая улыбка. Он покачал головой и, скрестив руки на груди, поморщился от боли в плече, затем изящным жестом вскидывая бровь.

– Ты все время так обтекаемо называешь это «вещь», «чудо»… Почему не сказать прямо? Ты ведь знаешь, что́ это, не так ли, Дикс? –в голубых глазах зажглись огоньки какого-то опасного интереса. Гилберт, ответив на этот взор полнейшим хладнокровием, склонил голову набок.

– Странно было бы не знать, если ты сам некогда рассказал мне о ней. Да, Шон. Я знаю, что и Трес, и Галейн ищут Перчатку Соломона.

***

– Что ты знаешь о царе Соломоне?

Кевин, только что зашедший в палату, поднял руки, показывая, что сдается этому внезапному вопросу.

– Вот так сразу, с порога? А я-то надеялся узнать твои впечатления о другой палате.

Пол, полулежащий на кровати в довольно свободной, расслабленной позе, лениво махнул рукой.

– Проводов нет, и я чувствую себя гораздо лучше, хотя и не так безопасно, как в реанимации. Я ожидал ответа.

– Я был немного шокирован внезапностью вопроса, – легко отбил подачу Кевин и, присев на стул, стоящий возле кровати больного, в раздумье покусал губу, – А так, что я могу ответить… Соломон – библейский царь, очень мудрый. До такой степени, что ему приписывали магические умения… А, еще он, если не ошибаюсь, повелевал джинами.

– С помощью перстня, – Пол кивнул и, сев попрямее, кивнул еще раз, – Но все это лишь часть правды. А остальная правда заключается в том, что о царе Соломоне известно немного и всего не знает никто и по сей день. Иногда всплывают некоторые факты из его жизни и, порою, они приносят пользу современным обывателям. Так, например, у Соломона, кроме перстня для управления джинами, была еще и перчатка…

– Смею предположить, что остальные предметы гардероба у него тоже присутствовали, – фельдшер, улыбнувшись улыбкой тонкой, но широкой, с независимым видом закинул ногу на ногу. Ничего важного в рассказе о древнем правителе он пока не видел.

Пол шутку не поддержал.

– Я бы был тебе очень признателен, если бы мои слова ты воспринимал более серьезно, – мужчина нахмурился и, глубоко вздохнув, негромко, но весомо прибавил, – Речь пойдет о том, что имеет очень большое значение для меня, да и вообще не является предметом для шуток.

Кевин, не отвечая, поднял руки, давая понять, что капитулирует. Что-либо произносить он уже не рисковал, опасаясь вновь задеть чувствительное самолюбие собеседника.

Последний же, между тем, продолжал.

– Итак… Давным-давно, во времена, о которых теперь помнит лишь Библия, жил царь Соломон. Был он настолько мудр, и были ему ведомы такие невероятные тайны бытия, что людская молва наделила его магической силой. Так ли это было на самом деле, владел ли царь магией – судить я не берусь, однако, по слухам, он умел какими-то тайными способами договариваться с высшими силами. О том гласят легенды. И одна из таких легенд может принести пользу и ныне… – Пол примолк, переводя дыхание, затем медленно покачал головой, – Надеюсь, ты не будешь в претензии, если далее я не буду сохранять тот же стиль изложения? Немного затруднительно вспоминать, как это было написано в древних манускриптах.

– Мне кажется, ты и без того не слишком его придерживаешься, – заметил Кевин, – Но я не против, если легенду ты перескажешь более простым языком.

Пол кивнул и, не реагируя на первую фразу, вернулся ко временно остановленному повествованию.

– Легенда гласит, что царь Соломон, владеющий великой мудростью, столь невероятной, что она казалась сверхъестественной, умел, кроме всего прочего, исцелять людей. К нему шли страждущие, умоляя о спасении и, что самое интересное, ему удавалось спасти их… Но вот однажды пришел к нему человек, чья хворь была столь тяжела, что царю не достало сил вылечить его. Исполненный сострадания к мукам несчастного, мечтающий помочь ему от всего сердца, он, не видя иного выхода, обратился к высшим силам… Он молил их дать ему возможность спасти этого человека, умолял не забирать его способность излечивать болезни и высшие силы вняли его мольбам. На руке царя появилась перчатка и глас с небес возвестил, что доколе она будет на его руке, никакая хворь не сумеет устоять пред ним. Обрадованный царь поспешил к больному и излечил его. Слава его возросла непомерно, волшебная перчатка помогала ему в спасении страждущих, но однажды кто-то обратился к нему с иной просьбой. Я не помню, в чем конкретно было дело, но к болезни отношения это не имело ни малейшего, а помощь человеку требовалось. Однако же, Соломон был мудр. И, поразмыслив, он вновь обратился к высшим силам, прося дозволения исцелять болезни не только тела, но и духа, к которым относил и отсутствие у человека чего-то, страстно желаемого им. Высшие силы вновь вняли словам и уговорам царя, но на сей раз выказали пожелание, фактически – поставили условие, что Перчатка всегда будет принадлежать лишь ему, а по смерти его будет надежно спрятана, дабы злые умы не разыскали ее и не причинили вреда человечеству. Он согласился… – Пол умолк, переводя дыхание. Кевин, не перебивая, ожидал продолжения странного рассказа.

– На протяжении всей жизни Соломона перчатка была на его руке. Когда же он почувствовал, что час его скоро настанет, он спрятал ее в таком месте, где ни один человек, с добрыми или же с дурными намерениями, не сумел бы найти ее… Легенда передавалась из уст в уста, пока не превратилась в сказку, и после была благополучно забыта, погребена под гнетом новых, куда как более реалистичных историй, – мужчина вновь замолчал, затем продолжил уже гораздо тише, – Вот только Перчатка существует, Кевин. И найти ее возможно, место ее пребывания известно… Не общедоступно, конечно, но если задаться целью, если проштудировать множество старинных манускриптов и рукописей, как это сделал я, то узнать, где она находится, можно. Если, конечно, она еще не исчезла…

– Стоп! – Хилхэнд, и без того несколько растерянный после рассказа Галейна, резко поднялся на ноги. Последние слова собеседника напоминали откровенный бред и молодой человек, как врач, не мог не забеспокоиться о состоянии его здоровья.

Когда узкая ладонь осторожно коснулась его лба, проверяя, нет ли жара, Пол негодующе нахмурился и, оттолкнув руку нового приятеля, сам вскочил на ноги. Далось ему это на удивление легко, что определенно свидетельствовало о довольно неплохом самочувствии, но Кевин все же заволновался.

– С ума сошел? Сядь…

– Сам сядь! – Галейн, скорость потери терпения которого возрастала прямо пропорционально возвращению здоровья, раздраженно упер одну руку в бок, – Я рассказал тебе все это, как другу, как единственному человеку, которому я могу доверять! А ты считаешь, что я спятил, что у меня жар, не так ли?

– Я не понимаю, зачем ты рассказал мне это, не могу понять, зачем ты искал это и куда оно могло пропасть! – фельдшер, видя, что состояние здоровья его личного пациента определенно не должно вызывать опасений, осторожно опустился обратно на стул, подавая тем самым позитивный пример ему, – Если бы ты объяснил…

– Это сделать я и пытаюсь! – рыкнул его собеседник и, выдохнув, присел на край собственной кровати, – По легенде, Перчатка исполняла все желания Соломона, но у любого другого она сработает только раз. И, исполнив его желание, исчезнет, возникая затем в другом месте, дабы принести пользу кому-то еще… Да и желание должно быть чистым, искренним и идти от самого сердца, что, в общем-то, тоже не всегда просто.

– Полезная штука, – Кевин, сам вздохнув, немного опустил плечи и, слабо усмехнувшись, чуть покачал головой, – Если бы она существовала…

– Она существует, – оборвал его собеседник. Хилхэнд медленно поднял взгляд. Если предыдущие слова Пола он еще мог как-то списать на горячечный бред, мог подумать, что больной, увлекшись рассказом, просто повторяет то, что прочитал в манускриптах, которые, как признался, штудировал, то сейчас в его голосе звучала непогрешимая уверенность. В глазах, будто подсвеченных изнутри, ярким огнем полыхала она же, смешавшись с отчаянной, почти безрассудной решимостью. Спорить с ним казалось напрасным занятием и Кевин кивнул.

– Хорошо. Если она существует… Зачем ее искал ты? – он чуть склонил голову набок, пристально вглядываясь в собеседника, – Я понимаю, это очень заманчиво – исполнить свое самое заветное желание, но ведь ты рассказал мне это не просто так? Какое желание хочешь исполнить ты, Пол? И как это вообще все связано с тем, что ты говорил мне вчера?

Галейн, не отвечая, медленно закинул ноги на кровать и, придвинувшись ближе к подушке, неспешно лег. Воцарилась тишина. Мужчина молчал, то ли собираясь с мыслями, то ли не зная, рассказывать ли благоприобретенному другу то, что его беспокоит; Кевин ждал.

Молчание затягивалось, и молодой фельдшер уже хотел, было, махнуть рукой, гордо заявляя, что коли уж человек, провозгласивший себя его другом, не хочет рассказывать все до конца, то и не надо, и вообще он постарается забыть всю эту глупую историю, когда Пол неожиданно решился.

– Я болен, Кевин, – слова эти прозвучали, как гром среди ясного неба, – И я говорю не о том, что уложило меня на больничную койку сейчас, нет, это мучает меня гораздо дольше, – он снова примолк, собираясь с мыслями, а затем, сложив руки на животе и переведя взгляд на стену напротив, неспешно, монотонно заговорил, – Становление «Гало», поднятие ее на нужный уровень далось мне нелегко. Пришлось затратить много сил, как душевных, так и физических, пришлось… потерять здоровье. Правда, понял я это не сразу. Молодой был, глупый, к здоровью относился как к чему-то само собой разумеющемуся, даже не приходило в голову заботиться о нем. У меня дрожали пальцы, а я не обращал на это внимания, немела кожа то на руках, то на ногах, а я не замечал, кружилась голова, а я только раздражался… Потом случилось так, что, поднявшись из-за стола, я едва не упал, удержался только схватившись за столешницу. Пришлось признать необходимость обращаться к врачам. Тогда я и узнал, что, работая на износ, заработал себе нервное расстройство, уже успевшее перетечь в хроническое заболевание, – Пол устало потер переносицу, – Тогда меня пролечили, но велели повторять курсы через определенный промежуток времени. Так и живем, – он чуть улыбнулся, затем неожиданно очень внимательно глянул на внимающего ему, совершенно ошарашенного собеседника, – Об этом никто не знает, и никто не должен знать, Кевин. Я скрываю это всеми возможными силами, ни в одной больнице, ни в одном документе не отражено состояние моего здоровья, и я не хочу, чтобы это изменилось. Об этом знают только три человека на всем белом свете – я, ты и…

– Он, – Хилхэнд, перебив рассказчика, со вздохом сжал губы, – Шон Рэдзеро, верно? Ты рассказал ему, потому что считал его другом… – дождавшись согласного и совершенно безрадостного кивка со стороны больного, он покачал головой, – И он бил тебя… Знал, что ты болен, но избивал, вколол этот чертов транквилизатор! У меня в голове это не укладывается, как можно?..

Пол поднял руку, останавливая поток его возмущения. Обсуждать поведение Рэдзеро ему сейчас не хотелось, да он и в принципе никогда не испытывал такого желания.

– Узнав о том, что болен, я начал искать способ исцеления. Но болезнь изучена мало, ее считают неизлечимой… Я не верил. Под крышей «Гало» заработала лаборатория, все силы умов и технологий которой был брошены на одно – на мое исцеление. Причины возникновения этой дряни не ясны, существует огромное количество теорий, по одной из них причина кроется в генетике, в определенном наборе генов… Стали проводить и генетические эксперименты. Результатов это не давало, я сам ездил по разным врачам, спрашивал то одного, то другого, то третьего… Потом отчаялся. И, наверное, от отчаяния, решил прибегнуть к нетрадиционной медицине – ходил по колдунам, гадалкам, народным целителям… И, знаешь, что? – он сел повыше и, кривовато ухмыльнувшись, развел руки в стороны, – Ничего. Только одна гадалка сказала мне, что я вновь попаду на больничную койку, но через то обрету спасение. И что будет человек, который спасет меня от гибели… – Пол сжал губы, а затем неожиданно очень по-доброму, спокойно и искренне улыбнулся, – Как видишь, я вновь в больнице, как тогда, когда меня пытались вылечить. И человек, спасший меня, сейчас сидит рядом и думает, верить ли в тот бред, что я несу или же нет…

– Он верит, можешь не сомневаться, – Кевин сглотнул и, облизав губы, тихо добавил, – Я знаю эту болезнь, знаю ее коварство. Хотя я не ожидал, что… чтобы ты…

– И тем не менее, это так, – Галейн, искренне желающий завершить рассказ, вновь не дал собеседнику закончить, – Поскольку все эти шарлатаны не могли мне помочь, я полез в книги. Много шарил по архивам, по библиотекам, искал… Тогда и наткнулся на историю о Перчатке. Подумал, что, если бы это было правдой, это бы было моим шансом и бросился расспрашивать тех же шарлатанов, в надежде что-то узнать. И вот что я скажу тебе – они все о ней знали. Все! Но никто не сказал мне тогда, а сейчас, услышав от меня, они начинали дрожать и смущаться, будто бы опасались, что если скажут мне что-нибудь, сам царь Соломон выпрыгнет из шкафа и покарает их! И все-таки я убедился в истинности этой странной легенды и занялся поисками более серьезно.

– Нашел? – Кевин, немного отвлекшийся от собственного шока и изумления, даже немного подался вперед. История становилась все интереснее и интереснее, захватывала молодого человека с головой, и сомнения его таяли, как масло на сковороде.

– Нашел, – Пол кивнул и, мягко скользнув пальцами по своей серьге, усмехнулся, – Нашел указания, как добраться до места, где она скрыта…

Хилхэнд, заметив жест собеседника, заинтересованно приподнял брови.

– Нашел и закодировал это адаптированной азбукой Морзе, которую нанес на серьгу?

На губах мужчины появилась довольная улыбка.

– Я уже говорил, что ты умный парень? Впрочем, неважно, – видя, что парень собирается ответить, он махнул рукой, останавливая его, – Наверняка говорил. Я нашел дорогу и нашел еще кое-что. Перчатка, по свидетельствам очевидцев, скрыта в какой-то шкатулке, которую не так-то просто открыть. Чтобы открыть ее, нужно знать определенную комбинацию… Понятно, что комбинация не была указана там, где было это предупреждение. Рассказывать, как добрался до нее, я не стану, это не так уж и интересно, скажу одно – после долгих поисков я все-таки обнаружил искомое. И решил тоже закодировать, надежно спрятать… Ты помнишь, я упомянул о генетических экспериментах, проводимых под эгидой «Гало»?

Молодой человек кивнул. Взгляд его стал несколько настороженным – в вопросе Пола чудилась какая-то подоплека, не слишком приятная и, возможно, даже не безопасная.

– Лаборатория тихо умирала под моим крылом, и я решил, что могу использовать ее себе на благо, хоть отчасти, – весело продолжал, между тем, Галейн, – По моему приказу они разработали способ закодировать необходимую комбинацию в генах. В одном гене, если быть точнее, спрятать ее в моей крови. Теперь у меня на один ген больше, но именно он содержит эту комбинацию. Я не помню, не знаю ее, но она всегда со мной. И когда придет время, я сумею открыть шкатулку! – глаза мужчины фанатично блеснули и Кевин немного отшатнулся. Слова собеседника вызвали в нем едва ли не ужас, подтверждая в его глазах безумие, владеющее рассудком того.

– Скажи… – медленно вымолвил он, недоверчиво глядя на абсолютно довольного экспериментатора, – Скажи, Пол, ты свихнулся? Ставить такие эксперименты над самим собой – это же… это… У тебя из-за этого такие странные глаза?

– Пожалуй, – Галейн легко пожал плечами и хмыкнул, – Девушкам мой взгляд кажется чарующим, мне говорили об этом и не раз, поэтому я полагаю это бонусом. А так… – он посерьезнел, – Кевин, ради того, чтобы вернуть себе здоровье, я готов пойти на все. Как только выйду отсюда, отправлюсь на поиски Перчатки, и… Прости, но остановить меня тебе не удастся, – Пол определенно хотел сказать что-то еще, что-то другое, но не успел.

В дверь палаты уверенно постучали, и Кевин, вдруг почувствовав озноб вдоль позвоночника, медленно поднялся на ноги.

***

Настенные часы показывали ровно час дня. В такое время в отделении никого не бывает – ни врачей, ни медсестер, все уходят на обед. Пациентов же кормят раньше, поэтому сейчас они все сидят по палатам и отдыхают. Идеальное время для незаметного визита.

Все эти мысли проскользнули в голове у фельдшера за те несколько секунд, что он шел к двери. Открывать ее ему не хотелось.

Стук повторился, спокойный, уверенный, не настойчивый, но одновременно подразумевающий ответ на него. Человек по ту сторону двери знал, что палата не пустует и знал, что дверь в нее будет открыта.

«В противном случае он ее просто выбьет», – мрачно подумал Кевин и, коснувшись ручки, набрал в грудь побольше воздуха, затем решительно толкая створку и сам покидая палату. Пускать кого-либо внутрь он не хотел.

Человек, явившийся в гости к Полу Галейну, отнюдь не был неожиданным визитером, однако же, приятным назвать его тоже было бы трудно. Молодой человек, сдержав вздох, медленно окинул пришедшего взглядом.

Невинная улыбка, наивный взгляд голубых глаз, на дне которых прятались опасные, обжигающе-холодные искры, густые ресницы, смежающиеся часто-часто – видимо, парень, не подозревая о том, что его инкогнито раскрыто, все еще надеялся провести наивного медработника. Или… уже нет? Хилхэнд еще раз оглядел незваного гостя. Да-да, все, как и прежде – наивность, невинность и затаенная угроза, вот только… Последняя стала чуть очевиднее.

Если прежде этот парень, заявляясь в больницу, одевался довольно просто, кося под деревенского дурачка, то сейчас за такового принять его было бы невозможно.

Черная рубашка с расстегнутым воротом мягко облегала сильное тело, не скрывая впечатляющей мускулатуры под собой; длинные ноги подчеркивали черные же брюки, из-под которых выглядывали дорогие ботинки. Светлые волосы были уложены в художественном беспорядке, и перстень на руке посверкивал практически бесстыдно, просто крича о своей высокой стоимости. Деревенский дурачок, под которого, явно уже без должного усердия, но все-таки пытался косить Шон Рэдзеро, определенно получил большое наследство или просто побывал у грамотного стилиста.

– Привет, док, – парень небрежным жестом сунул руку в карман и легко повел сильным плечом, – Ну что, пропустишь к брату? – на последнем слове глаза его сверкнули едва ли не так же бесстыдно, как и перстень.

– Нет, – Кевин, сдвинув брови, поплотнее прикрыл за собой дверь и встал так, чтобы заслонять ее спиной, – Это невозможно.

– Вот как? – молодой человек изобразил, казалось, вполне искреннюю грусть, перемешанную с недоумением, – Его же перевели из реанимации, значит, посещения разрешены. Разве не так?

Фельдшер закусил губу. Провоцировать этого человека ему не хотелось, но и притворяться, будто верит в его глупую игру он более не желал.

– Я не хочу, чтобы после вашего визита он вновь попал в реанимацию… мистер Рэдзеро, – голос его прозвучал приглушенно, но твердо.

Молодой человек, делая вид, что совершенно не понимает обращенных к нему слов, и не видит причины для подобных заявлений, часто-часто заморгал, прижимая одну руку к груди, словно бы собираясь сказать, что он вовсе не он, и он даже не думал, да и вообще… Однако, судя по всему, игра в идиота успела наскучить и ему самому.

Густые ресницы сомкнулись в последний раз и распахнулись, открывая полные веселой жестокости голубые глаза. На тонких губах возникла широкая понимающая улыбка.

– О… – Шон быстро облизал губы, сдерживая смех, – Как я погляжу, он рассказал тебе. Удивительно, не подозревал, что Галейн до такой степени болтлив.

Он говорил спокойно, даже доброжелательно, но собеседнику его чудилось, будто каждое слово вонзается в него, подобно стилету. Стало страшно. Беседовать с профессиональными убийцами вот так вот, с глазу на глаз, Кевину еще не приходилось и сейчас он понимал, что, в общем-то, без подобного опыта преспокойно прожил бы и дальше.

Голос его при ответе немного дрогнул, однако прозвучал очень уверенно, можно даже сказать – упрямо.

– Он ничего не говорил мне, я…

– Значит, это малышка Энни, – Шон, с интересом изучающий дверь за спиной собеседника, вновь перевел на него взгляд, – Надо было укоротить ее болтливый язычок еще раньше… Почему я этого не сделал? – он наиграно вздохнул и немного развел руки в стороны, – Моя ошибка. А, впрочем, не поздно ее исправить и сейчас, как ты думаешь? – губы его раздвинула опасная, острая улыбка. Кевин почувствовал, что вдоль позвоночника снова побежали мурашки.

– Не смей ее трогать! – гнев застил собою здравый смысл и молодой человек решительно шагнул вперед. Рэдзеро даже не шелохнулся, лишь с интересом склоняя голову набок.

– Почему? Она – сестра Галейна, Кевин, а всем известно, что нет лучше способа надавить на человека, чем использовать его родственников.

Фельдшер на мгновение замер. Слова, жестокие и безжалостные слова, спокойные и от этого еще более страшные, просто резали на куски его душу, но вместе с тем молодой человек вдруг ощутил что-то, смутно напоминающее восхищение. Он помнил, как вел себя этот парень в их первую, да и во все последующие встречи, помнил, как он говорил, казалось бы, с трудом подыскивая умные слова и теперь, слушая его плавную, уверенную речь, не мог не восхищаться столь гениальной игрой. Привыкший оценивать все одновременно с двух противоположных позиций, Хилхэнд, боясь человека, с которым беседовал, одновременно готов был аплодировать ему. Не зря Пол отзывался о нем со скрытым уважением, не зря его боялись даже закоренелые преступники… Ум и безжалостная жестокость – пожалуй, это можно смело назвать самым опасным сочетанием.

– Не трогай ее, – голос его прозвучал уже не так гневно, в нем даже послышались просящие нотки, – Она не причем здесь.

– Она – его сестра, – безжалостно напомнил Рэдзеро, но тотчас же пожал плечами. На лицо его на мгновение вернулось невинное выражение.

– А, впрочем, ты прав, мне она ни к чему. И если Цыган расскажет все без излишних возражений, я ее не трону. Довольно пустых разговоров, Кевин… Пусти меня к нему.

– Нет, – Хилхэнд, внутренне напрягаясь и готовясь постоять за свою жизнь, как и за жизнь Пола, отступил, возвращаясь на прежнее место. Шон поморщился.

– Похоже, он действительно мало рассказал тебе обо мне. Открою небольшой секрет, док – спорить со мною, возражать мне может быть очень опасно для жизни. Пропусти.

– Нет! – молодой человек отступил еще на шаг, практически прижимаясь спиной к двери. Рэдзеро со вздохом закатил глаза.

– Брось, какой смысл умирать ради человека, которого ты толком и не знаешь? Я не хочу убивать тебя, Кевин, мне это не нужно! Отойди!

– Войдешь в эту палату только через мой труп, понятно?! – Хилхэнд, выпалив фразу, на которую Пол еще в машине «Скорой помощи» наложил табу, сжал губы и, готовясь не пускать определенно куда как более сильного, чем он, человека в палату, стиснул кулаки.

Шон удивленно моргнул. Похоже было, что такая решимость со стороны противника непривычна для него – очевидно, прежде все сдавались, лишь заслышав его имя.

Но прошло мгновение – и на тонких губах молодого человека вновь возникла та же опасная, острая улыбка, о которую, казалось, можно порезаться.

– Твое желание – закон и труп твой не будет помехой, – голубые глаза сверкнули хищным блеском, и блондин шагнул вперед. Кевин, вжавшись спиной в дверь палаты и глядя на подходящего противника, ощутил, как сжалось сердце.

Шон Рэдзеро приближался к нему походкой тигра, подкрадывающегося к своей жертве, к своей добыче и добычей был никто иной, как он сам, Кевин Хилхэнд, которому в подобной ипостаси выступать еще никогда не доводилось.

Отступить, убежать – что могло быть более естественным в подобной ситуации? К чему, оставаясь на одном месте, становиться жертвой маньяка, даже не пытаясь защитить свою жизнь, зачем умирать ради человека, с которым едва знаком?..

Но он сказал, что Кевин спас ему жизнь. Сказал, что так было предсказано, что иначе не могло и быть, и голос его звучал так уверенно… Хилхэнд судорожно втянул воздух. А ведь он не сделал еще ничего сверх того, что предписывал ему долг. Так может быть, время спасти жизнь Пола Галейна наступило сейчас? И если было сказано, то, быть может, ему удастся противостоять даже Рэдзеро?..

Кевин почувствовал, как решимость заструилась по его жилам. Уверившись в собственных силах, обретая мысленную неуязвимость, он сильнее сжал кулак и, недолго думая, с размаху нанес сильнейший удар, какой только приходилось ему наносить в жизни!..

Шон уклонился до омерзения легко. Ловкий, как кошка, сильный, как сам Дьявол, он, не скрывая насмешливой улыбки, мягко ушел с линии атаки и, схватив противника за запястье, сжал его с такой силой, что фельдшер не удержался от болезненного вскрика.

А Рэдзеро определенно не собирался останавливаться на достигнутом. Выверенным, четким движением человека, привыкшего побеждать врагов, он дернул парня за руку на себя и, каким-то образом ухитрившись развернуть его к себе спиной, заломил ему руку.

Кевин, сам не зная, что в данный момент терзает его душу сильнее – негодование или же страх, дернулся, было, но Шон держал крепко.

– Тихо, тихо… – в голосе блондина явственно звучала насмешка. Удерживая противника одной рукой, он скользнул другою в карман джинсов и, добыв оттуда шприц, наполненный чем-то, зубами сорвал колпачок с иглы.

– Не волнуйся так, Кевин… – парень буквально мурлыкал, и каждая буква проникала раскаленной лавой под кожу фельдшера, – В этом нет ничего страшного. Ты просто уснешь… Тебе даже не будет больно…

Кевин дернулся еще раз, и Шон внезапно выпустил его руку. Однако, не успел молодой человек обрадоваться, как блондин обхватил его за шею борцовским захватом, упираясь локтем в подбородок и заставляя немного приподнять последний. С правой стороны кожи на шее коснулось острие иглы.

Хилхэнд испытал самый настоящий животный ужас, естественный страх живого существа перед неотвратимой гибелью, почувствовал невероятную жажду жизни и рванулся…

Игла проникла ему под кожу.

Перед глазами потемнело. Будучи врачом по образованию, Кевин чувствовал, что убийца еще не вводит яд, однако же, понимал, что от смерти его теперь отделяют считаные мгновения.

– Пусти… – прохрипел он. Говорить нормально не получалось – было слишком страшно, да и рука, сдавливающая горло, не позволяла сделать этого.

– О, значит, ты хочешь пока еще бодрствовать? – Шон негромко рассмеялся ему на ухо и как-то по-особенному подтолкнул локтем его подбородок, – Тогда стучи.

Предсказание разваливалось на глазах. Он не смог защитить человека, некогда попросившего у него помощи, не сумел спасти друга, которого только что обрел и теперь должен был сам обречь его на погибель.

– Он… – Кевин закашлялся, пытаясь воззвать к совести Рэдзеро, – Он болен…

– Стучи, – в голосе блондина зазвенела сталь, – Через три секунды я начну вводить лекарство. Стучи!

Выбора уже не оставалось.

Кевин зажмурился и, протянув вперед руку, пару раз обреченно стукнул костяшками по дверной створке, возле которой стоял. Оставалось только надеяться, что Пол поймет… Ведь он и сам не хотел умирать!

– Думаю, ты прекрасно все слышал, Цыган, – Шон несколько возвысил голос, продолжая удерживать свою жертву «на мушке» шприца и не пытаясь скрыть ухмылку, отразившуюся в несколько насмешливой интонации. Издевки в голосе блондина как будто не было, но слова его били больно.

– Итак, тебе предоставляется интересный выбор. Ты можешь выйти, и мы спокойно побеседуем, глядя друг другу в глаза, или… – он делано вздохнул, и чуть сильнее сжал руку на шее у фельдшера, – Или, увы, я буду вынужден сломать твою новую игрушку. Решай и помни – терпением я не отличаюсь.

Не успели отзвучать последние слова, те самые, в которых содержалась явная угроза жизни молодого человека, как дверь палаты распахнулась. Пол Галейн, бледный не то от гнева, не то от плохого самочувствия, в больничной пижаме кажущийся отнюдь не грозным, но почему-то пугающий, замер на пороге, в упор взирая на своего личного врага.

– Отпусти его… – голос мужчины прозвучал ниже, чем обычно, чувствовалось, что шутить он не предрасположен и, если приказ его не будет исполнен в точности, ослушника ждут большие проблемы. Шон, хмыкнув, медленно разжал руку, которой удерживал Кевина за горло, одновременно мягко извлекая из-под его кожи иглу шприца, так и не нажав на поршень.

Юноша, не желая более испытывать судьбу, метнулся вперед, совершенно рефлекторно стремясь спрятаться за мужчину, кажущегося даже сейчас куда как более подходящим для противостояния такому противнику, более сильным, нежели он сам.