Светлана Курилович
Сказззки
Отец, не веря своим, глазам, взял дочку за плечи, всмотрелся и притянул её к себе, обняв так крепко, что она вздохнуть не могла:
– Доченька моя! Вернулась: – по морщинистым щекам потекли слёзы. – Господи, да будет воля твоя во веки веков!
– Тятя, – отстранилась она, – а что случилось? Почему ты так постарел? Всего-то три года прошло! И где мачеха? Почему так тихо?
– Мачеха твоя, доченька, страшную смерть приняла, неделю как схоронили. Опрокинула на себя кипящие щи, – девушка охнула. – Лечили мы её, но знахари и лекари не помогли, начала она гнить изнутри, антониев огонь с ней приключился. В страшных муках умерла, а перед смертью всё рассказала: как тебя возненавидела жгучей ревностью и утопила… Не знаю, как я жив остался… – отец утёр слёзы. – Не знаю…
– Я вернулась, тятенька, теперь всё будет хорошо! – Марьюшка расцеловала отца в обе щеки.– Я буду о тебе заботиться, ты сразу у меня ух каким молодцом станешь! Жену тебе найдём добрую да пригожую!
– Радость ты моя! – Старик ещё раз поцеловал её, прижал к сердцу, потом подошёл к Ивану и низко поклонился ему:
– Не знаю, как и благодарить тебя, парень, чем отплатить за доброту твою невиданную! Весь век за тебя буду Богу молиться! Кровинушку ненаглядную мне вернул, себя не пожалел!
– Батюшка, да что вы! – Ваня поднял старика на ноги. – И всего-то крест на шею надел, будет вам! Ну, бывайте здоровы, а я пойду, дело у меня срочное.
– Нет! – Марья сорвалась с места, схватила его за руку. – Ни за что! Сначала в дом зайдёшь, поешь, я тебе припасы соберу, в баньке попаришься, потом и за делом отправишься! Тятя, надо ему одёжу новую дать да сапоги, смотри, у спасителя моего какое всё старое, дыра на дыре!
– Дочушка, делай как знаешь, разумница моя! – тихо сказал старик. – А ты, добрый молодец, уж не побрезгуй, зайди в мой дом, отведай моего хлеба.
– Ну, коли вы просите, – неловко сказал Ваня. – Буян, сидеть!
Верный пёс уселся рядом с крыльцом и облизнулся, поводя носом. Вдруг в избе раздался детский плач.
– А это кто?! – изумилась Марьюшка, бросилась внутрь и через минутку появилась, неся на каждой руке по двухлетнему малышу. – Чьи это детки, тятя?
Малыши – мальчик и девочка – были похожи друг на друга как две капли воды.
– Близняши! – продолжала удивляться девушка. – Махонькие какие!
– Это, дочушка, мои детки… и мачехи твоей. Родили мы их год спустя как ты пропала, невмоготу мне стало. Такая тоска к горлу подступала – хоть в омут головой. Вот и сладили… твои сводные братец и сестрица, Богдан и Ждана. Сиротки…
– Какие ж они сиротки, тятенька! – возмутилась Марья. – А старшая сестра на что? Вырастим, выучим, не хуже других будут, вот увидишь!
Иван стоял и любовался на Марьюшку с детьми на руках: такая она сейчас была красивая, ещё красивей, чем прежде (хоть это казалось невозможным), так светилась изнутри, что глаза закрывай – а сияние ещё ярче будет! Тукнуло сердце в грудь, в самые рёбра, придержал Иван его рукой, чтоб не шалило, вздохнул.
Словом, в дорогу он вышел спустя несколько часов, с новой одёжей, припасами, сытый, напитый. Ещё день был, между прочим.
Вошли они с Буяном в лес и давай искать место, где никто не бывал. Ходили-ходили, с тропинки в сторону нарочно сбивались, да всё без толку: опять ноги их несли на дорожки, человеческими ногами протоптанные. Уморились, сели под дубом.
– Ничего не выходит, – устало вздохнул Ваня. – Сколько бродим, уж ноги все сбил, а толку нет…
Задремали немного, и сквозь сон услышал Иван, как будто ребёнок плачет и зовёт: «Ау! Ау!» Встрепенулся:
– Буян! Побежали! Кому-то помощь нужна, заблудился дитёнок, видать! – и во весь дух помчался на голос: – Где ты? Ау!
– Ау! – отвечает ребятёнок, да только всё дальше и словно в другой стороне.
– Малыш, постой, погоди, я спасу тебя! – кричит Ваня изо всех сил, а ему в ответ:
– Ау! Ау! – сзади кричат.
Развернулся парень и помчался в противную сторону, а голос всё тише:
– Ау!! Ау!Ау…
Побегал Иван, пока не выдохся, остановился, огляделся: места совсем незнакомые: опушка, на противоположной стороне которой тёмный-претёмный лес щёткой стоит. Вдруг Буян тявкнул и в стойку стал. Проследил Ваня за его взглядом и увидел чудо лесное, маленькое, пузатенькое, с надутыми щеками. Посмотрело на него чудо, захихикало и убежало в чащу.
– Вот я дурак! – вытер взмокший лоб Иван. – Это ж Аука! Ему в радость над путником покуражиться, в глушь его заманить! Но нас он, похоже, привёл куда надо…Буянка, это что же там, гляди! Не избушка ли??
Буян согласно гавкнул. И правда, на той стороне опушки стояла избушка. Вот только раньше её не было! Откуда взялась?? Словно из дремучего леса вышла!
– Буянка, за мной! – тихо сказал Ваня и направился к избе. – Гляди-ко, да она на курьих ножках! Это мы с тобой к Бабе-Яге в гости попали!
Подобрались поближе, парень откашлялся в кулак и сказал, как положено:
– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Заскрипела избушка, закачалась, но с места не сдвинулась, одну лапку подняла, стоит, стонет.
– Что ж с тобой случилось, бедолага? – присмотрелся Иван. – Ах, ты бедованка, как и я! Где ж палец-то сломала?
Избушка тяжело вздохнула и как будто понурилась, совсем погрустнела от собственной незадачливости. Ваня суму с плеча снял, кусок полотна вынул, подорожник сорвал:
– Сейчас, голубушка, я тебе помогу, потерпи немного! – палец курий осторожно взял, косточки соединил – избушка тихонько попискивала – подорожник приложил и перебинтовал плотно. – Сейчас полегче должно стать, попробуй.
Избушка закачалась, закряхтела и повернулась к парню передом, дверью, значит. Крыльцо всё в мусоре, паутина как занавеска висит, словно сто лет сюда никто не входил. Ваня по ступенькам поднялся, дверь открыл, от скрипа скривился, но поздоровался как следует:
– Доброго здоровья этому дому, достатка и благоденствия! Приютите ли путника, хозяева?
А на лавке Баба-Яга костяная нога лежала, заскрипела, как дверь, но только грозно:
– Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел, вот я тебя в печке изжарю, на косточках твоих покатаюууусь! – вдруг застонала под конец, зажаловалась, – Ходют и ходют тут всякие, покою никакого нет престарелому человеку! То в баньке попарь, то обед приготовь, то к Кощею путь укажи, то ещё чем помоги! Спасу нет, не избушка в дремучем лесу, а проходной двор какой-то! А человек неделю встать не может: спину ломит!
– А что с тобой, бабушка, приключилось? – поинтересовался Ваня. – Почему в спину вступило?
– Да Леший, чёрт его задери, подбил Падун-камень поднять, сказал, не осилю я!
– Это не тот ли Падун-камень, где река шумит-гуркотит и царицу-Воду вызвать можно?! – восхитился парень.
– Он самый, – сухо ответила Яга.
– И как же?
– А так же, – отвернулась к стене и пробубнила что-то невнятное.
– Не понял, бабушка, что сказала? – переспросил Ваня.
– Любопытный какой! – разозлилась Баба-Яга.– Не осилила, говорю! Только спину сорвала!
– Ишь ты, ну и Леший! Да кто ж его поднимет-то, Падун-камень?! – покачал головой парень. – Посмеяться он над тобой захотел, бабушка, как же ты его в твоём-то возрасте не раскусила?!
– Это в каком-таком возрасте? – свирепо спросила Яга.
– Да в самом что ни на есть расцвете сил! – торопливо поправился Ваня. – Ты его в другой раз подбей Алатырь-камень поднять, вот уж душеньку потешишь! Ежели она у тебя есть, конечно, – совсем тихо добавил, чтоб Яга не услышала. – А давай, бабушка, я тебе пособлю, спинку подлечу?
– Ну, чем чёрт не шутит, давай, сил уж никаких нет, – не стала возражать Яга.
Иван баньку растопил, веник запарил, на каменку воды плеснул да и отправил бабку туда греться. Веник велел к пояснице приложить и сидеть, пока не позовёт. Сам же принялся порядок в избе наводить: пауков да тараканов вымел, окна почистил, полы помыл, потолок и стены влажной тряпкой обмахнул, постель бабкину перетряхнул, печь растопил, воды нагрел, утварь всякую перемыл, скатерть на стол постелил, пироги из сумы достал, самовар нагрел, лоб утёр, вздохнул – вроде всё. Это рассказывать устанешь, а долго ли умеючи дела переделать! Ягу из бани вывел, пуховым платком поясницу укутал, чаю с пирогами предложил – ожила бабка! Сидит, чай прихлёбывает, розовеет, как заря, глазом блестит, на парня поглядывает.
– В бане помылся – заново родился! – подмигнул Иван.
– Ой, и справный ты парень!– пропела размякшая Баба-Яга. – Даже в печь тебя сажать неловко как-то!
– А и не надо, бабушка! – подхватил он. – Неудобно это!
– Чем же отблагодарить тебя, кощь человеческая?
Иван только рот раскрыл, чтоб о горе-злосчастье своём рассказать, как Яга говорит:
– Всё про твою беду знаю. Надо тебе к Белой Змее идти, она куда мудрей меня, подскажет, как твоё несчастье на счастье поменять.
– А может, к Кащею? – робко спросил Ваня, недолюбливавший змей.
– Нет, – отрезала бабка. – Кощей по смерти дока, а тебе судьбу надо изменить. К Белой Змее. Только закавыка есть одна: спит всё время царица змей, никому её мудрость не нужна, вот она и впала в спячку. Надо тебе, Ваня, её разбудить и совета спросить.
– Как же я смогу? – понурился парень.
– Сможешь. Когда найдёшь то, что, мыслишь, потерял. А и скажи-ка мне, добрый молодец, кто тебя надоумил в путь отправиться? – поинтересовалась Яга.
– Бабушка Аграфена привиделась и сказала, что могу я жизнь свою изменить, вот и пошёл. Про Белую Змею она тоже говорила.
– Ах, Груня, вот ведь угомону нет на тебя! – улыбнулась Баба-Яга. – И с того свету помогать хочешь!
– Бабушка, а где мне змеюку эту искать? – спросил Иван.
Закряхтела Яга, поднялась было, да передумала:
– Сундук открой, там серебряное блюдечко увидишь, достань.
Выполнил парень приказ, протянул Бабе-Яге красивое серебряное блюдечко:
– А ведь ещё золотое яблочко надо, да, бабушка? Где оно лежит?
– Где-где… – что-то пробормотала она, парню вроде «в Караганде» послышалось, но переспрашивать не стал, чтоб Ягу не сердить. – У тебя в суме яблоко есть, дай мне!
Взяла наливное красное яблочко да пустила по блюдечку:
– Гляди!
Посмотрел Иван, а там облако огромное, белое лежит и не шевелится. Вокруг него краса неземная: цветы, травы, птички скачут, зверушки прыщут.
– Вот она, змея всех змей, её добудиться тебе надо.
– А где место это, бабушка?
– Спит она в долине на самом краю света.
– Как же я на этот край попаду? – удивился Иван. – И к тебе-то с трудом добрался!
– Сам и не попадёшь, кощам человеческим ходу туда нет. Но с провожатым, может, и получится дойти. Сама не пойду: не по чину мне, да я вроде как и на больничном сейчас, покой мне нужен. Кот с тобой отправится!
– Я???!!? – послышался недовольный вопль.
Надо сказать, что в избушке Яги были филин да чёрный кот с белыми усами. Филин, пока Иван шебутился, порядок наводил, в лес улетел, потом вернулся, а вот котище всюду шнырял, под ногами путался, пыль на себя собирал, на Ивана шипел и фыркал, словом, помогал, как мог.
– Кот???!!! – такой же возмущённый крик послышался сзади.
Ваня оглянулся: Буян стоял в стойке, нацелившись на кота, а тот, вздыбив шерсть, с печки на него глаза выпучил, стараясь запугать.
– Буян, ты говоришь, что ли?! – обомлел парень.
– Да, хозяин! – тявкнул пёс, не сводя глаз с кота.
– Это потому, что мы в сказку попали?.. – робко спросил Ваня.
– Это потому, что повод появился! Котам – нет!
– Никто тебя, бобика беспородного, и спрашивать не будет! – язвительно промяукал чёрный кот. – Яга сказала, что пойду, значит, пойду! Хотя не хочу! Почему я??? Пусть Филька отправляется! Всё равно спит целыми днями, бездельник!
Филин открыл огромные жёлтые глаза, прищурился на кота, недовольно ухнул и повернулся к нему спиной, всем видом выказывая бесконечное презрение.
– Цыть вы, половики драные! – гаркнула Яга. – Как я сказала, так и будет! Поторапливайся, Ваня, пока я совсем не выздоровела! – глаза её свирепо зыркнули, она поднесла ко рту яблоко и с хрустом куснула его румяный наливной бочок. Во рту блеснули золотые зубы.
И пошли они по дремучему лесу – Иван, Буян да кот.
– Кот, а как тебя зовут? – спросил Ваня.
– Кот.
– У всего на свете имя есть, как это: просто кот?
– У меня нет. Бабка не сподобилась, – буркнул чёрный.
Буян хрипло засмеялся:
– И то верно Яга сказала: половик лохматый! Вот твоё имечко!
– Ты, псина бестолковая! – ощерился кот. – Знай своё место, шавка подзаборная!
Буян продолжал неприятно смеяться:
– У меня-то имя есть! Я Буян, нравом буйный! А ты никто и звать тебя никак!
Кот обернулся, выгнул спину коромыслом, когти выпустил и уже совсем собрался обидчику глаза выцарапать, но Иван примирительно сказал:
– А хочешь, котик, я тебе имя дам? И по спинке поглажу? – ладонью провёл по вздыбленной шёрстке.
– Как это: поглажу? – взъерепенился кот, но прислушался к ощущениям, спину прогнул, замурчал:
– Прррриятно!
Ваня подхватил его на руки:
– Как же тебя назвать, тварь божья? Чёрный ты, как уголёк, хочешь быть Угольком?
– А как это имя отражает мою индивидуальность? – возразил кот.
– И то верно! – согласился Иван. – Тогда Белоус? Усы-то у тебя вон какие богатые!
– Белоуууус! – протянул кот, словно пробуя имя на вкус. – Это мне нравится! Эй, слышь! – сверху вниз бросил псу. – Теперь я Белоус! – и забрался Ване на шею на манер воротника.
Долго ли коротко ли они шли, да никуда не пришли.
– Куда мы идём-то, воротник мохнатый? – тявкнул Буян. – Скоро ли придём?
– А ты хочешь на край света вот так запросто за день добраться? – вытаращился на него Белоус. – Нравом-то ты буен, а умом, видать, скуден. Мы можем целый век идти, но никуда не прийти, потому как место это нигде.
– Какой же ты вожатый после этого? – негодующе ответил Буян. – Что с тобой, что без тебя – толку нет!
– Будет ссориться! – мирно сказал Ваня. – Сделаем привал, поедим, может, какая мысль в голову и придёт.
Сказано – сделано. Остановились, припасы вынули, стали закусывать. Коту всё неймется:
– Ваня, вот почему ты такой снулый? Как карась, из воды вытащенный? Смирненький, добренький, тобой помыкают, а ты всё терпишь?
– Так… братья они мои, старшие. Старших-то слушаться надо, недотёпа! – улыбнулся Иван.
– Сам ты недотёпа! – вскинулся Белоус. – Если старший, значит, умный, так, что ли, по-твоему?
– И не только по-моему, по-людски это, – спокойно ответил парень. – Старший завсегда тебя уму-разуму научит, на верный путь наставит.
– И чему же твои братья тебя научили? Портки их дырявые мыть? – скривился кот. – Или синяки считать, которые они же тебе и наставили? Ваня, ум человеку от рождения даётся, и старики могут бестолковыми быть, а уж твои брательники и подавно! Это ж надо, что удумали: дитю несмышлёному внушить, что он виноват в погибели родителей! – Белоус возмущённо фыркнул. – А ты всё терпишь да терпишь, как теля какой!
– А откуда ты про меня всё знаешь? – удивился Ваня.
– Так я волшебный кот, помнишь? – зелёные глаза хитро прищурились. – Ваня, давай я тебя драться научу! Смотри: хук слева – нырок, хук справа – кувырок, удар в челюсть снизу – противник в нокауте! Всё! Ты победитель! Аплодисменты! – Белоус нырял и прыгал по лужайке, кувыркался и падал и, наконец, замер с поднятыми над головой лапами.
Ваня и Буян, раскрыв рот, смотрели на него.
– Апло…что? – спросил парень.
– Хлопанье в ладоши. Ну, ладушки! – скривился кот. – Давай научу! Вставай и повторяй!
Ваня поднялся и, как прилежный ученик, начал повторять за котом выпады, удары, нырки и кувырки. Запыхался.
– А ты ничего, способный! – похвалил его наставник.– Только это каждый день надо делать, чтобы навык появился. Уяснил?
– Уяснил. Но братья намного сильнее меня.
– Я тебе говорю, что дело не в силе, а в быстроте и ловкости, тетеря! Пёс твой огромный, а если начнём драться, верх будет за мной! Потому что я быстрее, ловчее и умнее!
– Как же! – обиженно рявкнул Буян, принимая вызов. – Давай поборемся, посмотрим, кто кого!
– Давай, лохматый валенок! – Белоус начал выгибать спину и топорщить усы.
Но ссора не успела перерасти в потасовку, даже Ваня не успел слово вставить, остудить друзей: по поляне пронеслась словно чёрная молния, жалобно взвизгнул Буян, кот порскнул парню на плечи и замер, встопорщившись. Спустя миг Иван и Белоус увидели огромного чёрного волка с красной пастью, который прижал к земле могучей лапой Буяна, по сравнению с ним казавшимся малым щенком.
– Волк-батюшка, – заговорил, чуть опомнившись, Ваня. – Будь милостив, отпусти мою собачку! Ты повелитель леса и всякой лесной живности, мы в твои угодья вошли, никакого зла не причинили, ни единой малой пташки не убили! Молю тебя, отпусти моего друга верного! – низко поклонился страшилищу и стал ждать ответа.
– Друг верный, говоришь? – глухо, как из бочки, прорычал волк. – За друга верного и жизнь свою не жаль положить?
Упало сердце у Вани, но недолго он раздумывал: «Всё едино судьба моя несчастная, никому не нужная. Чему быть, того не миновать!»
– Не жаль, – шагнул вперёд, к чудищу ближе. – Отпусти Буяна, – слюну сухую сглотнул и руки повесил.
– Вон ты какой! – медленно сказал волк, с уважением глядя на Ивана. – Ради щенёнка безмозглого (тут Буян совсем было вознамерился тявкнуть в знак протеста, но всё же сдержался) себя не пожалеешь? Ведь не человек он, не сородич твой – пся кровь!
– Другом не только сородич может быть, – возразил Ваня. – Мы с Буянкой не один пуд соли вместе съели, иной человек ради тебя и сотой доли того не сделает, что пёс верный совершит. Отпусти, – повторил.
Волчище убрал лапу, Буян поднялся, встряхнулся и поплёлся виновато к хозяину, сел рядом с ним, сунул морду в ладонь.
– Был бы у меня такой друг, – тихо прорычал волк, – может, всё иначе повернулось тогда…
– А что случилось с тобой, государь волк? – видя, что съедать его пока не спешат, спросил Ваня.
– Да не волк я, – махнул он лапой. – Волкодлак.
– Оборотень! – промяукал кот, до того тихо сидевший на шее у Вани.
– Да, оборотень. Только не сам я им стал, не по своей воле, обратил меня злой колдун.
– Как же это? – не поверил Ваня. – Может ли такое быть?
– Может, Ваня, может. Собрался я жениться, невеста у меня была – красавица, умница-разумница, Василисушка! Снарядили свадебный поезд да поехали к ней. А того я не знал, что колдун один захотел на нашей гулянке повеселиться. Дружка мой посмеялся над ним и отказал. Колдун затаил злобу да и обратил весь наш поезд в волкодлаков. Сначала мы стаей держались, потом разбежались кто куда. Товарищей моих охотники постреляли, я один остался, – волкодлак вздохнул. – А ты говоришь, верный друг…
– Можно ли беде твоей помочь? – спросил Иван. – Обратно в человека превратить?
– Этого я не ведаю. Если б знал, давно бы в человека обернулся и к Василисушке своей полетел. Не вышла ведь она замуж, Ваня! Я бегал в деревню, смотрел на неё. Плачет, горюет, меня ждёт, потому что не верит, что я погиб…
– Пойдём с нами, волкодлак? – неожиданно предложил парень.
– Куда? – хором спросили все трое животных, но с совершенно разными интонациями: волкодлак с недоумением, кот с возмущением, Буян с опаской.
– Направляюсь я к Белой Змее, царице всех змей, Баба-Яга сказала, что она может мне в беде моей помочь, дать совет. Может быть, она и тебе что посоветует? Попытка, чай, не пытка? Только куда идти, я не знаю, – грустно сказал Ваня. – Яга нам вожатого дала, Белоуса, но он тоже без ведома.
– Белая Змея… – задумчиво проворчал волкодлак.– Она живёт в прекрасной долине и похожа на белое облако?
– Да! – хором сказали Ваня, кот и Буян.
– Тогда я знаю это место! Забирайтесь мне на спину, я вас мигом домчу!
Залез Ваня на зверя, кота за пазуху засунул, пса в охапку схватил, волкодлаку бока ногами сдавил – сидит ни жив ни мёртв.
– Готов ли? – спрашивает волкодлак.
– Готов, – ответил Иван, хоть и страшно ему до смерточки.
Помчался волкодлак: синие леса мимо глаз пропускает, озера хвостом заметает. Ваня не успел дух перевести, как остановился необычный скакун:
– Слезай, приехали!
– Вот он, край света! – с восхищением протянул Иван.
Вокруг, действительно, красота была необычайная: цветы, каких он сроду не видел, огромные, благоуханные, дикие животные ходили и играли, не пуганные человеком, серебряными струями журчал ручей, ниспадавший по живописным камням, создавая водяную завесу, порхали птицы и бабочки, на небе сияло солнце и виднелся лик луны. В центре долины лежало огромное белое облако. Ваня прокашлялся и подошёл поближе:
– Государыня змея, восстань-пробудись, не прогневайся! – голос предательски дрожал.
Он позвал змею второй раз, третий – безрезультатно.
– Ваня, – позвал его кот. – Так ты её не разбудишь. Тебе надо найти то, что ты потерял.
– А что это? – с недоумением спросил парень.
– Про то ты знаешь, не я! – кот пожал мохнатыми плечами.
– В суме посмотри! – тявкнул Буян.
– Чего смотреть-то? Я и так знаю, что в ней – махнул рукой Иван.
– Посмотри! – хором сказали кот, пёс и волкодлак.
Ваня глянул на них, развязал суму и начал в ней рыться:
– Это припасы, это вода, это одёжа, это… – и замолчал. – А это что такое??
Рука его нащупала продолговатую длинную трубочку.
– Дудочка моя! – воскликнул он и вытащил дудочку из ракиты. – Как же так? Её Андрей сломал!
– А ты? – спросил волкодлак.
– А я щепки подобрал, в узелок связал, да и забыл!
– Вот и нашёл то, что потерял! – воскликнул Белоус.
– Ваня, играй! – сказали животные хором.
Парень поднёс дудочку к губам и заиграл нежную, грустную мелодию. При первых же звуках облако дрогнуло, шевельнулось, и перед путниками медленно выросла исполинская белая змея с золотыми глазами.
– Кто вы такие, что поссссмели мой покой нарушить?! – грозно прошипела она.
– Это я, Матушка Змея, Иван-Бедован, пришёл у тебя совета просить! – отчаянно воскликнул парень.
– Ссссмертный?! – раздвоенный язык пробежал по узким губам. – Погибели ищеешшшь?
– Нет, царица всех змей, ты воплощение вещей силы и мудрости, не прогневайся! Дай совет, как мне судьбу свою изменить!
– Человечишшшко! – прошипела Змея, медленно опустила плоскую голову к замершему парню и внимательно посмотрела ему в глаза узкими вертикальными зрачками.
– Иван-Бедован, говоришшшь?
– Да, Матушка Змея.
– Давно у меня совета никто не спрашивал, давно. Забыл про меня род человеческий. Спасибо, ты пришёл, песенкой потешил, – Змея неторопливо распрямилась. – Доля и Недоля, небесные пряхи, прядут нити судьбы. Тебе, смертный, надо перевязать свою нить от Недоли к Доле, – сказав это, Змея стала медленно опускаться.
– Матушка Белая Змея, – торопливо воскликнул парень. – А где искать их??
– На краю света, где небо сходится с землёй, – продолжала оседать Змея.
– То есть туточки?
– Да…
– Матушка Белая Змея! – крикнул Иван.
– Ну, что ещё? – уже недовольно прошипела она.
– Как волкодлаку человеком стать? Его колдун обратил!
– Накорми его освящённой или благословлённой едой, и он вновь человеком станет. А сейчас поиграй мне, смертный Иван, устала я… – Змея улеглась, скрутившись в большой белый клубок.
Ваня выполнил просьбу царицы змей, сыграл ей мелодию напевную, колыбельную.
– Спасибо тебе, дудочка милая! – сказал радостно. – Теперь надо Долю и Недолю найти, ещё одна задача!
– Не надо их искать, я знаю, где они, – заявил волкодлак.
– Знаешь?? – не поверил парень.
– Ну, вернее, слышу, – смутился зверь. – Они прядут нити, а я слышу, как веретёна жужжат. Иди за мной, Ваня!
Привёл волкодлак парня к самому краю неба и земли, а там две сестры из кудели нити прядут. Всё-то у них одинаковое: веретёна, прялки, пряжа – только у одной течёт нить тонкая, гладкая, золотая, а у другой из-под пальцев выходит кудлатая, корявая, непрочная. Первая сестра – красавица, опрятная, улыбчивая, добрая, вторая же – неряха, угрюмая и ленивая. А нитей тянется с их веретён великое множество, тысячи тысяч!
– Как же я свою найду? – расстроился парень.– Вон их сколько, и не сосчитать! Ох, матушка родимая, видно, ничего у меня не получится, крепко Недоля повязала твоего сына, стреножила по ногам и рукам…
Вздохнул Иван, непрошеную слезу утёр кулаком:
– Ну, хоть узнали, как тебе помочь, волкодлак. Не зазря ты нас сюда принёс.
– Ваня, смотри! – волк мотнул головой. – Кто это??
Перед ними плыл зыбкий женский силуэт, в котором парень узнал свою мать.
– Эх, Ванюша, что ж ты робкий у меня какой? – покачала она головой. – Верно тебе Белоус говорит: побойчее надо быть, посмелее! Смотри, вот твоя нить! – указала пальцем.
Ваня пригляделся: и действительно, это его судьба, корявая, нескладная, невзрачная! Всё рассмотрел, каждое событие, каждый свой поступок.
– И как я мог не узнать? – удивился. – Мою нить ни с чьей другой и спутать нельзя! Вот я дурак! – даже засмеялся от радости. – Матушка, спасибо тебе! – но силуэт уже растаял, как дым.
– Теперь надо придумать, как Долю и Недолю отвлечь, не разрешат ведь они мне просто-запросто судьбу свою изменить!
– Это мы тебе поможем, Ваня, – заявили Буян и Белоус. – Мы у них нити перепутаем, а пока они их распутывать будут – тебе и карты в руки!
– Я за Долю возьмусь, – сказал Буян.
– А я Недоле мешать буду! – добавил Белоус. – Ты только не зевай, Ваня! Помни: нырок, кувырок, удар…
– Аплодисменты, – подытожил Иван. – Ладушки, вперёд, друзья!
Всё удалось друзьям: кот и пёс бегали, как дурные, нити путали, сёстры за голову хватались, бежали то в одну сторону, то в другую, Ваня времени даром не терял, мигом нить свою корявую от веретена Недоли отцепил, к веретену Доли привязал. Волкодлак за кустами прятался, переживал.
Запыхались все: и человек, и животные, и небесные пряхи – но, наконец, порядок был восстановлен, воцарились тишина и покой, прерываемые жужжанием веретена.
– Что теперь? – спросил волкодлак.
– Теперь домой! Тебя выручать, себе помогать! Белоус, ты с нами или к Яге направишься?
– Я с вами, – мяукнул кот. – Очень уж любопытно, чем дело закончится!
Сели на волкодлака и помчались, как вихрь небесный, и даже быстрее. Только леса, реки да поля внизу мелькали и ветер в ушах свистел. В мгновение ока домчались до Ваниного дома.
– Ваня, помни: побеждает тот, кто быстрее да умнее! – строго сказал Белоус.
– И ловчее! – тявкнул пёс.
– Иди уже, – поддакнул волкодлак.
Иван выдохнул, на друзей оглянулся, ворота открыл и ступил на родимый двор. Ничего не изменилось, всё было таким, как и прежде. Он рот открыл братьев позвать, как из хлева вышла Настя с полным ведёрком парного молока.
– Ванечка! – взвизгнула от радости, руками всплеснула, подбежала, на грудь кинулась. – Живой, целёхонький!
– Живой, Настенька! Ничего со мной не сделалось!
– А судьбу свою поменял? – жадно спросила она.
– Поменял, сестрица, на самом краю света был, у Белой Змеи совета спрашивал, нить свою от Недоли к Доле перевязывал.
– Ой, как интересно! – девушка прижала ладони к щекам. – Потом всё-всё расскажешь, а я побегла, некогда мне, дел много. Невестка старшая, Марфа, ух, какая злющая! – тихонько сказала она. – Ты, Ванечка, пока в избу заходи, за стол садись, я тебя сейчас накормлю! – повернулась убежать, но Ваня её за руку поймал:
– Настя, погоди, нет ли в доме еды какой освящённой или благословлённой? Хоть кусочек маленький?
– Кулич вроде с Пасхи остался, а зачем тебе? – удивилась Настя.
– Не мне, другу моему, из беды его вызволить!
– Поняла, сейчас принесу!
Да не успела Настенька уйти – на крыльцо вышла Марфа, увидела их и как начала кричать-верещать:
– Люди добрые, да что ж это творится?! Не успел прощелыга домой вернуться, под отчий кров ступить, как тут же с женой брата миловаться начал! Ах ты, дрянь, змеюка подколодная, иди в дом! – это она Насте крикнула.
Настенька руку у Вани вырвала, всхлипнула и побежала в избу.
– А ты, душа пропащая, что ж ты обратно-то явился, гляделки свои бесстыжие выпучил?? Ни зверь лесной, ни человек лихой на тебя не позарился! Чёрт бы твою душу прибрал, всем легче бы стало!
На вопли жены Андрей выскочил, а с ним и Гордей рядом. На Ивана уставились с удивлением.
– Гля-ко, Гордей, явился не запылился! И суму краденую приволок! – хмыкнул Андрей.
– Ну, получишь ты у меня, будешь знать, как с моей женой якшаться! – с угрозой сказал Гордей и пошёл к Ване.
Тот суму с плеча скинул и стоял твёрдо.
– Ах ты, щень подзаборная! – замахнулся Гордей и… неожиданно оказался на земле ничком.
Удивился, взметнулся, набросился на Ивана и… получил по первое число. Упал на колени, за живот схватился, жалобно крикнул:
– Андрей!
А тот уж, как бык разъярённый, к Ивану побежал, злоба ему глаза застит, думать не даёт. Ну, Ваня силушку его богатырскую в забор и направил. Приложился брат головушкой крепко, охнул, на землю сполз. Сидит, на Ивана смотрит, недоумевает. Андрей рядом охает.
– Ну, вот что, братья мои разлюбезные! И ты, невестка старшая! – строго сказал Иван.
А Марфа в крыльцо вжалась, побелела вся, дрожит и молчит, слава Богу.
– Руки распускать вам никто воли не давал! Только посмейте малого да слабого тронуть – мигом головы поотрываю, уяснили?! – грозно на братьев надвинулся, а они как будто даже ростом меньше стали. – Не слышу! – ещё грозней сказал.
– Уяснили, братец, уяснили! – проохали братья.
– Ты! – к Гордею повернулся. – Настю не смей обижать! Жена она тебе верная, любит тебя, а ты, дурак, счастья своего не понимаешь! Узнаю, что жену обидел, руки узлом завяжу, вовек не развяжешь!
