Светлана Викторовна Ильина
Живи и не бойся

– Мы с тобой так редко гуляем, – улыбнулся Макс, – твой отец-банкир совсем тебя замучил работой.

– Ты же знаешь, отец тут ни при чём, я самостоятельная женщина, мне нужно зарабатывать, а не зависеть от отца. Не все же у нас свободные художники, как ты, – чуть насмешливо закончила она.

– Звание художника во Франции слишком обязывает, особенно рядом с Монмартром, я не претендую на него.

– Ну не скромничай, Бернард всегда хвалит твои комиксы. К этому тоже надо иметь талант, чтобы их расхватывали как горячие багеты.

– Здесь проявляется талант Бернарда, который умеет их рекламировать. А вообще-то я хотел бы стать настоящим художником, только для этого надо иметь идею.

– Какую идею?

– Полюбить что-нибудь так сильно, чтобы желать посвятить этому всю жизнь. Например, Дега полюбил танцы, Клод Моне – Руанский собор, а Модильяни – женщин. Или нужно быть таким смелым, как Пикассо.

– В чём же заключалась его смелость?

– В поисках стиля, он не боялся экспериментировать.

– Но я смотрю, тебе больше всех нравится Шагал?

– Нет, мне все нравятся, но в наивности и искренности Шагала столько радости и любви, что просто поразительно. После стольких несчастий, какие выпали на его долю, он остался восторженным как ребёнок. Каждый раз, когда я прихожу в оперу, удивляюсь, как это тогдашнему министру Мальро пришло в голову поручить расписать классическое здание авангардному художнику. Но в этом, видимо, и величие французской культуры, что здесь возможно всё самое неожиданное и прогрессивное.

– Думаю, Мальро купился на предложение Шагала увековечить его на плафоне вместе с балеринами, Жар-птицей и лебедями, – рассмеялась Валери.

– Да, быть увековеченным Шагалом – это дорогого стоит. Мальро счастливчик, – с удовольствием делая глоток ароматного кофе, заметил Макс.

– А я всё же думала, что ты больше любишь французских импрессионистов, – чуть насмешливо заметила она.

Макс задумался.

– Если выбирать между русской или французской культурами, то я выбрал бы вторую.

– Но разве ты не чувствуешь в себе ничего от русского отца?

– Он тоже француз во втором поколении. Только и разница между ним и французами по крови, что он знает русский язык и любит русскую литературу, как, впрочем, и я то же. Зато Франсуаза мне все уши прожужжала, что во всех своих покупках я должен предпочитать французское.

– Я согласна с Франсуазой, – помолчав, заметила Валери, – когда я была маленькой, (ты знаешь, я выросла в Кольмаре), то мечтала приехать в Париж и стать настоящей парижанкой.

– А что это значит?

– О-о, слишком много, чтобы рассказать в двух словах, – протянула она с улыбкой.

– Надеюсь, когда-нибудь у нас будет больше времени, чтобы ты мне раскрыла свои секреты, – Макс нежно взял её за руку.

– Зачем? Если ты будешь знать меня так хорошо, можешь потерять интерес, – засмеялась Валери, шутливо отдёрнув руку.

– Да, отец тоже плохо понимал маму. Всё не мог угодить с подарками. Уж как она противилась отцу, когда он ей предлагал приобрести что-нибудь кроме однотипных костюмов, которых у неё великое множество. Нет, только так одеваются благородные француженки – качественно и неброско. Отец уже и спорить перестал.

– Мы с тобой встречаемся уже сколько времени, а ты мне никогда и не рассказывал об отце. Что он за человек?

– Обыкновенный, – пожал плечами Максим, – может, отличается от других замкнутостью и какой-то разочарованностью что ли.

– А в чём он разочарован?

– Ты знаешь, мне кажется, он всю жизнь мечтал вернуться в Россию.

– Почему «вернуться»? Разве он там жил?

– Нет, не жил, но так говорят все эмигранты, подразумевая, что русские не могут жить без России. Он мне рассказывал, что в молодости, ещё в восьмидесятые годы, съездил в Советский Союз и был страшно разочарован.

– Чем же?

– Тем, что не увидел там тех людей, с которыми хотел бы провести остаток жизни. То ли коммунистическая пропаганда его напугала, то ли бедность, не знаю.

– А ты хотел бы съездить в Россию?

– Наверное, да, но вряд ли захочу там остаться, хотя, как говорят, нынешняя Россия – это не Советский Союз, да и коммунизма уже давно нет.

Макс задумался об отце. Они о чём-то не договорили на дне рождения Франсуазы.

– Ты с такой теплотой говоришь о своём отце, я даже завидую, – протянула Валери с тонкой улыбкой. Волосы её уже высохли и красиво вились вокруг лица. Табачные глаза отливали зеленоватым оттенком. Когда она так пристально смотрела, то напоминала кошку, очень красивую, с мягкими лапками, но всё же гуляющую сама по себе.

– Иногда мне кажется, что он мой единственный друг, и ближе него никого не будет.

– Даже ближе, чем я? – кокетливо спросила она, удивлённо приподняв аккуратные ухоженные брови.

– Ты как с другой планеты, – засмеялся Макс, – знаешь избитое выражение: женщины с Венеры, а мужчины с Марса. Как бы несовременно это ни звучало, я всё больше убеждаюсь в его правдивости. Чтобы понять женщину, приходится делать невероятное усилие.

– Только не говори это больше никому, а то тебя побьют камнями.

– Не волнуйся, я знаю, что откровенным могу быть только с отцом. Он иногда посмотрит в глаза и поймёт всё без лишних слов. Жаль, что я не обладаю такой проницательностью – он что-то хотел мне сообщить, да почему-то не договорил…

– Расскажет обязательно, раз вы с ним такие друзья. Ты сейчас куда? – спросила Валери, расплачиваясь с гарсоном.

– Поеду к бабушке, что-то она неважно выглядела в последний раз.

– Тогда до встречи, Макс, – легко поцеловала его Валери на улице, – позвони вечером…

Здания города блестели так, словно ливень их не просто отмыл от пыли, а ещё и отполировал. Тучи ушли, и просветлело, будто день только начался. На дороге образовались большие лужи, и Максу приходилось часто притормаживать, чтобы не окатить дождевой водой пешеходов.

Возле особняка бабушки Франсуазы стояла большая грузовая машина, откуда рабочие выгружали картонные коробки разных размеров.

– Кто-то переезжает? – заходя в дом и обнимая мать, спросил Макс.

– Да, – после секундного замешательства ответила она. – Я окончательно переезжаю сюда.

– А как же отец? – поразился Макс, отпрянув от неё, – он тебя отпустил?

– Это было наше общее решение, – негромко ответила Алис, отводя глаза.

– Я не понял – вы разводитесь?

– Не знаю, может быть…

– Николя! – вдруг закричала появившаяся из своей комнаты Франсуаза, глядя на Макса, – зачем ты приехал? Я же просила тебя подумать не только о себе!

– Бабушка, – ошеломлённо ответил Максим, – ты что – меня не узнала?

– Ой, – Франсуаза покачнулась и схватилась за голову, – конечно, узнала, просто у меня что-то в последнее время происходит с памятью…

– А о чём ты просила моего отца?

– Ни о чём… Алис, проводи сына в столовую, попейте чаю, мне что-то нехорошо, да и голова болит.

– Не удивляйся, бабушка стареет и иногда теперь путает людей, – прошептала мать на ухо Максу.

– Мама, вы разводитесь? – настойчиво спросил он, замечая, как она прячет глаза и чуть дрожащими руками пытается налить ему чай.

– Я не могу тебе сейчас всего рассказать. Да, мы разводимся, но поверь, что делаем это для твоего блага.

– Ничего не понимаю, каким благом вы называете расставание после стольких лет брака? Отец тебе изменил?

– Нет, – горько усмехнулась мать, – и я тоже ему не изменяла. Потерпи немного, позже ты всё узнаешь. А сейчас давай пить чай…

Чаепитие вышло грустным. Франсуаза так больше и не вышла из своей комнаты, вскоре к ней пришёл семейный доктор Лебрен, и разговор прервался. Макс понял, что от матери сейчас он не добьётся объяснений, и с тревогой в душе уехал домой.

Глава 3

Валери не собиралась объяснять ни Максу, ни кому-либо другому, что для неё значило стать истинной парижанкой. И хотя ей уже было почти двадцать пять, и уже целых пять лет жила в Париже вместе с отцом, иногда ей казалось, что она только начала понимать по-настоящему, что это значит для неё самой.

Городок Кольмар, из которого родом были и её отец Карл Дюран, и её мать Элен, по красоте напоминал музей под открытым небом. В старом городе совместились все возможные архитектурные стили: и барокко, и классицизм, и ампир. Но, живя на прекрасных улочках с небольшими каналами и мостиками, утопающими в цветах герани, Валери-Мари принимала это как само собой разумеющееся, а вот далёкий Париж манил её как сказка, как мечта. И, как ни странно, развод родителей – несчастье для детей и хлопоты для взрослых, стал первым шагом к её осуществлению. Отец уехал делать бизнес в столицу, а мать осталась, надеясь, что единственная дочь будет жить с ней. Однако как только Валери закончила школу, ничто не могло удержать её в городке, который мог быть интересен только виноделам да туристам из соседней Германии.

Валери манил и притягивал Париж. Отец не особо обрадовался её появлению, но квартира, которую он купил в Сюрене, была большой, и места хватало и ему, и любовнице Брижит, и Валери. Единственно, что беспокоило Дюрана – это поладят ли дочка с молодой мачехой? Карл зря волновался. Мачеха стала для юной Валери и подругой, и наставницей. Брижит работала манекенщицей в модном доме Диор и редко бывала дома. И, когда она находила время для падчерицы, та была счастлива.

– Мари, – так кратко звала её длинноногая Брижит, закуривая на кухне крепкую сигарету, – тебе хорошо бы тоже закончить школу для манекенщиц. Хотя ростом ты не вышла, но хорошая походка, осанка и уверенность в себе никому не помешают. Поверь мне, истинная парижанка не должна испытывать неловкость ни при каких обстоятельствах, а уж тем более не выглядеть мешком с картошкой.

– Я выгляжу как мешок с картошкой? – испуганно спрашивала двадцатилетняя падчерица, глядя во все глаза на элегантную мачеху.

– Ещё нет, но стоит тебе поправиться на пару килограмм, и будет не отличить, – усмехалась она.

– А что значит стать истинной парижанкой? – с замиранием сердца спрашивала юная Валери, готовясь чуть ли не записывать ответ Брижит.

– Хочешь знать? Ну слушай…

Брижит могла бы работать лектором, так гладко она расписывала.

– Осознай свои достоинства и недостатки, мадемуазель. Первые подчёркивай, а со вторыми работай, но только втайне от всех. Делай вид, что не прикладываешь никаких усилий, всё должно выглядеть естественным – хорошая кожа, аккуратные ногти, блестящие волосы. Ты для себя – главная героиня. И никогда не успокаивайся на достигнутом. Помни, что сначала мы становимся красивыми, чтобы нас любили, а потом пользуемся любовью, чтобы оставаться красивыми.

– Тебе, наверное, часто говорят, что ты красавица и настоящая парижанка, – с восхищением прошептала Валери.

Брижит довольно усмехнулась.

– Как-то раз я спросила твоего отца: какое бы он дал определение француженке? Он удивился и думал до ночи. А уже в постели мне выдал: "Думаю, что ей всего всегда мало: и впечатлений, и страсти, и комплиментов. Вот я говорю, что ты самая красивая в мире, а ты требуешь доказательств ещё и ещё…"

Она наклонилась и посмотрела на обувь Валери.

– Не покупай туфли на среднем каблуке – жизнь слишком короткая, чтобы идти на компромиссы.

Не носи вещи с фирменным знаком – ты не рекламный щит.

Никогда не одевай спортивный костюм, если ты не на тренировке.

Не терпи банального и скучного кавалера. Быстро расставайся с ним и блокируй его номер телефона.

Не объясняй причины отмены свидания. Просто извинись и повесь трубку. Парижанка опаздывает, потому что у неё много важных дел и встреч, в отличие от кавалера, который может потерять своё время и ждать целый час…

Советы Брижит показались бы странными, если бы Валери не видела, с каким обожанием смотрит на новую жену отец. Вот он наблюдает за ней так, будто пытается разгадать её сложную натуру. А Брижит всего лишь ищет телефон в своей большой сумке и при этом будто сама теряется в этой сумке. В ресторане она нервно водит пальчиком по меню, словно выбирает по географической карте сложный маршрут будущего путешествия. При этом умудряется улыбаться, отшучиваться, а в конце концов заказывает то, чего даже не было в меню, и отец, многозначительно улыбаясь, просит приготовить для его дамы это блюдо за отдельную плату.

Как ей удавалось быть такой интересной для отца, которого Валери никогда не считала романтиком? Это была загадка. Но разгадать её – значило стать такой же или почти такой же, как Брижит. Может быть, отгадка крылась в чуть заметной холодности, с которой мачеха принимала поклонение и обожание? Её часто не было дома – постоянные перелёты по миру выматывали, и домой она приезжала потухшей, выжатой эмоционально. Но никогда не раздражалась и не жаловалась, а со слабой улыбкой грустной королевы принимала ухаживания Дюрана.

– Ты не изменяешь отцу? – как-то решилась спросить Валери.

Нервный смешок был ей ответом.

– Не думаешь ли ты, что я признаюсь в этом? – с усмешкой спросила Брижит. – Хотя… если ты когда-нибудь окажешься в такой ситуации, помни несколько правил: всегда всё отрицай. А ещё… не чувствуй себя виноватой. Ты делаешь это не против него, а для себя, для своей души, которая нуждается в новых впечатлениях. А то, что полезно для тебя, не повредит никому… Просто не нужно выбирать любовника из числа общих знакомых. И ещё – никогда не говори ничего плохого про своего мужа. Иначе твоему любовнику не захочется спать с подружкой посредственности. А как бывает здорово обманывать любовника со своим мужем, – лукаво улыбнулась она, потягивая тёмное вино из хрустального пузатого бокала. – Но, знаешь, главный совет в любви – береги себя от болезней и… от любви. Любовь – тоже болезнь, – прошептала она, наклоняясь почти к самому уху Валери.

– А как же романтика? Разве не надо искать того единственного, с которым проживёшь всю жизнь?

– Детка, люби любовь больше всего на свете. Будь верна, но не одному и тому же мужчине, а только ей – любви.

В советах Брижит был призыв и к поиску романтических отношений, и, одновременно с этим, к холодному расчёту делать то, что выгодно и интересно самой Валери. Именно поэтому советы мачехи так запали в душу ещё молодой девушки, потому что отвечали её внутреннему пониманию жизни. Брижит ясно сказала то, что подсознательно чувствовала она сама.

Романтические прогулки по Парижу? Конечно, но необязательно делить удовольствие с кем-либо, даже с Максом. В этом был особый шик. В театре Пале-Рояль дают новую постановку? Валери сходила одна и удивила Макса кратким отзывом: "О! Это было неподражаемо, сходи обязательно!" Её неординарные поступки придавали их отношениям неопределённости, и она видела, что это заставляет Макса нервничать и дорожить каждой встречей, каждой прогулкой. Что ж, она всё делает правильно. Кому нужна предсказуемая подружка? Тем более что Макс и сам был, порой, таким романтичным и загадочным, что она никак не могла его понять.

После рабочего дня в банке она чаще всего брала такси и ехала в маленькую квартирку на Монмартре, на которую ей удалось взять кредит. Но сегодня был прекрасный летний вечер, и Валери решила прогуляться пешком, уговорив приятельницу Жозефину пройтись вместе с ней.

– Счастливая ты, – вздохнула Жозефина, – отец владелец банка, так можно не думать о карьере. А мои родители в Лионе, им до меня и дела нет.

– Нет, Жози, – мечтательно ответила Валери, – я чувствую, эта работа не для меня.

– А что же для тебя?

– Я скоро открою арт-галерею, – радостно сообщила она ошеломлённой подруге. – Во-о-он там, видишь дом? Я уже договорилась об аренде.

– А отец не против?

– Ему всё равно, – махнула рукой Валери, – но он обещал помочь.

Подруга восхищённо поохала и завернула к дому, а Валери зашла в брассери. Она выбрала недорогое пиво с тарелками сыра и колбасами. Народу было много, брассери славился настольными играми. Здесь читали газеты, играли в карты, шашки и лото. Впервые сюда Валери привела тоже Брижит.

– Мне здесь нравится иногда поужинать. Туристов почти не бывает, и атмосфера словно в старом Париже, который я помню из детства. Теперь этот город почти исчез, но… ему на смену пришёл другой, и нам надо приспособиться, – оптимистично добавляла она, дружелюбно улыбаясь знакомому официанту.

Теперь Валери ходила сюда одна. Одинокие прогулки позволяли подумать о себе и о своей личной жизни, в которой она никак не могла разобраться. Казалось, что всё просто – она подружка Макса, и скоро, похоже, он сделает ей предложение. Но хочет ли она сейчас выходить замуж? Да и точно ли Макс тот парень, с которым она мечтает прожить всю жизнь? Человек он хороший, добрый, но… этого недостаточно. Всё в нём было недостаточно. С одной стороны, недостаточно денег, а с другой – страсти. Да, он был нежным, умным, преданным, но Валери хотелось каких-то ярких эмоций, приключений, а с ним заранее всё было предрешено. Погуляют пару лет по ресторанам, потом дети и рутинная семейная жизнь: никаких путешествий, потому что мало денег, никаких планов, потому что он не амбициозен, и, самое главное, Валери боялась, что его спокойный нрав вскорости просто ей надоест.

Есть ещё Жерар. Он показался ей сначала слишком деловым и даже скучным. Но теперь она всё больше стала присматриваться к нему и поняла, что ошиблась. Жерар был весьма деятельным молодым человеком, но это хорошо, финансовая обеспеченность – большой плюс, а в последнюю встречу у Франсуазы Валери увидела, как он смотрел на неё… От его взгляда мурашки побежали по спине. Почему он так смотрел?

Валери пила пиво. От напитка голова чуть-чуть закружилась, и в голову забралась дерзкая мысль, что Жерар в неё влюблён…

А что если это правда? Стоит ли ради него бросать Макса? Она задумалась.

Телефон в её сумочки зазвенел, Макс звонил каждый вечер, словно проверял её, а может, просто скучал. Домой идти не хотелось.

– Макс, хорошо, что ты позвонил, встретимся?

Максим радостно пообещал подъехать. Через пятнадцать минут он прибежал в брассери. Они выпили вместе пива и пошли гулять, привлекаемые звуками громкой музыки.

Во Франции наступил долгожданный красочный музыкальный фестиваль. С одной стороны звучал джаз, блюз, через дорогу их перебивал металл, а за углом – фолк под сопровождение барабанов. Толпы подвыпивших веселящихся людей перемещались от бара к кафе, от парка в метро, выбирая музыку по вкусу. Музыканты из разных стран, кто-то причудливо, кто-то просто одетые, всех цветов кожи, показывали своё мастерство.

У Эйфелевой башни выступал традиционный духовой оркестр, а по набережной Сены шёл отряд гаврошей с революционными песнями.

Но самое захватывающее зрелище происходило на набережной Сен-Бернар. Валери притягивали латинская сальса и кубинская румба, соседствующие на площадках в десяти шагах друг от друга. Зажигательная музыка привлекала всё больше и больше зрителей, которые, немного постояв и похлопав, присоединялись к танцующим.

Она во все глаза смотрела на танцоров, не решаясь встать в круг. Макс улыбался и хлопал вместе со всеми, однако танцевать не предложил. А ей хотелось… ноги уже не стояли спокойно. Вдруг перед ней появился какой-то симпатичный латинос и протянул руку. Она заколебалась, но всё-таки подала ему свою, оглядываясь на Макса. Что было в его глазах – Валери разглядеть не успела, потому что её подхватил мощный поток чужой энергии и завертел, закружил так быстро, что перехватило дыхание. Парень был достаточно сильным – ей почти ничего не приходилось делать – он вертел её в разные стороны, глядя ей в глаза и сверкая крупными белыми зубами.

За первым танцем пошёл второй, потом третий… Макс помахал ей рукой, призывая к себе, но Валери поняла, что не хочет останавливаться. Она помотала отрицательно головой и увидела, как он с недовольным лицом сел за столиком в кафе напротив, но ей было так хорошо и весело, что настроение друга её не волновало.

Наконец, музыка прервалась, музыканты стали собирать инструменты, а все, кто слушал и танцевал, благодарно захлопали. Аплодировали и Валери, и парень, с которым она танцевала. Он снова взял её за руку и уже наклонился к её уху, чтобы что-то прошептать, как Валери почувствовала, что более сильная и уверенная рука тащит её к себе. Рядом стоял Макс с хмурым выражением лица.

– Мы идём домой? Или ты уже не со мной?

– С тобой, – засмеялась ещё чуть запыхавшаяся от танца Валери, – спасибо, друг, – обратилась она к партнёру, и тот, разочарованно кивнув, отошёл от них. – Ты что, ревнуешь меня?

– А разве нет повода? – недовольно спросил Макс.

– Макс, не будь занудой. Я с таким удовольствием потанцевала, – ответила она, – а ты со своей ревностью нагоняешь на меня скуку.

Выражение глаз Макса изменилось – из недовольного превратилось в грустное. Но и грустить ей не хотелось. В её душе вдруг появилось ясное осознание того, какой должна быть её жизнь, чтобы ощущать себя счастливой. Сможет ли Макс её понять? Она не знала…