Татьяна Андреевна Бердникова
Перчатка Соломона
Языки во дворе замололи, обсуждая неожиданное событие. Саму старушку подозревать в грехе казалось совершенно невозможным, да и попросту нелепым, посему местные кумушки мигом поняли, что «в подоле» принесла дочурка, нагуляв дитя невесть от кого.
Пообсуждали они эту новость, обсосали ее до косточек, да и забыли, увлекшись новыми сплетнями и событиями… Время шло. Бабка с внуком – как узнали о том, что дочь ее родила именно сына, оставалось неизвестным, но у сплетников свои способы добычи информации, – иногда появлялась во дворе, поначалу вывозя ребенка на свежий воздух в коляске, а потом уже и ведя за руку. Ничего необычного в этой ситуации местные болтушки не наблюдали, изредка лишь с неодобрением бурчали, что мать мальчика могла бы и сама гулять с ним, не нагружая этими обязанностями бабку. А потом вдруг узнали еще одну потрясающую новость – мать-то паренька оказалась кукушкой, да и бросила его на попечение бедной старухи, оставила и сына, и родную мать.
Снова замололи языки, старательно обсуждая сложившуюся ситуацию, жалея бабку, ругая ее дочь, а иногда и саму старушку не обходя плохим словом, упрекая в неправильном воспитании, которое та дала своей дочери и высказывая уверенность, что и внук ее хорошим человеком не вырастет.
Мальчик же, тем временем, подрастал, становясь все старше. Особенной общительностью он, вероятно, беря пример с воспитывающей его бабушки, не отличался, – друзей ни во дворе, ни в школе не заводил, с соседями предпочитал держаться подчеркнуто вежливо и отстраненно, и в конечном итоге кумушки стали поговаривать о психической неполноценности парня, утверждая, что испортила ребенка, несомненно, сама старуха. Да и наследственностью хорошей мальчишка, по их мнению, похвастаться явно не мог.
Впрочем, никаких проблем окружающим мальчик не доставлял, чужого имущества не портил, да и учился неплохо, посему люди просто махнули на него рукой, принимая поистине соломоново решение не навязывать ему своего общества, коль скоро он в нем не нуждается.
А ребенок рос. Миновали годы, мальчик стал подростком, затем юношей, молодым человеком… И новая новость потрясла весь двор.
Неизвестно, откуда и с чего вдруг пошел такой слух, кто или что явилось его источником, но в правдивости его сомнений ни у кого не возникало: Шон – так звали парня – страшный человек, преступник. В этом утверждении все были до удивительного солидарны, хотя виды его преступлений, якобы виденные каждым из говорящих, разнились: парня называли и наркоманом, и вором, и мошенником, а кто-то утверждал, будто собственными глазами видел, как Шон убил человека. Правда, в полицию не обратился, побоявшись мести ужасного жильца. Шли разговоры о несомненной судимости парня, его стали подозревать во всех смертных грехах сразу, и теперь уже сами начали сторониться молодого человека, с опаской косясь на него.
Шон же, решительно не желая замечать изменившегося к нему отношения (а может, и вправду его не видя), продолжал вести себя точно также, как и раньше, – оставался вежлив, приветлив и неимоверно холоден. Взгляд его голубых глаз, по свидетельству многих, был подобен ведру ледяной воды, а после непродолжительной беседы с этим парнем, хотелось сейчас же закутаться в плед.
И при всем при этом местные девушки на выданье сходились во мнении, что Шон Рэдзеро – редкой красоты молодой человек. Надо признать, он и в самом деле был таким. Высокий, спортивный, сильный и подтянутый, с четкими, правильными чертами лица, с голубыми глазами и светлыми волосами, да к тому же еще и опасный – ну, разве мог он не быть привлекательным для подавляющего большинства представительниц слабого пола? А тут еще и родители запрещают общаться с этим парнем, а запретный плод манил еще издревле… В общем, отбою от девушек у Шона Рэдзеро не было.
Бабушка его продолжала изредка показываться во дворе. Из квартиры, где она обитала вместе с внуком, никогда не доносилось никакого шума, там никто не ругался, никто не кричал, сама старушка не казалась несчастной, не щеголяла следами побоев – все указывало на вполне мирную и дружную жизнь двух родичей.
И вдруг она исчезла. Люди, обнаружившие, что бабки что-то давненько не видно во дворе, да и поняв по некоторым признакам, что и в квартире она более не обитает, терялись в догадках – никаких похоронных процессий не было, гробов из квартиры не выносили, «Скорая» сюда не приезжала и бабулю не забирала, но тем не менее, видеть ее больше никто не видел.
Спрашивать ее внука побоялись. По двору зашептали, что Шон сам убил старушку, дабы получить квартиру в единоличное пользование и проворачивать там какие-то свои темные делишки, а останки-то ее, поди, ночью вывез, да и утопил где-нибудь в реке или в озере. Многие всерьез ожидали, что нет-нет, да объявят в новостях о найденном теле несчастной бабушки, но подобных объявлений так и не дождались…
– После и сам он стал появляться здесь все реже и реже, – продолжала Энни, – Встречаюсь с ним изредка, здороваюсь, как и все, но более тесно общаться, как вы понимаете, желанием не горю. Думаю, некоторая доля правды в сплетнях об этом человеке все-таки есть, мне кажется, что он приобрел квартиру где-то в другом районе, подальше от злых языков. Ну, а честным путем такую сумму денег за такой короткий срок вряд ли удалось бы заработать… – она вздохнула и, снова опустив голову, несколько виновато прибавила, – Впрочем, это только мои предположения. Сплетничать я не люблю, лезть в чужую жизнь – тоже, но держаться от него на всякий случай предпочитаю подальше. Собственно, это все, что мне известно и, я боюсь, больше о нем не знает никто.
Кевин помолчал. История, услышанная только что, произвела на молодого человека впечатление довольно противоречивое и, хоть и прояснила немного личность блондина, все же однозначно его опасности не подтвердила. Пожалуй, он сам уже знал о Шоне Рэдзеро несколько больше, чем его соседи, но до сих пор уверен в точности своих предположений не был.
– То есть, никаких звуков там, или криков вы из его квартиры не слышали? – уточнил он и, подумав, прибавил, – После исчезновения старушки, я имею в виду.
Девушка отрицательно покачала головой.
– Нет, все тихо. А стены здесь тонкие, иногда слышно даже, как в соседнем подъезде соседи ругаются… Но с его стороны всегда тишина, – она задумалась ненадолго, затем неуверенно прибавила, – Хотя шаги его я, кажется, порой слышу. Но это только доказывает, что бывать здесь он иногда продолжает, а это я знаю и так.
Кевин кивнул и задумчиво потеребил губу. То, что блондин периодически бывает в этой квартире он знал и сам, – в конечном итоге, свидетелем пребывания его здесь был лично. Но вот вопрос избиения Пола Галейна по-прежнему оставался открытым и, хотя у самого фельдшера сомнений и не вызывал, все-таки доказан ничем не был.
– Скажите, Энни… – он помолчал, покусал губу и, наконец, пристально глянув на собеседницу, немного сдвинул брови, – У Шона есть братья?
Девушка, похоже, такого вопроса решительно не ждавшая, ошарашенно заморгала, часто-часто хлопая длинными ресницами.
– Почему вы так решили? – наконец растерянно вымолвила она, – Я ведь рассказала вам, что дочь старушки родила сына и куда-то испарилась. Никаких других детей здесь никто не видел, не могли же они держать ребенка постоянно взаперти! Да и не бывал здесь никто, кого можно было бы счесть родственниками Рэдзеро…
Кевин кивнул и быстро облизал губы. Взор его был прикован к темно-синим, удивительным глазам собеседницы, глазам, которые он видел совсем недавно и которые так поразили его.
– Нет, братьев у него нет, я уверенна, – безапелляционно закончила коротенький монолог Энни. Ее собеседник, кажется, почти не обратив внимания на эти слова, пытливо прищурился.
– А у вас?
***
Неизвестно откуда взявшийся порыв ветра взметнул сухую листву на подоконнике снаружи и бросил ее в окно. Звук, шорох, вызванный этим, прокатился в повисшей на кухне тишине до неприятного громко и девушка, словно разбуженная им, слегка вздрогнула, взирая на собеседника откровенно недоуменно и растерянно.
– У меня?.. – она моргнула и, медленно покачав головой, нахмурилась, – Простите, но… причем здесь я?.. Или вы, что… – она чуть сузила глаза, вглядываясь в молодого человека с немалым подозрением и лицо ее откровенно помрачнело. Чувствовалось, что вопрос, а главное – подоплека его, угадываемая ею, ей неприятны.
– Может быть, вы полагаете, что я что-то скрываю и я сама имею отношение к семье Рэдзеро?
Голос ее в этот момент прозвучал достаточно резко и Кевин, лишь сейчас сообразивший, какие мысли вызвал своими словами, поспешно заморгал, пытаясь принять на себя вид совершенной невинности.
– Нет-нет-нет, что вы! – он заставил себя улыбнуться и, еще раз мимолетно, но внимательно глянув на глаза собеседницы, поторопился сделать улыбку более обезоруживающей, – Я имел в виду совсем другое… другого человека, если сказать честно. Вопрос покажется, конечно, странным, но… – он умолк, взвешивая некоторые «за» и «против» и, выдержав таким образом сценическую паузу, заставив девушку немного потомиться в неведении, наконец, продолжил, – Не знаете ли вы как-нибудь случайно человека по имени Пол? Пол Галейн, если быть точнее.
Лицо Энни, только что практически пылавшее скрытым негодованием, мрачное и недовольное вероятными подозрениями в ее адрес, моментально разгладилось. Густые ресницы несколько раз опустились и поднялись, синие глаза изумленно расширились, даже рот ее немного приоткрылся – изумление, овладевшее девушкой, было определенно неподдельным и, соответственно, каких бы то ни было новых подозрений вызывать не могло.
– Пол Галейн и в самом деле мой брат… – медленно вымолвила она и, явно машинально переставив с места на место обитавшую на столе сахарницу, немного склонила голову набок, – Но при чем здесь он? Я не думаю, что он как-то связан с человеком, о котором вы пришли узнать, да и, честно говоря, вообще не ожидала услышать его имя из ваших уст. Откуда вы его знаете?
Кевин улыбнулся, предпочитая пока не давать ответа на закономерный и вполне ожидаемый вопрос. Настроение его, почти вопреки получаемой от этой девушки информации, становилось лучше и лучше буквально с каждой секундой, что трудно было бы счесть удивительным: путешествие к этому дому, начавшееся с, казалось бы, полного провала, теперь оборачивалось все большей и большей удачей, оправдывая себя уже более, чем на сто процентов. Ну, разве мог он подумать, что по прибытии сюда узнает не только настоящее имя блондина, не только получит хоть какую-то новую о нем информацию, но еще и обнаружит сестру несчастного пациента, который, надо заметить, во многом представлял собою загадку не менее интересную, чем его преследователь?
– Кевин? – улыбка молодого человека, столь опрометчиво не скрытая им, Энни явно не понравилась. Поглощенный своими мыслями фельдшер, лишь сейчас осознав собственный промах, поторопился добавить в улыбку капельку вины и, не видя иного способа объясниться, слегка пожал плечами.
– У вас такие же глаза, как у него, – слова эти прозвучали на удивление мягко, даже ласково и Кевин, вмиг смутившись и стараясь не покраснеть, торопливо прибавил, – Хотя у него они несколько странные – как будто подсвечены изнутри…
– Да, верно… – девушка, не прекращая сверлить собеседника пытливым, подозрительным взглядом, немного повернула голову в сторону, взирая на него теперь искоса, – Это произошло после какой-то операции или эксперимента – он толком не объяснил. Но откуда вы знаете его? Я предположить не могла, что человек, которого интересует Шон Рэдзеро, может быть знаком с моим братом!
– Да я, собственно… – Кевин откровенно замялся, не слишком хорошо представляя себе, как реагировать на эти слова. С одной стороны, если девушка является сестрой пострадавшего Галейна, она имеет право знать о случившемся с ее братом, но с другой… этот самый брат о своей сестре даже не упоминал, вероятно, не желая сообщать ей подробности своего состояния. Так имеет ли право сам фельдшер без согласования с больным извещать его родственников о его состоянии? Тем более, что это самое состояние уже уверенно налаживается и не сегодня-завтра Пол Галейн будет переведен из палаты реанимации в обычную. Момент этот сам Кевин, при помощи не особенно довольного таким раскладом Гилберта, изо всех сил старался оттянуть, справедливо полагая, что там, где находится сейчас, мужчина в большей безопасности, однако, «час Х» неумолимо и закономерно приближался. В конечном итоге, выздоравливал Пол с почти невероятной скоростью и держать его в реанимации до полного исцеления было просто невозможно, – палата, занятая им, была нужна и для других пациентов.
– Мы с ним всего лишь беседовали однажды, – наконец нашелся молодой человек, избегая уточнений, где, собственно, состоялась эта беседа, – Так что знакомство наше весьма поверхностное, шапочное… Но о сестре он не упоминал, – фельдшер обезоруживающе улыбнулся, вновь добавляя в улыбку некоторую толику вины. О сестре-то больной и в самом деле не упоминал, но почему-то сомнений в родстве этой девушки с ним у Кевина не возникало. Зато появилась твердая уверенность, что извещать Энни о своем состоянии, пугать ее им Пол не хотел. И, хотя Кевин и не был уверен, что, потакая желаниям пострадавшего, пусть и не высказанным вслух, но все же очевидным, он поступает правильно, другая часть его сознания уверенно напоминала о святости желаний умирающего, которая не может быть отменена, если умирающий передумал отправляться на тот свет.
Между тем, Энни, не подозревающая о мыслях собеседника и, по-видимому, вполне удовлетворенная его ответом, слабо улыбнулась в ответ.
– Пол не родной мне брат, – негромко и даже как будто виновато произнесла она, опуская взгляд и рассматривая скатерть, покрывающую столешницу, – Сводный. К тому же, узнали мы о существовании друг друга уже в довольно взрослом возрасте… – девушка подняла глаза и на лицо ее неожиданно легла тень ностальгических воспоминаний, – На самом деле, это было даже забавно. Как-то так получилось, что для меня никогда не было секретом наличие у папы другой семьи и, когда его не стало, я решила отыскать тех родственников. Мама эту затею не слишком одобрила, однако, видя мое стремление, все-таки сдалась и рассказала все, что ей было известно. Но начать поиски я так и не успела. Ложилась спать с мыслью о том, что начну их прямо с утра, а проснулась от звонка в дверь. На пороге стоял неизвестный мне молодой человек, который, не ходя вокруг да около, осведомился не я ли Энни Галейн (отец, хоть и не был женат на маме, но меня признал официально и фамилию мне свою дал). Когда же я подтвердила, он заявил, что я – его сестра. Я, если честно, сначала растерялась, не знала, ни как вести себя, ни чего вообще ждать от него, даже немного опасалась – Пол старше меня и, если бы у него ко мне были какие-то претензии… Но он был очень приветлив и вежлив, а как выяснили все окончательно и удостоверились в нашем родстве, сказал, что всегда мечтал о младшей сестренке. Ну, а я всегда мечтала о старшем брате, – девушка улыбнулась, – Наверное, наши с ним желания вошли в какой-то резонанс и поэтому сбылись. Вот как бывает.
Кевин невольно улыбнулся в ответ. История Энни и в самом деле была довольно удивительной, но зато очень ясно подтверждала его предположения касательно желаний ее брата – если уж Пол мечтал о младшей сестренке, то, обретя ее, скорее всего, стремится защитить, оградить от любых проблем и неприятностей и, уж конечно, не хотел бы беспокоить известием о собственном тяжелом состоянии. Непонятно только, каким образом он попал в квартиру Рэдзеро незаметно для сестры, чья квартира находится совсем рядом…
Молодой человек вздохнул и решительно, хотя и несколько неожиданно для себя самого, понялся на ноги.
– Да, и в самом деле удивительная история, почти сказочная. Вы извините меня, Энни, но, боюсь, я должен идти. Мне очень приятно и интересно было пообщаться с вами, но было бы неплохо сегодня еще и показаться на работе… – улыбка фельдшера стала несколько смущенной. Слова его, в целом, не были ложью – на работу, а если быть точнее, в палату к Полу Галейну он и в самом деле хотел бы сегодня попасть, как минимум для того, чтобы убедиться, что последний до сих пор жив, но, не сообщая девушке всей правды, он, тем не менее, ощущал себя обманщиком, что его некоторым образом смущало. Хотя, конечно, эту ложь, вернее, недосказанность, вполне можно было оправдать, как тем, что она пойдет девушке только на благо, так и тем, что тайна, скрываемая им, принадлежит не ему.
Кроме того, в свете полученных им подтверждений опасности Шона Рэдзеро, остро вставала необходимость решить, каким образом, переведя больного из палаты реанимации в обычную, обезопасить его от возможных, и даже вероятных посягательств блондина. Вопрос этот Кевин хотел подробно обсудить с Гилбертом, прекрасно зная, что тот, хоть и не любит, как он выражался, «лезть не в свое дело», а все же убить или покалечить человека не позволит и, соответственно, может посоветовать что-то дельное.
Энни, не подозревающая о размышлениях собеседника, кивнула, в свой черед поднимаясь на ноги.
– Конечно, я… конечно, – фраза, которая, судя по всему, должна была бы иметь какое-то продолжение, так его и не получила. Девушка, ограничившись по сути лишь ее началом, быстро улыбнулась новому знакомому и, не говоря более ни слова, сама направилась в коридор, словно указывая ему дорогу. Кевин, не зная, что ответить, направился следом за ней.
Долго собираться ему не пришлось – зайдя в квартиру, фельдшер не снял даже легкого весеннего пальто, лишь расстегнув его, поэтому все, что потребовалось сейчас сделать перед выходом – это отпереть дверь. Последняя распахнулась, Кевин ступил за порог, открывая рот, дабы попрощаться с приветливой девушкой и поблагодарить ее за предоставленную информацию, но не успел выдавить из себя ни звука.
– Док? Ну, дела! Никак не думал обнаружить вас тут!
Знакомый до омерзения, до тошноты голос штопором ввинтился в сознание и Кевин, почти налетев на отходящего от соседней двери обладателя этого голоса, с трудом заставил себя вместо того, чтобы поморщиться, выдавить жалкое и довольно бледное подобие улыбки.
– Добрый день.
Энни за его спиной, вне всякого сомнения тоже услышавшая и узнавшая этот голос, неуверенно переступила, немного выглядывая из-за плеча своего гостя. Острый, колкий взгляд холодных голубых глаз мгновенно скользнул к ней и на тонковатых губах блондина сверкнула такая знакомая Кевину острая, насмешливая улыбка.
– Хаа… – ледяные глаза чуть сузились и молодой человек медленно, словно пробуя на вкус, провел по верхнему ряду зубов кончиком языка, становясь на короткое мгновение похож на хищника, учуявшего запах крови, – Да ты тут, я вижу, по делу… Кто бы мог подумать, что ты мутишь с нашей малышкой Энни! – последняя фраза, снова явно призванная поддержать образ не слишком далекого человека, прозвучала настолько ненатурально, с такой мерзкой язвительностью, что Кевин против воли стиснул в кулак сунутую в карман руку, машинально немного расправляя плечи, будто пытаясь заслонить девушку собой. Сама же Энни, даже не подозревавшая, что соседу известно ее имя, непроизвольно сглотнула и, не отдавая себе отчета в действиях, сделала шаг назад, вглубь квартиры.
Парень, заметив это ее движение, чуть склонил голову набок. Улыбка, цветущая на его губах, приобрела несколько более мягкий оттенок, было похоже, что молодой человек осознал допущенную оплошность и теперь стремится исправить ее.
– Засмущал? – голос его в этот миг напомнил кошачье мурлыканье, но приятнее от этого почему-то не стал, – Больше не стану, не бойся. В принципе, я по делам шел, если уж так… – он мимолетно глянул в сторону ведущей вниз лестницы, продолжая рассуждать, будто бы беседуя сам с собою, – Хотел в больницу заглянуть как раз, спросить, че там да как… Хорошо, что ты тут, док, – голубые глаза блеснули совершенно неоправданным весельем, – Чего там мой брат? Как себя чувствует? Я слышал, его вроде перевести в нормальную палату уже должны, да?
– Что?.. – фельдшер, морально готовый к расспросам о «брате» со стороны блондина, но никак не ожидавший услышать подобных заявлений, замер, пораженно созерцая собеседника и пытаясь сдержать собственное изумление. Демонстрировать собеседнику, насколько потрясен его осведомленностью, он не хотел.
– Откуда… Вам это сказал Гилберт? – он пытливо прищурился, вглядываясь в стоящего напротив человека. Говоря начистоту, задавая вопрос, Кевин сам был абсолютно уверен, что ответ на него последует отрицательный – Гилберт, так не желающий вмешиваться в чужие дела и всегда старающийся самоустраниться от каких-либо, даже самых незначительных проблем, вряд ли стал бы откровенничать с этим человеком, но других вариантов предположить он просто не мог.
Молодой человек, относительно недавно представившийся Джеком Кирасом, но отныне известный своему собеседнику под совершенно иным именем, недоуменно нахмурился.
– Гилберт?.. – растерянно повторил он, но тотчас же понимающе заулыбался, – А, это тот парень, с которым ты все треплешься, когда приходишь навестить моего брата? Ну, который еще вечно бубнит, что лезть в чужие дела не хочет, да? Правильная, кстати, позиция, – он неожиданно кривовато ухмыльнулся, бросая на Кевина быстрый, колкий взгляд, – Всем бы рекомендовал себя так вести, – в словах этих, прозвучавших, казалось бы, совершенно отстраненно, брошенных как бы между делом, фельдшеру почудился некоторый намек, едва ли не угроза. В мыслях неожиданно вспыхнуло предположение, догадка, в верности которой молодой человек был уверен на сто процентов, – видимо, насколько ему самому надоел постоянно норовящий проникнуть в палату Галейна блондин, настолько и он успел надоесть этому самому блондину. А в свете только что узнанного, да еще и помноженного на собственные догадки о персоне этого парня, это могло быть довольно опасным – милый юноша, судя по всему, не остановился бы перед тем, чтобы убрать осточертевшего ему человека со своей дороги.
– Мне это сказала какая-то медсестричка из местных, – блондин, не дожидаясь ответа на собственные вопросы, слегка пожал плечами, – Я спросил, как он там, она и ответила. Вроде же там палата нужна, а он выздоравливает быстро…
– Все еще под вопросом, – поспешил прервать его фельдшер, – Чувствует он себя действительно гораздо лучше, но пока что беспокоить его не рекомендуется. Как только посещения будут разрешены, мы вам обязательно сообщим, – и, завершая речь, ставя точку в разговоре, он растянул губы в подобии вежливой улыбки.
На лестничной площадке ненадолго воцарилось молчание. Затем молодой человек, на протяжении нескольких секунд с каким-то странным, задумчивым интересом созерцавший своего собеседника, мягко улыбнулся в ответ, взъерошивая волосы.
– Ну, что ж… – глаза его сверкнули холодным пламенем и, словно отразив его, ярко-синим огнем полыхнул на пальце неизменный перстень, – Видимо, мне остается только ждать, – он моргнул, туша холодное пламя в очах и, вновь принимая на себя вид недалекого простачка, весело подмигнул, – Ладно, до встречи, док! Удачи с малышкой Энни, – и, махнув рукой, молодой человек легко сбежал вниз по лестнице, скрываясь, наконец, из виду.
Кевин облегченно перевел дыхание. Состоявшаяся беседа удовольствия ему решительно не доставила.
– Полагаю… – говорил он медленно, негромко, словно бы взвешивая каждое свое слово, – Я не ошибусь, если предположу, что это и был Шон Рэдзеро? – завершив вопрос, он обернулся, взглядывая на пристально созерцающую его девушку.
Энни невнимательно качнула головой.
– Не ошибетесь. Кевин… откуда вы знаете моего брата?
Молодой человек, все еще находящийся под впечатлением от беседы с блондином, которого теперь имел полное право называть в мыслях – да и вслух – настоящим именем, недоуменно заморгал. Вопрос, совершенно, казалось бы, не связанный с темой беседы, поставил его в тупик.
– Почему вы спрашиваете?
Лицо девушки помрачнело. Убежденная, по-видимому, что собеседник пытается скрыть от нее что-то очень важное и совершенно этим недовольная, она нахмурилась, делая небольшой шажок вперед и словно бы переходя в атаку, исполненная решимости получить исчерпывающий ответ на свой вопрос.
– Потому, что он несколько раз назвал вас «док». Потому, что вы, зная моего брата, знакомы и с Шоном Рэдзеро, и это дает возможность предположить, что и Пол имеет какое-то отношение к нему. А Шон – опасный человек и то, что он говорил о каком-то «брате», которого у него не может быть… – она замолчала и неожиданно прижала руки к груди. В синих глазах ее заплескался страх.
– Он… он же говорил не о моем брате, правда?..
Кевин тяжело вздохнул. Эта девушка, столь неожиданно повстречавшаяся ему на пути, такая открытая и приветливая, вызывала в душе молодого человека самую искреннюю симпатию, самое неподдельное расположение и обманывать ее, заставляя нервничать и переживать, фельдшер хотел, пожалуй, не больше, чем ее брат. А девушка, тем не менее, волновалась, беспокоилась и как успокоить ее, он не знал. Единственное, что он мог бы сделать сейчас – это рассказать ей правду, все как есть, сообщить истину о том, что произошло, ответить на мучающие ее вопросы честно и искренне… но он колебался. Рассказ его не принес бы Энни ничего хорошего, даже преподнесенный наиболее мягко, но и неизвестность, тем более неизвестность пугающая, страшащая была определенно не лучше.
– Я… – начал Кевин, но тотчас же замолчал. Что говорить, с чего начинать, он не знал.
Девушка, напрасно прождав несколько секунд продолжения фразы, досадливо выдохнула и неожиданно повернулась к собеседнику спиной, явственно намереваясь вернуться в квартиру.
– Вы правы, – голос ее зазвенел от негодования, – Лучше я позвоню Полу и узнаю все у него. Извините.
– Энни! – видя, что собеседница всерьез вознамерилась выполнить то, о чем говорит, молодой человек не выдержал. Подавшись вперед, он схватил ее за плечо, останавливая и, тут же смутившись порыва, поспешил убрать руку.
– Извините меня, – он вздохнул, немного опуская голову, – Но ваш брат и в самом деле ни слова не сказал о сестре и, я полагаю, не сделал этого, не желая вас волновать. Я не уверен, что имею право…
– Знаете, дай ему волю, он бы велел не сообщать мне даже о своей смерти, – девушка, решительно оборвав собеседника и уже обернувшись к нему, скрестила руки на груди, – Поэтому говорите. Что с моим братом? Какое отношение к этому имеет этот человек? В конце концов, где он сейчас?
Кевин немного помялся, оставляя себе время для колебаний, но затем, все-таки признавая правоту собеседницы, решительно мотнул головой, начиная отвечать на ее вопросы с конца.
– Сейчас он в больнице. Но, поверьте, вам…
Резкий рев мотора, неожиданно донесшийся с улицы, перебил молодого человека, заставляя его, умолкнув, нахмуриться и перевести взгляд на лестничное окно. Внезапный звук всколыхнул в его сознании странные мысли, предположения, мгновенно превратившиеся в уверенность и парень, забывая о том, что говорил, глянул на собеседницу теперь уже несколько обеспокоенно.
– Что это?..
Энни досадливо вздохнула. С ее точки зрения, в раздавшемся только что звуке не было ничего, что могло бы привлечь внимание, и интерес к нему собеседника, казавшийся скорее очередной попыткой избежать объяснений, заставил ее испытать вполне обоснованное раздражение.
– Вы так и будете увиливать? – она нахмурилась, но все-таки, видя, похоже, самую искреннюю серьезность молодого человека, решила ответить на вопрос, – Это был звук мотора, наверное, мотора мотоцикла того парня, что недавно покинул наше общество. Не стоит так уж опасаться его, лучше…
– Мотоцикла? – Кевин, чьи опасения и подозрения получили некоторое подтверждение, взволнованно повернулся к лестнице, – У него есть мотоцикл? Ах, дьявол…
– Что такое? – девушка, решительно не понимающая поведения нового знакомого, как и причин, вызвавших его, немного повернула голову. Раздражение, вспыхнувшее, было, в ее душе несколько мгновений назад, улеглось – ситуация казалось серьезной, хотя и оставалась по-прежнему непонятной.
– После его расспросов… – Кевин взъерошил шевелюру и на мгновение сжал губы, – Тем более, что он видел меня тут… Если он поедет в больницу…
Беспокойство, волнение, владевшее молодым фельдшером, передалось и девушке. Она машинально расправила плечи, опуская доселе скрещенные на груди руки и, нервничая все больше и больше, шагнула вперед, почти покидая квартиру.
– В больницу… к Полу?..
Кевин, до сей поры разговаривающий больше с самим собой и отвечающий скорее собственным мыслям, нежели девушке, тряхнул головой, вынуждая себя вернуться на бренную землю. Взгляд светло-зеленых глаз его, прежде затуманенный взволнованными размышлениями, стал более осмысленным.
– Боюсь, что да, – молодой человек вновь вздохнул и понуро опустил плечи. Пугать собеседницу ему не хотелось, но времени увиливать и избегать ответа на прямой вопрос сейчас определенно не было.
– Я должен ехать, – он виновато моргнул и слегка развел руки в стороны, – Извините, я… я расскажу вам все, честное слово, Энни, но сейчас…
Девушка, не слушая собеседника, решительно подняла руку, прерывая его и, вернувшись на миг в квартиру, схватила с крючка легкую куртку.
– Вы расскажете мне обо всем по дороге. Едем.
***
Мотор несколько раз чихнул, всячески демонстрируя свое категорическое нежелание работать, но в конечном итоге сдался и равномерно заворчал. Кевин, искоса глянув на сидящую на пассажирском сидении Энни, буркнул что-то недовольно сквозь стиснутые зубы и решительно надавил на педаль газа. Отговорить свою спутницу от визита в больницу он довольно безуспешно пытался на протяжении всего спуска вниз по лестнице и теперь, досадуя на нехватку времени, косился на победившую в споре девушку без особого удовольствия.
Сейчас Энни, к которой еще совсем недавно он питал самое искреннее расположение, казалась ему упрямой, взбалмошной девицей, чрезвычайно раздражающей и неприятной. Теперь, глядя на нее и вспоминая единственное свое общение с Полом Галейном, тоже не оставившим ему очень уж приятных впечатлений, Кевин сумрачно думал, что девица – и в самом деле достойная сестра своего брата, и что в родстве их сомневаться больше не приходится.
– Итак? – Энни, не подозревающая о мыслях своего собеседника, да и вообще убежденная в собственной правоте, повернула голову, выжидательно приподнимая брови, – Я слушаю вас.
