Таня Ждан
Хлоя. Сгорая во тьме

– Я был там, откуда думал уже никогда не выберусь. И это худшие восемь лет моей жизни…

– Ты был в плену? Тебя пытали? – испуганно прошептала она, когда с ее лица в один миг стерлась вся былая злоба.

– Хотел бы я сказать, что нет, но это будет ложью, – с горечью прошептал я в ответ, от нахлынувших воспоминаний по телу прошлась волна липкой дрожи. – Да, мам. И более зверского заточения мир еще не видывал.

– О, мальчик мой! – словно забыв о своих обидах окончательно, мама подняла мое лицо своими теплыми руками и посмотрела в глаза, от чего в горле встал ком, а глаза защипало. – Но кто это сделал с тобой? Как смог, ведь ты практически всесилен?!

– Поверь мне, были те, кто в свое время творил с такими, как я, и не такое… И тогда я боялся, что стоит мне объявиться, как они узнают и доберутся до тебя, а когда мы от них избавились… Было уже поздно. Да и как я вообще мог заявиться к тебе спустя столько лет… Если бы только знал, что ты поймешь и сможешь меня принять таким, каким я стал…

– Дерек, ты – мой сын! – мама с любовью провела нежными пальцами по моей щеке, стерев непрошенную слезу. – Кем бы ты не стал, что бы ты не натворил, ты навсегда останешься моим сыном, и я приму тебя любым! Как ты вообще смел подумать, что я отрекусь тебя лишь от того, что ты всего-то стал супергероем… Поверить не могу, что это возможно, но если это случилось с тобой, то значит в этом есть свой смысл, а мой материнский долг – принять волю божью. И я горжусь тем, кем ты стал и чего добился!

Ее глаза сияли теплом и добротой, руки на моих щеках горели огнем, согревая кожу и топя глыбы льда в моем сердце. И, глядя на эту невероятно сильную мудрую женщину, прошедшую через безмерную череду боли и отчаяния, но все еще сохранившую невероятную любовь к своему сыну, я готов был пройти через все это дерьмо хоть тысячу раз, если бы в конечном итоге это привело меня к этому дню счастливого воссоединения с ней.

– Мам, я люблю тебя! Прости меня, миллион раз прости, – бормотал я, уложив голову ей на колени, уже не сражаясь с нахлынувшим потоком слез.

– Ну как же я могу не простить тебя, сыночек мой, – наглаживая мои волосы, причитала мама. – Я тебя тоже люблю, ты даже не представляешь себе, как сильно и безмерно, всегда буду любить! Конечно же я тебя прощаю, всегда буду прощать, только ты больше не исчезай, не пропадай, хотя бы иногда заглядывай на чай, можешь даже брать с собой своего друга, этого милого мальчика, Телепортом, кажется, его звали, и свою возлюбленную, ведь ее Хлоя зовут?

Мое сердце оборвалось при одном лишь упоминании ее имени, ведь из теплых губ моей матери оно звучало совершенно иначе… Ну конечно же мама о ней знала, наверняка тот журналюга вывалил ей все, что на меня нарыл его канал, да только забыл упомянуть о самом важном факте.

– О, мама, – прошептал я, борясь с надвигающейся истерикой. – Я бы все отдал, чтобы с ней тебя познакомить. Но боюсь, что этого уже никогда не случится…

– Все так плохо? Ты и перед девушкой сумел облажаться? – лукаво улыбнувшись, пробормотала мама, явно не осознавая всю глубину трагедии.

– Это очень долгая история, ма. Но она пропала. И я боюсь, что уже никогда не захочет ко мне вернуться.

– Ну тогда расскажи мне все, хочу знать обо всем, чем ты жил столько лет. А там, быть может, помогу тебе материнским советом. Кем бы не была твоя супер-девушка, уж кто, как не я, сможет тебе подсказать, как все можно исправить.

Эх, если бы все было так просто…

Глава 6 – Дерек

Как сказал через несколько дней Бен, история с появлением моей матери на пресс-конференции была специально подстроена одним из конкурентов. Так он хотел дискредитировать мою кандидатуру, показать, какая огромная пропасть разделяет меня и простых людей, подчеркнуть чуждость значимости семейных уз для таких, как я. И еще миллион доводов в пользу того, что их затея удалась: рейтинг упал ниже плинтуса, все каналы мусолили эту тему до посинения и поносили мое имя на чем свет стоял.

Но мне было все равно. Воссоединение с моей мамой, наша долгая беседа, та теплота и любовь, что она мне подарила в тот злосчастный для предвыборной кампании день, придали мне сил. Сколько слов было сказано, сколько слез пролито, но все было не зря. Словно та дыра в моем сердце, что образовалась после исчезновения Хлои, начала понемногу затягиваться, заполнилась безоговорочной верой и участием моей матери. Я даже не подозревал, насколько сильно эти десятки лет скучал по ее теплым рукам, обыденной житейской мудрости, мягкой улыбке и звонкому смеху… Будто я снова вернулся в те времена, когда все было просто, когда я знал кто я, пусть и не знал, куда иду. Моя мама напомнила мне, что всегда нужно оставаться собой, не пытаться переделать себя под этот мир, не стесняться своих истинных порывов и не бояться быть непонятым.

Моя встреча с ней заставила остальных жителей штаба Таймлесс задуматься: все видели, как вдохновило меня возвращение члена семьи в мою жизнь, и нехотя начали примерять на себя возможность воссоединения со своими давно потерянными близкими. Словно их отрезвила та мысль, что время простых смертных уходит безвозвратно, и, если протянуть с восстановлением оборванных связей еще немного, может быть уже слишком поздно… Даже Дилан, не без увещеваний и наставлений моей матушки, от знакомства с которой он был в щенячьем восторге, нет-нет да бросал задумчивые многозначительные фразы о возникшей идее навестить своих родителей и сестру.

И, пока они все ломали головы, стоит ли игра свеч, я все больше размышлял о смене стратегии в этой дурацкой предвыборной гонке. Если моему безумному замыслу суждено провалиться, то я хотя бы останусь честен перед миром, да и перед самим собой.

Наступила очередная пресс-конференция, которую справедливо стоило бы назвать спасением утопающего, что подтверждалось заметно поубавившимся пылом журналистов и откровенной вялостью задаваемых ими вопросов. И до этого дня из-за непреложных правил по соблюдению социальной дистанции людей на подобных мероприятиях было ограниченное количество, но теперь их поубавилось в разы. Я уж было подумал, что дело не выгорит, но, когда очередная расфуфыренная дама вывалила заезженную фразу о том, что от такого тирана даже бывшая девушка сбежала, у меня сорвало башню.

– Повтори-ка, милочка, что ты сказала? – прорычал я, яростно сжав в руке стаканчик с водой под остерегающие взгляды Бена.

– Еще раз, мистер Старк, как вы прокомментируете тот факт, что из-за вашего тираничного отношения к женщинам, ваша девушка, Хлоя, которую вы долго представляли своей сводной сестрой, сбежала от вас? – довольная моей реакцией провизжала напомаженная девица, нервно дергая белокурыми кудрями.

– А ты что у нас, из этих, феминисток? Везде и всюду пытаешься найти подоплеку гендерного неравенства? Какое вообще отношение моя личная жизнь имеет к предвыборной кампании? – рыкнул я, отчего в зале повисла мертвая тишина.

– Самое что ни на есть прямое отношение, мистер Старк, так что ответьте на вопрос, – ехидно улыбаясь, прокричала девица.

Уже не отдавая себе отчета, я вскочил на ноги, и, прежде чем Бен успел меня остановить, запустил стаканчик прямо в лицо этой курицы. Подхваченный порывом ветра кусок картона угодил точно в цель, залив лицо самодовольной журналистки остатками воды.

– Не твое собачье дело, как тебе такой ответ?

Под обрушившийся шквал голосов я молча удалился из зала, громко хлопнув дверью. Во всяком случае, я показал им, что переходить границы никому не позволю, чего бы мне это не стоило.

Бен рвал и метал, устроив мне знатного нагоняя в штабе, с громкими криками выгнав из комнаты совещаний всех, кто так ждал концерта. Но, по правде говоря, я пропускал весь этот поток лившихся из его уст гневных речей мимо ушей, весело болтая ногами и глядя в потолок. Перед глазами все еще стояло ошарашенное лицо этой напыщенной дуры, которой я указал на ее место, и это доводило меня до блаженного экстаза.

Какого же было мое удивление, когда в пылу агонии главы штаба в кабинет ворвался Келлан с выпрыгивающими из орбит глазами.

– Вы просто не поверите! – щелкнув клавишами своего ноутбука, он вывел на экраны графики. – Рейтинг Дерека поднялся на десятки пунктов, все только и обсуждают неприкосновенность личной жизни, усталость от бесконечной слежки властей и его блестящий выпад на пресс-конференции! Все думают, что ты наконец сменил своего пиар-менеджера, уверяют, что это было продуманным ходом – показать изнанку вседоступности информации, а конкуренты кусают локти! Я просто в шоке!

– Келлан, мать твою! Вот ты не мог немного подождать со своими новостями, вот как всегда вовремя! – взревел Бен, стукнув кулаком по столу. Не знаю, возможно ли вообще, чтобы темнокожие могли бледнеть, но ему это удалось, от чего мне пришлось тихо хихикнуть в кулак. – Этот идиот же теперь будет швырять в людей всем, чем не попадя, ты этого добиваешься?!

– Но Бен! – пропустив ругательства мимо ушей, не унимался Келлан. – Это сработало! Что, если и правда перестать ему читать по бумажке, а вести себя, как обычно? Люди – не идиоты, они чувствуют фальш, как бы мы не старались ее скрыть, а выбранная ранее линия поведения – самая что ни на есть ложь. Дерек не такой, и никогда таким не был. Так может быть, это и есть наш козырь?

Бен вздохнул и рухнул обратно в свое кресло, напряженно потирая виски. Келлан уселся напротив меня, как-то загадочно улыбаясь. Тишина в кабинете была настолько густой и тяжелой, что ее можно было чуть ли не руками потрогать.

– И что ты предлагаешь? – наконец нарушив молчание, устало сказал Бен, обращаясь к Келлану.

– Никаких бумажек. Никаких заготовленных речей. Пусть ведет себя так, как вел раньше. И еще есть идея, но она тебе не понравится, – заговорщицки просиял Келлан, подмигнув мне.

Да что он, черт возьми, задумал?

– А мне понравится? – хмыкнул я, откинувшись в кресле.

– Твое мнение уже никого не интересует, твоя позиция мне и без того ясна, – прорычал Бен. – Говори, Келлан, я весь внимание.

– Нууу…, – явно подбирая слова, затянул Кел. – Люди любили Дерека, когда он был Повелителем стихий, прямо скажем – с ума сходили, женское население уж точно. Так, может быть, ему стоит напомнить всем, что эта его сторона никуда не делась?

– Мне нравится. Согласовано. Спалить парочку назойливых репортеров уж точно не помешает, – хмыкнул было я, но тут же поймал яростный взгляд Бена.

– Дерек, мать твою! Даже не смей!

– Да это же шутка, ты чего, – хихикнул я, но эти двое не разделяли моего веселья. – Ну вы что, серьезно? Расслабьтесь, не буду я никого жечь. Или топить. Или что вы там еще себе надумали. Я держу себя в руках. Я же не конченый идиот.

– Очень в этом сомневаюсь, – состроив гримасу, прошипел Бен. – Но, будь по-вашему. Хуже уже точно не станет.

Мне казалось, что за долгие месяцы моего пребывания в качестве светящегося супергероя я уже привык к популярности. Обыденными стали моя узнаваемость, вселенская благодарность и восхищение, тысячи хвалебных постов в социальных сетях: все это не было чем-то из ряда вон. Но это не шло ни в какие сравнения с тем, какие плоды принесла идея Келлана в моей предвыборной кампании.

Люди одобрительно встречали мои дерзкие ответы на щекотливые вопросы журналистов, с щенячьим восторгом отнеслись к моему уходу из зала прямо в самый разгар дебатов, когда оппонент откровенно перегнул палку. Словно всем осточертела наигранность представителей власти, их пресловутое терпение и желание подставить под удар вторую щеку, лишь бы сохранить лицо и невозмутимость. Для всех я стал эталоном человечности, перестал быть далеким заоблачным героем с непрошибаемым самообладанием, а был таким же, как они, со своими эмоциями, чувствами и запретными к обсуждению темами. Но когда я залил проливным дождем устроенный мародерами погром с коктейлями Молотова в центре Осло, люди просто сошли с ума. Новостные каналы по всему миру только и говорили о том, что у человечества наконец появился достойный кандидат, способный навести порядок, который будет отстаивать интересы простых людей так же рьяно, как отстаивает свои.

– Это еще что такое? – задрав густые брови выше крыши, пробубнил Бен, когда на очередные дебаты я явился не в костюме, а в черной футболке и джинсах.

– Что не так? – изображая дурачка, пролепетал я в ответ, упиваясь его реакцией.

– Так, Дилан, снимай рубашку, посидишь в ложе гостей в другой раз, – голосом, не предполагающим возмущений, прорычал глава штаба.

Эх, знал бы я раньше, что так все обернется, не стал бы угрожать Полу, прочитавшему в моих мыслях эту безумную затею, утопить его в унитазе, если он хоть кому-то проболтается. Но что ж теперь поделаешь. Назад дороги нет.

– Но Бен! Я-то тут причем! – взмолился Дилан, растерянно глядя на этого кретина.

– Притом. Ну? Долго мне еще ждать?

Тяжело вздохнув, Дилан, причитая как старая бабка, принялся расстегивать пуговицы своей белой рубашки. Но, не дожидаясь, когда этот парнишка окончательно меня проклянет и навлечет кару небесную, я стянул с себя футболку и направился к двери, ведущей в зал.

– Оденься сейчас же, – прорычал Бен, преграждая мне путь.

– Что? В таком виде меня видела добрая половина планеты, да и для вас моя нагота не в новинку, ведь верно? – ухмыляясь, я от души наслаждался взбешенной физиономией главы Таймлесс.

– Ты зарываешься, друг мой, – все еще твердо ухватившись за дверную ручку, прокричал Бен.

– Ах да, точно. И как я мог забыть, – недолго думая, я щелкнул кнопкой у основания шеи, от чего моя кожа тут же залилась миллионом сияющих татуировок. – Вот теперь полный антураж, ты сам напросился.

И, чтобы окончательно убедить его в серьезности своих намерений, я порывом ветра откинул этого кретина от двери, с высоко поднятой головой шагнув в зал, под бешеные восторженные крики присутствующих. Ну хоть кто-то здесь знает толк в веселье.

Глава 7 – Дерек

Знал бы я раньше, что моя выходка придется по вкусу людям, приведя их в неистовство, сделал бы это гораздо раньше. В штабе меня встретили одобрительными улюлюканьями, подкидывая еще более безумные идеи для следующих перфомансов, приводя Бена в бешенство. Находиться в офисе Таймлесс наконец стало по-настоящему весело: как оказалось, они вполне себе сносные ребята, которым просто нужно было дать свободу воли. С некоторыми из них у нас с Диланом даже начали завязываться приятельские отношения, что тоже не могло не радовать.

Келлан и Дилан уже давно находили сотни общих тем для своих заумных разговоров, но теперь и подавно спелись. Эта парочка ботанов могла сутками обсуждать коды, сайты, фаерволы, исследования, разработки и еще не бог весть что. Порой было даже невозможно понять: на каком вообще языке эти двое общаются. Их сленг чаще всего напоминал сущую тарабарщину, отчего у всех остальных уши сворачивались в трубочку. Иногда в их беседы вклинивалась Кесседи, подкидывая этим ненасытным умам свежие идеи, то ли исходя из своего опыта работы в Ворлдчайлд, то ли это был побочный эффект дара Провидца, я уж даже не старался вникать.

Дилан тогда начинал вести себя как влюбленный по уши дурачок, чуть ли не каждый раз спрашивая совета: как себя повести, что сказать, так и не решив для себя, стоит ли начинать с ней все сначала. Весь штаб втихаря наблюдал за ужимками и двусмысленными взглядами этой парочки, изредка за глаза подшучивая, и даже делая ставки на то, через какое время они сойдутся, что веселило меня до колик в животе из-за приступов неконтролируемого смеха. Но я был искренне рад за Дилана: парнишка загибался в атмосфере нашей унылой холостяцкой квартиры, и общение с Келланом, так похожим на него уровнем своего интеллекта, и Кесседи, к которой у него до сих пор были теплые чувства, давало ему глоток свежего воздуха.

Да и я сам, не кривя душой, чувствовал себя гораздо лучше в окружении соратников. Каждый приход в штаб перестал быть кабалой и пыткой, все чаще мы с удовольствием зависали в комнате отдыха с Келланом, Кесседи, Терезой, Бартом и Полом, играя в карты или травя истории своей былой жизни. Особенно отличался Барт, который успел хапнуть с лихвой беззаботное время эпохи Битлз и Квин: кто бы мог подумать, что этот седой мужчина вытворял в эпоху своей беспечной молодости. Как говорится, кот из дому – мыши в пляс, и стоило Бенджамину отлучиться куда-нибудь на пару дней в командировку, так мы всей честной компанией мчались в ближайший бар, закатывая одну вечеринку за другой. Никогда еще подготовка к выборам не была такой приятной, я был в своей стихии, ловя себя на мысли, что иногда, всего на мгновение, даже забывал о той, кого явно не хватало нашим беззаботным посиделкам…

Время подготовки неумолимо сходило на нет, но, что бы я не вытворял, Бенджамин и Келлан, да и все остальные обитатели штаба Таймлесс, не верили своим глазам, с замиранием сердца глядя на устремившиеся в бесконечность графики: все мои противники в этой предвыборной гонке отставали на тысячи пунктов. Между нами была бездна, никакая подстава уже не могла бы помочь моим оппонентам сократить разрыв, а всплывающие щекотливые подробности моей прошлой жизни, что им удавалось нарыть или придумать, имели ровно противоположный эффект, только усиливая мои позиции.

В день выборов, когда все таблоиды умолкли и наступили долгожданные часы тишины, не нарушаемые агитацией, весь штаб Таймлесс собрался в Альберт Холле в Лондоне, который стал столицей беспрецедентного действа мирового масштаба. В кругу сотен репортеров, десятков других кандидатов на пост главы совета безопасности ООН и тысячи приглашенных гостей мы все с замиранием сердца следили за огромным экраном, на котором отображались результаты голосования всего человечества. Лоск гостей, роскошные наряды дам и господ, наиболее подходящие к заведениям такого ранга, и по которым, безусловно, все соскучились за время запрета на массовые мероприятия, создавали какую-то парадоксальную беззаботную атмосферу праздника, словно сейчас не выбирали того, кто по факту будет иметь решающую роль в этой неравной борьбе с проклятым вирусом и его последствиями. Или, быть может, подавляющее большинство относилось к этому событию, как к долгожданному поводу выгулять запылившиеся платья и смокинги. Но ни снующие меж столов официанты, ни легкая приятная музыка, ни бокал виски в моей руке, ни тот факт, что сегодня будто все забыли о масочном режиме, и я впервые за долгое время видел столько лиц сразу, ничто не было способно отвлечь мой взгляд от медленно ползущих вправо ползунков графиков. Легкий гомон гостей нарушали лишь раздававшиеся с интервалом в несколько минут отчеты журналистов, которым выпала честь известить о завершении голосования в той или иной стране.

Я не мог даже толком объяснить своего волнения: не то, чтобы я рьяно боролся за этот пост и в принципе был жаден до власти. До меня будто только сейчас начало доходить, какой груз ответственности может вот-вот лечь на мои плечи, и оттого было страшно настолько, что аж скулы сводило и подкатывала тошнота. Я смотрел на этот график, где только одна строчка неумолимо обгоняла по своей величине другие, и не мог поверить, что это вообще происходит со мной. Я без конца дергал бабочку на моей шее, все пытаясь отделаться от чувства, что она вот-вот обернется пеньковой веревкой, петлей, в которую я сам добровольно лезу.

Я видел, как Ник с Литой о чем-то мило ворковали, как хихикали Тереза с Келланом, как неловко пытались по очереди завести беседу Дилан и Кесседи, и только глава штаба Таймлесс озадаченно вглядывался куда-то сквозь пространство, словно пытаясь отыскать кого-то в водовороте мыслей… Да, Бен, было бы неплохо, если бы ты ее нашел. Она бы смогла сейчас меня приободрить, нашла бы нужные слова и помогла бы унять дрожь в коленях. Как же мне тебя не хватает, Хлоя, где же ты, когда так нужна…

Не выдержав этой изощренной пытки, я поднялся на ноги и отправился к выходу. На свежем воздухе стало немного легче: огни вечернего города, вид на одевшийся в золото осени Гайд-парк, гул автомобилей хотя бы на самую малость помогли отвлечься. Достав из кармана припрятанную пачку сигарет, я чиркнул зажигалкой и затянулся плотным дурманящим дымом.

– Угостишь? – раздался твердый глубокий баритон за моей спиной, принадлежащий тому, кого я меньше всего ожидал сейчас услышать.

Одетый, как и все мужчины на этом странном светском рауте, в дорогой смокинг и галстук-бабочку, Ник стоял в метре от меня.

Даже не желая задаваться вопросом, какого черта он здесь забыл, я достал пачку сигарет и зажигалку и протянул ему. Не произнося ни слова, Ник вытащил сигарету, поджег и встал рядом со мной. Какое-то время мы молча стояли, упиваясь раскатывающимся по легким табачным дымом.

– Знаешь, Дерек, – Ник нарушил тишину первым, – у нас с тобой как-то с самого начала не заладилось, что, откровенно говоря, не мудрено.

– Не стану спорить, – хмыкнул я, стараясь даже не смотреть в сторону бывшего мужа Хлои.

– Но я хочу, чтобы ты знал, что нам нечего делить. Больше нечего, – он тяжело вздохнул и продолжил. – И, если бы она была сейчас здесь, она бы тобой гордилась. Уж я-то знаю, поверь.

Знает же, на что надавить, мерзавец! Сам не понимая зачем, но я-таки решился посмотреть ему в глаза. Не то, чтобы я был на сто процентов готов простить ему все выпады в свою сторону, но и враждовать с ним я больше не видел смысла. Во всяком случае, в этом уверенном умиротворенном взгляде я не видел какой-то подоплеки, он явно был искренним в эту минуту, и это давало какую-то хлипкую надежду на то, что мы сможем закопать топор войны и действовать в команде. В конце концов, мне может пригодиться грамотный юрист, а он, вроде как, им когда-то был.

– Значит, мир? – я протянул ему руку, больше всего опасаясь того, как глупо буду выглядеть, если он не ответит тем же.

– Значит мир, – с секунду помедлив, Ник смерил меня взглядом и, улыбнувшись, протянул свою широкую ладонь. – Может, вернемся? Пока тебя не хватились и не подумали, что ты решил слинять.

– А это не такая уж и плохая идея, – хмыкнул я после нашего крепкого рукопожатия. – Не знаю, Ник… От меня будут ждать столько, что я боюсь, что даже на половину не оправдаю их ожиданий. Я ведь полный ноль в политике, а с самообладанием у меня и подавно проблемы. Как бы я не хотел этого признавать, я боюсь облажаться. Пусть эта должность и досталась мне ни за что. По факту я просто вел себя так, как вел всегда, но будет ли теперь этого достаточно?

– А кто тебе сказал, что все, кто когда-либо были у руля, соображали хоть что-нибудь в том, что делают? – как-то ободряюще сказал Ник, сбивая меня с толку своим из ниоткуда взявшимся дружелюбием. – Даже наоборот, именно те, кто просто верил в свои идеалы и не искал своей выгоды, становились поистине великими правителями, а ты уже сделал многое. Ты показал людям, что мы есть, не побоялся раскрыть тайны, не испугался быть непонятым, дал понять, что мы не враги и можем быть полезны. Видел бы ты глаза Литы, когда ее впервые пригласили в госпиталь… Не по наводке партнеров Таймлесс, а просто так – люди со стороны, которые как-то прознали о ее даре, попросили о помощи. Я никогда не видел ее такой. А сколько еще мы можем сделать, действуя в одной связке? Вы трое ведь именно этого и хотели – иметь вес в обществе. Так вот она – эта возможность.

– Вот именно, что мы трое, – сорвалось с моих губ прежде, чем я успел осознать. – А теперь я будто остался один на один с нашей общей мечтой. Точнее, это была ее мечта, но никак не моя.

Ник вздохнул, стряхивая пепел с сигареты.

– Ты не один. У тебя есть Таймлесс, все еще есть Дилан из вашей безумной троицы, ну и еще вдобавок сотни миллионов людей, которые в тебя верят. И Хлоя… Она тоже где-то там есть, и наверняка поддержит тебя, когда узнает.

– Если узнает.

– Узнает. Когда-нибудь, когда она поймет, что весь мир принял нас, она найдет в себе силы вернуться. Сдаваться —…

– Не в ее стиле, – закончили мы фразу одновременно, хмыкнув от нелепости этой ситуации.

Одобрительно посмотрев друг другу в глаза, мы наконец перестали обсуждать темы, от которых у меня потели ладони, а сердце делало кувырок в грудной клетке, и просто молча пускали дым, глядя на Гайд парк. Теплый ветер игрался с листвой, донося до моих ушей успокаивающий шелест, а это безумное сочетание золотой кроны лиственных деревьев и напитанной проливными дождями изумрудной зелени елей, освещаемых фонарями, завораживали. Странно, почему я раньше не замечал, что в осени есть своя особенная, обнаженная романтика, эдакая элегантно умирающая красота. Прежде, чем я успел это осознать, мои мысли, облаченные в слова, слетели с губ:

– Я даже не знаю, любила ли она осень. Вообще, любила ли какое-то время года больше остальных. Да вообще, по факту, ничего существенного об ее предпочтениях не знаю.

– Не особо, – задумчиво пробормотал Ник, глядя вдаль. – Знаешь, я и сам теперь не уверен. Но, думаю, вряд ли: осень – это дождь, а дожди она терпеть не могла.

Я не стал уже упоминать о том, что именно дождь, сотворенный мной, однажды спас Хлою, когда она застукала Ника с Терезой. Сейчас это явно было бы лишним, почему-то мне совершенно не хотелось портить этот момент примирения с тем, кто наверняка знал ее побольше моего.

Еще немного постояв на улице, мы с Ником вернулись в помещение, когда на экране уже горел таймер обратного отсчета. До завершения голосования оставались считанные минуты, хотя результаты уже и так были не оспоримы: поприветствуйте нового председателя совета безопасности ООН – Дерека Грегори Старка.

Глава 8 – Дерек

Дни понеслись с неимоверной скоростью: инаугурация, нескончаемые поздравления и аплодисменты, интервью, пресс-конференции, переезд штаба Таймлесс в новый офис в Лондоне, тысячи подписанных бумаг и обязательств, разгоны акций протеста, совещания, советы… Бенджамин, Келлан, Дилан и Ник взяли на себя медвежью долю бумажной волокиты и юридических сторон вопроса, но оттого было не легче. Круговорот событий, захлестнувших меня чудовищным цунами, не оставлял ни единой свободной минуты. Не могу припомнить и дня своей жизни, чтобы я так уставал, и даже моя бессмертная сущность не помогала. А мои кошмары, все еще мучающие меня чуть ли не каждую ночь, не позволяли отдохнуть даже во сне.

Десятки мозгоправов с радостью откликнулись на мольбу Бена о помощи, когда тот устал бороться с моим алкоголизмом, оправдываемом мною борьбой с кошмарами, но никто из них не мог исправить того ужаса, что сотворил с моей психикой Калеб Стенли, черт бы его побрал. Все, чем они смогли сделать, так это выписать с дюжину рецептов на самые труднодоступные транквилизаторы, чье применение в подавляющем большинстве стран было сродни употреблению тяжелых наркотиков. Но с ними мне удавалось хотя бы иногда проспать спокойно пару-тройку часов, в то время как та единственная, кто мог избавить меня от этой пытки навсегда, так и не появлялась. Окончательно измотанный, в один из вечеров я надрался вдребезги, выпив столько, что не смог явиться на чертовски важное заседание совета в полдень.

Будучи чернее тучи, Бен ворвался в мой Пентхаус на последнем этаже офисного здания Таймлесс в Лондоне. Его громогласный бас перемешивался с увещеваниями Дилана оставить меня в покое, семенящего за ним следом.

– Ну все, Дерек, ты перешел все границы. Я спускал тебе многое, но тут ты превзошел сам себя, – прокричал мне в лицо глава штаба, нависнув как Домоклов меч.

– Ой, да перестань, – щурясь от заливающего гостиную солнечного света, простонал я, лежа на диване. – Там и без меня все наверняка порешали, делов-то. Поставлю свою подпись там, сям, никому и дела не будет до того, что я принял решение заочно, так скажем. Я ж для того и был избран, чтобы стать живым факсимиле. Чего так орать?

– Господи, не заставляй меня пожалеть о моем решении! – проревел Бен. – От тебя всего-то и требуется, что притаскивать свою божественную задницу туда, куда нужно вместе со мной, хотя бы имитировать свое участие в делах мира, но ты и тут умудряешься облажаться!

– Погоди-погоди, – взбешенный его назидательным тоном, процедил я, присев. – Помнится, что помимо кучи обязательств, которые я на себя взвалил с твоей легкой подачи, что вымотало меня до усрачки, у меня были еще и выгоды, но я что-то их не вижу! Где обещанная узнаваемость? Где внимание к той, кого я потерял? Где твои увещевания о том, что, когда я стану настоящей знаменитостью, Хлоя вернется? Как насчет этого? Что-то я ее рядом не вижу, а ты? Может быть ты, Дилан? Ты видел хоть какой-то плюс от того, кем я стал? Хоть малейшее приближение к моей единственной истиной цели, из-за которой я ввязался в эту сомнительную авантюру?

Дилан растерянно потупил глаза в пол, не зная, что ответить, Бен лишь надменно смерил меня взглядом.

– Вот именно! То, что ты натворил, Бен, – поднявшись на ноги, прошипел я прямо в лицо этому кретину, – не идет ни в какие сравнения со всеми призрачными бонусами, что я в итоге поимел. Ее нет, как и не было, и она не вернется лишь только потому, что мое лицо хоть миллионы раз мелькнет на экранах по всему миру! Этого недостаточно, никогда не будет достаточно, и почему я не подумал об этом прежде, чем стал твоей марионеткой!

Бен тяжело вдохнул, потирая виски, словно впервые ему нечего было сказать. Удивительно, в кои то веке он воздержался от комментариев, пусть и Богом клянусь, это дурной знак. Завтра с неба посыплются лягушки, потом пойдет дождь и нагрянет потоп.

Дилан облокотился на барную стойку, уставленную пустыми бутылками, его лицо отображало какую-то странную смесь грусти, растерянности и озадаченности, словно в уме он решал какой-то ребус. Хотя бы кто-то здесь в своем репертуаре.

– Тут ты прав, – глухо сказал Бен, усаживаясь в кресло, чем меня несказанно ошарашил. Он сказал, что я прав? Мне не послышалось? – Я не предполагал, что все настолько серьезно. Быть может, дай мы ей еще немного времени…

– Да сколько, черт подери, еще должно пройти времени?! Сколько, Бен? Сколько мне еще тянуть эту лямку в погоне за эфемерной мечтой?! – мой голос предательски дрожал и срывался, но было уже все равно. Хватит с меня этого нелепого самообмана. – Твой план не работает, и я вообще сомневаюсь, что он мог бы сработать!

В напряженной тишине раздался стук в дверь, и на пороге появился Келлан:

– О, Дилан, привет! – просиял Келлан, не подозревая, что ворвался прямо в эпицентр урагана. Этот компьютерный гений, кстати, был единственным, кто не перешел на темную сторону «пиджаки и рубашки в любое время суток», за что получил мое бесконечное уважение. Его зеленые, вечно заляпанные кофе толстовки были чуть ли не единственным ярким пятном в этом черно-белом мраке. – Бен, Дерек, там представители Франции и Италии рвутся на аудиенцию, мне что с ними делать? Отпустить или сейчас поговорите?