Таисия Ганина
Атланты небо уронят
А второй позволяет любить
Кто-то ждёт только взгляда,
Кому-то опять всё равно,
Кто-то корчится в муках от яда,
Кто-то пьёт его, как вино.
Один ждёт нечаянной встречи,
Второй, столкнувшись, молчит.
Кто-то пишет заранее речи,
Кто-то в шутку всё говорит.
Нас чувства однажды погубят,
Но их тяжело запретить.
Из двоих один всегда любит,
А второй позволяет любить.
Я вижу в отражении того, кем я всегда боялась стать…
Я вижу в отражении того, кем я всегда боялась стать.
И проповеди поздно над моими непоступками читать.
А скоро будет лето, и опять я рада, это всё прошло.
На выбор мне дадут клыки… или белый саван и крыло.
Если будешь только добрым, то тебя не будут уважать,
Если станешь злым, то за плечами будут обсуждать.
Я балансирую на грани, цепляюсь за разбитые очки,
И пробивается чернильное сквозь розовые милые значки.
Я пропускаю темноту теорией про маленькое зло,
И белый цвет одежд мне сохранить, увы, не повезло,
А отражение моё смеётся над той бывшей чистотой:
Что было, то прошло, и зло в меня скребется на постой.
Я морщусь, не мигая, и опять смотрю в разбитое стекло.
"Три ночи" прорезает потускневшее от времени табло.
Уже не помню, почему я раньше так хотела быть другой,
Возможно, потому, что точка называлась болевой?
Возможно, потому, что раньше я не поднимала глаз,
Смеюсь над собственными глупыми проблемами сейчас.
И вижу отражение того, кем я тогда боялась стать,
Но от себя не скрыться и от себя, увы, не убежать.
Она все верно поняла…
Она все верно поняла,
Всю непростительную низость,
И взгляд свой молча подняла:
В глазах горел как пламень вызов.
К такому он был не готов:
Переменился, стушевался…
Острее ледяных штыков -
Тот взгляд до сердца достучался.
Все изменилось в один миг,
За ней победа, он повержен:
Он культ из внешности воздвиг,
А у нее внутри есть стержень.
Сантиметрами лицо
Мы вымеряем сантиметрами лицо,
Чтобы все было точно "по канону",
Мы обожать готовы подлецов,
Если они подходят к "эталону".
Мы некрасивым закричим "стыдись",
Хотя над внешностью смеяться – гадко.
Не мы лицо придумываем – жизнь,
А человечество на красоту так падко.
Что толку, если он – живой портрет?
Что толку в вызывающем наряде?
Ведь сердца у него как будто нет…
И смысл в нем, в бездушном экспонате?
А у нее в глазах живет сирень,
А у нее под сердцем бабочки роятся!
Только вот людям присмотреться лень,
И красоты ее они… боятся?
Им нечего поставить на весы:
Её перо – намного тяжелее.
И всех страшит душа, светлей росы,
А может, просто надо стать добрее?
Иудушка
Пригодились тебе хоть те денежки?
По ночам спалось спокойно? Не мучилась?
Я сама, конечно, та ещё грешница,
Но тебя назвать можно Иудушкой.
Как они тебе, тридцать сребреников?
Карман не жмут? Грузом тяжким не плавятся?
Пора бы мне написать десять реквиемов
В награду тем, кто за монету удавится.
Синий витраж
Синий витраж жжёт мне глаза,
И на ресницы налипла роса,
Взгляд в никуда, равновесия нет,
Я иду по дороге, потерявшая след.
Лампа горит, от огня горячо,
Кто-то хватает меня за плечо,
Кто-то кричит и громко поёт…
У меня синий камень, у меня внутри лед.
В глазах уже синие пляшут огни:
– «Мне кажется, рано, повремени!»
Мне кажется, больше нечего ждать.
Я не хочу ничего выбирать.
Моими стихами
Моими стихами не остудишь в жару,
Их жар вас, увы, не согреет.
Вам кажется, я в них бессовестно вру,
В них нет тепла батареи.
Наверно, сгореть им всем суждено,
Растопить огонь для камина.
Пока вы их жжете, прочтите одно,
Может быть, вас отпустит трясина?
Быть может, спасением стать суждено
Словам, что так рвутся наружу?
Пока вы их жжете, прочтите одно:
Пусть оно сохранит вашу душу…
Сердце мое бедово…
Сердце мое бедово.
Я не слушала старших, а зря.
Думала, это будет заря,
Теперь слышу всё через слово.
Они опять ни живы ни мертвы,
Мечутся глупо внутри головы
Мысли мои бестолково…
Он так долго не приходил,
Он солнце мое вдруг погасил…
Чтобы зажечь его снова!
Взглядом одним своим и огнем
Он запитал его, значит, живем,
Значит, я снова здорова.
Моя любовь тебя… Смяла
Любовь, она, наверно, для сильных – прости.
Ты оказался слабым.
Мы расходимся в стороны – не по пути.
Моя любовь тебя… Смяла.
Ты к такому, конечно, был не готов,
Чтобы как в воду с обрыва.
Ты готов не до боли, не до сноса мозгов,
Не до выстрела, не до взрыва.
Ты готов по частям – букеты, цветы,
А не бездумно в омут.
Ты скажешь мне что-то для красоты,
Сердцу из крови литому.
Учащается пульс, бьется дико в виски -
Ты такого не ждал.
Для тебя эти чувства – как огня языки,
Совершенно ненужный накал.
Второстепенный
Я обычный второстепенный.
Пытаюсь пойти в направлении верном,
Меня тянет за главным героем:
Как бы мне развязаться с тобою?
Для тебя все эти награды,
Храмы святых или, вот, колоннады,
А я в муках ищу наш сюжет:
Ведь без меня это всё скатится в бред.
Я стою теперь перед входом.
Где-то там внутри поет звон хороводов,
А я манжеты пальцами мну
И хочу поцеловать уже чужую жену.
Синдром отличницы
Проснувшись утром, хочу стать механической -
Это такой тупой синдром отличницы.
Я не верю, что может что-то сломаться,
Хотя могла бы просто в себе разобраться.
Я рифмую чувствами на глаголы:
Сухо и грубо, даже горло дерет от колы…
Хотя, о чем это я, какая-такая пепси?
Я же девочка-пай, жую фантики, слушаю Лепса.
И повторяю в такт: "Дай мне сил, о, Боже",
Я чем-то наверно на куклу в коробке похожа:
Глазки-пуговки и руки, шарнирные нитки…
Будет нечего есть – продам медальные слитки.
Я аттестатом построю дом, получу заботу,
Перестану стыдиться, если хочется бросить работу,
Расколю стекло и выйду прочь из витрины:
После учебы в школе не страшны, кажется, мины.
Я не думаю, что жизнь мне подбросит что-то,
Что измотает сильнее, чем обычная недо-суббота.
Недо-суббота и недо, вообще, выходные.
Дети учатся много, но тоже, конечно, живые.
Я достигла чего-то, теперь я боюсь ошибаться,
Я боюсь начинать, чтобы в дороге не сдаться,
Страдаю бессонницей и пялюсь бездумно в окошко,
Такая сама по себе на узком сидении кошка.
Какая мораль, у того, что я рвала жилы?
Что с того, что я аттестат сторожила?
Я поступала так же, как и другие…
Но почему-то проблемы остались такие.
Пускай сейчас тебе темно…
Пускай сейчас тебе темно,
Ты свет увидишь из-за тучи.
Пускай устал уже давно,
Запомни: завтра будет лучше.
Не унывай, не прерывайся.
Что толку сдаться за гроши?
Иди вперёд, не надрывайся,
Держи свой темп и не спеши.
Увидишь, завтра будет легче,
А после день, второй, опять,
Сожми ладонь в кулак покрепче
И помни: ты будешь сиять!
Рядом
Ты мне, конечно же, не позвонишь,
Не почувствуешь мое отчаянье кожей.
Я заниматель для других приготовленных ниш,
Чем-то на них вдруг похожий.
Я пристанище чьих-то секретов, жилье,
Не больше чем квартира для съёма,
Когда каждый вокруг ищет что-то своё,
А я так, пока ждёте подъема.
Закурю на балконе, и холод как друг
Обнимает мне снежинками плечи.
Я всё время один, хотя люди вокруг…
Не завидуйте, так жить не легче.
Мне хочется, чтобы был кто-то другой,
Не чужой, сразу свой, просто рядом.
Но каждый мой близкий смешан с толпой -
Недосягаем на расстоянии взгляда.
1825
Снаружи – замкнутый круг,
Внутри – давящий крест.
Всё уже было, мой друг:
Дебаты, толпы, арест.
Все повторится опять,
И как всегда ничего:
Опять будут стоять,
Опять будет вино,
Опять будет плацдарм,
Декабрь, площадь, сенат,
Топот ног из казарм,
Кто-то бросит солдат.
Всё это старо как мир,
Все это – замкнутый круг.
Опять новый кумир,
Опять площадь, мой друг.
Потерянное поколение
Мы лепили вручную пельмени,
Мы помним ржавые карусели во дворах,
Мы считаемся потерянным поколением,
Мы – это слом, возникший в веках.
Для детей "десятых" мы устарели:
Мы не играли как они в бравл старс,
У нас были железные большие качели,
Мы играли в лего и бросали дартс.
Родители разочарованно на нас смотрели,
Зачем оправдываться и обвинять?
"Одна кнопка", "в компьютерах все засели" -
Этого тоже у нас не отнять.
Да, пожалуй, так будет очень точно:
Смысл нашего поколения – слом.
Простите, мы, естественно, не нарочно
Застыли между молотом и кузнецом.
Для тех, кто младше мы – бесполезный мусор,
Для тех, кто старше – глупая ребятня.
Жуем жвачку с приторно-сладким вкусом,
Чтобы уменьшить горечь нового дня.
Время лечит
Давай сыграем в русскую рулетку:
Два на курок, а дуло пистолету.
Давай, неси уже свою таблетку,
Я думаю, что больше не приеду.
Я думаю, что мы больше не вместе.
Мы не вдвоем и, черт возьми, не рядом!
Осколки чувств на плитке из асбеста
Не склеят даже двадцать две бригады.
Два двадцать – это время нашей встречи,
А после горькая пилюля – твоя ложь.
Ты знаешь, время учит, но не лечит,
Им никого от боли не спасёшь.
Но можно притупить былые раны,
Пусть пулевое в сердце зарастает долго.
Да, время может вылечить обманы
И даже сшить в единое осколки.
