Т. Н. Ушакова
Рождение слова. Проблемы психологии речи и психолингвистики
Логоген
В психологии речи, лингвистике, психолингвистике и других науках понятие слова занимает центральное место. Слово является важнейшим элементом внутреннего механизма речи. В естественнонаучном плане слово представляет собой многогранный объект, имеющий форму сложного акустического сигнала в устной речи и форму зрительного образа в письменной речи; оно соотносится с действительностью и имеет семантику, т. е. психологическое содержание; участвует в формировании и передаче мыслительного содержания от одного человека к другому, может быть знаком эмоций говорящего человека, орудием передачи его намерений, средством общения. Особую значимость в нашем контексте имеет понятие семантики (значения, мысли, передаваемой словом). Важно определить, каким образом семантика «сращивается» с физиологической стороной процесса, в той или иной мере воплощается в ней. Будучи одним из основных компонентов языка человека, слово является физиологическим механизмом, обеспечивающим вербальную деятельность. Важно получить ответ на вопрос, что представляет собой слово как элемент функционирования нервной системы говорящего человека, в чем его физиологический механизм?
Поскольку слово – стабильно функционирующий элемент вербальной системы, то в норме особенности каждого слова представлены в стабильной специализированной нервной структуре, получившей название логоген. Данным термином обозначаются психофизиологические образования, функционирующие, с одной стороны, в составе ткани мозга, а с другой – выполняющие психологические операции. Достигнув ясности в понимании природы этих образований, мы можем в дальнейшем в равном значении использовать как объективные психофизиологические понятия типа «нейрон», «функциональные структуры», так и понятия психологического профиля, не относящиеся непосредственно к мозговому субстрату: «слово», «его значение», «семантика».
Термин логоген предложен Дж. Мортоном (Morton, 1979), он удачно отражает содержание понятия уже посредством своей этимологии: лого- от латинского логос – слово; ген – связывает слово с его естественной телесной базой. Идее Мортона чрезвычайно близко понятие нервной модели стимула, подробно разработанное Е. Н. Соколовым (Соколов Е. Н., 2003). Понятие возникло при исследовании нейронных процессов, протекающих при многократных воздействиях стимула и формировании его следа в пластичных нейронах мозга. Этот след образует специализированную для данного стимула нервную структуру, т. е. его нейронную модель (там же, с. 285). Изучение ее особенностей проводилось в русле разработки теории ориентировочного рефлекса. Показано, что нервная модель зрительного стимула обладает свойством многомерности, в ней фиксируются все параметры моделируемого сигнала, как простые, так и сложные: форма, цвет, интенсивность и длительность его воздействия, комплексные признаки, их различные сочетания, Эти признаки были выделены на основе показателей, свидетельствующих об изменении того или другого свойства стимула, вызывающего ориентировочную реакцию.
Полученные факты дают основание считать, что механизм формирования нервной модели имеет общий характер, нервные модели вырабатываются при усвоении сигналов различных модальностей, в том числе словесных, В онтогенезе ребенка в его нервной системе путем формировании нервной модели, соответствующей каждому слову, накапливается состав его лексики. То же происходит у взрослого человека при обучении новым языкам.
След словесного стимула по необходимости оказывается многомерным, поскольку фиксируются многие качества и стороны слова: звучание, признаки обозначаемого объекта, моторные программы произнесения, производимые данным объектом действия, сцены, связанные с восприятием объекта и др. Взрослый грамотный человек приобретает также графический образ слова, моторный навык его написания, грамматические варианты слова. Названные характеристики имеют, однако, скорее теоретическое или просто логическое основание. Фактические свидетельства их существования накапливаются в современной науке постепенно в результате экспериментальных разработок.
В работе М. Г. Колбеневой и Ю. И. Александрова приводятся факты, которые могут быть использованы в интересующем нас плане (Колбенева, Александров, 2010, с. 16–17). В рамках модального подхода к репрезентации концептуального знания показана тесная связь вербальных структур с другими структурными когнитивными образованиями и поведением человека (Barsalou, Simmons, Barbey, Wilson, 2003). Активно работающий в области изучения мозговых механизмов языка Пульвермюллер при использовании приема картирования мозга обнаружил, что функционально единая структура логогена в анатомическом плане оказывается распределенной по различным структурам мозга человека (Pulvermueller, 2001). При предъявлении испытуемому слов, обозначающих движения рук, ног или языка, активируются проекции зон мозга, функционирующие при реальных движениях (Pulvermueller, 2005). Показано различие в организации логогенов, соответствующих существительным и прилагательным. Логогены существительных имеют в коре головного мозга более широкие связи со структурами разных модальностей (Simmons, Pecher, Hamann, Zeelenberg, Barsalou, 2003). Мысленная обработка слов, обозначающих эмоциональные состояния, вызывает соответствующую словам лицевую экспрессию (Niedenthal, 2007).
Названные здесь разработки представляют существенный шаг вперед в плане характеристики структуры логогена, однако приведенные данные все же имеют скорее локальный характер. Содержательное и конкретное описание функционирования логогенных структур, особенно с учетом их полноценного участия в вербальном процессе, продолжает оставаться мало доступной для исследователей областью. Научные данные по этому вопросу на сегодняшний день чрезвычайно скупы. В связи с этим положением представляет интерес экспериментальная работа по выявлению особенностей функционирования искусственной системы логогенов, проведенная в 1980-е годы нашей аспиранткой И. А. Зачесовой (1984, 1989).
В экспериментах испытуемые запоминали псевдослова, которые в своей совокупности представляли лексику мини-языка. Были подобраны 20 «слов» одинаковой структуры (два открытых слога) типа муба, вема, гочи, и после периода тренировки по звукоразличению используемых псевдослов каждому предлагаемому звукосочетанию придавали некоторое значение в виде перевода на русский язык. Во время опыта на заучивание означенных слов в магнитной записи предъявлялись русские слова, а испытуемому предлагалось по возможности быстро отвечать их искусственным эквивалентом. Независимо от ответа испытуемого через 3 с после предъявления называлось искусственное звукосочетание. В качестве 20 слов русского языка были представлены существительные, глаголы, прилагательные. В течение одного опыта проводилось 200 проб. Для полного выучивания всего списка обычно требовалось около 600 предъявлений. После окончания тренировки испытуемые, как правило, были способны составить примитивные фразы на основе усвоенной лексики.
В данной серии участвовало 12 испытуемых в возрасте 18 до 25 лет.
Показателями протекания деятельности испытуемых служили: время ответа на предъявляемое русское слово (как показатель скорости актуализации формируемой ассоциативной связи); дисперсия временного показателя (как характеристика стабильности вербальной связи); ошибочные ответы и субъективные отчеты испытуемых.
Полученные результаты обнаружили ярко выраженную специфику вырабатываемых ассоциативных связей. По используемым показателям искусственные слова заучивались не рядоположно, а в соответствии с их смысловой и логико-грамматической категоризацией в русском языке. Одну группу составили слова-существительные, обозначающие пищу (мясо, молоко, мед, сахар, еда), другую – существительные, обозначающие животных (волк, медведь, кошка, собака, животное); третью – глаголы, обозначающие способ питания (грызть, жевать, лакать, глотать, питаться); четвертую – прилагательные, обозначающие цвет (черный, белый, серый, цветной). Такое «расслоение» выразилось во временном показателе, его устойчивости, характере ошибок и субъективных отчетах. Отметим, что такого рода дифференциация искусственных слов возникала в ходе опытов спонтанно у всех испытуемых.
Сначала выделяются показатели, относящиеся к группе существительных. Они заучиваются быстрее, чем другие слова. На предъявление русского слова-существительного время ответа искусственным словом оказывается относительно самым коротким. Статистическая значимость этих отличий наиболее выражена на втором (серединном) этапе заучивания. Однонаправлено к временному показателю ведет себя показатель ошибок. Слова, обозначающие действия и признаки предметов, на протяжении всего времени работы воспроизводятся с большей задержкой и менее устойчиво.
Выразительными оказались данные субъективных отчетов. Усвоение искусственных слов опиралось у испытуемых на выстраивание двух видов ассоциаций: по сходству в звуковой форме усваиваемых слов со словами родного языка (например, слова вема и молоко имеют общий звук м) и по установлению цепи ассоциаций и создания образных «картинок для памяти». Пример смешанного вида ассоциаций: чони (мед) связывается с образом плывущего челна (связь по звучанию), нагруженного бочками с медом. Последний вид ассоциаций был в эксперименте преобладающим. И. А. Зачесова отметила также, что опосредствование с помощью ассоциаций и образов в подавляющем большинстве относилось к категории существительных.
Во второй не менее выразительной части эксперимента автор провела сопоставление данных двух групп. Одна группа составлена из людей с высшим языковым образованием, свободно владеющих несколькими иностранными языками, а также студентов 5-го курса языковых вузов, всего 9 человек в возрасте 22–30 лет. В контрольную группу вошли 12 человек приблизительно того же возраста, не имеющие филологического образования.
Данные проведенной серии в главных чертах соответствовали результатам первой части исследования, но представили несколько новых интересных фактов. Испытуемые «филологической группы» обнаружили более успешное и быстрое усвоение предъявляемых псевдослов, сильные возможности в плане установления формальных и смысловых ассоциаций. Самое же существенное состояло в том, что экспериментальное задание они выполняли через включение нового материала в систему уже усвоенных языков, активное использование индивидуального языкового опыта.
Общее суждение, вытекающее из исследования И. А. Зачесовой, состоит в том, что установление системы логогенов, востребованное условиями эксперимента, протекает не только как запечатление звукового образа слова, но и как его осмысление, внедрение вновь образуемых структур в существующую вербальную систему, установление множественных, разнохарактерных и индивидуализированных ассоциаций. Существенной оказывается опора на предметность мира, «субстантивирование» всплывающих впечатлений. Причем возрастание богатства и сложности используемых вспомогательных средств, по-видимому, способствует успешности их закрепления. Отметим также, что грамматическая категоризация усваиваемого материала также играет позитивную роль. Перечисленные факты существенны для представления об организации логогенных структур в вербальной системе человека. Они напрямую затрагивают также вопрос об индивидуальных лингвистических способностях людей и их изменении с возрастом.
В изложенной работе уже звучит тема семантики в организации вербального механизма. Это вопрос представляется нам особенно значимым. В какой форме мозг человека (материальный орган) оперирует феноменами субъективного плана – пониманием, осознанием, стремлением? В соответствии с нашими разработками способность к субъективному переживанию в элементарной форме прирожденна человеку; в диффузном проявлении она наблюдается у каждого нормального новорожденного ребенка (Ушакова, 2004). С течением времени переживания субъективного плана развиваются вместе со всем организмом: дифференцируются, обогащаются и включаются в вербальное функционирование. Можно предположить, что «материализация» субъективности в слове осуществляется при поддержке и включении таких факторов, как следы физиологических процессов, имеющих субъективную составляющую (умственную, эмоциональную) в момент знакомства со словом в психологической истории индивида. Переживания, мыслительные действия, сопровождающие усвоение слов, в свернутой или отрывочной форме могут сохраняться в логогенных структурах и служить своего рода «семантическими метками». Представление о включении «актов сознания» в различные виды психических проявлений человека обсуждалось еще Э. Гуссерлем в начале XX в. В отношении семантики слов эта идея была экспериментально разработана в выполненной под нашим руководством кандидатской диссертации H. A. Алмаева на материале предлогов и частиц русского языка (Алмаев, 1997). Мы полагаем, что устройство логогена, обеспечивает сохранение следов не только внешних материальных воздействий, но и субъективных впечатлений, что составляет латентную «нуклеарную» семантику слов.
Вербальная сеть[18]
В психологии факт «субъективной связи» слов подвергнут разностороннему исследованию, и раздел «словесные ассоциации» глубоко разработан (Вудвортс, 1950). Психологическое изучение ассоциаций направлено на установление факта «субъективной связанности» слов, выявление содержательной стороны этой связи, зависимости ассоциаций от эмоционального настроя человека, языкового сознания и т. п. Это феноменологический подход.
Вопрос о физиологическом механизме связывания слов изучается другой областью научных исследований. Он состоит в обращении к явлению временных связей с включением вербальных сигналов, устанавливающихся в эксперименте или уже существующих в нервной системе человека. Интеграции такого рода «межлогогенных» по своему характеру образований создают обширную систему взаимосвязанных структур. В психофизиологии эта система получила название «вербальной сети». Основные составляющие вербальной сети – логогены и соединяющие их связи. Подчеркнем, что речь идет не о феноменологическом описании, а с той или иной степенью конкретности выявленных физиологических структурах. Естественно ориентированное изучение вербальной сети началось с изучения связи между функциональными элементами сети. История их открытия и последующего исследования довольно любопытна, она обнаруживает, сколько «тонн железной руды» перерабатывается в науке для того, чтобы добыть «грамм истины».
Из истории изучения нервных связей в механизмах внутренней речи
Как отмечено выше, начальное направление физиологического изучение языка шло по пути обнаружения в структурах мозга (второй сигнальной системе) основного феномена высшей нервной деятельности, выявленного на животных, – временной связи в различных ее формах. Может быть, поэтому экспериментальные исследования нервных связей, устанавливающихся на основе вербального материала, инициированы в нашей стране в начале 1930-х годов. За рубежом эта тема стала разрабатываться позднее с использованием другой терминологии: «семантическое обусловливание», «семантическая, или медиативная генерализация», «вербальная сеть», «семантические поля».
Первая экспериментальная работа по исследованию нервных «межлогогенных» связей на основе вербальных сигналов, как сказано выше, выполнена в лаборатории Н. И. Красногорского его сотрудником А. Я. Фёдоровым (Красногорский, 1956). На начальном этапе эксперимента испытуемые дети запоминали ряд из шести слов, обозначающих виды птиц (воробей, грач и т. п.). Затем на одно из слов (воробей) вырабатывался условный рефлекс. После выработки рефлекса производилась проба действия слов, входящих в ассоциированный ряд. Оказалось, что любое слово из заученного ряда «с места» вызвало ту же условную реакцию, что и слово воробей. Затем вместо слов, входящих в ассоциацию, было применено обобщающее слово птица. Оно также «с места» вызвало условно-рефлекторную реакцию.
В эксперименте А. Я. Федорова был применен прием, ставший впоследствии основным в исследовании временных связей с включением вербальных сигналов. Этот прием состоит в том, что на одно слово (условный раздражитель) вырабатывается условно-рефлекторная реакция, а затем производится проба действия других слов, находящихся с условным раздражителем в тех или иных «смысловых» отношениях или в созвучии и не участвовавших в процедуре обусловливания. Как показали результаты последующих экспериментов, в указанной ситуации вновь вводимые слова вызывают условную реакцию того же характера, что и условный раздражитель, и эти реакции имеют типичные черты. Проявление условно-рефлекторной реакции при действии экстренно вводимых слов, ассоциированных с условным раздражителем, а также обобщающего слова было интерпретировано как проявление временных связей, выработанных в ходе эксперимента или в прошлом опыте испытуемого.
Нетрудно заметить, что выработка условного рефлекса служит в эксперименте вспомогательным приемом. Вырабатываемый рефлекс можно квалифицировать как инструмент, позволяющий «выводить наружу» процессы высшей нервной деятельности, имеющие место в словесных отделах мозга человека.
В США исследованием вербальных связей поначалу занимался Г. Разран (Razran 1939, 1949а, 1949в, 1949с). В экспериментах использовалась пищевая методика. У трех испытуемых вырабатывалась классическая слюноотделительная реакция на предъявление четырех слов. В то время, когда на экране попеременно демонстрировались четыре слова, испытуемый жевал резинку, сосал леденец или ел пирожное. Цель эксперимента не была известна испытуемым. После выработки пищевых рефлексов испытывалось действие вновь вводимых слов, близких по смыслу или звучанию к словам, использованным в качестве условных раздражителей (синонимы и омофоны).
Результаты испытаний условно-рефлекторного действия синонимов и омофонов показали, что и они, не подвергаясь предварительно процедуре обусловливания, вызывают определенный слюноотделительный эффект. Согласно средним показателям, действие синонимов составило 59 %, а омофонов – 37 % от той величины слюноотделения, которая получалась при испытании подкрепляемых слов-раздражителей. Результаты своих экспериментов Г. Разран истолковал как проявление семантической (смысловой) генерализации, осуществляющейся на основе подкрепляемых слов-раздражителей.
Б. Рис провел аналогичные опыты с использованием кожно-гальванического рефлекса (Riess, 1946). Слова-раздражители он взял те же, что и Г. Разран. Их предъявление сопровождалось шумом (громкое жужжание). Результаты экспериментов Б. Риса совпали с данными Г. Разрана. Стремясь понять природу обнаруженных в опытах явлений, Б. Рис применил разработанную им методику к испытуемым четырех возрастных групп (Riess, 1940). Были составлены группы со средним возрастом: 7,9; 10,8; 1718,6. В каждой группе вырабатывался условный рефлекс на пять слов (слова подбирались в соответствии с уровнем развития детей). Подкреплением служил звук жужжалки. Условный ответ – изменение электрического потенциала кожи. После выработки условного рефлекса испытывалось действие синонимов, антонимов и омофонов к подкрепляемому слову-раздражителю.
На основании своих данных Б. Рис заключил, что действие слов зависит не от их априорных качеств, а от процесса усвоения детьми языка. Поэтому словесные стимулы должны рассматриваться как составная часть того опыта, который человек приобретает, используя и интерпретируя вербальную стимуляцию.
Картина «семантической генерализации» была воспроизведена затем М. Вили, повторившей опыты Г. Разрана и Б. Риса, с использованием электро-болевого подкрепления (см.: Gofer, Janis, Rowell, 1943). Эксперимент проводился на взрослых примерно одинакового возраста. Наиболее высокие показатели генерализации были получены при использовании омофонов, несколько меньшие – при использовании синонимов, генерализация отсутствовала при действии нейтральных слов.
В другом варианте опытов по изучению генерализации М. Вили применила бессмысленные слоги. Это дало возможность формировать в опыте те отношения между экспериментальными раздражителями, которые в скрытом виде существуют при использовании естественных слов, и тем самым приблизиться к пониманию психофизиологических процессов, включенных в эксперимент с «семантической генерализацией».
Ряд теоретических вопросов, встающих при исследовании вербальных связей, был рассмотрен Ч. Кофером и Д. Фоли (Cofer, Foley, 1942; Foley, Cofer, 1943). Их основная мысль в отношении данных о «семантической генерализации» состоит в том, что не следует останавливаться на вопросе о попарной связи синонимов и паронимов, нужно строить представление о сети, состоящей из вербальных элементов. Если слово Ρ имеет синоним S и пароним Н, то S и H, в свою очередь, могут иметь свои синонимы и свои паронимы. В результате получается некоторая ветвящаяся «вербальная сеть».
По мнению авторов, «вербальная сеть» – формальное представление лингвистического статуса. В действительности у каждого человека структура «вербальной сети» может быть индивидуальной, зависящей от особенностей лингвистической биографии. Ч. Кофер и Д. Фоли видят недостаточность своей схемы в том, что в ней отражены лишь те отношения между вербальными элементами, которые связаны с синонимией и созвучием. В действительности отношения между элементами «вербальной сети» должны быть более сложными, потому что слова связываются в жизненном опыте по множеству признаков. Авторы называют следующие типы отношений, которые должны найти отражение в структуре «вербальной сети» оценка (роза – красива), объект – определение (шпинат – зеленый); определение – объект (зеленый – шпинат), субъект – действие (собака – кусать), глагол – объект (стрелять – олень), объект – глагол (олень – стрелять), причина – следствие (шутка – смех), следствие – причина (смех – шутка), координация (корова – лошадь), род – вид (фрукты – яблоки), вид – род (стол – мебель), контраст или антонимия (черный – белый), сосуществование или смежность (класс – парта), идентичность или синонимия (честность, порядочность), уменьшительность (мужчина – мальчик), обратное (мальчик – мужчина), завершение фразы (вперед – марш), завершение слова (скало – лаз), созвучие, рифма (роза – проза), грамматическая связь (глубокий – глубина), фонетическое сходство (стог – сток), омография (зáмок – замóк).
Рассматривается вопрос, каким должно быть функционирование «вербальной сети». Определяя детерминацию активности элементов «вербальной сети», авторы используют функциональные понятия концепции К. Халла:
1 Реактивный потенциал. Если организм подвергается внешним воздействиям, то вначале он может не обнаруживать никакой выраженной реакции. В ходе сочетания раздражителей организм начинает отвечать в соответствии с накопленным опытом. Можно сказать, что организм имеет реактивный потенциал.
2 Сила реактивного потенциала. Если в некоторой ситуации возможны две ответные реакции, то та реакция, которая обладает более сильным реактивным потенциалом, побеждает. От силы реактивного потенциала зависит, совершит ли организм данную реакцию.
3 Порог реактивности. Для осуществления реакции необходима минимальная сила реактивного потенциала. Это и есть порог реактивности.
По мнению Ч. Кофера и Д. Фоли, «вербальная сеть» образует механизм многих психических явлений. Явления узнавания и феномена déjà vu (иллюзия уже виденного) объясняются процессами медиативной генерализации. Предварительный вербальный опыт испытуемых определяет многие виды установки. В сфере памяти на основе механизма медиативной генерализации может быть объяснен ряд ошибок воспроизведения (например, вместо задаваемой в эксперименте связи двух слов вступает в действие связь из «вербальной сети»). Процесс перехода от одних значащих слов к другим является важной детерминантой в мышлении. Характеристики этого процесса могут служить мерой интеллекта. Отношения между элементами «вербальной сети» определяют ход свободных ассоциаций. Те же отношения выступают в ряде случаев эмотивного поведения. Так, если человек получил психическую травму, связанную, например, со словом соперник, то невротическое состояние вызывается серией слов, примыкающих к исходному слову в «вербальной сети»: свадьба, женитьба, супружество и др.
Свои теоретические представления Ч. Кофер и Д. Фоли проверяли экспериментально, стремясь показать, что умственные операции человека со словами связаны с активизацией многих элементов в составе «вербальной сети». С этой целью была разработана экспериментальная методика, основным показателем служила успешность запоминания ряда слов, не связанных между собой по смыслу («основной ряд»). Этот основной ряд запоминался либо в условиях дополнительной стимуляции элементов «вербальной сети», связанных с основным рядом, либо без такой дополнительной стимуляции (контрольная группа испытуемых). В виде дополнительной стимуляции использовались различные типы слов: антонимы к основному ряду (Cofer et al., 1943); синонимы к основному ряду (первая ступень), синонимы к синонимам первой ступени (вторая ступень) (Foley, Cofer, 1943); паронимы к основному ряду (паронимы первой ступени) и паронимы к паронимам первой ступени (паронимы второй ступени) (там же). Была проведена серия, где в дополнительных рядах применялись слова, относящиеся как вид к роду к словам основного ряда (Goodwin et al., 1945).
Результаты экспериментов показали, что введение слов дополнительных рядов улучшает запоминание основного ряда, т. е. повышает реактивный потенциал словесных структур основного ряда. Действующими в «вербальной сети» оказались элементы, соответствующие антонимам, синонимам разных ступеней, паронимам, видовым словам. Были получены различия в «силе генерализации» синонимов первой и второй ступени. Не было обнаружено различий в действии паронимов и синонимов. Поэтому Ч. Кофер и Д. Фоли считают, что генерализация по созвучию включает семантический фактор.
В экспериментах ставилась также задача выяснить происхождение и развитие явления семантической генерализации (Foley & Mathews, 1943). Эта задача решалась в ситуации обучения иностранному языку на уроках в школе. В экспериментах участвовали две группы испытуемых, каждая из которых должна была заучить ряд из 10 английских слов. Обе группы выполняли задание приблизительно одинаково успешно. Затем одна из групп в течение нескольких недель занималась испанским языком, другая оставалась свободной. После этого обе группы снова включались в эксперимент. Оказалось, что группа, изучавшая испанский язык, дала значительно более высокие результаты при запоминании словесного ряда на английском языке, чем контрольная группа. Различия между показателями обеих групп статистически высоко значимы.
Ч. Кофер и Д. Фоли считают, что во время обучения испанскому языку происходит формирование «испано-английских ассоциаций». Вследствие этого упражнение в испанском языке влечет за собой повышение реактивного потенциала в нервных структурах, соответствующих английским эквивалентам испанских слов. В цикле работ Ч. Кофера и Д. Фоли были выявлены факты, подтверждающие их теоретические позиции. Получила фактическую поддержку их основная идея – представление о функционировании во время вербальной деятельности широких многоэлементных систем, включающих различные словесные структуры.
Следует, однако, отметить известную односторонность концепции Ч. Кофера и Д. Фоли. В сфере речи и вербального поведения они прослеживают лишь один, хотя и существенный фактор: роль ранее выработанных и воспроизводимых в опыте нервных связей. Однако предлагаемый авторами анализ не касается творческих элементов речевой деятельности, составляющих важную сторону речи.
Обратим внимание на то, что цикл работ Кофера и Фоли с соавт. проводился в основном во время Второй мировой войны, это, надо полагать, свидетельствует о значимости темы в американской психологии того времени. В нашей стране, где инициирована эта тема, ее разработка в военное время была задержана и возобновилась позднее. Исследования нервных связей с включением вербальных сигналов пошло поначалу по линии расширения круга применяемых методических приемов. Л. А. Шварц, сотрудница нынешнего Психологического института РАО (в то время Института психологии АПН РСФСР), использовала методику выработки сенсорных рефлексов. Рефлекс вырабатывался путем сочетания словесного воздействия с засветом глаз испытуемого. Условно-рефлекторное действие словесного раздражителя выражалось в снижении зрительной чувствительности. После выработки фотохимического рефлекса на слово испытывалась реакция на его синонимы. Так, вместо подкреплявшегося слова доктор произносилось слово врач; слово дорожка заменялось словом тропинка. Результаты экспериментов показали сходство реакции на синонимы (падение чувствительности приблизительно на 50 %) по сравнению со словами, на которые вырабатывался рефлекс.
Аналогичные результаты были получены Л. А. Шварц при выработке условной связи между словом и сосудосуживающей реакцией на холодовой раздражитель (Шварц, 1949, 1954). В течение опыта экспериментатор произносил различные слова: одно из слов (доктор) сопровождалось Холодовым воздействием на руку испытуемого. Регистрировались сосудистые реакции пальцев рук. Полученные данные показали, что после установления условной реакции на слово доктор у всех испытуемых эта же реакция без специальной выработки вызывалась синонимом слова-раздражителя.
В экспериментах Л. А. Шварц, кроме синонимов, изучалось также действие слов, сходных со словом-раздражителем по звучанию (паронимы). Так, после выработки рефлекса на слово дом экстренно предъявлялось слово дым, после выработки связи на слово доктор слово диктор. Обнаруживалось, что слова, сходные с «активным» по звучанию, также обладают условно-рефлекторным действием. Однако действие паронимов отличается по своему качеству от того, каким обладают слова-синонимы. Реакция на паронимы без подкрепления затормаживается после 5–7 проб. Условный рефлекс на синоним действует и после 15 проб, а также по истечении довольно длительного срока – 3–4 месяца.
В экспериментах Е. В. Шмидта и Н. А. Суховской (1953) у испытуемых вырабатывали условный сенсорный рефлекс на произнесение слов, сопровождаемое вспышкой света. После образования рефлекса световая чувствительность снижалась на 23–38 %. Затем «активные» слова заменялись синонимами: папа – отец, бочка – кадка, глаз – око, тропинка – дорожка. В другом варианте они заменялись словами, близкими по звучанию: папа – баба, бочка – почка, тропинка – дробинка. Оба вида заменяющих слов вызывали условно-рефлекторную реакцию. Паронимы теряли свое условно-рефлекторное действие после 9-20 повторений без подкрепления.
