Светлана Медофф
Царевна-лягушка
И всё – узор готов!
Светало. Стайка ткачиков
Впорхнула и волокнами
Льняными, очень прочными
Рубашку сшила вмиг.
Затем царевна дунула
На шкурку изумрудную,
В лягушку перекинулась
И на окошко прыг!
Проснулись все и ахнули:
Вот это рукоделие!
И во дворец сконфужены
Отправились на суд.
Царь караул поспрашивал,
Помог ли кто невестушкам,
Услышав «нет», скомандовал:
«Рубашки пусть внесут»!
Взяв первую, нахмурился:
«В ней только в бане париться!»
Вторую взял презрительно:
«Ну, этой мыть полы!»
А развернув лягушкину,
Окаменел, зажмурился.
«В такой рубашке разве что
На свадьбы и пиры!
Нет, в ней меня схороните,
Боюсь испачкать пятнами.
О свадьбе, кстати. Вечером
С невестами вас жду.
Закатим пир по случаю
Знакомства и братания.
Скажите: будем свататься,
Пусть семьями идут».
Пришёл домой Иванушка
Смурной, повесив голову.
Его лягушка встретила:
«Что, снова свет не мил?
Рубашка не понравилась»?
«Напротив, лучшей признана,
Но царь не унимается:
Тебя зовёт на пир.
И взять сказал родителей,
Чтоб сделать предложение
По форме, как положено».
«Ты без меня езжай. –
Лягушка бодро молвила, –
Как стук да гром услышите,
Пусть гости не пугаются,
А сам беги встречай».
Ну что же, делать нечего,
Иван один отправился
И колкостей наслушался
От братьев и отца:
«А что же ты без суженой?
Раздумал к жабе свататься?
Тогда где суп лягушечий»?
«Ты думал, без конца
Нас будешь околпачивать?
Лапшу нам вешать на уши?
Хотел, чтоб на посмешище
Честным гостям, мы тут
Для земноводных родичей
Корыто приготовили,
Мух, комаров нахлопали»?
«Пословицы не врут:
Доколь ни вей верёвочку,
Конец найдётся! Видимо,
Она совьётся в петельку.
Придётся за платком
Сигать до посинения»!
Вдруг молния за окнами
Сверкнула, пыль завьюжила,
Раздался стук да гром,
Посуда, звякнув, дрогнула.
А на небе ни облачка!
У многих сердце ёкнуло:
Ох, не было б войны!
Кто поперхнулся, дёрнувшись,
Кто побледнел, кто съёжился,
А кто под лавку спрятался,
Кто обмочил штаны.
«Не надо беспокоиться! –
И сам слегка опешивший
Заголосил Иванушка, –
Не бойтесь! То моя
Невеста непутёвая –
Лягушка – к нам приехала
В корыте оцинкованном,
Видать. И вся семья».
Пирующие охнули,
Все загалдели, бросились
Смотреть, как устремляется
Иван к своей жене,
У окон плотно скучились.
Когда же прах рассеялся,
Что лошади оставили
На гаснущей заре,
Карета в виде устрицы,
Коней шестёрка в яблоках,
Да кучер, да форейторы –
Картина ещё та!
Вот появилась девица:
Коса до пят – жемчужная,
А очи – изумрудные,
И, как коралл, уста.
Взглянула – звёзды вспыхнули,
Цветы склонили венчики,
Утихли псы, что лаяли,
Иван прирос к крыльцу.
Те в окнах тоже обмерли.
«Ну, здравствуй, – дева молвила, –
Иван свет Емельянович,
Веди меня к отцу.
Я – Василиса». Медленно
Иван её взял за руку,
Повёл, и пир продолжился,
Как сваб, ходил черпак.
Невеста брата старшего,
Как смерть, сидела бледная,
А среднего – вся красная,
Как кипячёный рак.
«Гляди, что жаба чёртова
С костями гуся делает, –
Сноха шепнула старшая, –
В рукав суёт. В другой
Напитки недопитые
Сливает потихонечку».
Тут заиграла музыка.
Притопнув вдруг ногой,
В круг вышла Василисушка,
Рукой взмахнула – озеро,
Другой – и гуси-лебеди
Поплыли по воде.
Вскочили гости сытые,
Пустились в пляс, как будто бы
Их ноги сами вынесли,
Забыли о еде.
Дворец залихорадило
От залихватской барыни,
Посуда и светильники
Ходили ходуном,
И даже сам царь-батюшка
Коленца так выписывал,
Что, рассмешив собрание,
Упал, не чуя ног.
Купчиха и боярышня
От зависти отчаянной
Совсем ополоумели,
Решили повторить,
Как Василиса сделала,
И рукавами мокрыми
Давай гостей забрызгивать,
Костьми давай сорить.
Одно крыло гусиное
Емеле в глаз заехало,
Царь-государь разгневался
И выгнал девок прочь.
Иван-царевич, пользуясь
Всеобщей суматохою,
За дверь украдкой выскочил,
Помчался во всю мочь
Домой. Нашёл лягушкину
Одёжку изумрудную
И сжёг в печи ребячливо –
Порыв его накрыл.
Хотя сверчок пронзительно
Визжал: «Нельзя»! И кошечка
Хватала лапой за ноги,
Взволнованно вопив.
А у дворца тем временем
Мышами слуги сделались,
Кузнечиками – лошади
И ускакали прочь.
Карета стала устрицей,
А Василиса в горлицу
Со стоном перекинулась
И устремилась в ночь.
К Ивану птица в горницу
Влетела, села на руку:
«Напрасно ты, Иванушка,
Сжёг кожу. Поспешил.
Три дня всего-то-навсего
Ещё заклятье действует.
Три дня – и жили б счастливо,
Любили б от души.
Вернуть меня надумаешь –
Сотрёшь три пары обуви
И три железных посоха!
За тридевять земель
Идти придётся пешему!
Конечно, если свататься
Теперь не передумаешь,
Ведь мой отец – Кащей!»
Сказав, в окошко прянула,
Лишь пёрышко оставила
На рукаве царевича.
С бедой своей сам-друг
Сидел он опечаленный.
«Как так»? – напрасно спрашивал,
В ответ – лишь сердца бедного
Кудахтающий стук.
