Светлана Дильдина
Кто поверит эху? Часть 1. Возвращение
Глава 2
В переулке, ведущем к воротам, раздавались далекие звуки флейты – у кого-то был праздник, а может, просто играли из любви к музыке. Кэраи захотелось, чтобы флейтист замолчал – слишком тяжело было слушать мелодию перед грозой, даже краем уха, проезжая по улице. Словно исполняя пожелание, музыкант прервал игру.
Кэраи усмехнулся невесело; к дому подъехали в тишине – даже цокот копыт терялся в плотном тяжелом воздухе. Охрана у ворот приветствовала восторженно, кажется, искренне. Спешился, бросив поводья сопровождавшему слуге. Глянул на окна – большинство их светились, хотя еще не стемнело толком – не вечер, сумерки. И фонарики горели, оранжевые и желтые, над воротами и под крышей. Одуряющее пахли жасминовые кусты, рассаженные у обочины. Все бы хорошо, если бы не гроза, никак не желающая придти, и тревожная тяжесть на сердце.
Навстречу высыпали слуги, некоторых он узнал, еще кого-то наверняка раньше встречал, но не помнил. Прошел мимо, кивком отвечая на приветствия. Совсем забыл, насколько же тут проще жизнь. В Столице у людей их ранга слуг было бы в десять раз больше, и они бы выстроились соответственно, а не как придется. И одеты вразнобой, и не в цвета семейства Таэна, хотя ведь ждали хозяина.
Он приехал в дом, в котором раньше почти не жил. Дом этот достался в наследство от дяди по линии матери, небольшой и аккуратный, будто резная шкатулка. Из розоватого известняка, с забором, скрытым за переплетением плюща и дикого винограда, он отличался ото всех других в Осорэи своей красотой. Генерал Тагари Таэна, правда, считал, что отделки резьбой по камню, мозаики из перламутра и кости могло бы и поменьше быть, но держал мнение при себе: чужое жилье не обсуждают.
«Тебе, столичному жителю, он подойдет больше, чем мне», – писал он, когда стало ясно – младший точно решил покинуть двор.
Больше всего генерал походил на помесь медведя и росомахи – коренастый, неуклюжий с виду, но удивительно быстрый в бою. Ему едва исполнилось тридцать восемь, но выглядел он лет на десять старше. Темная кожа, правильные, но грубые черты – будто мастер собирался вырезать маску для устрашения врагов, но передумал и придал ей облик более человеческий.
О нем не слагали легенд, как о древних воителях – не было сейчас таких войн на землях Солнечной Птицы. Но все в провинции знают, как однажды солдаты Мэнго попытались захватить Черностенную, и Тагари с небольшим отрядом успел вовремя, откинул намного превосходящих силой налетчиков обратно за горный хребет. Все эти несколько дней шел проливной дождь, и говорили потом – это слезы рухэй-неудачников.
И нападать на деревни, если генерал был даже в дневном переходе от них, соседи-разбойники не рисковали. Если и не успевал прийти вовремя, всегда настигал. И по ту, и по другую сторону гор говорили, что ему помогает само Небо.
В другие годы, в другую эпоху он был бы опорой трона, мечом, завоевавшим для Благословенного новые земли. Но увы, само имя их Дома было сейчас для Столицы напоминанием, что не так уж всесильна единая власть в стране.
Все детство и юность Кэраи провел под родительской крышей, рядом с братом, а сейчас, возвратившись на родину, прежнее место занять не мог. Слишком многое изменилось… Он хотел переехать в «шкатулку» еще когда в дом брата вошла госпожа Истэ, но вскоре блеск Столицы перечеркнул эти планы.
Так или иначе, теперь его дом здесь.
С порога ощутил аромат обволакивающий, теплый, дурманяще пряный, слегка терпкий… смолы, отгоняющие злых духов. А вот и развернутые свитки с заклинаниями-благословениями и травы на стенах. Улыбнувшись знакомым с детства суевериям, пошел дальше, осматривать свое новое полузабытое владение.
…А окна здесь меньше, чем в его столичном жилище. Оно и понятно, там далеко не такие суровые зимы, снега столько, что и мышь не укроет.
…И занавесей куда меньше – не лишь бы похвастаться богатством и умением подбирать ткани в тон. В северной простоте есть своя красота и смысл.
Все хорошо, но чего-то не хватает. Ощущения родного места, что ли? Здесь он, пока не умерли дядя с тетей, всегда был только гостем, хоть и желанным. Придется как следует постараться, чтобы переделать это жилье под себя.
Управляющий, человек неопределенных лет, с сонным лицом и запавшими злыми глазами, был ему немного знаком. Его репутация считалась хорошей, и Кэраи оставил его в прежней должности, поручив доверенному слуге, Ариму подробно объяснить, что от того требуется при новом хозяине. Он также обронил, что жестокого отношения к слугам не любит – за управляющим такое водилось.
– Но как же держать их в повиновении? – заикнулся было тот.
– Как-нибудь разберетесь, но я не хочу страха в собственном доме.
Чуть позже – случайно, не ему слова предназначались – в очередной раз услышал имя человека, подобранного его братом. «Только один способен управляться с низкородными словом, не силой…»
Что ж, когда в открытую говорят – это хорошо, все быстро становится ясным.
Чуть отдохнув и переодевшись, он направился к брату.
Дом генерала Тагари Таэны в Осорэи, столице провинции Хинаи, выглядел мощным деревом среди подлеска. Ценителя прекрасного он бы не поразил – приземистый, в виде угловатой подковы. Широкие ступени из потемневшего от времени дуба вели ко главному входу. Они остались еще с тех времен, когда основное здание тоже было целиком из дерева – но пожар уничтожил его почти подчистую. В пламени погиб один из предков Таэны. Под ступенями нашли сверток – браслет с алмазом чистейшей воды. На эти деньги дом был отстроен заново, а крыльцо сохранили из благодарности.
Дом, родной дом… теперь принадлежит не ему. Старинный платан все еще на месте, хоть одна ветвь сохнет, и ставни так же раскрашены в красный и синий. В Столице подобное сочетание сочли бы кричащим…
Здесь они вместе росли. В детстве братья не особо дружили, но, когда Кэраи сравнялось десять, старший неожиданно понял, что бессмысленное дитя в доме не так уж бессмысленно. Во всяком случае, каверзы младший устраивать очень даже умел, да и соображал едва ли не быстрее. Тагари в обход наставника взялся учить его боевым искусствам.
Настоящий учитель, конечно, тоже был, но и с ним не заладилось. Воина из младшего так и не вышло, хотя продержаться против среднего противника, пожалуй, он сумеет даже сейчас. В Столице молодежь нередко развлекается учебными боями, и он сохранил кое-какие навыки.
Осорэи… когда-то здесь шли бои настоящие. Войска захватчиков с севера доходили лишь до Срединной, через реку они переправиться не смогли. Но город видел войны куда худшие, когда один полководец идет на другого, и оба – сыновья этой самой страны. В последней такой битве военачальник из рода Таэна победил Нэйта, и те дали клятву верности. Давно это было…
Туча наконец надумала разродиться дождем – после нескольких раскатов грома ливень хлынул на город и окрестности, прибивая к земле не только траву, но и молодую поросль кустарника и деревьев. Гроза бушевала недолго, словно всю силу потратила на предупреждение. Но братьям, которые встретились после долгой разлуки, было не до разгула стихии.
Тагари вроде бы не переменился, хотя что-то было не так, что-то неуловимое. Это после истории с Истэ он сразу потемнел и даже постарел, но уже в прошлый визит Кэраи его лицо порой освещала скупая улыбка. А смеяться толком старший никогда не умел.
– Наконец-то! Я думал, твой корабль потопили обманутые мужья.
– Всего лишь мелкие завистники, но я добрался пешком…
Братья обнялись. Они не слишком походили друг на друга, как и дома их – младший и заметно легче был, и ростом пониже. Разве что очертания скул, подбородка один к одному – резче, нежели у многих в Хинаи.
– Надо же, твое любимое кресло по-прежнему здесь… Помню эту трещину; удар у тебя знатный, я тогда думал, сломаешь.
– Сейчас мне все чаще хочется сделать что-то подобное.
Что-то было не так, и Кэраи не сразу осознал, что. Не брат изменился – он сам.
Со своей силой и жесткостью, но при этом прямотой и наивностью Тагари показался ему жителем давно ушедших веков. И одежда Тагари была из шерсти и льна, не из ставшего привычным глазу шелка. Сам такой же простой и бесхитростный. Холодком пришло ощущение – найдется ли сейчас место для подобных людей – даже здесь, в диких горах?
Столица повсюду запускает тонкие, холеные щупальца – плети вьюнка. Но они лишь выглядят слабыми, нежными – у них мертвая хватка, а сок ядовит.
Времена исполинов миновали, сейчас таковые были бы только смешны.
Что же, понятно было – враждующие мелкие князья догрызают сами себя, ушла не только «эпоха героев», но и свободных княжеств скоро не станет. Неизбежно это, но грустно – за жарким летом следует осенний распад с ее утонченной красотой умирания. А потом все укроет белизна снега. А потом родится весна единой страны.
А крестьяне и знать не знают о помыслах Солнечного, рассказывают байки о нечисти: им все равно, что набеги северных шаек, что горные призраки и оборотни, пьющие души и жизни. Ну нет… лучше уж призраки, от них помогают молитвы и обереги, если верить сказкам. А против рухэйи с боевым топориком вряд ли поможет молитва… как и против указа с печатью Птицы.
– Так твои дела?
– Могли быть и лучше, – кривоватая улыбка тронула рот Тагари.
– А как сын?
– Более-менее. Наставники понемногу с ним занимаются. На днях даже просил научить его ездить верхом.
– Не хочешь подобрать ему смирную лошадку?
– Только этого не хватало. Попробуй, это вино из местной сливы, в Столице такого нет.
– О Столице мне есть, что сказать, но сперва расскажи, как тут наши заклятые друзья на границе……
Вот уже два десятка лет приграничные племена рухэй не воевали ни с кем, кроме кочевых соседей с востока. Но с теми воевать бесполезно – налетели и ускакали обратно, а в степь, что раскинулась далеко на юг, к морю, рухэй заходить опасались. Они привыкли к горам и равнинным плато.
Правил рухэй старый толон, ему уже за семьдесят, но воля железная; куча сыновей никак не дождутся возможности заявить о праве на титул. Им сейчас позарез нужна эта война – чтобы снискать благосклонность в глазах отца.
Виднейших их полководец – Мэнго, родич правителя. А его племянник, У-Шен, правителю внук. Второй опаснейший военачальник, хоть и довольно молод еще, около тридцати.
У северо-восточных границ Золотой Птицы сейчас бродят два волка, старый и молодой. Старший, смирившийся было с мыслью о невозможности напасть и победить, снова рвется в бой, его подстегивает тщеславие и ярость племянника.
Кэраи не мог видеть его самого, но видел портрет, набросанный кем-то по памяти – голова, слишком большая для поджарого тела, лицо, рассеченное шрамом, крупный совиный нос. Наверное, в бою этот Мэнго внушает ужас. А племянник, по слухам, довольно красив, и отличный наездник. Лошадки рухэй похожи на хэвен, маленькие, горбоносые, злые…
В детстве про недобрых соседей рассказывали много. Потом, после отъезда, все забылось в мирных срединных землях. А тут по-прежнему говорят, пугают детей не только нечистью. Лет восемьдесят назад граница была залита кровью, соседи разрушили горную крепость и почти дошли до среднего течения Золотой реки. Они убивали не только мужчин, женщин и детей тоже, не забирали с собой. До сих пор в верховьях реки стоят узкие камни, отмеченные красной полосой сбоку. Память о местах самой страшной резни…
– Рухэй всегда искали способ побольнее ужалить нас. А сейчас чуют, подлецы – у нас мало сил, – произнес генерал. Он стоял возле открытого окна, смотрел, как редкие капли, остатки грозы, бьют по листьям жасмина.
– Ужалить? Скорее уж отхватить кусок. И не вижу, что может им помешать. И, если на то пошло, желающих помешать особо не вижу тоже.
– Не уподобляйся столичным щеголям. Они и в седле не умеют держаться, а мнят о себе! Нам выпала большая честь – охранять этот рубеж.
– Смотри шире на вещи. Никакая это не честь – затыкать своим телом дыру, которая все равно расползется, – в сердцах сказал Кэраи.
Тагари глянул на него, как на умалишенного.
– Здесь наша родная земля. И больше я ничего не хочу слушать.
– Эту землю Столица скоро проглотит со всеми нами впридачу, если не позаботимся о себе. Я за тем и приехал, чтобы не пострадал наш Дом. Слушай…
Кэраи поставил на низенький столик пустую чашку, расправил в руках свиток с нанесенной на него картой Земель Солнечной птицы; тень скользнула по лицу. Когда-то в юности видел морское чудо – медузу. Вот и сейчас, как наяву; только вместо медузы – страна. В центре ровно, с юга, впрочем, тоже неплохо – а остальные края – колеблются, будто бахрома студенистая.
Старожилам, держащим земли, жаль отдавать власть, и как ее отдашь, и с чего – пришлому? Только потому, что так сверху повелели? Противятся, пусть не в открытую. То есть на севере не в открытую, но запад уже тлеет, вот-вот и вспыхнет пожаром. Поэтому у Хинаи есть еще время… и нет никакой надежды.
Лет пятьдесят назад, окажись на Солнечном троне пара слабых правителей один за другим, объединение страны, наверное, еще можно было остановить. Но сейчас, когда у людей, выросших в тени Золотой Птицы, уже были свои взрослые дети… скорее речной поток повернет в гору.
Нынешнее солнце уступает былому. С оглядкой говорили в Столице – мол, его отец мигом бы всех в один кулак…Но у Солнечного, в конце концов, всегда найдутся умные и сильные советчики… или родственники. Хотя об этом и думать было опасно, мало ли, вдруг проговоришься случайно.
А присоединение окраинных земель – вопрос времени, и недолгого. Где лестью, где страхом, где силой… Одной смены поколений хватит точно. И будут тамошние поэты воспевать не доблести местных владык, а мудрость и величие единого повелителя. И многие, верно, искренне…
Последнюю мысль он высказал вслух, и брат тут же откликнулся:
– То их дела. Не мои.
– С твоей наивностью родиться бы весен двести назад, – пробормотал Кэраи, чувствуя себя неловко. Хоть и весьма тесными некогда были отношения между братьями, хоть и считал себя умней в делах житейских – все же не годится осуждать старшего.
– Ты думаешь, я не вижу? – заговорил генерал. – Это лучшая преграда – скалы, покрытые лесом. Надежный щит, хоть и рассохся, и щели в нем. Но у меня мало людей и денег. Я снова писал в Столицу – мне нужны воины.
– И снова тебе откажут. И еще увеличат налог… Совместно добьетесь того, что крестьяне разбегутся, и никакая земельная стража их не переловит. Пойми наконец, скоро закончится время таких, как мы. А рухэй напоследок попробуют урвать хоть сотню шагов земли, только поэтому у тебя не отняли власть. Пока. Я потому и приехал… оставить тебя не могу.
– Ты забыл то, чем живем мы тут, в глуши. Там, где у вас беда – гнев повелителя, у нас разливы рек, сели и лесные пожары…
– Гнев повелителя легко может дойти и сюда. Повторю, поэтому я и здесь.
– Все настолько плохо?
– Пока еще нет. Но хуже, чем я писал.
Увидев, что брат не понимает, пояснил:
– Хинаи, несмотря на глушь, велика и слишком лакомый кусок для придворных Столицы. Они мечтают о власти – хотя бы на задворках страны, не понимая, каково это – удерживать границу…
– Ты думаешь, уже стоит ждать человека оттуда? – лицо брата почернело.
– Золотому трону пока хватает забот на западе. Удобней предложить твое место другим желающим, родом отсюда. А уж потом… Есть у тебя завистники?
– Есть. Но как?
– Я не знаю, как именно. Ты допустишь оплошность, или тебя подставят, а может, и вовсе убьют, итог один – наш Дом потеряет всё. Затем Столица рассчитается с твоими обидчиками.
– Наш род держал границу долгие годы… – наконец сказал Тагари.
– Да. И просто так чужака здесь не примут. Нужно промежуточное звено, не знаю, кто или что им станет.
– По-твоему, лучше сидеть тихо? – в низком голосе послышался отдаленный рокот, будто на море предвестник шторма.
– Иногда лучше. Только делая все безупречно, можно отсрочить наше падение. А если придется падать, то надо сделать это как кошка, на четыре лапы. Тогда мы выживем – наше честное имя, твой сын. Наша родня. Только так.
Рокот стал ближе:
– Ты это умеешь. Выжидать, склоняться… умеешь ведь, не так ли? Я – нет, и не намерен…
– О, Небо, – пробормотал Кэраи. – Ты полководец, а не придворный. Но, боюсь, в настоящие дни подобные тебе не в чести… Если ты окажешь открытое сопротивление не местным соперникам, а приказу Солнечного, от нашего рода никого не останется.
– Уж лучше так, чем склонить голову и отправиться куда-нибудь в деревню на юг страны, вспоминая, кем были когда-то! Зачем ты здесь вообще? Ты мог остаться.
– Не мог. Это и моя земля.
– И что мне, по-твоему делать? – сказал Тагари, смягчившись, слыша в словах брата подтверждение из семейному единству.
– Делай, что раньше. А пока я здесь, по крайней мере помогу тебе как разобраться с местными – из дворца этого не сделать, так и сдержать столичных – благо, есть связи. Раз уж воин из меня не самый лучший.
– Отличный бы вышел, если бы ты захотел, – взгляд Тагари стал теплее, самую чуточку мечтательным – он, видимо, представлял, как плечом к плечу с братом сражается где-нибудь на заставе. – Ты легче меня, и быстрее. Вместе бы мы…
– Мы и так вместе. И это подводит нас к маленькой заминке. Я писал тебе, что ты совершаешь глупость…
– Энори? – лицо генерала посуровело, ни следа мягкости не осталось. – Знаешь, я говорил о пожарах и сотрясениях гор. Считай что хочешь, но, пока он делает то, что делает, останется здесь.
– Ты легковерен, как последний водонос! – не сдержался Кэраи. – А дела границы?
– Он указывает время и тропы, опасные места. О большем я не намерен советоваться!
– Хорошо уже, что ты так думаешь, – обронил младший брат, скорее смирившись, чем пытаясь уколоть. – Но я уже успел кое-что услышать. То, что о нем говорят…
– Погоди, сам увидишь. И… он единственный, кто способен поддерживать жизнь моего сына. Про это я тебе не писал и в твой приезд велел слугам не говорить.
– О Сущий, я знаю, что ты и к Тайрену его подпустил. Хорош был бы я, упустив такое. Не хмурься, я за тобой не шпионю, но подобные вещи не скроешь. Придется и мне с этим мальчишкой познакомиться получше. И не сердись, если тебе не понравится итог нашего знакомства. Но это после. Нам сейчас, как никогда, нужны союзники… Из верных семей к другим переметнулся кто-нибудь?
– Есть мелюзга, – с неохотой сказал Тагари, словно признаваясь в собственном недосмотре, – Но большинство наши не только на словах, а на деле.
– Дом Нара по-прежнему поддерживает нас?
– Да.
– И дом Иэра? Судьи и владельцы медного рудника, верно?
– Они, по крайней мере, не против нас. Хотя со старшим сыном там плохо. Жаль, был способным парнем.
Отвечая на недоуменный взгляд брата, Тагари коротко пояснил:
– Пьет.
Он расхаживал по комнате, широкими резкими шагами, и, говоря, взмахивал правой рукой, будто помогал себе собраться с мыслями:
– Пока меня нет, делами заправляет моя правая рука, Айю – ты его помнишь. Когда я в городе, в общем-то тоже он – если не считать дел городской и земельной стражи, строительства, ремонта дорог и мостов. Но помощник уже весьма немолод – еще при тебе здоровьем не отличался…
– Я увижусь с ним завтра или днем позже, если не возражаешь. Надо будет о многом побеседовать. Думаю, в чем-то сумею ему помочь. И придется налаживать старые связи, у меня было не слишком много друзей, – Кэраи чуть улыбнулся, – И еще. Твой советник… Я знаю, о нем говорят в народе. Но в высших кругах – его кто-то слушает, кроме тебя?
– В разумных пределах, – на лице старшего брата появилась тень того выражения, которое Кэраи видел с детства, и означало оно "этот ребенок опять несет какую-то чушь". Давно не ребенок, конечно, но выражение осталось.
Только в детстве сказанное в такие моменты вовсе не было чушью.
Пока спорили – сумерки плавно перетекли в ночь; хозяин дома сам зажег комнатный фонарь, не желая звать слуг. Качнул случайно – и колыхнулось пламя. Свет его упал на маленькую золотую гвоздику-застежку, с крохотными рубинами, из тех, что женщины дарят своим возлюбленным.
Брат заметил ее.
– Памятное? – спросил с не то с интересом, не то с подозрением. – Неужто ты наконец…
– Да нет. Ерунда, пустое.
– У Истэ была похожая, – сказал Тагари, теперь с отвращением глянув на безделушку.
– Ее тень все еще не развеялась? – спросив, пожалел о вопросе. Даже в Столицу просочились легенды о верности генерала Таэна умершей жене. Люди очень уж любят такие истории, чего не знают, то сами додумают.
А тот уже читал письма, привезенные из Столицы.
– Лучше б деньги слали, а не бумаги! Но раз велено еще усилить крепости Ожерелья и заставы возле них, я за это возьмусь, хотя они и так хороши. Как раз собирался отдать приказ Энори, вот и познакомлю вас заодно, – сказал Тагари.
Через четверть часа слуги-посланники вернулись, чтобы робко сказать – молодого советника никак не могут найти. В покоях и в саду его нет, но он не собирался покинуть дом…
– Он обязан докладывать, если уходит! Ищите, – велел Тагари, меряя комнату под сочувствующе-насмешливым взглядом брата.
**
В углу горела большая лампа – прямоугольный каркас из темного дерева, грани – полупрозрачная бумага, на которой искусный художник изобразил цветущие абрикосовые ветви – точнее, лепестки и листья, а сами ветки исходили из рамы, резные. Угол комнаты заливал теплый золотистый свет, выхватывая из тени болезненное личико ребенка лет восьми-девяти – некрасивое, с острым подбородком и широким лбом. Мальчик был сложен неплохо, но хрупкость и худоба выдавали его нездоровье еще верней, чем лицо.
Лампу привезли на днях – на севере такие вещи были диковинкой. Энори увидел над дверью продавца птиц подобный фонарь, и захотел точную копию. Но, когда лампа понравилась Тайрену, подарил мальчику.
– У меня будет еще, если нужно, – отвечал он со смехом, глядя на смущение ребенка, который стеснялся брать сделанное для другого.
Свет лампы успокаивал мальчика. Было новолуние… время нечисти и призраков.
И снова трудно дышать…
Он забрался в глубину кровати, сел, прижавшись к стене. Ждал. Дом его отца был весьма обширным, и покои Энори располагались далеко, на другом конце. Мальчик, не покидая комнату, будто видел, как в пустых коридорах горели светильники, раскачивались тени на стенах. Никого… словно вымерли слуги. При новой луне лучше не говорить лишнего, вести себя тихо, и без нужды не покидать кров.
Тонкая рука коснулась маленькой незаточенной сабли, висящей на стене. Мальчик не боялся нечисти, и привык быть один. Ему даже хотелось, чтобы кто-нибудь недобрый появился. Может, доказав свою смелость, он заслужил бы одобрение отца…
Время тянулось и тянулось, порой вдалеке погромыхивали раскаты уходящей грозы, небо озарялось уже неяркими вспышками. Наконец он не услышал – ощутил присутствие кого-то за дверью, в следующий миг она отодвинулась, рука в белом рукаве поднялась, придерживая крашеные деревянные подвески над входом.
– Ты пришел!
– Ты так взволнован… Гроза напугала?
– Нет! Я же не трус! – прозвенело слишком горячо, чтобы быть правдой. – Я ждал тебя… Помнишь? Ведь обещал, что придешь…
– Тише. Думают, что ты спишь.
Гость открыл решетчатое окно – козодой пел в саду, теплый, влажный после грозы воздух ворвался в комнату. Черное небо, и звезд не видно – скрывают тучи.
Юноша дунул на лампу, гася свет.
– Новолуние, – неуверенно пробормотал мальчик. – Должна гореть.
– Боишься? – снова спросил гость.
– Я с тобой ничего не боюсь, – сказал мальчик, прижимаясь к старшему и зарываясь лицом в белый шелк – только он, чуть мерцающий, и был виден в темноте. – Ох… слышишь? Там кто-то ходит за дверью!
– Слуги, проверяют, спишь ли ты. Наверное, ищут меня. Не позовут – побоятся тебя разбудить.
– Тогда будем сидеть тихо-тихо, будто тебя тут нет, – мальчик засмеялся едва различимо. – Вот и ушли, да?
– Да.
Они устроились на краю кровати, и ребенок тут же поднырнул под руку взрослого.
– Знаешь, я запомнил вчерашний сон… мне снилось, что я вырос, и был здоровым и сильным…
– Что бы ты делал тогда?
– Не знаю. Сразу столько много всего… Но мне всего хватает и так.
– А своя лошадь? Ты же любишь лошадей?
– Да, но мне редко позволяют подходить к ним…
– Когда приезжали столичные гости, ты видел иноходцев-йатта, которые бегут, будто скользят по облакам? Говорят, это самые умные кони. У тебя был бы свой.
Тайрену оживился, вскинул голову, вытянулся, будто всматриваясь вдаль и вдыхая иной, пахнущий дикими травами воздух:
– И я бы уезжал по утрам далеко-далеко в поле, с тобой… Или нет, я хотел бы с тобой отправиться к морю. Потому что и ты туда хочешь.
– Верно.
– Но почему не уедешь? Мой отец тебя не пускает? Или из-за меня?
– А ты отпустил бы?
– Я… я бы попросился с тобой. Или ждал…
Он придвинулся еще ближе, прижался:
– Я хочу, чтоб так было… Но больше хочу стать таким, как ты…
– О нет, – юноша рассмеялся, обнимая его. – Лучше будь собой.
Тайрену глянул на дверь – в узкой щели под ней проплыл рыжеватый свет, кто-то прошел с лампой.
– Наставник не хочет учить меня старому письму, говорит, я и так слишком много читаю. Иногда мне кажется, они считают, что мне все это не нужно. Только есть, спать и смотреть в окно.
– Они просто еще не привыкли, что ты уже вырос. Завтра ты получишь согласие наставника. А зачем тебе именно это письмо?
– У отца много старых книг. Когда смотрю на них, кажется, что я там, в прошлом…
– Даже если это трактаты о свойствах трав? – даже не видя лица, мальчик слышал улыбку.
– Но это же древние травы! – Тайрену рассмеялся, неожиданно звонко при его болезненном облике, и тут же прикрыл рот ладонью, метнул взгляд в сторону двери. Но плечи все еще вздрагивали от смеха.
Затем мальчик посерьезнел.
– А на самом деле… я смогу стать здоровым?
– Я постараюсь, – рука скользнула по его голове, легко, едва ощутимо, – Сейчас ты ведь можешь гораздо больше, чем раньше, верно?
– Да. Но если вдруг у меня не получится… Ты не… оставишь меня, если я буду сильно болеть?
– Никогда. Даже если однажды придется покинуть этот дом, я буду приходить к тебе, – что-то странное прозвучало в голосе, с колыбели знакомом, как биение собственного сердца.
– Ты собираешься уйти? – ребенок заволновался. – Если ты вдруг захочешь…
– Тшш… Все хорошо. Я с тобой.
Губы коснулись лба мальчика – невесомо, прохладно.
– А теперь спи.
– Мне почему-то зябко…
– Это молодая луна.
– Помнишь, ты говорил, что она может спускаться с неба и расцветать в пруду… Давно говорил, но я помню. Глупо, что я до сих пор в это верю?
– Нет. Просто ты ближе иному миру, чем к людям. Я позову тебя в сад, посмотреть. Ты увидишь огромный белый цветок, над которым вьются бабочки, сияющие, словно звезды.
– А может, он уже там? – с надеждой спросил мальчик.
– Нет пока. Не бойся, мы его не пропустим. Спи…
Снаружи уже дождался негромкий звук гонга, возвещающий совсем поздний час, когда слуга с поклоном отодвинул занавесь, пропуская в комнату нового человека. Молодой совсем, он напомнил Кэраи сороку черно-белым одеянием. Привыкнув разглядывать столичных щеголей, невольно отметил наряд без единого цветного пятна, не считать же таковым змеящуюся вышивку серебром.
– Доброго вечера, господин, – вежливый поклон; пламя свечей заиграло на серебряной заколке и прозрачных белых камнях.
Кэраи всмотрелся в «советника» брата. С этим тоже придется разбираться. В Столице ему доводилось и самому доводилось видеть шарлатанов, которые вызывали призраков, предсказывали судьбу и собирали деньги с легковерных. Если обман раскрывался, над попавшими в сети глупцами смеялись. Тут не до смеха.
Советник… мальчишка. Сколько ему, двадцать или немногим больше?
Кэраи встретил изучающий взгляд чуть раскосых глаз цвета хвои. Лицо миловидное, чуть острое, черты не слишком типичны для уроженцев Хинаи – будто в парне примесь иной крови, сразу и не понять, чьей.
Он и не скрывает, что из низов, впрочем, при его якобы даре это не имеет никакого значения. И множество простонародья идет к нему, чтобы просить о помощи, хотя большинство не доходит, конечно. Но просящим он помогает. Управляющий говорил, он даже в том доме заступался за провинившихся слуг перед прежним хозяином. Дядя был крутого нрава, и непонятно, как это позволил.
– Где ты был? – Тагари чуть нахмурился.
Не только слуги, но и горожане высокого ранга съеживались невольно, когда гневался генерал.
– У вашего сына.
– Там тебя не нашли!
– Они просто не заходили внутрь, а свет не горел.
Генерал постарался скрыть тревогу – Кэраи заметил это.
– Тайрену, он ведь здоров?
– О да.
– Тогда зачем ты приходил к нему ночью?
– Чтобы он продолжал оставаться здоровым.
Тишина показалась Кэраи чуть более долгой, чем стоило бы.
– Я здесь, – обронил Энори. – Какова будет ваша воля?
– Ты знаешь, что вернулся мой брат. Он займется делами мира, пока я занимаюсь охраной и делами войны.
– Хорошо. Но мира здесь все меньше, – заметил Энори вскользь, и Кэраи отследил тот же изучающий взгляд, что и раньше. А брат был погружен в свои мысли, он раскладывал на столе карту, пальцем очертил круг:
– Есть еще одно дело. Я хочу отстроить заново заставу Анка, вот здесь. Из Столицы передали, что границы велено укрепить, будто я не занимаюсь только этим. Но та застава издавна считалась местом нечистым – люди умирали от мора. Я хочу знать, стоит ли восстанавливать старые стены – или стать восточней? Отстроенная на прежнем месте, застава захлопнет ворота в ущелье! А рядом – только притворит дверь.
– Мне бы стоило побывать там, – сказал Энори, поглядывая на старшего Таэну исподволь.
– Поедешь завтра. Можешь идти, ты свободен…Что-то еще?
– Сегодня мы встретили похоронную процессию… Крестьяне уверены, что в окрестностях Осорэи появилась нежить, – Кэраи заметил, как недовольная морщина прорезала лоб генерала, а юноша спросил: – Это вас не волнует?
– В деревнях любят дрожать от страха!
– Вам известно про тори-ай? Ими становятся самоубийцы, желающие обрести власть и вечную жизнь…
– Не пересказывай мне старушечьи байки!
– Может быть, ваш гонец однажды не доберется до крепости? Тогда скажете – вражеская стрела? А если его голову найдут после в овраге, а тела не отыщут вовсе?
– От меня-то ты чего хочешь?! – не выдержал генерал.
– Ничего… Если вы не верите «байкам», господин Тагари Таэна.
– Ну, довольно.
– На страхе держится многое, вам ли не знать… но никакая сила не сдержит народ, который боится неведомого.
– Хорошо, я направлю туда людей. Они все проверят…
– И отыщут разбойников, это наверняка дело их рук, – сказал Кэраи. Энори промолчал, вновь посмотрев на него очень пристально. Слегка поклонился и вышел.
– Этого я и боялся, – вздохнул Кэраи, когда стихли легкие шаги. – Нежить, проклятые крепости…