Светлана Курилович
Сказззки
– Вот это сказал! – восхищённо прошептал кот, выглядывавший вместе с друзьями из-за угла. – Моя школа!
– Понял, брат, понял! – простонал Гордей.
– Матушка да батюшка на вас с небес смотрят, слезами умываются, видя, как вы наш славный род позорите, нехристи! Сильный да умный должен слабых да малых защищать и заботиться о них! А вы?!
– Брат, клянёмся, что так и будет! – пообещал Андрей, со страхом глядя на младшенького.
– Попусту не клянись, живи по-человечьи, чтоб родители покойные вами гордились. Или хотя бы не расстраивались, – веско сказал Иван. – А ты, невестка старшая, – брови сдвинул.
– Я, я, Ванечка, раньше всех вставать буду, корову доить, скотинку кормить, на стол собирать, на дворе убирать, Настеньку не обижать! – заторопилась Марфа.
– Ишь, как запела! – расправил брови Иван. – Труды делите поровну, будьте сёстрами, Настя тебе не служанка, а сестрица младшая, поняла?
– Поняла, поняла, Ваня, разумник-то ты какой! Любоваться – не налюбоваться, слушать – не наслушаться речей твоих умнеющих! – умильно сказала Марфа.
– Эй, жена, ты чего это? – Андрей поднялся на ног – Умом повредилась? Иди на стол собирай! Брат наш, чай, с дороги дальней устал да есть хочет! – подошёл к Ване, обнял его: – Ты прости нас, братишка, неразумные мы были, обозлились на тебя по глупости…
– Не держи зла! – Гордей подошёл.
Обнялись братья и постояли так минуточку, кот даже слезу лапкой смахнул:
– Какая трогательная сцена! – прошептал.
– Ваня, вот кулич! – Настенька подбежала.
Ваня к воротам обернулся и крикнул:
– Заходите, друзья, не бойтесь!
– А мы и не боимся! – возмутился Белоус и первым на двор вошёл.
– Котейка какой! – ахнула Настенька и побежала его погладить, за ушком почесать, на руки подхватила.
– Белоус я! – замурчал довольный кот. – Это имя такое!
– Говорливый-то! – Настя ахнула. – Хочешь сливочек? Или молочка парного? Сметанки?
– И сливочек, и молочка, и сметанки! – совсем разнежился кот. – Какая ты умница, Настя!
Буян к братьям подбежал, запрыгал вокруг них – соскучился как-никак.
Следом волкодлак зашёл, осторожно, с опаской. Марфа взвизгнула, за мужа спряталась, братья невольно за ножами поясными потянулись, Настя крепче к себе Белоуса прижала.
– Это кто ж такой, брат? – на правах старшего спросил Андрей.
– Не пугайтесь, не бойтесь, это друг мой. Его колдун в волкодлака обратил, а Белая Змея рассказала, как ему опять человеком стать. Держи! – Ваня протянул чудищу кулич пасхальный.
Тот осторожно в пасть его принял, съел, крошки с ладони облизал, замер. Сначала ничего не происходило, потом волкодлак завыл, закричал страшным голосом, оземь грянулся, глядь: не страшилище лесное лежит, а пригожий парень в красной рубахе. Поднялся, отряхнулся, себя оглядел, засмеялся:
– Ваня, не обманула, Змея, вот он я! – ногой притопнул.
– Как звать-величать тебя, добрый молодец? – это Настенька спросила, первая опомнилась.
– Всеславом родители нарекли, сестрица!
– Проходи в дом, Всеслав, гостем будешь! – поклонилась ему, как по обычаю положено.
– Да я к Василисушке побегу, к невесте моей милой, – запротестовал парень.
– Ты теперь человек, а не оборотень, мигом не домчишься – здраво рассудил Ваня. – Поешь, отдохнёшь, в баньке попаришься, потом коня тебе справим и поскачешь к своей любушке-голубушке!
– И то верно! – согласился Всеслав.
Дружно зашли все под кров гостеприимного дома, сели за обильный стол, которые две хозяюшки соорудили – Марфа да Настенька, и в беседе застольной поведал Иван обо всём, что с ним приключилось, обо всех, кто ему на пути встретился. Речь его лилась-журчала ручейком – заслушаешься! Кот, пёс да волкодлак, то есть Всеслав, свою лепту вставляли, подробности добавляли. А уж когда Ваня про Марьюшку рассказал, старший брат, хитро прищурившись, спросил:
– А не заслать ли сватов к красавице этой? – чем изрядно Ванюшу смутил.
– Заслать! – бодро сказал кот. – Никогда ещё на свадьбе не гулял!
Вот и заканчивается наша сказка о том, как Иван-Бедован счастье искал.
На свадьбе у Ивана да Марьи гуляли все: Андрей с Марфой, Гордей с Настей, Всеслав с Василисой, Белоус с Буяном и много других гостей, но родную кровь ведь никакими гостями не заменишь, верно?
Ваня стал жить в доме Марьюшки, за отцом её присматривать, Богдана и Жданушку растить. Потом Бог им своих деток послал. Андрей с Гордеем тоже детишками обзавелись, поэтому, когда общее застолье по праздникам организовывали, ух, и шум стоял! Дым коромыслом! Это ли не счастье?!
Ваня твёрдо уверен был, что судьба его изменилась только оттого, что он нить своей судьбы от Недоли к Доле перевязал, иначе век вековал бы Иваном-Бедованом.
А вы тоже так думаете?
Да, Белоус остался с ними жить, к Яге на побегушки не вернулся. Растолстел на сливочках да на сметанке, но мышей ловил исправно, за порядком следил.
Буян, конечно же, Ваню не оставил, с ним пошёл, друг верный. Только больше не говорил, да и зачем? Друзья без всяких слов всё понимают.
Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец!
Волшебная куколка
Жили-были и совсем не тужили в одном селе, как положено, у реки расположенном, Любим и Лада – брат с сестрой. Близняши они были, похожи друг на друга как две горошины из одного стручка. В избе у них всё складно, мать с отцом жили ладно, не ругались, детушек любили, словом, счастливы все были. И жить бы дальше, поживать да добра наживать, как однажды налетел на деревню вихорь чёрный силы невиданной и уволок всех девиц и женщин взрослых. Остались лишь девчонки малые да бабки старые. И Лада.
– Да потому что он в тебе бабу не признал! – ехидно сказал Любим. – И то, как признать: день-деньской в мужицких портах ходишь!
Лада, и правда, на исходе шестнадцати годочков была, как мальчишка: в мужской одёже ходить любила, на коне лихачила (отец научил), на палках драться умела, ровесникам спуску не давала ни в кулачках, ни в локотках. А уж про ножи в цель метать и из лука стрелять – и говорить нечего, тут ей равных не было. Ребята деревенские её уважали и побаивались, но как на невесту никто на неё не смотрел: хороша будет жена, которая мужа одной левой в порошок сотрёт! Лада не расстраивалась, замуж пока не собиралась.
Отец с матерью посмеивались: Иван сам свою Марью из другого села привёз, где она настоящей амазонкой была, всех парней по углам раскидывала. А вот в Ванечку своего влюбилась без памяти и поцеловала его на глазах у всех. А почему влюбилась? Так он не смутился её насмешек, на равных с ней в круге боролся, скрутил, победил, а потом на колено упал и признался, что сражён её красотой невиданной и силой могучей, как у Магуры, и мечтает, чтобы она за него замуж вышла, иначе дорога ему одна – в омут головой. Марья таких речей слыхом не слыхивала – и сердце своё девичье потеряла. И ничуть о том не жалела. Так что было дочери в кого воительницей уродиться.
– Сам ты баба, даром что в портах! – не задержалась с ответом брата. – Странно, что тебя вихорь не унёс заместо меня!
Любим был парень справный, красивый, тут и возразить нечего, мужскую работу знал и всё, что парни обычно умеют, умел, но как-то без огонька, без задора. Больше всего ему нравилось на траве лежать и облака разглядывать да мечтать о чём-то.
– Тебе юбку напяль – и девка получится, только ленивая! – упрекала сестра брата.
Отец с матерью и над этим смеялись: Иван и сам в молодости ленивец был, да всё изменилось, когда услышал про необычную девицу в дальнем селе, что никому спуску не даёт и всех женихов колотит. Вот тогда он и решил, что обязательно её добьётся, – и слово сдержал. Так что всему своё время, справедливо полагали родители, будет день – будет и пища.
После того как вихорь непроглядный унёс всех жён, сестёр да матерей, мужики сначала, конечно, ополоумели, но потом, недолго думая, решили отправиться на поиски женщин, потому как муж без жены что голова без тела, всё из рук валится, ничего не спорится, дела стоят, дети не спят – словом, всё пошло вразлад.
Собрались самые дельные мужики, посовещались маленько, к бабке Барсучихе на поклон сходили и в дальний путь снарядились. Ушли – и нет о них ни слуху ни духу. И отец Любима и Лады вместе с ними пропал. Что делать?
– Пойдём на поиски! – заявила Лада. – Пока мы тут сидим, время идёт, а матушка с батюшкой страдают!
– И куда мы пойдём? – возразил Любим. – Отец ушёл – и пропал, а уж он-то завсегда знал, что делать! Надо ждать, он вернётся.
– И сколько ещё ждать? – сверкнула глазами девушка. – Три седмицы прошло! Если бы батюшка матушку нашёл, они бы уже домой пришли!
– Мужики пропали! – пытался урезонить брат сестру. – Здоровые, могутные! Что мы-то сможем сделать?!
– Не знаю, но сидеть на печи и есть калачи я уже не могу! Не хочешь со мной – одна пойду, что-нибудь да придумаю! К бабке Барсучихе пойду, у неё совета спрошу! – Лада вскочила на ноги.
– Вот ведь неугомонная какая! – досадливо сказал Любим, который был вовсе не прочь сидеть на печи да есть калачи, но беспокойство сестры и в него вселило тревогу. – Пошли к бабке, так и быть!
– Значит, деточки, вы решили на поиски родителей отправиться? – прищурилась на них Барсучиха, невысокая кругленькая старушка с кривоватым носом, которая слыла в селе знахаркой.
– Это она решила, – буркнул парень. – Я предлагаю подождать.
– Нельзя уже ждать, дитятко, – вздохнула бабка. – Права твоя сестрица, надо вам отца с матерью выручать да и остальных женщин спасать.
– От чего спасать, бабушка? И что ж это за вихорь был такой? – спросила Лада.
– Это, деточки, не вихорь, а сам Чернобог к нам наведался со своей свитой – Черногор-птицами.
– Чернобог? – удивились отроки.– А кто это?
– Это, чадунюшки, ужасное, страшное божество, воплощение мрака и тьмы, вечный враг Белбога – светлого дня. Готовится он к битве и собирает войско.
– Так унёс бы тогда мужиков, зачем ему женщины нужны? – не понял Любим.
– Жёны сильные могут ему нарожать воинов, и не каких-то там обычных мужиков, а велетов, которым моря по колено, а макушкою они небо подпирают. И тогда пресветлый Белбог может проиграть, и на земле воцарится мрак и ледяной холод, все люди погибнут, а души их отправятся в бездну преисподних – в царство Чернобога. Ему только этого и надо, – грустно сказала Барсучиха.
– Бабушка, да разве мы его победим?! – воскликнул парень. – У него велеты, а мы кто?
– Бабушка, не слушай его! – Лада ткнула брата локтем. – Говори, что делать, мы всё выполним!
– Я вам, деточки, ничем не помогу, вам надобно идти к моей средней сестре, вот она и подскажет, и научит, как Чернобога одолеть. Вашему отцу я то же сказала, да он посмеялся надо мной, старой, и не послушался. Вы, гляжу, поумнее будете! – глаза бабки блеснули в глубине избушки. – Только вам надо быть заодно, не ссориться да друг за дружку крепко держаться!
– А как мы к сестрице твоей попадём? – спросила Лада. – Мы не знаем, куда идти.
– В этом вам куколка моя поможет, – Барсучиха вышла из мрака избушки, держа в руках маленькую куколку, сделанную из тряпок. – Ты, Ладушка, засунь её за пазуху, поближе к сердцу, да слушай: куда она торкнется, в ту сторону и идти следует. Только вот что, – совсем тихо сказала бабка, – как сама есть будешь, так и её покорми, иначе она вас заблудит, в топь заведёт и погубит! Поняла ли, девонька?
– Поняла, – прошептала Лада. – Пошли, братец! – даже её, неустрашимую, бабкины слова напугали.
– Отправляйтесь в путь побыстрее, пока тьма не сгустилась, да помните: не ссорьтесь!– крикнула вслед Барсучиха.
Стояла она на пороге избушки и становилась всё меньше да меньше, как будто таяла. Через сотню шагов оглянулись отроки – а её и нет вовсе, словно растаяла.
– Чур меня! – боязливо сказал Любим. – Не бабка, а ведьма какая-то! Не верю я ей!
– А я верю! – твёрдо сказала Лада. – Больше верить некому!
Собрались брат с сестрой в путь дальний, неизведанный, поели перед дорогой – девица куколку не забыла покормить, спрятала её поглубже за пазуху – и пошли по тропинке в лес, что синей грядой недалече возвышался. Лада внимательно к куколке прислушивалась: в какую сторону она толкнётся, туда близняши и ступали.
Долго ли коротко шли, да Любим устал, заскучал, сорвал прут и давай с размаху сшибать листочки с деревьев да головки цветов.
– Силушку молодецкую некуда девать? – рассердилась Лада. – Нельзя природу-матушку зазря губить!
– Ты что за защитница такая взялась?! – не замедлил с ответом Любим. – Ладно бы зверь какой или птица, а то трава никому не нужная!
– Ничего бесполезного в природе нет! Каждая травинка для чего-нибудь да нужна! Прекрати!
– Ну, ладно, не ругайся, – примирительно сказал Любим, парень-то он был нравом незлобивый. – Давай, что ли, привал сделаем, отдохнём да поедим!
Сестра не возражала, ножки её резвые тоже подустали. Остановились ребята под большим дубом, Лада стала припасы из котомки доставать да куколку кормить, а Любим по нужде отошёл. Только пристроился – глядь: заячьи уши. Метнулся за луком:
– Там зайцы! – бросил сестре. – Сейчас я серого подстрелю, хоть мясца поедим!
– Нельзя стрелять! У них детки малые сейчас! – крикнула вслед Лада, но куда там! Умчался парень, как заяц. Стрелу пристроил, тетиву натянул, ещё миг – и полетит оперённая в существо безвинное… Не дрогнула бы у охотника рука, да нечто невиданное произошло: вышел из травы заяц, лапки сложил, голову повесил и молвил человечьим языком:
– Стреляй, добрый молодец, всё равно мне жизнь не мила…
У парня сердце обмерло да руки опустились:
– Ты что это, говорить умеешь??
– Да, могу, – грустно ответил серый. – Только зачем мне это уменье? Всё равно без времени погибать…
– Почему погибать? – не понял парень.
Вздохнул горько-прегорько заяц:
– Всё моё семейство наш Леший соседнему Лешему в карты проиграл. Обязаны мы к нему сегодня явиться. А что уж он с нами сделает – никому не ведомо…
– Как проиграл? Вы что ж, у него на побегушках?
– Не токмо на побегушках, а в полном крепостном праве, что хочет, то и делает… – ещё горше вздохнул заяц. – Милая моя, идите сюда! – лапкой махнул.
Вышли из травы зайчиха серая и пятеро зайчат, все грустные, с поникшими ушами. Мать детей к себе прижимает.
– Вот всё семейство моё, идём к чужому Лешему в незнакомый лес, – у зайца даже слёзы на глазах проступили.
– А можно ли вашей беде помочь как-то? – Любим и о малой нужде своей позабыл, так горем заячьим проникся.
– А как ты поможешь, добрый молодец? Видишь, у нас у всех уши особым, лешьим, узлом завязаны, который говорит о том, что нас в карты проиграли. А развязать его только другой Леший сможет, – всхлипнул серый.
– А можно ли посмотреть на этот узелок? – поинтересовался парень.
– Пожалуйста! – заяц ближе к нему подошёл.
Любим на корточки присел, присмотрелся, острый ножичек вынул: чик-чик – и освободил ушки зайцу. Тот встрепенулся, ушами повёл, усами моргнул:
– Жена! Иди скорей! Сейчас добрый молодец…а как тебя звать-величать? – спохватился зверёк.
– Любим.
– А по батюшке?
– Иванович… – совсем растерялся парень.
– Любим Иванович сейчас нас из повинности вызволит!
Окружили серые да пушистые охотника, большими глазами на него глядят, лапками трогают. Любим всем узелки подрезал, ушки освободил, и радостное семейство запрыгало в чащу, хвостиками виляя.
– Спасибо тебе, Любим Иванович! – поклонился заяц. – За помощь твою я тебе отплачу. Как нужда будет, только крикни: Заяц серый, куда бегал? Прибеги! Помоги! – лапой помахал, ушами постриг и убежал.
– Вот ведь!– пробормотал парень, сам себе не веря, нужду малую справил, к сестре пошёл.
– И где зайцы? – строго спросила она.
– Промахнулся… – соврал Любим и подсел к костру.
Лада уж и огонь развела, и грибов набрала, на прутики их нанизала, чтобы пожарить.
– Ну и хорошо! – обрадовалась братниным словам. – Сейчас грибков жареных поедим да и пойдём! Что это ты смурной какой? – пригляделась к Любиму.
– Смеркается уже, – не ответил он. – Может, заночуем, сестрица? А с рассветом в путь?
– Ты прямо на себя не похож, – покачала головой она. – Не случилось ли чего?
– Устал что-то, ноги не идут, – пожал плечами Любим и стал поджаривать грибы.
– Ну, ладно, отдохнём, – согласилась Лада. – Только завтра с первыми лучами солнца пойдём, а то и раньше! Как разбужу, вставай сразу!
– Хорошо, сестрица.
Лада с опаской посмотрела на брата, поджала губы и тоже взяла прутик с грибами. Наелись ребята, остатки воды из туеса выпили, прилегли у костра. Веки тяжёлыми стали, сон пришёл, чтобы увести их в своё царство, но внезапно захрустел хворост под чьими-то тяжёлыми шагами и к огню из самой чащи вышел суровый, могучий старик, облачённый в мохнатые звериные шкуры, весь заросший густой бородой, глаза его сверкали, подобно угольям костра.
– Вот ты где, нечестивец! – заревел, схватил Любима за шиворот, легко поднял его и, словно котёнка, начал трясти. – Ты почто меня по глазам хлестал, а?! Почто зайцев с детёнышами мыслил подстрелить, негодник?? Вот ужо я тебе устрою! Отхлещу вершинами берёз по первое число! Попомнишь Святобора!!! – громовой рык старца совершенно напугал отроков.
Святобор швырнул парня наземь и наступил на него ногой, руками же начал пригибать вершины берёз.
– Государь Святобор! – опомнилась Лада и низко-низко поклонилась грозному богу. – Прости брата моего, он по недоразумению прутом махал! Прости, не наказывай, не будет больше он матушке-природе вредить и зверьё невинное губить! Да и не губил он никого! Промахнулся!
– Промахнулся, говоришь? – зарычал лесной владыка, но ногу со спины Любима снял.
– Вовсе не стрелял, – пробормотал парень, поднимаясь и отряхиваясь. – А почто они у тебя в рабстве у Лешего?! Почто он может над ними куражиться и в карты проигрывать??
– В карты проигрывать? – нахмурился старик. – Совсем распоясался негодник, из воли моей вышел! Вот я на него Туросика, Свида, Стукача и Пахма напущу, попомнит у меня, леший его задери!
– Не будешь ли гостем у нашего костра, государь Святобор? – продолжала подлещиваться Лада. – Грибков жареных отведай, хлебца печёного…
– А ты кто таков? – воззрился на неё лесной бог. – Одёжа как у парня, голос как у девки! Не пойму что-то.
– Это сестра моя, Лада, – подал голос Любим.
– Девка?! – опять нахмурился Святобор. – Негоже девке в мужицких портах ходить! Сымай!
– Батюшка Святобор, мы отца с матерью выручать идём, их Чернобог в своё царство утащил, ей так сподручней! Не гневайся, будь милостив! – заступился за сестру Любим.
– Чернобог? – совсем помрачнел бог лесов. – Ладно, быть по сему, но потом, ежели в портах увижу, достанется тебе на орехи, девка! Лучше уж в угодья мои ни за грибами, ни за ягодами не суйся! А ты! – грозно сверкнул очами на парня. – Не думай, что легко отделался! Отведаешь ты у меня берёзовой каши! Навечно науку мою запомнишь! – и за шиворот утащил Любима за дуб.
Некоторое время оттуда раздавались хлёсткие удары и стоны. Потом Любим вышел, придерживая штаны и потирая зад.
– Вот старикан поганый! – пробормотал.
– Запомнил ли мою науку? – следом за ним Святобор показался.
– Запомнил, запомнил! – отбежал в сторону Любим.
– А ты не сердись, парень, – совсем миролюбиво сказал лесной бог. – Пока на своей шкуре боль не прочувствуешь, не поймёшь, каково это. Зато теперь знаешь, что всякому живому существу боль причинять нельзя! Всё живое вокруг нас, всё дышит и чувствует. Возьми-ка жёлудь. Да бери, не бойся! – прикрикнул.
Любим взял большой жёлудь:
– Зачем он нам?
– Ежели вдруг совсем исхода не будет, брось его за левое плечо и скажи: Государь Святобор, помоги, на подмогу приди! Увидишь, что будет, – сказал и исчез.
– Ух ты! – выдохнула Лада. – Вот это да! – побежала в темноту, но ни звука, ни шороха, ни отблеска – ничего не было. – Больно он тебя, братик? – с жалостью обратилась к Любиму.
– Да ничего, – почесал он зад. – Сам дурак. Спать давай, утро вечера мудренее.
Не обманула Лада: лишь первые лучи солнца заиграли на небесном своде, подняла брата. Остатки грибов и хлеба съели, куколку накормили и пошли дальше. Пить хотелось – мочи не было, а они шли и шли без привала, – куколка им никакого отдыха не давала, всё торкалась да торкалась.
Наконец набрели на широкую прогалину, по противоположной стороне которой ровной стеной тянулся непролазный синий лес. Куколка ткнулась прямо в сердце и затихла.
– Пришли, – прошептала Лада.
– И куда ж нам идти, тут нет ничего, – отозвался Любим. – Где бабкина сестра?
– Тихо ты! – шикнула на него Лада, на которую щёткой возвышавшийся лес произвёл странное впечатление: и боязно было, и войти туда хотелось.
– Ну, деточки, чего стоим? – неожиданно сзади раздался тонкий женский голос. – Коли в гости пришли, милости прошу!
Отроки вздрогнули и обернулись: перед ними стояла невысокая худая старуха с лукошками, полными грибов да ягод, которые заметно клонили её к земле. На голове у неё был платок, завязанный надо лбом, на лице особенно выделялся крючковатый нос.
– Доброго здоровья, бабушка! – первой опомнилась Лада. – Мы ищем среднюю сестру бабушки Барсучихи! Не знаешь ли, где её найти?
– Это я, – улыбнулась старушка. – Потапихой меня кличут!
– Позволь помочь тебе, бабушка! – Любим подхватил у бабки тяжёлые лукошки.
– Спаси тебя бог, сынок! – разогнулась Потапиха и повторила. – Милости прошу, гости дорогие! – повела рукой, и ребята увидели избушку, окружённую частоколом, на котором торчали черепа животных.
Озираясь, вошли в избу, где под ноги им кинулись зайцы да белки, схватили лукошки и потащили грибы разбирать да на нитки нанизывать, из ягод лесных отвар да варенье варить.
– Чудно-то как! – воскликнула Лада.
– Чудно – это девица в портах! – отозвалась Потапиха. – Сказывай, почему в таком виде по миру бродишь, а ты, сынок, наруби-ка дров старой женщине, а то у меня что-то спину прихватило.
Пока Любим дрова рубил, воды таскал да баню топил (бабка ему ещё дел надавала), Лада всё-всё как есть Потапихе рассказала, а ещё тесто замесила и пирогов напекла, с грибами да ягодами. Сели они за стол, чаю с пирогами отведали, бабка и говорит:
– Вы, детыньки, идите в баньке попарьтесь, а я пока подумаю, как вашей беде помочь. Ушли ребята в баньку, сначала Любим, он пожарче любил, потом Лада пошла, косу расплела, расчесала, сарафан надела, бабкой даденный, в избу вошла, Потапиха и ахнула:
– Что за девица-краса! Чисто Елена Прекрасная! Красоту свою губишь мужичьей одёжей! Сила-то наша, женская, от земли-матушки идёт да по жилкам растекается, потому и ходим мы в сарафанах-колоколах! А ты, пустомеля, в штаны забралась!
Лада от этих слов зарумянилась, раскраснелась – ещё краше стала. Брат на неё смотрит – глаз отвести не может: такой сестру он никогда не видел. Любуется – не налюбуется.
– Сестра-то у тебя какая, а? – бабка его под локоть толкнула, он и опомнился. – Пуще себя береги её, бестолочь!
– Ну, вот что, деточки мои дорогие, нашла я, как вашему горю пособить.
– Как, бабушка? – подлетели к ней близнецы, одинаковыми глазами уставились.
– Непростое дело вы затеяли, нелёгкое: видано ли где, чтоб человек самого Чернобога одолел? И не человек даже, так, детёныш человеческий. Тут сила иная нужна, заповедная, сказочная.
– Да где ж мы такую силу возьмём, бабушка? Помоги нам! – взмолились брат с сестрой.
– Я вам расскажу, что делать нужно, а вот где Чернобога найти – не ведаю. Придётся вам, дитятки, идти к нашей старшей сестре, Ягибихе. Она всей мудростью владеет, всё прозрит: и твердь земную, и пучину морскую, и высь небесную. Она путь укажет.
–Как же нам найти её?
– Об этом после, а пока запоминайте: чтобы одолеть Чернобога, вам нужно найти старый Ветер, который сидит с закованными устами. Сила его такова, что ежели он дунет во всю силу – наступит конец света. Вам нужно уста его отверзнуть да умилостивить, чтоб дунул он не в полную силу, не вполсилы даже, а в четверть! Этого довольно будет, чтоб Чернобог испугался. Цепи зачарованные порушить может разрыв-трава, она все на свете замки открывает.
– А где взять её, бабушка?
– Вот тут я вам помогу, это в моей власти! – улыбнулась Потапиха. – Вовремя вы пришли, детки, сегодня ночь накануне Иванова дня, в полночь пойдёте на пустырь, что за избушкой, и будете косить траву до тех пор, пока не переломится железная коса. В том месте, где она свалится, соберёте всю скошенную траву и бросите в ручей: обыкновенная трава поплывёт вниз по течению, а разрыв – супротив! Тут её и хватай! В сарафан заверни и в котомку поглубже спрячь, чтоб она силу свою не потеряла. С этой травой не медля ни секунды пойдёте к Ягибихе, чтоб она вам путь указала к матери всех ветров и Чернобогу. Всё ли поняли?
– Всё, бабушка! – хором ответили близнецы
– Собирайтесь, полночь скоро!
Лада и Любим быстро поднялись, припасы в котомку сложили, которые им Потапиха дала.
– Вот вам моя куколка, она вас до старшей сестрицы доведёт.
Куколка была совсем не такая, как прежде: тяжёлая, головастая, рот большой с зубами – не играть с ней, а детишек пугать.
– За пазуху сунь её и слушай: куда толкнётся, туда и идите. Как разрыв-траву найдёте, скажи ей: куколка, веди! Только помни, девонька: она всегда должна быть сытой, иначе тебя есть начнёт, дыру до сердца прогрызёт и съест. Так-то! Запомнила?
– Запомнила, – дрожащими губами прошептала Лада.
– Ну, то-то! А сарафан береги, он волшебный: ежели тебе какой парень приглянется, надень для него сарафан, он тебя увидит и пойдёт за тобой, куда захочешь, а там уж дело за тобой, красавица! – улыбнулась Потапиха.
– Какой там ещё парень! – ядовито сказал Любим. – Ей не до них.
– А ты, пустомеля, молчи! – бабка стукнула его по затылку и вручила тяжёлую косу. – Тебе косой махать, силы береги!
Лада хихикнула.
– Впервой, что ли! – небрежно отмахнулся парень. – Сдюжу как-нибудь! Пошли, Елена Прекрасная, – съязвил.
– Ну, бог в помочь вам, деточки! – Потапиха проводила их до крыльца, махнула вслед рукой и…растаяла.
– Чур меня, – прошептал Любим. – Связались мы, сестра, с нечистой силой, как бы самим не пропасть… Где ж пустырь?
– Да вот он, братик, прямо перед тобой.
И то верно: прямо перед ними расстилалась заброшенная, густо поросшая травой пустошь. В полной тьме стояли ребята, а поодаль и вокруг блуждали синие огоньки. Дрожь пробрала их до самых костей.
– Смотри, братик, луна взошла, – тихо сказала Лада. – Пора!
Она взяла у брата котомку, а он половчее перехватил косу и размахнулся.
– Эх, раззудись плечо, размахнись рука! – громко сказал, чтоб себя приободрить, и начал косить.
Только махнул косой, как со всех сторон послышался страшный хохот, от которого у ребят кровь в жилах заледенела. Стиснул зубы Любим и продолжил косить, только с каждым взмахом коса всё тяжелей и тяжелей становилась, как будто её тянул кто-то, не давал замахнуться. Вот уж и руки из земли показались, что косу хватали, вроде и человеческие, но с такими длинными чёрными когтями, каких у людей и не бывает. Машет парень косой, а хохот и визг всё страшней и ближе, огоньки мечутся, как потерянные души, круг вокруг ребят сужается, душа в пятки уходит, но Любим не отступает: челюсти сжал, желваки на скулах бегают, на руках бугры вздуваются, косит и косит как заведённый. Лада от брата ни на шаг: глаза горят, за косой следит, боится пропустить, как железо об траву ломаться будет. Долго они косили, как будто целую вечность, но вот взвизгнула литовка, словно на преграду напоролась, звякнула и сломалась. Взвыли голоса вокруг, захохотали, залаяли, огоньки в сплошное кольцо слились, на ребят надвигаются, но Лада, как коршун, кинулась в траву, в охапку её сгребла, к брату обернулась:
– Где речка?!
А Любим ни жив ни мёртв стоит, пот по нему градом бежит, руки дрожат от напряжения, разогнулся с трудом, но глазами путь ищет и трясущейся рукой сестре направление указывает:
– Вот оттуда я бабке воду таскал!
Побежали ребята в низину, где речка-журчалка шумит, каплями брызжет. Кинула Лада охапку, а из воды будто руки зелёные взметнулись, траву ловят, хотят её в глубину утянуть. И голоса, между прочим, не умолкают, зубами скрежещут, и огоньки синие по берегам скачут. Любим не растерялся, черенком косы по рукам стукнул, вода застонала-заплакала жалобно, словно девица.
– Вот она! – радостно крикнула Лада, малую травку, которая супротив течения поплыла, из реки выхватила, в сарафан завернула.
Вмиг стихли дьявольские голоса, синие огоньки пропали, вода успокоилась. Присели ребята на бережку дух перевести, пот смыть да отдышаться, посидели малую толику, друг на друга взглянули: пора.
– Куколка, веди! – шепнула Лада и почувствовала неслабый толчок: куколка была не чета прежней и торкалась изрядно.
– Пошли, братик!
Долго ли коротко ли шли брат с сестрой, они не ведали, только к рассвету все припасы у них закончились: куколка то и дело есть просила и всё, что им Потапиха в котомку собрала, съела. А лес всё гуще и гуще становился, ветки над головой переплетались так, что неба синего не видно, а трава-мурава за ноги цеплялась, не давала идти, и каждый шаг отрокам с трудом давался. Они и есть хотели, и пить, а куколка всё не унималась, гнала и гнала их вперёд и опять есть запросила. Лада помнила, что если её не накормить, она у неё сердце выест, и придумала, как утихомирить обжору хоть на время. Сказала брату, что ей в кустики надо, а сама от бедра кусок мяса отхватила, кукле в рот засунула, та обрадованно зачавкала и замолчала. Лада ногу полотном перетянула, чтобы кровь унять, и дальше пошла. Ещё раз пришлось ей от ноги кусок мяса отрезать, но прожорливая куколка опять есть запросила, и девушка уже не знала, что делать.
