Татьяна Андреевна Бердникова
Перчатка Соломона

Дикс, ожидавший, пожалуй, любых слов, каких угодно обвинений, кроме таких, изумленно и негодующе выдохнул. А затем, подняв обе руки, резким движением сбросил руку особенно не противящегося этому Шона и рывком повернулся к нему.

– Ты рехнулся за это время, Диктор? Меня перевели в другую школу, перевели из-за тебя! А теперь ты обвиняешь меня в этом?! – глаза молодого мужчины, обычно такие спокойные и светлые, потемнели от гнева. Чувствовалось, что задетая тема волновала и его самого, вызывая, по-видимому, недовольство несколько иного рода, и обвинения, прозвучавшие сейчас, были ему, мягко говоря, неприятны.

– Что значит – из-за меня? – Шон, растерянно хлопнув густыми ресницами, непроизвольно сделал шаг назад, недоверчиво созерцая бывшего приятеля. Видеть его таким ему как-то не доводилось и поведение парня практически ставило его в тупик, заставляя сомневаться в собственных действиях и словах. Впрочем, вопрос, заданный им, как-то очень быстро успокоил бушевавшую в сердце Гилберта ярость. На лице явственно отобразилась растерянность, пожалуй, не меньшая, чем та, что отражалась в голубых глазах его оппонента.

– Ты не знал?.. – недоверчиво проговорил он и, слегка нахмурившись, продолжил, говоря, тем не менее, так, словно напоминал собеседнику давно известные сведения, – После того, как мой отец вытащил нас из полиции, он прямым текстом сказал твоей бабушке, что не желает, чтобы ее внук продолжал общаться с его сыном. Поэтому и перевел меня, наплевав на все, в конце учебного года, я думал, ты… ты знаешь, – последние слова его прозвучали совершенно потерянно. Похоже было, что Гилберт наконец уверился в том, что подробности происшедшей в прошлом разлуки действительно все это время были тайной для второго из ее участников и это повергло его в величайший ступор.

Шон медленно повел головой из стороны в сторону. Говорить ему ничего не хотелось, вновь открывшиеся детали требовали хотя бы нескольких минут для полного их принятия и переосмысления. Всю сознательную жизнь он пребывал в уверенности, что тогда, в школе, пережил предательство человека, которого почитал за лучшего друга, а теперь оказывалось, что уверенность его была ложной. Принять это было нелегко даже такому человеку, каким был, а точнее – каким за это время стал Шон Рэдзеро.

Гилберт же, тем не менее, сам пребывающий в несколько растрепанных чувствах, воспринял этот жест вкупе с молчанием по-своему. Ему показалось, что, не взирая на вновь открывшиеся обстоятельства, обвинения с него так и не сняты, что человек, бывший некогда его другом, продолжает считать его предателем и горькая обида вновь затопила его душу.

– Мне нужно идти, Шон, – говорил он негромко, стараясь не выдать испытываемых им чувств, – У меня есть еще… дела, – и, не желая произносить слова прощания, он развернулся на каблуках, вновь, куда быстрее, чем прежде, устремляясь на выход.

– Погоди… – Рэдзеро, будто бы очнувшись, приподнял опущенную на мгновение голову, взирая в след старому приятелю и нахмурился, – Дикс!

На какое-то мгновение шаг торопящегося уйти Гилберта, казалось, замедлился, но тотчас же ускорился вновь. Шон, видя, что приятель уже приближается к ведущей на улицу двери, неодобрительно вздохнув, поспешил следом за ним. Разговор, по мнению молодого человека, завершен еще не был, и если Диксон сумел приоткрыть завесу тайны над их общим прошлым, то загадки настоящего по сию пору оставались не раскрытыми, а они в данный момент волновали блондина куда как больше.

В несколько шагов он оказался возле двери, через которую только что, уверенно распахнув ее, покинул помещение больницы его старый знакомый и, не желая медлить, сам вышел на улицу.

То, что произошло дальше, заняло считанные секунды.

Поскольку Шон, спеша догнать приятеля, двигался достаточно быстро, отойти от здания Гилберт далеко не успел, сделав всего лишь два или три шага. Блондин, оказавшийся на улице вслед за ним, резко шагнул вперед, открывая рот, чтобы вновь попытаться остановить его, пока только голосом, а не действиями, но не успел вымолвить ни слова. Внимание его оказалось отвлечено медленно и бесшумно скользящим по улочке, ведущей мимо ворот больницы, черным автомобилем. Неизвестно, что именно в этом транспорте привлекло внимание Рэдзеро – отсутствующие ли номера, что он, привыкнув за свою жизнь выхватывать детали из общего образа, сразу заметил; тусклый ли блеск металла за тонированным стеклом, – но ощущение опасности, которую он, подобно дикому хищнику, чуял издалека, буквально затопило все его существо.

Заднее стекло автомобиля начало медленно опускаться.

– Гилберт… – сорвалось с губ молодого человека и он, действуя больше по наитию, нежели осознанно, метнулся вперед, буквально сшибая с ног идущего впереди парня и валя его на землю, тем самым уводя с линии огня.

Гилберт, который успел лишь смутно заметить блеснувшее в темном провале открывшегося окна пистолетное дуло, упал, машинально подставляя руки, чтобы не удариться. Одновременно с этим на тонущую в тишине автомобильную стоянку перед больницей раскатистым грохотом обрушились дробные, частые выстрелы, спустя мгновение сменившиеся ревом мотора.

Шон едва слышно зашипел сквозь сжатые зубы и, продолжая прижимать перепуганного друга к земле, приподнял голову. Автомобиль, за несколько мгновений до этого тихо кравшийся по узкой улочке, рванул с места и, скрываясь из виду, затерялся где-то среди домов.

Молодой человек, негромко чертыхнувшись, вскочил, помогая подняться и приятелю.

На Гилберта жалко было смотреть. Всегда спокойный, холодный, показательно равнодушный в любой ситуации, Диксон в прямом смысле слова дрожал от страха. Бледный, как смерть, с подрагивающими губами, широко распахнутыми глазами, судорожно сжимающий руки в кулаки, он смотрел на защитившего его друга, явно не до конца сознавая ни то, что произошло только что, ни то, что происходит сейчас.

Шон, хмурясь, аккуратно встряхнул его за плечи, пытаясь привести в чувство и, несколько повернув голову вбок, всмотрелся в бледное лицо приятеля.

– Эй… ты как? – ответа не последовало и молодой человек, на миг сжав губы, нахмурился сильнее, – Ясно. За меня держаться сможешь?

Гилберт, с трудом осознав адресованный ему вопрос и вникнув в его смысл, неуверенно, явно сомневаясь, но не в ответе, а в том, что понял верно, опустил подбородок. Шон кивнул в ответ и, сжав плечи человека, который некогда был его другом и сейчас, спустя столько лет, неожиданно вновь стал им, уверенно повел его к стоящему неподалеку ярко-синему гоночному мотоциклу…

***

– Держи.

Гилберт, пребывающий после пережитого потрясения в состоянии некоторой прострации, вздрогнул и, подняв опущенную голову, неуверенно перевел взгляд с собственных рук на то, что ему предлагалось. Прямо перед носом его находился бокал с мягко плещущейся в нем янтарной жидкостью, распространяющей сильный запах алкоголя, сжимаемый чьей-то уверенной рукой.

Диксон, медленно возвращаясь в реальность, осторожно принял его, но пить не стал, почему-то засмотревшись на искорки света, пляшущие на янтарной поверхности.

– Ты как? – голос старого друга, привычно уверенный и спокойный, прозвучал несколько обеспокоенно, и Гилберт поднял голову.

– Они… – он с трудом сглотнул и, вдохнув исходящий от напитка дурманящий запах, чуть дрогнувшим голосом договорил, – Хотели нас… уб-бить?

– Не убить, – Шон, выглядящий по сравнению с приятелем абсолютно спокойным, присел на подлокотник его кресла и, сцепив руки в замок, положил их на колено, хладнокровно поясняя, – Предупредить.

Диксон, продолжая сжимать в одной руке бокал, медленно поднял вторую и провел пальцами по несколько растрепанным волосам, затем вновь растерянно взирая на собеседника.

– Предупредить, о чем?..

Блондин облизал губы и, неожиданно ухмыльнувшись, легко повел правым плечом, склоняя голову набок.

– Чтобы я не лез не в свое дело.

Намек на нередко произносимые самим Гилбертом слова был более, чем очевиден, однако, молодой мужчина на шутку настроен не был. Уловив непонимание в его взгляде, Шон негромко вздохнул и мягко улыбнулся. Попытка отвлечь приятеля от случившегося и как-то развеселить его, расшевелить благополучно провалилась.

– Чтобы я оставил в покое Пола Галейна, – слова пояснения прозвучали спокойно и размеренно, в достаточной степени хладнокровно, но вместе с тем довольно жестко. Гилберт, от этих слов пришедший в себя куда как быстрее, чем от небольшой шутки, ошарашено моргнул.

– Галейна? Ты полагаешь, что это дело его рук? – вопрос этот он адресовал скорее бокалу в своей руке, который пристально созерцал в данный момент, но Шон решил все-таки на него ответить.

– А ты полагаешь его святым великомучеником? – он насмешливо приподнял бровь и, кривовато ухмыльнувшись, отрицательно помотал головой, – Галейн – достойный противник, Гилберт, поверь мне на слово. Но ты не ответил – как ты? Тебя не задело?

– Ничего я не полагаю, – недовольно буркнул Диксон и, потерев переносицу, глубоко вздохнул, затем наконец-то отпивая немного из бокала, – Я цел, не волнуйся. А… – он вновь поднял взгляд, намереваясь осведомиться, как чувствует себя собеседник, но спросить так ничего и не спросил. На левом плече Шона расплылось по белой ткани рубашки характерно красное пятно.

Гилберт вскочил.

– Ты ранен!

Молодой человек, несомненно польщенный и обрадованный этим проявлением беспокойства, безмятежно улыбнулся и, явно демонстрируя свое здоровье, слегка махнул левой рукой.

– Это царапина.

– Слишком много крови для царапины, – его собеседник нахмурился, пристальнее вглядываясь в рану на плече приятеля, – Давай я посмотрю.

– Дикс, серьезно, это ерунда, – Шон слегка вздохнул и, пытаясь еще больше подтвердить собственное здоровье, осторожно повел плечом, – Даже не болит. Видишь?

Гилберт, внимательно проследивший это движение, вздохнул сам. Видно было, что упрямство потенциального пациента ему не слишком приятно.

– Вижу. Давай я посмотрю, Шон. Я не пойму, ты мне, что, не доверяешь?

– Да причем тут это? – Рэдзеро, несколько раздосадованный тем, что его подозревают в недоверии, даже поднялся на ноги, – Просто это в самом деле пустяк, тем более, что на мне быстро все заживает, так что…

– Рубашку снимай, – Гилберт, выглядящий на редкость решительно, скрестил руки на груди, выжидательно приподнимая брови. Его собеседник, похоже, не ожидавший подобных приказов, на секунду умолк, но затем, хмыкнув, принялся послушно расстегивать пуговицы рубашки.

– Ты довольно строгий, док, – он подмигнул приятелю и, пряча улыбку, аккуратно стащил пропитавшуюся начавшей подсыхать кровью ткань с левого плеча, кое-как отлепив ее от раны, после чего тотчас же изобразил жуткую озабоченность и едва ли не ужас, – Скажите, я буду жить?

Диксон, фыркнув, взглядом указал ему на подлокотник кресла и, отчасти включаясь в игру, безмятежно пожал плечами, приближаясь ко вновь присевшему приятелю.

– Это уж как повезет, мистер Рэдзеро. Может, обойдемся просто ампутацией.

Шон, только, было, переставший скрывать улыбку, слегка опустил уголки рта.

– Я надеюсь, ты не серьезно?

– Да не дрожи ты, – Гилберт, как раз склонившийся над раной друга и внимательно ее изучающий, чуть качнул головой, – Серьезного я пока что ничего не вижу. Промыть надо.

Пациент, обрадованный столь обнадеживающим вердиктом, слегка развел руки в стороны.

– Без проблем, могу даже душ принять.

Ответ был короток, но решителен.

– Обойдешься. Аптечка есть?

– Есть, в ванной, – Шон мотнул головой, указывая направление и, подняв здоровую руку, поправил сбившуюся от резкого движения светлую челку, – Принести?

– Тебе на месте не сидится? – Гилберт, слегка приподняв бровь, бросил на несознательного больного несколько осуждающий взгляд и, вздохнув, решительно шагнул в указанную только что сторону, – Пошли.

Блондин, кивнув, легко поднялся на ноги и, не демонстрируя ни преднамеренно, ни случайно никакого дискомфорта, который мог бы быть вызван болью в плече, направился следом за своим личным врачом.

– Все-таки я думаю, что ты зря так беспокоишься.

Гилберт, немного затормозив, бросил на него через плечо довольно скептический взгляд.

– У тебя прострелено плечо.

Больше говорить он ничего не стал, очевидно, полагая, что аргумент достаточно убедителен. Шон, шагающий следом, недовольно фыркнул.

– Только кожа на плече. Меня слегка зацепило и не более того.

– Задета надостная фасция, – добавив в голос побольше официального холода отозвался Диксон и, уже заходя в ванную, еще раз оглянулся через плечо, поясняя, – Мышца.

– Я знаю, что это, – Рэдзеро поморщился и, зайдя следом за приятелем, с явным недоверием покосился на собственное плечо, – Странно, я совсем не чувствую этого.

– А меня это почему-то совсем не удивляет, – отстраненно отозвался молодой мужчина и, оглядевшись в просторной ванной комнате, обернулся к спутнику, отрывисто интересуясь, – Где?

Шон, по всему видно, еще не успевший привыкнуть к новой манере общения старого знакомого, но и не обижающийся на нее, слегка пожал плечами, указывая подбородком на шкафчик над раковиной.

– Там, если ты про аптечку. Но не думаю, что в ней ты найдешь воду, чтобы промыть рану.

Гилберт, направившийся сразу после указания к шкафчику, остановился, протянув к нему руку и глядя на отражение собеседника в зеркальной дверце.

– Я рассчитывал найти там перекись водорода. У тебя ее нет?

– Может и есть, но не так много, чтобы отмыть плечо от крови, – ответ молодого человека прозвучал на редкость беззаботно и Диксон тяжело вздохнул. Видно было, что от старого приятеля он ожидал проявления большей заботы о собственном здоровье. Шон, отметив этот вздох и легко угадав недовольство в нем, виновато улыбнулся. Расстраивать друга он не хотел, но считать ситуацию серьезной, тем не менее, упорно отказывался.

– Серьезно, Дикс, для этого вполне подойдет и проточная вода, – как бы подтверждая собственные слова, он уверенно шагнул к большой ванне и, пустив упомянутую воду, присел на ее бортик, – Я ценю твое стремление соблюсти стерильность, но, боюсь, в данных условиях это представляется невозможным, – и, не дожидаясь, да и, собственно, не ожидая от собеседника ответа, он подставил руку открытой ладонью под струю воды, проверяя ее температуру и улыбаясь уже менее виновато, промолвил, – Благословенны воды Ганга…

– Воды Ганга? – Диксон, как раз обнаруживший за зеркальной дверцей небольшой ящик с медикаментами первой необходимости и достающий его, обернулся к другу, не скрывая улыбки. Видно было, что слова последнего его несколько удивили.

Шон спокойно кивнул и легко пожал здоровым плечом.

– Я всегда говорю так. Когда умываюсь, когда плаваю, принимаю душ или даже пью… Слышал когда-то от кого-то, что, если благословлять постоянно воду – неважно, какими словами – можно обрести нерушимое здоровье. Верь или нет, но с тех пор, как начал делать это – не болел ни разу.

– Конечно, у тебя же на пальце исцеляющий сапфир, – меланхолично отозвался его собеседник и, взяв марлевую салфетку, смочил ее водой. После немного отжал и принялся аккуратно обтирать кровь вокруг раны на плече несколько растерявшегося приятеля.

– Прости… что?

Гилберт, почти увлекшийся собственными действиями, остановился и, хмурясь, недоуменно глянул на хлопающего глазами Рэдзеро.

– Ты не знаешь, что носишь на руке? Позволь взглянуть.

Блондин, вероятно, не ожидавший такой просьбы, на несколько мгновений замер, словно решаясь на что-то. Затем медленно и осторожно, с видимой неохотой, поднял левую руку и уже поднес, было, ее к правой, намереваясь снять перстень, когда друг остановил его, отрицательно мотнув головой.

– Не снимай. Покажи так.

Вздох, полный облегчения, против воли сорвался с губ молодого человека и он, действуя уже куда как более уверенно, вытянул правую руку, демонстрируя собеседнику упомянутое украшение. Гилберт немного склонился, внимательнее вглядываясь в сапфир, венчающий перстень и, удовлетворенно кивнув, вновь вернулся к прерванному занятию, стирая кровь с плеча приятеля и пациента в одном лице.

– Да, так и есть, – спокойно произнес он, заметив, что Шон ожидает вердикта, – Тот самый сапфир, – и, вновь возвращаясь к прерванному занятию, продолжил, – Я читал об этом камне. По свидетельствам, он дарит своему обладателю совершенную неуязвимость… – Гилберт усмехнулся и, покачав головой, отложил окровавленную салфетку в сторону, беря на удивление присутствующую в коробке с медикаментами хирургическую иглу. Придирчиво осмотрел ее, взял находящуюся тут же нить и, хмурясь, с откровенным подозрением воззрился на до крайности задумчивого приятеля.

– Признайся, ты зашивал себе раны сам?

Шон не стал спорить. Когда-то давно, когда различного происхождения повреждения были для него практически привычным делом, он и в самом деле приноровился лечить их сам, вплоть до хирургических действий такого вида.

– Приходилось, – равнодушно откликнулся он и пожал плечами, как бы говоря, что не видит в этом действии ничего ужасного или сверхчеловеческого, – Ты не отвлекайся. Что там насчет неуязвимости, которую якобы дарит колечко? – он мельком глянул на собственное плечо и усмехнулся. На неуязвимость это как-то похоже не было.

– Вот именно, что якобы, – Диксон, несколько недовольный тем, как равнодушно собеседник отмахнулся от, на его взгляд, куда как более серьезной темы, тяжело вздохнул, продевая нитку в иголку и продолжая рассказывать, – Как оказалось на практике, сапфир не дарит неуязвимость, зато способен исцелить человеческое тело от любой болезни, будь то насморк или порез ножом. Как я понимаю, на огнестрельные ранения это тоже распространяется. Радуйся, что нам не пришлось извлекать пулю… – речь свою молодой человек завершил аккуратным протыканием кожи на краю раны иглой. Шон, абсолютно такого не ждавший, непроизвольно дернулся и зашипел сквозь сжатые зубы, словно рассерженный кот.

Гилберт, моментально остановившись, позволил себе усмехнуться уголком губ.

– Ты же зашивал себе раны. Вообще, как правило, это делается с местной анестезией…

– Значит, все-таки надо было выпить, – все еще сквозь сжатые зубы выговорил блондин и, изо всех сил пытаясь справиться с болью, медленно, натужно выдохнул воздух.

– Это не та анестезия, – Дикс, пытаясь сдержать улыбку, на несколько мгновений закусил губу. Ситуация его определенно забавляла.

– Попытайся как-нибудь отвлечься, – продолжал он, ухитряясь сохранить серьезный тон, не допуская в голос и тени улыбки, – Переключи внимание на что-то еще…

– Тогда закончи сказочку про сапфир, – Шон медленно втянул носом воздух и также неспешно его выдохнул, – Она ведь не завершена, я верно понимаю? Ты говорил, он дарует неуязвимость… – он хмыкнул и вновь покосился на собственное плечо.

– Я говорил – «по свидетельствам», – Гилберт еле заметно усмехнулся и, оставив бесплодные попытки отыскать взглядом что-нибудь обезболивающее, поморщился, неуверенно осведомляясь, – Готов?

Рэдзеро кивнул, предпочитая не тратить слов. Терпеть боль он умел, но говорить в такие моменты желания у него как-то не возникало, поэтому и сейчас он предпочел предоставить право вести монолог своему персональному врачу. Тот, впрочем, не растерялся.

– Итак, я сказал, что по свидетельствам, а считай – по слухам, сапфир дарует своему хозяину неуязвимость. Но слухи, как мы можем видеть, лгут… – голос его лился, будто журчание спокойного ручейка и Шон, увлекаемый им, и в самом деле отвлекался от продолжения неприятной операции. Диксон тем временем рассказывал.

– Когда я наткнулся на упоминание об этом камне, мне стало интересно, какова же правда. Я стал изучать этот вопрос, перерыл немалое количество книг, ибо далеко не везде была сохранена память об исцеляющем сапфире, но наконец нашел то, что полагаю достаточно правдоподобным. Итак, сапфир не дарует неуязвимости. Не дарует он и бессмертия, как то явствовало из некоторых источников, он просто лечит, отсюда и его название. Он, как я уже говорил, может вылечить любую болезнь, поразившую физическое тело его владельца и, в качестве некоторого бонуса, наделяет хозяина невероятной удачей. Если взглянуть на тебя, то можно смело сказать, что это так и есть, – Гилберт прервался, стирая выступившие на коже пациента капли крови. Тот, пользуясь небольшим перерывом, хмыкнул.

– То есть, ты полагаешь меня до крайности удачливым?

– А разве нет? – Диксон вскинул брови, вновь возвращаясь к прерванному занятию, – Взять хотя бы нынешнюю ситуацию. В тебя стреляли, но тебя едва задело, к тому же рядом оказался друг, который обладает хирургическими навыками и способен зашить твою рану… Хотя есть еще кое-что о сапфире, но я не уверен, что это имеет прямое отношение к твоему перстню.

Шон поморщился, ощущая необходимость задать вопрос, и с некоторым усилием выдавил из себя:

– Что?

Гилберт выдержал театральную паузу и, радуясь, что его миссия по зашиванию огнестрельной раны уже подходит к концу, медленно и весомо проговорил:

– «Кровь и сапфир откроют ее» – так значилось на полях одной из книг, что я читал. Я не знаю, о какой крови идет речь и что она, вкупе с камнем должна открыть, но… Твой сапфир мне напомнил ключ, – он затянул нить, отрезал ее остаток ножницами и устало опустил руки, – Все. Молодец, вытерпел.

– А что мне оставалось делать? – отстраненно отозвался молодой человек, внимательно изучая собственный перстень, – Я никогда не думал о нем… так. Для меня это всегда было не более, чем украшение.

Гилберт улыбнулся и, отойдя к раковине, принялся мыть руки.

– Это и есть украшение, просто более полезное, чем ты предполагал. Ладно. Сейчас уже довольно поздно, мне надо идти… Но кажется, я еще не отблагодарил тебя за то, что ты спас мне жизнь, – он выключил воду и, вытирая руки висящим рядом с раковиной полотенцем, обернулся к собеседнику, – Что ты хотел узнать от меня, Шон?

Рэдзеро, отвлекшись от созерцания кольца, с интересом поднял голову. Он уже потерял надежду добиться от старого друга необходимой информации, да и жизнь ему спасал, совершенно не задумываясь о благодарности за это, но отказываться от последней не спешил.

– Я хотел узнать, что тебе известно… – медленно вымолвил он, – О фирме «Гало» и о ее владельце.

– Ну, положим, ее владельца ты собственноручно уложил на больничную койку, – Гилберт позволил себе легкую ухмылку, скрещивая руки на груди, – И, судя по тому, что пришел ко мне, результатов это не принесло.

– Галейн крепкий орешек, – хмыкнул в ответ блондин, – Парой ударов его не расколешь. К тому же…

– Ты переборщил с транквилизатором, – молодой человек слегка приподнял брови, как бы подталкивая собеседника к согласию. Тот, не видя смысла оспаривать очевидное, кивнул, но произнес при этом совсем не то, что можно было бы ожидать.

– Ты и об этом знаешь.

– Я знаю многое, – Диксон резким движением опустил руки и, сделав шаг вперед, присел рядом с другом на бортик ванны, оказываясь в весьма выгодном, с врачебной точки зрения, положении, чтобы наблюдать за раной на плече подопечного, – И рассказать тебе, что ты просишь – малая плата за то, что сделал ты. Но пойми меня правильно, Шон, я хотел бы помочь тебе, но… не хочу помогать Тресу. Тем более, что я прекрасно понимаю, в чем тут его интерес.

Рэдзеро вздохнул и, немного повернувшись к приятелю, пристально вгляделся в его лицо.

– Ты будешь помогать не ему, а мне, Дикс. К тому же, я не настаиваю на этой помощи, ты сам предложил рассказать, – в льдисто-голубых глазах при этих словах заискрилась откровенная насмешка. Шон не продолжил фразу, не прибавил к сказанному ни слова, но Гилберт, некогда привыкший угадывать его мысли, моментально отгадал то, что скрывалось под его последней тирадой.

– Тогда не буду тянуть, – скупо улыбнулся он в ответ, отвечая на то, что не было произнесено, – Сказал бы, что надеюсь, что Галейну это не повредит, коль скоро он не кажется плохим человеком, но после сегодняшнего… – он вздохнул, закусил на несколько секунд губу и, качнув головой, наконец приступил к повествованию, – Итак… Все началось некоторое количество лет назад, когда один амбициозный молодой человек, скопив некоторую, относительно крупную сумму денег, решил открыть свое дело. Сейчас не важно, почему ему пришла мысль создать фирму, производящую мебель, да я и не знаю о причинах такого решения, но мысль, тем не менее, пришла и он начал осуществлять свою задумку. Вероятно, он, как и многие наивные люди, полагал, что, если у тебя есть средства, желание и настойчивость, удача сама придет к тебе, потрясая мешком с деньгами, но суровая действительность быстро опровергла эти радужные мечты. Галейну пришлось работать не просто много, а очень много, денег было потрачено в два раза больше, чем он думал и нередко случалось, что желание казалось ему несбыточным. Но, тем не менее, он шел вперед, не подозревая, что теряет не только время и деньги, но еще и здоровье…

Гилберт ненадолго примолк, затем внимательно взглянул на внимавшего ему слушателя.

– Пол Галейн болен, Шон. И я, хоть и не являюсь его лечащим врачом, тем не менее, надеюсь, что врачебная тайна будет сохранена хотя бы от Треса. Я рассказываю тебе это, как другу, и не думаю, что его болезнь имеет такое уже большое значение в глазах твоего начальника. Знаешь, люди иногда шутят, говоря, что от волнения трясутся руки, не воспринимают всерьез слова «он очень нервный человек» или «потратил много нервов»… Но на деле, это отнюдь не шутки и Полу Галейну не повезло узнать это на себе. Он и в самом деле потратил много нервов в процессе становления «Гало», потерял много сил, положил всего себя на амбразуру системы, защищая свое детище так яростно, что и сам не заметил, как угодил в больницу. Увлеченный делами, он не замечал постепенно проявляющихся симптомов, не понимал, от чего трясутся руки или дергается иногда щека, и только когда однажды, встав на работе со стула, едва не упал, лишь чудом удержавшись за стол, забеспокоился. Узнав о своем заболевании, мужчина заставил себя не раскисать. Ему было страшно, тем более, что болезнь считалась неизлечимой, но более или менее привести его в порядок врачи сумели, велев несколько раз в год повторять курс лечения, чтобы вновь не попасть в подобную ситуацию. Именно тогда он решил, что, если фирма невольно стала причиной потери здоровья, она же поможет его вернуть. Под эгидой «Гало» заработала подпольная лаборатория, где регулярно проводились исследования, ставились эксперименты различной направленности, вплоть до генетических, – все было направлено на поиск лекарства. Но время шло, результатов исследования не приносили и Пол, ощутив, что скатывается в пучину отчаяния, решил действовать сам. Надежду найти спасение официальным путем он потерял, хотя и не закрывал лабораторию, посему решил обратиться к нетрадиционной медицине. Пришла очередь различных целителей, экстрасенсов, трав, зелий, амулетов… Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из приглашенных колдунов не натолкнул его на мысль о чуде. Это чудо было известно с давних времен, но где найти то, что могло бы его сотворить не знал никто – место было спрятано, сокрыто, причем надежно. Но гарантия тут была стопроцентной. Отчаявшийся, измученный Галейн ухватился за соломинку и принялся искать. Снова были колдуны, прорицатели – все, кто мог иметь хоть какое-то отношение к подобным вещам. И, к изумлению Пола, все его старые знакомцы знали о чуде. Но, стоило им заслышать о нем теперь, как страх озарял их лица… Как подобраться туда, никто не знал. Галейн продолжал расспрашивать, но, видя, что от людей помощи ждать почти бесполезно, принялся помимо этого штудировать старинные манускрипты, рукописи, пергаменты – он искал везде. И неожиданно для себя нашел. В одной из рукописей упоминался тот предмет, что он искал, с указанием, что, исполнив желание одного, он исчезнет, дабы возникнуть в ином месте на благо следующему. Но, коль скоро никаких свидетельств того, что чудо было обнаружено, нигде не имелось, мужчина рискнул предположить, что указанный в рукописи «адрес» последнего его нахождения верен и по сей день. Он записал его шифром, который выдумал сам, а после, опасаясь, что кто-то случайно или намеренно этот шифр найдет и прочитает, заказал какому-то мастеру ювелирных дел серьгу с точным указанием, чем следует украсить гладкий металл. Заказ был выполнен в точности, и с тех пор хозяин «Гало» не расстается с шифром, который в любом случае смог бы прочесть только он. В это время Трес уже тоже начал искать искомый предмет, поэтому Галейн, узнав, что кто-то идет по его следу и посещает те же места, заволновался. В указании пути, которое он, похитив из хранилища, всегда хранил в надежном месте, не желая уничтожать лишь ввиду его исторической ценности, значилось, что добыть чудо не будет так просто. Понадобится ключ, код, шифр, если говорить современным языком. Что это за шифр, автор не знал, посему Пол продолжил искать. На сей раз он даже не пытался никого опрашивать, уверенный, что ответ кроется в книгах, но, увы… После прошлой удачи фортуна явно решила отвернуться от него. И вот, когда однажды он, уже совершенно отчаявшийся, мрачно сидел и перебирал листы старинного манускрипта, к нему подошел архивариус, напомнить, что время уже перевалило за полночь и что мужчине пора бы освободить помещение. Пол с неохотой принялся собираться, поднял тяжелую книгу, неловко повернулся… Книга выпала у него из рук, а коль скоро была довольно ветхой, корешок ее частично отвалился и из-за него выпал пожелтевший листок бумаги. Архивариус, не замечая этого, ругаясь и ворча, принялся поднимать манускрипт, а Галейн, делая вид, что помогает, осторожно подобрал листок.

В миг, когда он развернул его, уже покинув архив, он убедился, что фортуна отнюдь не собиралась поворачиваться к нему спиной, просто он не разглядел сразу протянутую ему руку помощи. Архив получил щедрое пожертвование от неизвестного мецената, по весьма невнятным причинам, а Галейн, внимательно изучив доставшийся ему ключ, поспешил в лабораторию, тихо загибавшуюся под крылом его фирмы. Узнав о том, какой эксперимент решил провести хозяин, сотрудники лаборатории, должно быть, пришли в ужас, но за дело все-таки взялись. Они давно занимались вопросом возможного изменения набора генов, при рождении полученного человеком и, надо сказать, некоторых успехов в этом достигли. Жаль только, к созданию лекарства их это не приблизило ни на шаг. Зато смогло оказать неоценимую услугу Галейну – после нескольких часов усиленной работы талантливыми учеными был проведен не имеющий аналогов, успешно завершившийся эксперимент: среди генов Пола Галейна появился еще один, в котором был надежно запрятан код, должный помочь ему найти нужное. Сам он не знает и не помнит его, секрет хранит его кровь. Страстно желающий обнаружить необходимый предмет, Галейн сам стал живым ключом… Внешне на нем это никак не отразилось. Разве что глаза…