Светлана Малая
Киноварь. Повесть о Всеславе Полоцком
Полоцк в то время стоял на правом берегу Полоты. Деревянный город, кругом лесные чащи, сосновые боры, среди лесов озёра и реки. Белая ива, чёрная ольха у воды.
О полоцком князе Рогволоде известно, что «пришёл из-за моря», как и Тур, его родственник. Тур сел княжить на Припяти, где теперь Туров. Рогволод крепко держал власть в Полоцкой земле. Старшим сыновьям заложил мизинные города на Улле и Оболи.
Княжне исполнилось одиннадцать, она начинала взрослеть. Сватать её прибыли из Киева дружинные отроки Ярополка Святославича, привезли подарки: разное узорочье (ковры, паволоки, сосуды), греческое вино, душистое масло. Следом прибыли сваты из Новгорода от Владимира Святославича, подарили ловчего сокола, костяные шахматы, книгу в кожаном переплёте и разное узорочье.
– Наш князь хочет взять твою княжну себе в жёны, – сказали Рогволоду Ярополковы отроки, и Владимировы сказали то же.
– Нет у меня другой княжны, одна Рогнеда, – ответил им полоцкий князь, – неволить её не буду.
Отроки то и дело ссорились. Рогволод обращался с ними высокомерно. Знал о вражде между Святославичами: не первый год делят отеческую землю. Среднего брата – Олега – Ярополк с воеводой Свенельдом уже погубили. Младший Владимир за море убегал, привёл варяжскую дружину, с воеводой Добрыней возвратил себе власть в Новгороде. Рогволод только не знал, что новгородских посадников Владимир выгонял со словами: «Идите в Киев и скажите моему брату, пусть готовится со мной до конца биться».
Полоцкий князь сватов кормил, поил, обыгрывал в шахматы, водил на охоту. Греческое вино выпито, душистое масло в светильниках выгорело, сокол за рекой потерян. Книгу, кроме княгини, читать некому. А княгиня такую книгу и раньше читала, и почти всю наизусть запомнила.
Наконец Рогволод спросил дочку о решении. Она встала перед отцом и рассыпала бисер-жемчуг, который низала.
Пока бусинки катились по тканым половичкам, по тесовым половицам, Рогволод спрашивал:
– Хочешь ли за Владимира в Новгород или за Ярополка в Киев?
– За Ярополка хочу, – промолвила Рогнеда.
Рогволод погладил её по голове и спустился из светёлки объявить ответ: Рогнеда «не хочет разуть Малушича», а Ярополка, по обычаю, разует.
Тогда многие знали: Владимир Ярополку не полнородный брат. Ярополк Святославич – сын княжеской жены. Владимир Святославич – сын Малуши, княжеской ключницы.
Гости-сваты одни за другими ушли вверх по Двине от устья Полоты – одни до Оболи к волоку на Ловать, другие до Каспли к волоку на Днепр.
Наступила поздняя осень. Деревья сбросили ветхую листву. К плеску вёсел и возгласам на реке сторожко прислушиваются звери в заиндевелых оврагах. Гусиная Дорога блестит на ночном небосводе.
Днём, когда девицы занимаются рукоделием и беседуют, невеста, по обычаю, сидит молча, праздно сложив руки на коленях. Ночью подолгу лежит без сна, никого не тревожа. День да ночь – сутки прочь.
Вот и снегопад, вот и ледостав, и солнцеворот.
Прошлой зимой Рогнеда с братьями и городскими детьми в ранних сумерках катала колесо с горы. Дети припевали:
Покатилось колесо из Новгорода,
От Новгорода до Полоцка,
От Полоцка до Киева,
От Киева к морю глубокому,
Морю чёрному Понтийскому.
Колесо, гори-катись!
Красным солнцем воротись!
Рогнеда как-то упала, перевернулась, сквозь медленно кружащий снег увидела над собой незнакомых, но почему-то не чужих детей и взрослых, знатных и простолюдинов – показались и исчезли. Брат поднял её. Знакомые, здешние дети гурьбой пробежали.
В Новгороде отказ полоцкой княжны оскорбил Владимира Святославича и разъярил Добрыню Малковича – человека родом не знатного, верного князю, притом отважного и умелого воина. Ключница и милостница Малуша доводилась Добрыне родной сестрой. А сестрин сын, «нетий», своему дяде, «вую», мог быть даже ближе, чем «стрыю» сын брата – «сыновец».
За зиму Добрыня собрал войско новгородцев, псковских кривичей и чуди. Весной, когда земля подсохла, а реки полноводны, варяжская дружина Владимира и Добрынино войско в ладьях, на конях, с возами двинулись на Киев, но сначала – на Полоцк. И недостроенный городок на Оболи сожгли.
Луна росла и убывала. Воины шли в поход небескорыстно, но всё равно копили злость. Новгородцы и псковичи раздражались оттого, что Рогволод посадил на волоках тиунов – распоряжаются, кому проезжать, кому ожидать, сколько платить. Варяги, свирепея, припоминали, что некогда в Тмутаракани он оскорбил и покалечил какого-то Кетиля Пятипалого; и высокая плата за переволочье на пути к грекам их тоже сердила. Дружинных отроков, побывавших в Полоцке, обозлило высокомерие полоцкого князя: щедрый, но недружелюбный, говорит всё обиняками и чаще с ловчими птицами, чем с людьми.
О полоцкой княгине, как слышно, и в Полоцке судачат: Рогволод привёз её из-за моря, не того, из-за которого прибыл сам; она понимает тарабарскую речь, читает неведомое, обидится – оборачивается иглой, сорокой или вербой, умеет свить верёвку из песка, собрать облако в горсть, завязать дождь в узел. Войску путь соломинкой преградит! Нет, княжна так не сможет, но легко отыскивает потерянные вещи и угадывает невысказанные мысли.
Чего ждёт чудь от похода в Полоцкую землю и в Киевскую, не знал никто. Это беспокоило и варягов, и новгородцев, и кривичей, и чудь.
В мае войско приблизилось к Полоте. Полочане побросали свои огороды, лодки и рыболовные снасти и укрылись за стенами, в детинце.
Добрыня Малкович взял Полоцк приступом – «копьём».
Тур из Турова не пришёл Рогволоду на помощь, или Тура к тому времени в живых не было. Большая беда полочанам! Многие не пережили двух следующих дней, многие потеряли родственников и кров. Молодых и сильных Добрыня отдал дружине «на щит» – для продажи в рабство.
Старший сын Рогволода в сече погиб. Рогволод и княгиня по рукам и ногам связаны. Княжна с меньшим братом, младенцем, на теремной вышке в светёлке затворилась. Средний брат оделся невестой и сел у двери. Дружинные отроки Владимира Святославича схватили его и привели к своему князю. Владимир уже опьянел, распалился. Добрыня шагнул вперёд, вмиг остриём меча распорол платье мнимой невесты. Княжич, что-то выкрикивая, замахнулся ножом-засапожником.
– Лютый зверь! – сказал Добрыня, уклоняясь.
Ближний воин без промедления зарубил отчаянного княжича. Княгиню мощный варяг удержал. Рогволод себе зубы скрежетом искрошил.
Владимир взбежал по лестнице и вломился в покой. Рогнеда кинулась от князя сенями и переходами, перепёлкой от сокола, мышкой от горностая. Князь настиг княжну и, смеясь, отнёс вниз, к своим людям: вот она. Рогнеда увидела чужаков, хмельных и потных. Увидела отца с матерью: сидят на полу связанные, страшные, бормочут – то вдвоём по-гречески, то каждый по-своему, молятся.
Добрыня Малкович не смеялся, он ощерился и зычно предложил Владимиру:
– Бери без спросу, – а двум отрокам кивнул, чтобы зарезали полоцкого князя и княгиню.
Убитых накрыли ковром – из тех, что подарены Святославичами на сватовство к Рогнеде.
Рогнеда в голос не рыдала. Удаляясь от сожжённого дотла Полоцка, сколько-то дней ничего не ела, безмолвно лежала в ладье или на телеге, смотрела на верхушки лесных деревьев. Была как птица между небом и землёй – сердце под горлом бьётся, пугливая душа, только высоты не боится.
В завоёванном Киеве Владимир Святославич, «Малушич», справил свадьбу и, по древнему обычаю, нарёк жену новым именем: Горислава.
Ярополк Святославич пал не в битве с братом, убит вероломно. Своего князя предал воевода, не старый Свенельд, другой – Блуд.
Из полоцкого княжеского рода, кроме Рогнеды-Гориславы, уцелел младенец. Нянька счастливо вынесла его из терема, из детинца, за городские ворота. Детскую гривну и крестильный крест она бросила в речной затон.
Рогволод крестился давно, когда служил с дружиной греческому царю в Царьграде. И дети Рогволода крещёные.
Каменный крестик и золотая гривна так и лежат под слоем ила и корнями подводной травы. В чаще, в трясине беглянка не сгинула, звери её не тронули, и, как верила, лесной бог пощадил. На третий день она остановилась у водяной мельницы на Страдани. Христианского имени младенца не знала, княжеское утаила; сказала нечаянно, что зовут Орехом, и назвалась его матерью. Мельник позволил переночевать и не прогнал наутро.
Приёмыш рос быстро, рос сильным, недобрым, приметливым и скрытным. На мельнице такой помощник кстати. Со временем, он утвердился здесь хозяином. Он, его дети и внуки остались в неведении, что состоят в родстве с полоцкими князьями, да и киевскими.
Горислава каждый день и час помнила своё имя и отчество и помнила, что за неё некому заступиться.
Владимир ещё не знал Закона Божьего, не чувствовал Благодати, буйно веселился и ненасытно услаждался в теремных дворах вблизи Киева – в Берестове и Вышгороде. Жён у стольнокиевского князя было несколько и не меньше десяти сыновей. Гориславу он поселил в сельце у речки Лыбедь.
Ужас овладевал Гориславой. Ночью она стала держать под подушкой нож, которым по вечерам чистила маленькие красные яблоки, все в чёрных сухих пятнышках. Однажды, когда Владимир пришёл и уснул подле неё, занесла нож над мужниной грудью. Владимиру случилось пробудиться, он поймал жену за руку:
– Что творишь?!
– Горько мне, – ответила княгиня, – из-за меня ты моего отца убил и братьев, и маму, Полоцк пожёг и всю землю моего отца захватил, а меня ты не любишь.
Владимир едва не заколол её тут же, но повелел одеться и выйти в светлые покои: ожидать участи.
Княгиня надела свадебный убор (белое и чёрное, бисер и серебро), позвала старшего сына – семи- или восьмилетнего Изяслава. Потом говорили, будто она подучила его, чем устыдить отца, и вложила обнажённый меч дитяти в руку.
Сын будто бы воскликнул:
– Возомнил, что один здесь ходишь – власть и сила!
И отец смутился:
– Кто знал, что и ты здесь!
Князь не казнил княгиню. Он построил в Полоцкой земле городок Изяславль и отослал туда эту жену и этого сына. Её младших детей – Ярослава, Мстислава, Всеволода, Предславу – оставил при себе в Киеве.
Изяслава дорога напугала. Хищные звери и дивьи люди княгине и княжичу не встретились – только следы и голоса. Изяслав видел белый переступень с чёрными ягодами, чувствовал запах крови, исходящий от сломанной бузины, слышал, как навки плещутся на мелководье и стонут души, заточённые в сердцевине деревьев. Его душа не хотела находиться в сердце, а всю дорогу сидела на плече. Изяслав думал, что они едут «на тот свет».
Чёрная гора – такое место отведено для ссылки Рогнеде Рогволодовне и Изяславу Владимировичу. Челядь ворчала: «княгинька с княжонком». Рогнеда не возмущалась. И прежде была молчуньей, а теперь, когда у неё начали седеть волосы, туго скрученные под повоем, – тем более.
Изяслав сверстников не чуждался. Бегал с ними в горелки, качался на качелях, лазил к бортям выламывать соты, ставил перевесы на птиц и верши на рыбу. В непогожие дни без принуждения читал.
Мимо Чёрной горы поодиночке, семьями с детьми, а то и ватагами проходили ожесточённые мужчины и женщины, воспротивившиеся крещению. Рассказывали, как по Припяти, вспять течению, плывут каменные кресты, как лютует Добрыня Малкович, обращая народ, по великокняжескому повелению, в новую веру. А ещё недавно Владимир Святославич и его дядька-воевода были рьяными идолопоклонниками.
Если бы Рогнеда узнала, что новгородцы, подстрекаемые на месть волхвом Богомилом Соловьём, разорили Добрынины хоромы, растерзали его жену и домочадцев, – она, невзирая на свой страх и ненависть, посочувствовала бы яростному воеводе.
В Изяславль прибыл княжий боярин Хот Путятич, с ним воины, слуги, греческие священники – пресвитеры – для Изяславля и Полоцка. По великокняжескому повелению Хот Путятич забирал у Рогнеды сына. Владимир Святославич, раздавая старшим сыновьям волости, Изяславу отвёл эту, дедину, Полоцкую.
С той поры никого из своих детей Рогнеда наяву не видела. Она приняла монашеский постриг. Жила в хороминке на церковном дворе – Рогнеда-Горислава-Анастасия.
Чёрную гору огибают две речки. Раньше их называли как-то по-другому, потом – Княгинька и Черница. На склоне росли кусты калины. Может, их больше нет. Каждую осень созревали ягоды – яркие, прозрачные, с костяным сердечком, и после заморозков горькие.
Изяславу следовало выучиться охотничьим и воинским навыкам, что он исполнил – без рвения. Суд правил, дань собирал, Полоцк отстраивал Хот Путятич. Дальновидный, он женил юного князя на своей дочери Анне.
Киевский летописец сообщает, что Изяслав Владимирович умер в 6509 году. 6509 год по византийскому счёту от Адама – 1001-й от Рождества Христова.
Изяславу было около двадцати лет. Поскольку он умер при жизни отца, полоцкие князья, по закону того времени, становились изгоями. Это не означает, что они потеряли свою волость и обречены скитаться. Они лишились права «лествицею», по старшинству, восходить к великому киевскому княжению.
Годом раньше умерла Рогнеда, а вскоре отчего-то умер и один из двоих сыновей Изяслава – малолетний Всеслав.
Старый детинец князя Рогволода на правом берегу Полоты бурьяном зарос. Новый город строится при впадении Полоты в Двину. Плотники обложили холм бревенчатыми стенами («городнями»), возвели башни («вежи проезжие» с воротами и «вежи подзорные» с вышками), хоромы и церковь. Улицы и заулки замостили досками. Работы много: пристань на Двине, мосты через Полоту и ручьи, конные дворы и житные, колодцы, бани, погреба. Топоры стучат, капли смолы-живицы подсыхают – сосна кондовая, боровая.
А Владимир Святославич в те годы ставил города по Десне, Остру и Трубежу, по Суле и Стугне, воевал с хорватами и ляхами, болгарами и печенегами, пировал с дружиной, кормил нищих, казнил или миловал разбойников, сокрушал идолов, строил церкви, тяжко ссорился со старшими сыновьями – Святополком, которого посадил в Турове, и новгородским Ярославом.
После смерти великого киевского князя его сыновьям, пока между ними длилась братоубийственная распря, было не до полоцкого племянника, сыновца, изгоя.
Племянник – Брячислав Изяславич – во всех военных и охотничьих делах стремился быть первым, чтобы вторым был Хот Путятич. Вдовая княгиня Анна со страхом смотрела на соперничество между дедом и внуком. Она питала в сердце кровную любовь к обоим, покойного супруга лишь жалела.
Брячислав дорожил дружиной и оружием, быстрыми конями и ловчими псами, предпочитал дичину говядине, питейный мёд – греческому вину. Суд правил и дань собирал Хот Путятич. О внуке он не тревожился: голова на плечах, плечи широкие.
Полоцк и Новгород издавна спорят, кому кормиться от волока из Оболи в Ловать. Ещё Рогволод покушался на новгородскую дань с погостов севернее озера Езерище (погосты не кладбища для мертвецов – бойкие жилые, торговые селения).
Вот оттуда Хот Путятич приехал не верхом, а в санях, жестоко раненый. Он умирал, когда Брячислав кликнул дружину и ринулся мстить.
Пресвитер наставлял княгиню Анну в вере. Она твердила молитвы, но тоска тесно припала к ней. «Горюет Хотовна», – говорили люди, но никто её не утешал.
Она носила на поясе связку ключей и сама была похожа на запертый погребец. Хозяйничала строго, толково. Поощряла и наказывала по справедливости.
Брячислав вернулся из похода воинственнее прежнего. Раззадоривал его новый знакомец, варяг Эймунд. Раньше этот Эймунд со своей дружиной служил Ярославу Владимировичу, который, победив окаянного Святополка Владимировича, сел княжить в Киеве. В мирное время варяги хотят получать столько же золота и серебра, бобров и соболей, сколько в военное. Да мирное время им и не нравится. Поэтому они ушли от Ярослава, обсуждая его между собой: скупой господин, книгочей, неретивый воин. О его жене Ингигерде, дочери короля свеев Олафа, рассказывали друг другу, что она хитрее князя, и он без её совета трудных решений не принимает. Рассказы тешат варяжское самолюбие.
Варяги ушли к Брячиславу Изяславичу, который как раз «заратился» против Новгорода. Целый год они пировали в Полоцке, охотились в окрестностях и совершали набеги на соседские земли. Брячислав быстро завёл дружбу с Эймундом и его побратимом Рагнаром, однако, сидя с обоими на лавке, следил, чтобы край плаща оставался свободен.
С варяжской помощью Брячислав даже взял Новгород, захватил богатую добычу, пленников и скотину увёл. Ярослав отбил и новгородцев, и добычу, прогнал сыновца в его удел. Скоро позвал мириться, пусть не досаждает, без него заботы: своевольный князь тмутараканский, мятежные язычники. Называл братом, как все потомки давнего Рюрика зовут друг друга, когда замиряются искренне или притворно. Убеждал впредь быть заодно, дал два городка на Усвяче и Витьбе и двор в Киеве.