Святослав Романович Шевченко
То, что не могло случиться
III
Утро выдалось пасмурным. Тёмные облака пленили небосвод. Моросящий дождь и лёгкая прохлада овеяли пробудившийся город.
Гарик обманул «Шамана» и встал на час раньше. Налил себе кружку крепкого кофе и сел в кухне напротив окна. Гарик наблюдал за каплями дождя, которые в смертельном падении разбивались о стекло и медленно стекали вниз к подоконнику. В еще сонной голове рождались приставучие мысли.
На душе тревога. Ольга сильно и крепко въелась в разум Гарика. Он переживал, скучал, создавал фантазии, порой ему даже становилось плохо от них.
* * *
И снова работа.
Круглый зал совещания. Гарик и Ольга сидят совсем близко друг к другу, их разделяет лишь стул, как невидимое стекло, как граница между бессознательным и сознательным, между желанием и нежеланием, между да и нет.
Она – в сладких облаках. И он – в невыносимых муках.
Ольга хотела рассказать Гарику про сон. Поделиться волшебным мигом, но она упорно игнорировала это из-за одной лишь мысли непризнания и непонимания частички её счастья. Она никак не могла отпустить ту прогулку. Вспоминала неустанно всё в мельчайших подробностях. Дорисовывала детали. Несчастный ангелочек стыдился своего моментного порыва нереального (отчасти) счастья, и не хотела им делится со своим звёздным путником. Ангелочек расправил крылья с необычайно долгожданной свободой и лёгкостью… Во сне она наконец смогла полететь, ничего не боясь, по бесконечной Вселенной, пусть и недолго, но полететь. Почувствовать себя собою…
Ему так хочется ей многое сказать, страсть! Но страх… Человеческий страх играет отменно свою роль.
Боязнь не перед сказанными словами, отнюдь не в них! Боязнь от мысли, что вдруг, она не хочет услышать этих слов. Что на эти слова она ответит ещё большим равнодушием, которое убьёт Гарика…
Ох, понимаю твои мысли. Ты потерян, ты в смятении. Напишу тебе пророка и помощника.
* * *
Дождь закончился, оставив после себя слабый запах свежести.
На волне задумчивости, неспешно выйдя из здания на улицу, Гарик невольно стал свидетелем демонстрации протеста или если быть точнее, бунта, причём яркого, выразительного, в плане метафорического посыла, который состоял из всего-то одного человека. Зато какого…
Внешний вид бунтаря был до безобразия официальным, даже немножко аристократическим и в тот же момент помятым, неопрятным, грязным: серый клетчатый костюм, белая рубашка, пыльные, с протёртой подошвой, туфли; грязные волосы, на лице грязевые пятнышки, неаккуратно выбритая щетина, глубокие, выразительные глаза; в одной руке бунтарь держал пакет с кучей пустых бутылок из-под алкоголя, во второй вино.
– Пропили! – прокричал бунтарь, с силой бросив на ухоженный газон пакет с бутылками, да так сильно, что пакет порвался и всё содержимое хаотично рассыпалось от него на два, а то и на три шага. – Пропили культуру! Про-пи-ли! Народ пропили! Следующее поколение про-пи-ли! – выделяя каждый слог особой интонацией, кричал бунтарь, жестикулируя рукой, будто стучал по столу.
Спустя какое-то время бунтарь умолк и сел на газон. Открыв бутылку вина, начал пить.
Гарика словно укусила пчела. Больно так, бодряще, от чего он мигом забыл о чём думал. Ему захотелось вдруг поговорить с бунтарём. Его тянула к нему неведомая сила…
Гарик присел рядом.
– Вам чего-нибудь надобно, милейший? – вложив максимальную неприязнь в последнее слово, окинув взглядом Гарика, выдал бунтарь.
– Поговорить хочу. – робко ответил Гарик.
– Нагло с вашей стороны. Или милосердно. – бунтарь сделал глоток спиртного, – Со мной не разговаривают. Всё больше ругают и бранят. Да куда там…
– И имеют неприязнь. Более того, высокомерно призирают. – добавил Гарик.
– Не без этого… Однако же, ты сейчас разговариваешь, а стало быть, преследуешь какую-то цель.
– Имею. Просто поговорить.
– У Вселенной никогда «просто» не бывает. У людей, в частности, так и подавно. «Просто» ничего не делается и не думается. За это и пьём. – заключил бунтарь и сделал глоток спиртного.
Гарик задумался.
– Толик. Если полностью, то Толик-алкоголик. – протянул руку бунтарь.
– Гарик. Гарик Стеклов. – ответил взаимностью Гарик.
– В Министерстве пашешь?
– Да. Отдел контроля.
– На министра не похож…
– Я офисная мышь. И всё.
– Теперь понятно. Эти бы на метр ко мне не подошли. Крысы канцелярские! Бог с ними. Итак, поговорить. И о чём же?
– Да о чём угодно.
– Больно критично. Случилось чего?
– Если честно, – неуверенно начал Гарик, – и да, и нет. Непонятно… Случилось, и в тот же момент ничего не произошло.
– О как! Сочувствую. А у меня, брат, потеря…
– Какая? – вяло спросил Гарик.
– Моё дитя… – со вздохом произнёс Толик и сделал большой глоток.
Гарика резко пленила грусть.
– Моё дитя, целиком и полностью мною любимое, в которое я всего себя вложил, в каждый абзац, каждое словечко… – щурясь и жестикулируя рукой, словно записывая что-то в воздухе, продолжил Толик-алкоголик.
Непонимание овладело Гариком.
– В смысле? Книжка? А я подумал…
– Тьфу! Книжка что? Не ребёнок разве? Даже местами капризнее, чем человеческое чадо. Тут душа! Понимаешь? Неземная субстанция. За ней нужно ухаживать, её нужно воспитывать и уделять постоянное внимание.
– Интересное сравнение. Ты писатель?
– Был бы им, то ответил «собственной персоной», – кривляясь, громко произнёс Толик, разводя руками, – А так, я отвечу – нет. Уже нет.
– Почему? Кризис?
– Нет. Другое… Твои коллеги по цеху! Черти проклятые! В этот же самый день, ровно год назад не приняли моё творение и более того, предали анафеме, изругали, раскритиковали! Соль заключается в том, что они даже не прочли ни единой странички!
– Как это? – возмутился Гарик.
– А вот так! – Толик сделал глоток и продолжил, – Ссылались, что, дескать, это не модно, и что, мол, «нет у нас времени»! – выделил последние слова ядовитой интонацией, – Занятые дюже! Министры! «Зачем нам ваше творение, и без того ума палата»! Какие слова в их взгляде я прочёл! Тьфу! Я же не для них писал, для всех! Но куда там… К черту!
Нелепей беседы и не придумать… Больная душа разговаривает с пьяным писателем…
– Ты меня извини… На мыслях… Совсем забыл спросить. Что произошло? В чём твоя беда? Рассказывай в подробностях.
– У меня, Толик, любовь безответная, односторонняя… – со вздохом сказал Гарик.
– Любовный вопрос – сложный вопрос. И ответ на него настолько прост, что труден до безумия. – заключил Толик-алкоголик. – С чего ты это взял? Может где-то глубоко-глубоко в душе она любит тебя! Возможно даже сильнее, чем ты её.
– Почему? А впрочем… Нет сомнений. Я заслужил её казни. Она меня не любит. Абзац и точка. – тихо произнёс Гарик.
– Так, брось! Руки не опускай! Ещё поборемся! Всё ещё впереди! У судьбы на этот счёт своё мнение, мой друг. Мне всё больше начинает казаться, что ты ошибаешься.
– Остаётся… – прервался на секунду Гарик, – Верить.
– Хочешь? – Толик протянул бутылку Гарику.
– Между пить или не пить, я выбираю пить. – Гарик взял бутылку, сделал большой глоток и отдал обратно Толику.
– И как? Помогает?
– Нет конечно! От чистого безделья пью! Боль о ней ничем не запьёшь. Зато как же! Спешно приближаю свой финал. И уйду как мученик. И никто обо мне и знать не будет. Кому я нужен…
