Светлана Медофф
Три поросенка и Волк
И он не будет дом ломать, ну а тебя накажет».
«Ну ладно, я же пошутил, – Волк пробурчал угрюмо,
У вас от ужаса, сынки, пропало чувство юмора.
Я ухожу, хоть вся родня мне скажет, что я сбрендил».
Прощальный бросив взгляд на дом, он вдруг трубу заметил.
«Ура! Есть выход! Или вход?», – подумал Волк с надеждой.
Ему на крыши залезать не доводилось прежде,
Но от досады в голове как будто перемкнуло,
«Всего-то-навсего слегка испачкается шкура,
Зато я буду, – он мечтал, – похож на диверсанта,
А эти дурики решат, что это лезет Санта,
Принёс подарки к Рождеству послушным поросятам.
А я такой: «Не ждали, да?» – и ап – тройное сальто.
Позвольте, детки, пригласить на бесподобный ужин,
Здесь так уютно, и медведь нам, думаю, не нужен».
Волк всё так явно представлял, что чуть не разрыдался.
Ломая когти и кряхтя, на крышу он взобрался.
А поросята собрались варить на ужин кашу.
Глядят: на крышку котелка вдруг стала падать сажа.
Нуф-Нуф метнулся к очагу и быстро сдёрнул крышку.
Упал Волчище в кипяток и взвизгнул, как мартышка.
Как пуля, вылетел в трубу, как пробка, как ракета,
И стала шкура у него малинового цвета.
Помчался Волк к себе домой, пристыжен и изранен,
Так идиома родилась: метнулся, как ошпаренный.
С облезлым задом и хвостом, как у огромной крысы,
Он был и страшен, и смешон – прозвали его Лысым.
Ведь шкурой поплатился Волк за гнусное коварство.
И, не таясь, щипал траву – ну, в качестве лекарства,
Всегда сторонкой обходил он поросячью крепость…
А той овечке монумент поставили за смелость.
***
Путь говорят, что мир жесток, ты никого не слушай.
Он будет добрым, если ты кому-то очень нужен.
Когда герой спасает мир, он думает о близких,
С которыми он делит кров, горбушку и сосиску.
