Светлана Каныгина
Тени в барсучьей норе
Вопреки тревожному дню и всем своим опасениям, Дмитрий и Марта спали спокойно. Ночь в лесном поселении оказалась безмятежной, а дом, приютивший их на ночлег, тихим и тёплым.
Утром, разбуженная хриплым пением петуха, Марта открыла глаза. Первым, что она увидела, было окно, занавешенное прозрачной занавесью и царящий за нею предрассветный полумрак, уже по-настоящему осенний и тоскливый. Не желая шевелиться, чтобы не спугнуть ещё не покинувший её тело сон, женщина остановила взгляд на тонкой струйке воды, стекающей с оконного навеса и, убаюкивая себя мыслями о возможности никуда не торопиться, закрыла глаза. Засыпать в комнате наполненной тишиной и мерным постукиванием стрелок часов, было одним из тех желанных благ, которое Марта, вынужденная вести хозяйство, не видела с детских лет. Здесь же, в отсутствие фермерских забот, ей не нужно было подниматься засветло и она, зная это, всем своим существом отдалась власти сладкой дремоты и теплой постели. Однако, спустя мгновение после того, как мысли толстушки окутала сонная поволока, до её слуха неожиданно донесся еле заметный шорох, похожий на тихую мышиную возню. Марта снова открыла глаза, но по-прежнему не двигалась, надеясь расслышать откуда исходит звук, чтобы без промаха запустить туда чем-нибудь. Шорох прозвучал настойчивей, и толстушка, резким движением откинув одеяло, схватила с пола туфлю, замахнулась ею, но вдруг, замерла на месте. В углу комнаты, у стула, где была сложена одежда супругов, повернувшись спиной к кровати, стояла женщина. Стараясь остаться незамеченной, она медленно перебирала вещь за вещью и ощупывала каждую из них, словно что-то искала, но почувствовав, что оказалась застигнутой врасплох, остановилась и замерла без движения.
– Прочь отсюда!– попыталась крикнуть толстушка, однако голос её, перехваченный страхом, прозвучал хрипло и тихо.
Женщина вздрогнула и обернулась. Облаченная в ночную сорочку, босая и растрепанная перед Мартой была Анна. Она смотрела на толстушку всего мгновение, ссутулившись, точно ожидая удара, но потом вдруг бросилась к двери и выбежала из комнаты.
В первую минуту после произошедшего, Марта не могла пошевелиться. От завладевшего её телом волнения толстушка дышала часто, будто захлёбываясь воздухом, и сотрясалась всем телом. Мысли с шумом и вспышками неясных картин метались в её голове, а в ушах что-то назойливо и оглушительно пищало. Не сводя глаз с открытой двери, испуганная женщина продолжала сидеть на кровати, стараясь совладать со своим страхом и прийти в чувства. Когда же ей это удалось, она вдруг расплакалась и бросилась расталкивать спящего мужа.
Проснувшись, Дмитрий не сразу разобрал, о чём жена пыталась ему сказать. Толстушка говорила путано, рыдала и срывалась на крик, и прежде, чем старик смог понять, что произошло, ей пришлось не один раз повторить свой рассказ. Осознав случившееся, Дмитрий торопливо поднялся с кровати и запер дверь. Это напугало Марту ещё больше. Она почувствовала себя в ловушке и потребовала от мужа немедленно готовить повозку, чтобы поскорее уехать из злосчастного дома. Но, старик призвал её успокоиться и не спешить совершать глупости. История с воровкой взволновала Дмитрия ничуть не меньше, однако, в свете произошедшего, отъезд из Норы Барсука виделся ему совсем непростым. Уже не только Эльза и Анна вызывали у старика подозрение. Теперь каждый из обитателей дома мог оказаться двуликим лжецом и потому, опасаясь попасть в ещё большую беду, Марта и Дмитрий решили не затевать скандала, а уйти с миром, полностью оплатив оказанные им услуги. Но они не знали главного: нашла ли Анна то, что искала? Едва подумав об этом, толстушка кинулась к лежащим на стуле вещам. Трепеща от волнения, она отбрасывала в сторону одну юбку за другой, пока вдруг не нашла среди них свою сумку. Дрожащими руками она расстегнула её замок, но заглянув внутрь, облегченно выдохнула и заулыбалась. Свёрток с деньгами и бумаги о наследовании были на месте. Воровка не успела их найти.
Дмитрий и Марта поняли, что отделались лишь малым испугом. Собрав вещи и, договорившись вести себя так, словно ничего не случилось, супруги вышли из комнаты. Они тихо заперли дверь, прошли по узкому коридору второго этажа и спустились по лестнице в гостиную. Лора уже была там. Она стояла посреди комнаты, держа в руках одну из деревянных статуэток и, натирая её тряпкой, задумчиво смотрела в окно. Услышав движение за спиной, женщина обернулась. Её лицо казалось уставшим и заплаканным, но в тоже время, оно выражало такую холодность, что Марта не смогла удержать на нём взгляд и отвела глаза в сторону.
– Уже уезжаете?– спросила Лора, поставив статуэтку на полку.
– Да, отправимся пораньше,– стараясь сохранять в голосе непринуждённость, ответил Дмитрий.
Марта торопливо положила на стол деньги и, придвинув их в сторону хозяйки, сказала:
– Мы очень признательны, что вы не оставили нас на улице, и надеемся, что эта оплата в полной мере выскажет нашу благодарность.
– Была рада принять вас,– пересчитав деньги, учтиво ответила Лора и направилась к лестнице,– Позову Александра. Пусть приготовит повозку к отъезду.
Но Дмитрий остановил её.
– Не тревожьте мужа,– сказал он,– Пусть отдыхает. Это дело не составит мне труда.
Сказав это, старик с улыбкой поклонился и заторопился к выходу. Марта тоже откланялась, но пошла к двери нарочито медленно, сделав вид, будто совсем не спешит покидать дом, а как только переступила его порог, сразу же устремилась следом за мужем. Однако, не сделав и трёх шагов, она вдруг остановилась и замерла рядом с подпирающим навес столбом.
На скамье возле входа в постройку для лошадей толстушка заметила Эльзу. Девушка выглядела глубоко подавленной и совсем не замечала мелко накрапывающего холодного дождя. Глядя на свои руки, она медленно перебирала складки вымокшего платья и то с плеском опускала носок туфли в лужу под ногами, то снова поднимала его. Растрёпанные волосы, по-видимому так и не прибранные с вечера, свисали на её лицо тонкими завившимися от влаги кудрями, и от того девушка казалась ещё более опечаленной и несчастной.
Эта картина тронула Марту. Ей, ещё совсем недавно считавшей Эльзу порождением зла и коварства, отчего – то вдруг, стало жаль девушку. Толстушка неожиданно увидела её совершенно другой – кроткой и по-детски нескладной. От вчерашней бравурности и гордыни Эльзы не осталось и следа. Лишённая этих отталкивающих черт, не произнеся ни слова оправдания, она одним лишь своим видом освободилась от всех обвинений, которые Марта так яростно навесила на неё в вечернем разговоре с мужем. В каждом изгибе тела девушки, в удрученно опущенных плечах, покрасневших от холода пальцах и вымокшем платье, читались такая слабость и беззащитность, что всякий проступок, совершенный ею когда – либо, теперь имел объяснение. Судьба нежеланного ребёнка, одиночество и бессилие, сиротство и невозможность вырваться из загнивающего от своей ненужности лесного посёлка – всё это беззвучно кричало о себе, вырываясь из образа сидящей под дождём понуренной Эльзы.
Задумавшись, Марта шмыгнула носом, и девушка, услышав её, подняла голову. Она посмотрела на толстушку несколько отсутствующе, вскользь, точно всё ещё была в своих мыслях и не замечала её. Но вдруг, взгляд Эльзы наполнился осмысленностью и она, улыбнувшись, спросила:
– Уезжаете?
Женщина улыбнулась в ответ.
– Уже пора,– ответила она.
Неожиданно, девушка подскочила с места и, торопливо пройдя мимо Марты, вошла в дом. Проводив её долгим взглядом, толстушка пожала плечами. Она уже не удивлялась странностям этой семьи и хотела только одного – поскорее уехать из Норы Барсука, навсегда забыв дорогу обратно.
К счастью, Дмитрий уже выводил лошадей и через минуту, повозка была за воротами, готовая увезти пожилых супругов прочь от постоялого двора и его обитателей. Усадив жену на её привычном месте, среди мягких узлов с постельным бельём и одеждой, старик забрался на скрепу; встряхнув вожжами, свистнул лошадям, и повозка тронулась. Марта бросила прощальный взгляд на окна дома, глубоко вздохнула и уже хотела просить Дмитрия поторопить лошадей, как вдруг снова увидела Эльзу. Девушка выбежала из дверей дома и бросилась догнать уезжающую повозку.
– Стойте!– крикнула она, махнув рукой,– Подождите!
Дмитрий остановил лошадей. Скользя по грязи, Эльза подбежала к повозке, поднялась на приступок и сунула в руки толстушки свёрток, обёрнутый кухонной салфеткой.
– Прошу вас, не отказывайтесь. Это еда в дорогу,– сказала она, прижимая к свёртку руки Марты, а затем, неожиданно прильнула к ней и, крепко обняв, добавила,– Спасибо, что остановились у нас.
Толстушка смущённо улыбнулась. Не зная, что ответить, она просто поблагодарила Эльзу, и повозка снова покатилась вперёд. А девушка осталась позади и ещё долго стояла, посреди размытой дождём дороги, глядя вслед покидающим посёлок случайным гостям. С каждой минутой фигура её всё удалялась, становилась меньше, и скоро совсем исчезла из вида.
Оставив посёлок, повозка пожилой четы вновь въехала в лес. Отдохнувшие за ночь лошади уверенно тянули свой груз по лесной дороге и теперь шли не останавливаясь. Марта и Дмитрий молчали. С момента отъезда они не сказали друг другу ни слова, сидели задумчивые и угрюмые.
Всё это время, не выпуская из рук свёрток, толстушка размышляла о случившемся. Она вспоминала лица хозяев дома, их голоса, нелепые коряги на полках, руки Анны, кошачье чучело, слёзы, застывшие в холодном взгляде Лоры, и сидящую под дождём Эльзу. Возвращаясь к событиям вчерашнего дня, Марта не понимала, где могла обмануться и почему не разглядела истины. Путаница, хитро связавшая между собой праведность и порок сестёр; недосказанность, спрятанная между словами Лоры; сам дом, собравший под своей крышей несочетаемые предметы и несовместимых людей – всё это, будто нарочно было сплетено неясностями так, что разобраться в них оказалось для женщины непосильной задачей. Лишь ещё больше сбиваясь с мыслей, Марта недоуменно приподнимала брови и разводила руками, но так и не находила для себя ответов.
